Читать книгу: «Полигон», страница 12

Они ехали по проселочной дороге вдоль берега, куда спустились только миновав Имперский порт. В этом году к городу–острову Норанейт был достроен мост с восточного берега, и теперь здесь нельзя было увидеть крупные суда, зато сколько малых! Вся река была усеяна лодками – маленькими и чуть побольше, весельные и парусные; вся Долина собралась посмотреть, а кто–то и поучаствовать в Великих играх. В детстве Ганс с Сайлесом мечтали стать гладиаторами, да что там – все хоть раз в жизни мечтали хотя бы попасть на Норанейтские игры, но повзрослев, Гансу опротивели такие мысли – как адекватный человек может наслаждаться убийством других людей? Но сегодня им суждено было делать то, что скажет Роуч в городе. Ганс расстроился, но ощущение скорого правосудия над его врагами всё компенсировало. Роуч «поддал газу» и теперь они неслись совсем быстро, оставляя позади себя огромные клубы пыли и дыма. Ганс только и успевал наблюдать за ошалевшими от удивления путниками.

– Мы редко используем автомобили в Долине. Почти никогда. Только в экстренных случаях. Мы, конечно, разрешения не спрашивали, о чём нам намекнула группа оперативников. Но думаю они не расстроятся. Тем более, скоро у них будет другое начальство, – Роуч ухмыльнулся, – мы подъезжаем к мосту, по нему мы пронесемся быстро. Время близится к полудню, скоро начнутся Великие игры. И какой идиот придумал постоянно применять слово «Великий»? А–ах… мы подъедем к северной части арены, ну или к восточной. Там вы проникнете на саму арену, и будете делать что велено. Понятно?

Отряд промолчал. «Буханка», как её ласково назвал Роуч, уже подъезжала к мосту на бешеной скорости. Роуч то и дело успевал увиливать от прохожих, кидая из стороны в сторону всех, кто находился в ней. Они ворвались на мост, Роуч нажал на центр руля, и из автомобиля протянулся затяжной гул. Он не отпускал его до самих ворот Норанейта. Десятки путников попрыгали прочь от автомобиля: кто–то и вовсе спрыгнул в воду. Стражники Норанейта, рассредоточенные по всему мосту, облаченные в доспехи золотого цвета стояли с открытыми ртами в шоке от увиденного. Ганс почувствовал себя членом королевской семьи, также проезжающей по широким дорогам под удивленные лица толпы, он видел как сотни людей разбегаются только завидев железную громадину.

– Видишь, Сайлес, мы выбрались с приюта и отправились на встречу приключениям!

– Пусть проклянут Боги эти приключения! Я домой хочу! – Ганс обернулся и увидел Сайлеса, небрежно натянувшего на себя бронежилет и интересной формы шлем, и вцепившегося в сидение автомобиля. Ганс засмеялся и несильный удар пришёлся на их железного коня, он обернулся: стекло перед ним обросло трещинами и вбок уже отлетал один мужчина.

– Вот же идиоты! – выругался Роуч, имеющий явную к этому страсть – если все разбегаются в стороны, то тоже нужно свалить! Разве это не понятно? – Роуч поехал ещё быстрее, умудряясь одной рукой держать руль с зажатой кнопкой, а второй дергать рычаг. Стены Норанейта уже были близко, завидевшие адскую машины стражники, сначала стояли на изготовке со своими алебардами, но всё же отступили в сторону. «Буханка» ворвалась в ворота и разбила их, из её передней части показался серый едкий дым. На последнем издыхании этой чудесной машины Роуч вёл её вперед к входу на арену, над которым красовалась надпись «восток», но Роуч и не думал сворачивать. Он обратил внимание на удивление Ганса.

– Ганс, надень бронежилет, возьми винтовку. Скоро, мой мальчик, скоро всё закончится, – Роуч криво улыбнулся, и они подъехали к воротам, у которых быстро разбежалась толпа зевак, оставив стражников один на один с пришельцами. Роуч остановил «буханку» и провернул ключ сбоку, та же издала недоброе бурчание и протряслась, более не издавая внушительный механический гул.

