Читать книгу: «Разбитая наковальня», страница 3
ЗАНЬ: часть вторая
Зань Стук, дочь Регола Стука, кузнец из города Киррик, разрушила вековой сон Цынных гор. Грохот её молота тянулся от самых вершин и сходил до подножия, пугая жителей шахтёрского городка средь бела дня и ночи гулким, зловещим эхом. В мастерской Зука, вновь обжитой и всячески улучшенной, трудилась пленница горная, не считая дней и не жалея сил. Безымянный страж охранял её покой, всякую тяжёлую работу на себя брал и лишь иногда спрашивал:
– Должно быть, вы устали?..
– Ни в коей мере! – Зань смахнула пот со лба. – Мы почти у цели! Вопрос свой приберегу!
Но ни одна попытка не увенчалась успехом. Среди причудливых форм из стали и золота, складывающихся вокруг Драконьей Гибели, не угадывалось черт той самой души. Мастерица с трудом себе представляла, каким образом вообще можно подчинить колдуново железо: калила она его, била, пыталась обыграть уже готовые фрагменты внутри своих механизмов. Часто бродила мастерица по гранитным тропам, к массивным шестерням средь породы, чтобы разглядеть в наследии Сиим совет какой, что смог бы приблизить её к решению загадки слепого кузнеца. В Зани кололась злоба: на себя, на мир за пределами чёрного города, на судьбу, что поперёк горла встала и истину от мастерицы скрыла. Она слышала насмешки средь ветра, снег морозил её уставшие пальцы, а безвкусная еда, нашедшаяся в складах подземных, лишь неприятно скрипела на зубах.
– Довольно. – Страж поймал руку в замахе и молот отнял. – Вам следует остановиться.
Хватка его была мягка, иначе машинные пальцы сломали бы мастерице запястье. Зань смотрела будто сквозь стража: не чувствовала она ни единой капли смысла в своих деяниях, но не могла покинуть мастерскую.
– Предлагаешь сдаться, железка? – В глазах сверкала ярость.
– Не предлагаю. Но много ль толку повторять десятки раз то, что обречено на провал? Вы пытаетесь не понять – лишь повторить чужую ошибку.
– Не знаю! Я не могу знать, почему не выходит! Что у слепого не вышло, у меня получиться должно! Я, по крайней мере, вижу, что делаю!
Но этого оказалось недостаточно. Не видно было конца её испытанию, и всё чаще стояла Зань на обрыве и смотрела на Регалию с презрением, что разделила с Цынными горами. «Там, внизу, люди не ведают истинных бед, – думала мастерица, скаля зубы. – Взять лишь одну их душу и в металл поместить… Получилось бы?» Она испугалась собственной идеи и отогнала от себя, как прокажённую, но мысли эти всё чаще возвращались и оседали в её голове. Рассудок девушки вот-вот рухнет: дай ему лишь больше бессмысленных попыток обуздать искусство Сиим.
В ночь не спалось. Сомкнув глаза, мастерица видела в черноте подбирающихся к ней призраков. Мёртвый народ толпился возле неё, махал руками, взывал хорами погребённых. «Спустись и отбери», – говорили, шептали, кричали они. Зань лишь зажмурилась ещё сильнее, пока во мраке не пропали даже духи, но продолжила их слышать. Она сжала голову свою, ладонями прикрыв уши, – и в звонкой тишине уснула, дошёптывая проклятия.
Страж явился с первыми лучами солнц. В руках он держал те самые банки с пустой едой, что томилась в подземных складах.
– Был ли Зук ближе к сотворению души, чем я? – спросила Зань латунные доспехи.
Страж вскрыл банку пальцем и протянул мастерице. Та неохотно принялась трапезничать.
– Быть может. По крайней мере, он овладел вилууну, – так в Сиим звалось колдуново железо. – Вы же используете Зука заготовки: лишь обковываете и подгоняете. – Он опустил взгляд на банку. – Может, стоит подогреть?
– Нет, спасибо. Есть вопрос?
«Чего же не хватило мастеру?» – спросила Зань у пустоты внутри себя. Вопрос беззвучно сгинул.