– Планы меняются, друзья. Никаких ракет нет. Сейчас берете взрывчатку и что есть сил бежите туда, на центр арены. Первые команды уже выступают, не дайте им остановить Вас. – Роуч достал из внутреннего кармана зажигалку и протянул её Гансу. – Дайте мне взрывчатку, скорее! – Айварес, пригнувшись протянул на весу ящик со взрывчаткой Роучу. Тот открыл крышку и достал один цилиндр. – Это зажигалка. Просто нажимаешь на кнопку, и она горит. – Роуч продемонстрировал умение извлекать огонь из ничего. – зажги фитиль, – он показал пальцем на веревку. – брось его к остальным и беги что есть мочи. – Роуч закрыл глаза. Только сейчас Ганс заметил, насколько он стар, и что по шее текла кровь. Видимо пули всё же принесли ему больше вреда, чем он сам того хотел – От Вас зависит будущее Долины, ваших родных и близких, вас самих. Не облажайтесь. Просто подорвите эту дрянь на печати посреди арены Норанейта – он вырвал из рук Айвареса взрывчатку и протянул её Гансу, предварительно накрыв крышкой – Я верю в тебя, Ганс. Бегом! Нет, стой!

– Да? – Остановился Ганс.

– Прости меня. За всё. И… ты станешь Богом. Всё, вали отсюда.

Ганс выбежал из железного коня и устремился к воротам, стражники стояли в шоке, но один из них поднял алебарду и побежал к Гансу. Август выстрелил тому под ноги и тот упал на колени, на всю округу пронесся большой шум от выстрела. Ганс хмыкнул, и они вбежали в арку. Здесь было пусто, дальше вела только некрутая лестница вниз.

– Ну что, вы готовы? – Ганс остановился перед лестницей и обратился к своим спутникам.

– Лучше бы я остался там в Ангейте, чем выполнять требования какого–то зазнавшегося психа. Но черт побери, это весело! Если выживем, напишу трактат и идеальном государстве и буду проповедовать по всей Долине, а то и дальше…

– Август, славный малый! Лучше бы тебе с этим психом и посоветоваться. Когда закончим, пойдём вместе, у меня есть вопросы по поводу своего брата.

– Давайте просто сделаем это! – Сайлес первый побежал вниз по лестнице. Ганс, споткнувшись и чуть не упав, но вовремя подхваченный Айваресом, побежал за ним. Лестница была короткой, они быстро преодолели путь от входа до нижней площадки, к которой подходили разные ответвления и несколько команд ждали своей очереди. Стражники, до этого спокойно игравшие в карты и пьющие вино, не успели удивиться – Йослихт сразу же направил на них винтовку. Они замерли в оцепенении.

– Открывай! – прокричал Сайлес.

– Слушаюсь, – запинаясь сказал стражник и с трясущимися ногами подошёл к воротам. Мало кто видел богов, но все их боятся. Было видно, что в глазах окружающих они и были теми самыми Богами. Или же он, как и большая часть жителей Долины, был наслышан о смертоносном оружии богов, и не стал даже становиться меж ними и их целью.

Громада ворот открывалась и вот–вот перед ними престанет их последняя цель: уничтожить всё это безумие, направляющее людей друг на друга и не желающее им мира. Божественную печать посреди поля Норанейта. Ганс – воин. Он всегда им был. Как и Август, как и Сайлес. Как и Айварес, желающий найти своего брата. Как и Йослихт, трусливый, но всё же нашедший в себе сил выполнить долг во имя блага Долины. Как и Тошлер, редкий оторва и бездельник, но всё же шедший с ними. Как и два брата–бродяги Болдер и Долдер. Гансу искренне верилось, что однажды они найдут себя в этом мире. Как и старик Тит, не до конца понятый, но всё же хороший парень. Как и профессиональный мерзавец Джон, даже будучи пиратом, всё же шедший с ними. Он закрыл глаза и тяжело вздохнул. Фраза Алистера Роуча «ты станешь Богом» крутилась в его голове, будто бы он уже слышал её. В один момент погасли все краски этого мира, оказавшимся более обширным чем ему говорили с рождения. Наступила полная тишина и…

Он вспомнил своё последнее воспоминание о матери. Они гуляли по набережной мира людей, ранее считавшихся Богами, когда он был ещё совсем маленьким. Когда это было? Пятнадцать лет назад? Мама купила ему чудный газированный напиток «мак–кола» и они просто прогуливались по набережной. После чего они сели в машину, не в такую как «буханка» Роуча, а в совсем другую качественную, немецкую, ведь его мама всегда любила слоган «лучшее или ничего». Но Гансу было не по себе. Он не хотел ехать, он чувствовал, что случится что–то страшное.