– Да. Скажите мне, Зань Стук, дочь Регола Стука, кузнец из города Киррик, – страж заговорил громче обычного, – что в вашем понимании есть душа?
Мастерица поначалу не поняла солдата.
– Я… – протянула мастерица и задумалась. – Наверное, сестрица моя, Ленна, дала бы точный ответ. Она любит умные слова и… И…
Зани едва хватило сил, чтобы не разреветься. Вовсе позабыла она о своей кровинушке, о сёстрах и старике отце. «Сколько лет прожито в заточении – и ради чего? Сколько съедено этой мерзкой пищи, чтобы прожить ещё один бессмысленный день? Как давно я не видела людей – лишь призраков…»
– Вы не ответили на мой вопрос. – Латунная машина поражала своим терпением.
– Душа – это… – Зань искала в памяти слова отца или сестёр, – что-то, лежащее глубоко в нас. Вещь настолько тонкая, неосязаемая, что глазами не увидишь, ушами не услышишь – только говорить с ней можно, как я с вами. Правда, мы-то говорим по очереди, а душа своенравна, может и не ответить… Вот вы, о великий страж одинокого города, можете назвать имя того, что охраняете?
– Города Сиим не носили имён. Лишь порядковый номер. Каков ваш вопрос?
– И какой же это был город по счёту?
– Шестьсот пятый. Каков ваш вопрос?
– А сколько было?
– Более тысячи. Каков ваш вопрос?
– Тысяча городов – это очень много! Всего континента не хватит, чтобы в себе уместить ваше государство!
– Мы покорили океаны задолго до того, как ваши народы впервые коснулись солёной воды. И были мы везде и всюду. Каков ваш вопрос?
– А откуда вы явились, где родина народа Сиим?
– Отовсюду, везде. Великий Биланх, Единый На Двух Чашах, ответил на мольбы не одного племени, а множества. Народы всех частей света пошли по следу, оставленному через пустоту, пока не воссоединились в Сиим. Каков ваш вопрос?
– Мы собрали часть истории Сиим по осколкам и до сих пор не ведаем вашей полной мощи… – разочарованно пробормотала Зань. – Лишь этот город меж скал до сей поры стоит. А вдруг он тоже исчезнет вместе с вами?
Зань пыталась представить, какая сила могла бы забрать целые города. Та самая пустота, что разрасталась с каждой неудачей, в мгновение скручивает в себе башни и стены, тысячи людей тонут в бесцветной пучине ничего, становясь с ним единым. Страшное чудовище, прошедшее по миру пожрать Сиим, оставило последнюю трапезу свою средь скал. Рассказы о мире вне гранита солдат поначалу слушал холодно, подозревая гостью то во лжи, то в откровенной ереси. Но всё точнее складывалась общая картина мира в пустом доспехе: Сиим пал тысячи лет назад, и защищать предстоит это место до тех пор, пока не настанет и черёд стража.
– Я не боюсь исчезнуть, – признание далось ему легко. – Если я – последний из своего народа, то разделю его судьбу. Каков ваш вопрос?
– Разве не стоит дать бой?
Не брал солдат на размышления и мгновения, а лишь на вопрос вопросом молвил:
– Кому же? Переменам, что кипят у подножия? Молодым умам, что точно шагнут в пустоту? Не отвечайте на эти вопросы. Наши враги мертвы: имён не вспомнят даже их дети. Если не врали вы о мире внешнем, то мне не на кого боле поднять меча. Каков ваш вопрос?
– В вас сейчас говорят и честь, и смирение. Нечастое сочетание, не думаете?
– Мои слова могут мне не принадлежать. Меня создали как часть войны против всякой мерзкой силы, что надвигалась на Сиим. Мы гибли в огне и ветре, в когтях и под клыками. Тело моё пусто, разум – слепок чужого, а душа… – он помолчал немного, – секрет для нас обоих.
– Это точно. – Мастерице оставалось лишь кивнуть. – Сколько всего знал Сиим!
– …Но, – продолжил страж, всё глубже уходя в пыль воспоминаний, – как говорится в одной сиимской пословице: «Как всякую тяжёлую ношу следует облегчить, так и в пустые сумы дать весу». Мы не можем поднять клинка на невинного. Есть ли это честь наша или задумка создателей? Прихоть моя или чужой закон? Ответа нет. Каков ваш вопрос? – он заговорил живо, но устало.
– И вас это вполне устраивает, – заметила мастерица. – И всё-таки я думаю, что это честь. – Она улыбнулась. – Каков ваш вопрос?
– С чего бы вам так думать?
– Вы помогаете тем, кто нуждается. Вы не убили ни меня, ни Зука, хоть мы и не сиимцы. Мы, говоря грубым языком, «захватчики» вашего города. Устроились тут, мастерскую разворошили, разнюхиваем, что да как… И за всё это время меч вы лишь приоткрыли, не спеша его обнажать целиком. Каков ваш вопрос?
– Вы даёте моим действиям чересчур много веса. И дополнительную пищу для размышлений, – добавил он многозначно.
– Зря про захватчиков сказала… – Зань вновь улыбнулась: хоть в кои-то веки жив был её собеседник.
Она протянула стражу пустую банку, содержимое которой неприятно поскрипывало на зубах, напоследок посмотрев на металлическое донышко. Прессованные круги, меж коих ещё оставались остатки неясной розовато-зелёной смеси, что не имела ни вкуса, ни запаха. Сколько её ни грей, ни перемешивай, ни вари – даже солью это пищей не сделаешь.
– Мой вопрос.
– Спрашивайте, страж.
– Душу не увидеть, не услышать, наверное, даже не учуять – это я понял, – солдат латунный пальцы могучие всё загибал, – и взвесить её, значит, тоже нельзя?
– Нет, конечно же. Нет ничего, равного одной душе. Это как пытаться взвесить любовь или ненависть. Каков ваш вопрос?
– То есть душа неосязаема?
– Получается, что так, – мастерица пожала плечами.
– Неосязаема, невидима, не слышна уху, не имеет веса или запаха… – подумал вслух доспех. – Кажется, её действительно нельзя создать!
Что-то в голове Зани резко зашевелилось. Священное озарение вот-вот коснётся её – надо лишь не упустить момент, велевший разговор продолжать.
– Можно! – Мастерица вскочила с места. – Её можно создать! Вы что-то сказать хотите?
– Вы перепробовали столько всего, но даже не знаете, что должно получиться… Быть может, Зук Бездарность – лишь сумасшедший?
– Нет! Он ведь приблизился… – Уже всё искрилось, ответ был на расстоянии протянутой руки! – Он подчинил себе Драконью Гибель, но ему чего-то не хватило… Или…
Вот оно. Озарение, сияющее ярче трёх солнц и легиона звёзд. Момент великий и самую малость жуткий. Очи огня полны, а рот кричит:
– Наоборот!
– Наоборот?
– Не ваша очередь, моя! О страж, можете пройтись со мной до мастерской?
– Конечно. Прошу за мной.
Сердце Зани заколотилось, будто отогревалось после вечной холодной ночи. Зачем нужны глаза, чтобы создать невидимое? А уши, коль изделие звука не подаст? Зук был слеп – и оказался к завершению ближе, чем зрячая…
И снова цех Сиим. С лица мастерицы не сходила безумная улыбка. Она шла, тихо смеясь собственной удаче. Если окажется неправа – так пусть сгинет в этих проклятых горах! Тёплым воском свечи забила девушка себе уши и ноздри, на глазах завязала плотной ткани кусок в три слоя, чтоб даже яркого света не видать было сквозь сплетения нитей. Голова её ныне – вместилище лишь пустоте. По памяти решилась она взяться за инструмент, но тут же убрала руку и сказала, себя не слыша:
– Страж, выведи меня прочь от города и покрути три раза. – Её слова, не к месту громкие, тонули в восковых печатях. – Я вернусь обратно, не помогай мне!
– Прошу за мной.