– Мама, мне страшно.

– Пока я рядом, ничего не бойся, мой милый. – сказала она своим нежным успокаивающим голосом.

Ганс не мог вспомнить всего в эту минуту. Следующее мгновенье и машина разбита вдребезги, дорожное полотно было засыпано кусками стекла и лужами крови. Его уводили в сторону, но он никак не мог бросить свою маму, он не понимал, что с ней случилось.

Следующее мгновенье и он стоит, одетый в какие–то непонятные лохмотья перед странными людьми, как в том мультике про рыцарей, что он любил смотреть. Его привезли в Долину.

– Ты станешь Богом, – к нему наклонился мужчина в лице которого Ганс узнал молодого Роуча, – эти слова ты поймешь в конце. Я не могу тебя защитить нигде кроме Долины. Лейли сказала бы, что я псих, но сейчас нельзя иначе – эти ублюдки контролируют всё. Но однажды мы вместе им отомстим, и последний удар нанесёшь ты. Прощай, сынок. Я люблю тебя, – Роуч обнял его и вколол ему в шею шприц с неясным веществом.

Он всё вспомнил и больше ничего не боялся. Ворота отворились. Они вбежали под шум толпы и яркое мерцание песка, под разноцветные флаги государств Долины и тысячи–тысячи ленточек, взвывающих вверх от трибун. Разные команды бились между собой, они бежали. Ганс видел вновь и вновь поднимающиеся клинки, топоры, боевые молоты и сети, но все они пали под огнем того оружия, что считали божественным. Он бежал как бешеный пёс, не знавший, что будет делать, когда добежит, но бежал. Каждый шаг отзывался болью в коленях и стуком в голове, каждый шаг приближал его всё ближе к своей цели; шум толпы уже давно утих – все, затаившись, обратили своё внимание на них. И вот финишный рывок: Ганс падает на колени на каменной печати Норанейта, оставленной Богами не то в назидание, не то в награду. Он отшвырнул от себя крышку от коробки и взял в руки один из тот цилиндров, что Роуч назвал Динамитом. Сайлес, встав спереди него, наизготовку и с винтовкой в руках, испускал очереди выстрелов в гладиаторов. Ганс уже привык к грохоту выстрелов и подвёл зажигалку Роуча к фитилю.

Но эти грохоты заставили его обратить внимание. Он поднял голову, Сайлесу мгновенно разорвало жилет сзади, и пули пронеслись, неся за собой его кровь спереди. Он упал на колени, прислонил руки к жилету и опустил её. Ганс увидел окровавленные ладони.

– Только не ты, – прошептал Ганс и бросился к своему другу. Сайлес истекал кровью. Ганс взял его на руки, у него из носа и рта сочилась кровь, он пытался что–то сказать. Последнее родное что было у Ганса утекало прямо у него на руках. Он поднял голову. Тит стоял с винтовкой и целился прямо в Ганса, а сзади Джон, целившийся во всех остальных, посмевших занять круговую оборону и повернувшись к двум предателям спиной. Тит подошёл на расстояние двух шагов к Гансу. Он уже не видел ни доброго рыбака, ни злобного контрабандиста, а лишь отчаянного, больного от жизни старика. Он посмотрел на него и сквозь слёзы сказал:

– Прости, Ганс. Но я должен вернуться к дочери! – Ганс понял, что ошибся в человеке. И цена этой ошибки – жизнь его друга. «…Винтовка всегда заметна, пистолет – нет…» Он вспомнил слова Роуча и данный ему пистолет, и резко, будто бы первый свет, выходящий из–за холмов, наставил пистолет на него и нажал на курок. Один выстрел. Два. Выстрелы огромным грохотом послышались на всю арену. Тит, получив два удара в жилет, выстрелил очередью выстрелов из винтовки и задел Ганса: сначала в живот, заставив выдохнуть, затем в плечо, заставив вздохнуть. Ганс упал на раскаленный песок последнего дня лета, и выронив пистолет. Но значимость момента не позволяла ему лежать. Превозмогая боль, он резко привстал, превозмогая боль и сжимая зубы, пополз на четвереньках к своему другу. Тот всё ещё был жив.