Он схватил мастерицу за плечо и поволок. В сугробы, вьюгу – стихию, лишённую звука, но не силы. Шли долго: Зань спотыкалась, падала, шипя и проклиная то ли себя, то ли всё вокруг. Сквозь ледяную черноту добрались обитатели города Сиим до обрыва. Сделала Зань три круга – и оттолкнулась от стража.
«Не смей упасть, дура!» – подумала она – и тотчас провалилась в пустоту.
Зань Стук пошла сквозь ничто, ведомая ветрами, как струнами в дрожащих пальцах. Путь её – натянутый трос над бездной и средь бездны, и только чувством и волей способна была мастерица пройти. Тонкая линия шла через чёрные руины, и в пути не осталось ей помощника. Выставив руки в стороны, пропуская вьюгу сквозь себя, она пошла вперёд.
С первым шагом совсем пропали всякие мысли. Разум её оказался чист, как во смерти. Нет боле сомнений или тревог – только путь, по которому следует идти.
Шаг второй – пропали пальцы. Там, дальше запястий, – ничто, часть бездны. На третьем шагу, впрочем, исчез и ветер. Его холодные касания не могли потревожить кожи.
Четвёртым шагом рухнуло время. Нет ни мгновения, ни вечности – как в разбитых часах, на дне которых лежат бессмысленные стрелки. Застыло течение реки, что тянется меж прошлым и будущим. Зань шла дальше, сквозь стоячую воду.
Пятый шаг – и бытия не стало. Ни гор, ни их подножия, кишащего лживыми интригами и лишней болтовнёй. Горизонт разошёлся, как шов, впустив в мир великолепное, ослепительное ничто. Всё сущее, замершее без времени, растворилось, не оставив от себя и тени, небо рухнуло и разбилось в пыль. Зань – оглушённая, ослеплённая, обезличенная – стала Мировой Каверне воеводой, и с каждым шагом пустота вокруг и внутри мастерицы росла и множилась, пока не осталось от Зани лишь тусклого огонька, бродящего среди мрака. Пропало всё, по чему можно было бы ступать. Зубы беззвёздного космоса сомкнулись на одиноком светоче, но осадок человеческий отказался тонуть в его глотке.
Свет коснулся паутины незрячего мастера, чьё имя более некому вспомнить. Из пустоты явились руки и примкнули к своему сияющему владыке, чтобы понять меж линий разницу. В вибрациях натянутых нитей пальцы поймали грубые рисунки машин, что населяли огромный цех: их образы светоч вырвал из бездонной пасти увязавшейся за ним Мировой Каверны. Великий горн, само Цынное сердце, стучал громко, приветствуя единственную живую душу. Светоч хотел что-то сказать вслух, крикнуть наперекор своей бездонной попутчице, но та не возвращала язык и губы. Сухое горло, восставшее из вакуума, с хрипом воздуха набрало – и выдохнуло.
Светоч не смотрел, но видел нечто яркое, также не потухшее в безграничном мраке. Он схватился за осколок свой руками, не боясь обжечься, но ядрышко из Драконьей Гибели оказалось холодно.
Зань звездою яркой вспыхнула на всю мастерскую, касаясь каждой её грани. Лучом прошла она сквозь Драконью Гибель, наполняя металл теплом и жизнью, меняя форму ежесекундно. Вздохнул совсем иным жаром горн, стучали механические молоты, скрипнула в глубине скал единственная шестерня, чтобы пробудить великую машину Сиим. Зань заполнила собой весь чёрный город, по кускам возвращая части его и свои. Это было перерождение, создание себя заново чрез работу над мистической сферой. Мир новый постепенно выходил из собственной каверны, неотличимый от предыдущего. Прошла целая вечность, прежде чем дрожащие от усталости руки рискнули коснуться повязки на мокрых глазах.
– О великое Биланх… – шептала Зань, не сдерживая боле слёзы, – Пустота – матерь твоя, рабыня, гончая – не смогла даже дотронуться до души – единственного, чего тебе не понять, не взвесить, не подчинить. Секрет великой силы ты спрятало от ума и даже чувств, оставив последнюю к тайне дорогу через ничто.