– Ты не можешь умереть, пока я тебе не скажу, слышишь? Понял, Сайлес? – от безысходности тряс его Ганс и пытался руками закрыть раны, даже не догадавшись снять жилет.

– Эй, Ганс… У меня в кармане… в кармане. – Ганс достал из его кармана смятую самокрутку, помятую и рассыпающеюся.

– Я хочу, чтобы ты их выбросил. От них ведь помереть можно, правду тебе говорю, – Сайлес смеялся сквозь боль, обнажив красные от крови зубы.

– Да пошёл ты, – Сайлес улыбался. Внезапно, словно у него открылось шестое чувство, Ганс понял, что нужно поднять голову. Джон стоял на изготовке с винтовкой, нацелившись на Ганса. Тот стоял, оскалив зубы, с злобным выражением лица, и готовый был испустить последний выстрел.

Всё было потеряно. Ганс закрыл глаза. Выстрел. Ничего не произошло. Он открыл глаза. Перед винтовкой Джона пролетел Йослихт, под конец жизни прекративший бояться всего на свете, вобрав в себя последнюю пулю предателя. Август мгновенно пустил Джону пулю в голову промеж глаз и тот упал. Он посмотрел на Ганса, держащего друга на руках и бросился к нему. Сайлес потерял сознание. Ганс не знал, был он жив или мертв, но он был готов поверить в Богов, лишь бы его друг был бы жив.

Сколько смертей должны обычные люди оплатить толпе? Сколько горя и боли должны испытать те, кто был невиновен вовсе? Покуда люди должны умирать, пока тупые и обездоленные люди должны молча взирать на то, что происходит и молчать? Пока все эти твари, безжизненные и безродные ублюдки, покупают те товары, что производят те самые капиталистические гиганты, как говорил его отец, владеющие всеми заводами и акциями, направляют людей друг против друга? Ибо они – единственные кого можно назвать международными элементами, потому что они ведут свой бизнес везде. От горных границ долины с сохой, и доходящей до границ людей с ракетами. Это небольшая, безродная международная клика, которая направляет людей друг против друга и не желает им мира. И он, Ганс, понимал, что ни в коем случае, не желал быть частью их плана. Ганс бесцеремонно свалил Сайлеса на песок и зажёг, наконец, фитиль. Яркое, играющее маленькое пламя проскользнуло пред его глазами. Ганс почувствовал, что надо бежать.

– Мы не можем его здесь оставить! – прокричал он с визгом от отчаяния. Август понял всё сразу: он схватил Сайлеса под одну руку, Ганс под другую. И они бежали. Они не знали, через сколько произойдет тот самый «разрыв всего вокруг». Они бежали дальше, что есть сил. Они бежали, не знав, что их ждёт впереди, они бежали, зная, что так надо. Ибо не смотря ни на что, ни на какие события и ни на какие трудности, во все времена у военных было одно правило – своих не бросать.

Они отбежали, обессилив от недосыпа и переутомленности, и пронёсся громкий, разрывающий гул, остающийся в ушах и в уме. Свист от взрыва пронёсся в голове, Ганс поднял голову: вокруг по периметру арены, в каждом из столбов, опоясавшем всё вокруг, угасли белые свечения, он поднял голову и на месте печати была лишь смесь дыма и огня, огромная и разрывающая всё вокруг. Ганс опустил голову на Сайлеса, лежавшего навзничь и уже мертвого: он погиб. Последней его фразой была одной из той, что они друг друга стебали в Крепости Ангейт; каждый раз, когда у кого–то из них была самокрутка, призывая делиться. Ганс тяжело вздохнул, наконец понимая, что единственного, кто знал его по–настоящему больше нет. Что более не будет тупых шуток, и не менее тупых приключений; что теперь настало взросление, с единственной целью умных людей – борьбой против тварей, поработивших весь мир. И все же Ганс, всегда живший в одном мире, и живший одной мыслью, что данной ему, предался мыслью: если те люди, что живут в мире, где имеют бесконтрольный доступ ко всему знанию, смогли себе позволить быть управляемыми злобной и жестокой мыслью о порабощении; что есть те люди, что ведомые мыслью о равноправии и толерантности смогли причинять зло другим людям, что есть те люди, что оправдывают зло одних на других во имя великой цели? Тогда Ганс не понимал, почему он должен жертвовать жизнь друга… во имя чего? Чтобы развитый мир и дальше развращал развитых людей во имя жизни менее развитых и части привилегированного общества? Чтобы что?..