– Вы в порядке, Зань Стук, дочь Регола Стука, кузнец из города Киррик?
Мастерица была счастлива услышать такое длинное, подробное обращение. К стражу подскочила она и крепко обняла, насколько позволяли его латы.
– Да! Я рада тебя видеть! Слышать! Касаться и понимать всё, что ты говоришь! – Зань засмеялась. – Спросить чего хотите? Так спрашивайте!
– Вы вернулись из паломничества. Вы справились? – осторожно поинтересовался страж, снимая с себя тёплые руки.
Зань обернулась. На верстаке, средь дюжины инструментов, лежала сияющая механическая сфера, внутри которой хранился фрагмент Заниного духа.
– Да… Создать душу из пустоты невозможно, великий страж, как и пустоте душу отдать. Лишь поделившись частью, можно создать нечто столь прекрасное. Каков ваш вопрос?
– Вы чувствуете какую-то пустоту внутри себя?
Зань коснулась груди: всё в ней было на месте.
– Нет. Цела я, и дело моё здесь окончено. Теперь мне нужно вернуться домой, в Киррик… – вспомнила она давнишний разговор. – Только вот как?..
– Вы прошли через Мировую Каверну, – напомнил солдат. – Ваше изделие есть лестница, соединяющая материю и то, что ошибочно можно назвать пустотой.
Зань сжала сферу в одной руке, второй описала перед собою круг. То, что осталось в свободных пальцах, было не чем иным, как пустотой, ныне осязаемой.
– Вы есть последняя жрица Единого На Двух Чашах, и паломничество ваше начинается с сего дня и до конца жизни. Каков ваш вопрос?
Мастерица задумалась.
– Значит, мы с вами – его последние приверженцы?
– Получается, что так.
– Тогда, прежде чем я покину наш великий город, давайте навестим кое-кого. Того, кому я всю жизнь буду благодарна не менее, чем вам.
Зань и страж пошли по тропке, что тянулась от большой дыры в городской стене. Короткую дорогу они эту совершали раз в год с того самого дня, как провели похороны. Под сводом кривых скал, в промёрзшей земле, что поддалась лишь силе механического обитателя, ныне лежал предыдущий Биланхов жрец. Цветы, что некогда в снегах дышали, возложены были подле могильного камня, вытесанного из осколка гранитной стены. «Здесь покоится великий мастер Зук, который бездарностью никогда не был», – тянулась сквозь чёрный камень надпись. Страж склонил колено, опустил голову ближе к земле, затем что-то шепнул мертвецу на сиимском. Поднявшись, он коснулся ладонью могучей слитого со шлемом забрала – знак высшей солдатской чести.
– Я выполнил твою просьбу, Зук, – сказал он, растянув руки по швам угловатого панциря, – боле никого не удержит мой город. – Страж обернулся к Зани: – У вас вопрос?
– Да. В чём была ваша просьба? – Зань возложила ещё цветов к могиле. – Не могли же вы не попросить чего взамен.
– Чтобы отшельник мой город покинул.
– И просьбу он эту выполнил… – Она с грустью посмотрела на надгробие.
– Верно. Каков ваш вопрос?
Гостья всё не решалась спросить.
– Не хотите… отправиться со мной, страж? Там, откуда я родом, будут рады вашей силе и уму! – слова её были искренни.
– Моё место здесь, Зань Стук, дочь Регола Стука, кузнец из города Киррик. Я останусь с покойными слепцами, пока они не сгинут и я не сгину тоже. Каков ваш последний вопрос?
– …Не подняв меча?
– Не подняв меча.
Страж довёл Зань к вратам: тем самым, что скрипели на краю обрыва; что порогом своим запомнили кирку. Внизу мастерицу наверняка заждались другие испытания. Впереди – путь домой, к отцу и сёстрам, изготовление страшного заказа, подписанного на тени. Сжав в руках часть своей души, заключённой в Драконьей Гибели, она прощупала носком ботинка пространство дальше края обрыва – не почувствовала бездны между ними. Невидима ступень, одна из тысяч, что её с гор спустит!
– Прощайте, великий страж чёрного города! – Она вновь обняла холодную машину. – Не скучайте здесь без меня! Это – моя просьба!
– Хорошо, – солдат кивнул. – Но тогда и вы выполните мою.
– Ах так! Слушаю вас.
– Не оглядывайтесь.
Он дале стоял на краю обрыва, сопровождая взглядом железным мастерицу. Та шаг за шагом покоряла пустоту, непоколебимая и сильная, владеющая навыком, произросшим из чувства. Человек, вернувшийся из царства самого Биланх, отправился домой. И хоть ступеней было немало, Зань под самую ночь коснулась земли Регалийской. В последний раз она посмотрела на город Сиим: слепое око покойника, сверкающее сквозь скалы, медленно тонуло в ночи и терялось из виду, как всякое сущее перед Мировой Каверной.
Мастерица явилась в самый тёмный час, но несколько загульных пьяниц да бездомных разглядели возвращение пленницы Цынных гор, но их полному спирта восторгу всё равно бы никто не поверил. Одна рука из темноты лишь коснулась Заниной тени, пока её пьяный владелец пытался издать хоть слово.
Младшая сестра прокралась под громкий храп городской стражи и нырнула в знакомую кузню: уж больно хотелось Зани навестить старика, что некогда приютил её. Мастер сначала даже не понял, стоит ли в дверях призрак рыжеволосой девушки или ту отпустил проклятый город. Рассказала Зань всё, что с ней случилось, позабыв пару мрачных деталей, и историей своей сильно впечатлила кузнеца. Дав кобылу, провизии да доброго слова, тот попрощался с лучшим своим подмастерьем. До глухой и беззубой старости рассказывал он после о пленнице чёрного гранита, что вызволилась из своего заточения.
Шер`Дам, Лива, затем Мердон и крепость Гаард на границе с Королевством, к пересечению трёх рек, в Киррик. Вернулась Зань в родной дом! Регол, не пряча чувств, бросился к младшей дочери своей. Постарел мастер: совсем скрылись в седине волоса пламенные, весь ссутулился он, как под тяжёлым весом.
Расспросов было с гору: как путь прошёл, много ли повидала, цела ли осталась. День и ночь сидели они и говорили, говорили, говорили, вопросом на вопрос, ответ за ответом. Показала Зань, как руками своими чует она металл, какую вещь из души собственной сотворила, – так отец и охнул.
– Где ж это видано?.. Знавал древний люд, как к равенству свершиться…
– Главное – баланс, отец, – улыбнулась Зань. – Чувств, энергии, жизни. Всего и ничего. – Она повернула голову к массивной двери: – Моя очередь. Не было ли от сестёр вестей?
– Ленна средь Бессмертных осела, вся в науках, а от Игны совсем ни письма, ни слова, как пересекла Врата Железные… – ответил отец с тихой нотой тревоги.
– Не печалься. Они обязательно вернутся. Я чувствую это.
Где-то далеко-далеко, стоя у самого обрыва, последний воин исчезнувшего царства встречал рассвет. «Есть ли у вас воля, великие светила?» – спросил в мыслях солдат Сиим у пробуждающихся солнц.
Алый воин, расправившись с последним наёмником, втянул ноздрями лесной воздух, чтоб меж запахов хвои и влажного мха почуять пущенную королевскую кровь. Он помнил этот запах веками: с тех самых пор, как владыка заключил договор с вождём человеческого племени, что желал подчинить себе Эпилог. Голову свою человеческую воин обратно к плечам приставил, спрятав в заколдованное нутро обезображенное лицо зверя, и медленно поплёлся к недобитой цели. Юноша, со всех сил сжимая глубокую рану, затаил дыхание. Гибель его неминуема.
– Смерть пахнет железом и солью, бастард, – гремел алый воин двумя голосами. – А чем пахнет земля под тобой? – только человечий язык остался в его глотке. – Тем, что забирает: слезами, гневом, обидами. Когда заберёт она и меня?
До явления трёх из алой свиты оставалось четырнадцать лет.