Мысли прервались ворвавшимися в это действие четырьмя винтокрылами, таких же, на котором сбили Роуча. Они прилетели с севера, резко опустились на песок и из них повыскакивали люди, полностью одетые в черное. Ганс мгновенно вскинул винтовку и встал на колено, ему мгновенно прилетела в него пуля и он упал, всё ещё пытаясь ответить своим врагам, он получил вторую пулю в живот, в боках резко заболело, Ганс стал задыхаться и упал. В глазах резко потемнело, он положил голову на бок. Августу прострелили обе ноги и тот упал, скрючившись от боли. Долдер сидел на коленях перед окровавленным Болдером и качался взад–вперед. Айварес, упав на колено, прикрывая своим телом раненного Тошлера, отстреливался, но несколько пуль пробили его тело и тот упал. В глазах Ганса двоилось, он задыхался, а изо рта текла темная кровь, он чувствовал, как жизнь его покидает и наконец, потерял сознание.

Эпилог

Что есть высшая иллюзия смерти? – жизнь. Ганс открыл глаза и увидел перед собой каменный закопчённый потолок; на стене справа от него висел флаг Елисейта с изображенным на нём орле, с двумя свечами по бокам от него. Он огляделся и увидел сбоку от себя вторую сенную кровать с небрежно кинутым туда шерстяным одеялом. Он прокашлялся, под засаленной рубахой болели ребра, он попытался привстать и облокотился на подушку. Возле неё стояла тумба, с брошенной туда кольчугой и приложенным к ней мечом. «Ну наконец–то повышение! Уже своя офицерская комната» – подумал Ганс – «интересно, можно ли попроситься служить вместе с Сайлесом, это было бы… Стоп, Сайлес!»

В голове мгновенно, хоть и очень смутно пронеслись в голове последние события. Сайлес уже был мёртв, четыре винтокрыла с выходящими из них оперативниками… Он в плену. – Его резко бросило в жар, пытаясь собраться и из всех сил не паниковать, он не показывая виду оглядел всю комнату на предмет талисманов Богов, что могли его видеть. После осмотра ничего и не было найдено – но было и не нужно. Если в смартфоне Роуча камера была такой маленькой, то возможно её можно было вставить и в стены. Можно было бы сделать вид, что он ничего не заметил, и молча ждать своей участи, а может быть, на своё спасение. Но он больше не хотел быть послушной куклой в руках своих хозяев. Роуч, Тит… Ганс тяжело вздохнул и постарался встать, ребра болели страшно. Он натянул на себя сапоги и кольчугу, взял свой меч и сел на кровать.

В тёмные холодные вечера у камина Ганс с Сайлесом часто мечтали отправиться в незабываемое приключение, отчасти из–за этого они и пошли в армию – «вступай в армию, увидишь весь мир», они навсегда запомнили слоган пропагандисткой брошюры. Но как часто бывает – следует бояться своих желаний – Ганс получил что хотел, а Сайлеса больше нет, как, возможно и остальных ребят, что за столь короткое время стали ему настоящими друзьями. Как молвится – в жизни важные события происходят из–за обычных причин. И одной из таких причин стало убийство его матери, и последующая за ним ненависть и скрупулезность его отца.

Тит. Ганс в первую же встречу что–то заподозрил, что–то увидел в нём. Ведь ещё его командир, капитан Скорцени, говорил прислушиваться к людям – самое важное они хранят всегда на самом виду. Теперь остаётся только ждать. Уж лучше со стихией силы мерить и отдать последний миг борьбе, чем просто сидеть на берегу и считать свои раны. Ганс, израненный и вымотанный, молча ждал своей участи.

Долго ждать не пришлось. Внезапно пара точек в стенах заискрили. Ганс встал, чуть покачнувшись, и левой рукой прижался к животу и оперся на свой меч, обнажив его от ножен. Из–за двери послышались торопливые шаги. Один оборот, два оборота. В комнату вбежал человек во всём черном. Теперь у Ганса была возможность как следует его разглядеть: тот же жилет, металлические вставки на коленях, которые бывают у закованных в латы рыцарях короля, винтовка за плечом и целеустремленный ясный взгляд у мужчины старше его всего лет на пять; его черные свисающие до шеи волосы уже были седы. Он быстрым шагом пошёл к Гансу.

– Я отключил камеры, но времени осталось мало. Наш общий знакомый, Алистер Роуч… – Ганс резко вскинул меч и направил его на шею незнакомца. Усталость давала о себе знать: он пошатнулся, едва не упал; тот ловко перехватил меч и выхватил его, дополнительно толкнув Ганса на кровать. От резкой острой боли Ганс захрипел и упал.

– Сейчас нет времени на это! Ты должен мне поверить!

– Опять играть в ваши игры? Сучьи дети, да я вас…

– Заткнись! – резко ударил незнакомец по лицу Ганса. – Твой отец даёт тебе лучший подарок в твоей жизни – месть.

– Что? Что ты сказал?

– Через несколько минут тебя отведут к источнику всего зла в твоей жизни, к тому человеку что всем этим заправляет. К убийце твоей матери.

– И я должен поверить в это? После того как Роуч бросил нас умирать в Норанейте? Он отправил нас на верную смерть ради своих закулисных игр, которые длятся уже пятнадцать лет.

– Да, сука, ну ты и тупой. Ох, предупреждал же меня Роуч… Послушай: сигнальные ракеты у Ангейта и после сражения с Бренейским флотом, Тит и Джон, совет того ученого в высшей школе науки – все это дело рук Роуча. Все это задумка Роуча. Весь этот бред – его хитроумная задумка по сворачиванию лавочки. Ты должен мне верить. Послушай, тебя отведут к президенту Корпорации на беседу, а потом он лично постарается тебя убить, как во всех тупых голливудских боевиках и как во всех тупых голливудских боевиках, ты убьёшь злодея, раньше, чем он убьёт тебя. – он улыбнулся и потом засмеялся, – потому что оружие Президента нерабочее. Роуч подкупил его любовницу. А твой – будет заряжен. – он протянул ему пистолет. – И нет, это придумал не я, а…

– Сука, чертов генератор хитроумных планов Роуч. Ну и семейка – психопат и смертник.

– Понимаю тебя, парень. Удачи. – он Ганса хлопнул его по плечу и быстрым шагом пошёл ко двери, но остановился и повернулся к Гансу.

– И главное – Президент не знает, что ты сын Лейли Афоноры, а Роуч твой отец. Скажи ему об этом. Твой отец очень хотел, чтобы Президент знал, кто его убьёт.

– Стой! – Хрипло произнёс Ганс. – А что будет дальше?

– Дальше ты решишь это сам.

Ганс, пораженный встречей с человеком Роуча, всё никак не мог определиться, правда это или нет. Может это опять игра на публику для безумной толпы? Он засунул пистолет сбоку в штаны, предварительно зарядив его и сняв предохранитель. Он сидел прямо, положив меч на колени и молчаливо ждал встречи, погруженный в свои мысли. Он не услышал, как скрипнула дверь и как к нему вошли трое с винтовками.

– Молодой человек, пройдёмте.

Двое нацелили на него оружие, Ганс положил меч на кровать и покорно встал, не замечая боль. Он встал между двумя бойцами, третий встал позади него, и они вышли из комнаты. Коридор утопал в белом небесном свете проникающим через стену, что полностью была отведена под окна, свет отражался от вычищенных до блеска белоснежных стен. Ганс посмотрел в окно и увидел приятно лежащие снежные шапки на горах, а за ними зеленые поля, реки и развилки дорог.

– Налево, – Ганс повиновался и шёл за ними по коридору. Они проходили мимо людей, одетых в непривычные костюмы, приталенные к телу и имеющими неясный фасон, такие же, как были у Роуча. Между воротниками проходил диковинный тканевый узкий платок, уходящий вниз вдоль живота. Все люди были заняты: чиркали что–то на своей длинной бумаге, прижимали к ушам свои смартфоны, горячо что–то обсуждали, но Гансу было уже не до этого. Они прошли к блестящим стальным дверям и один из сопровождающих нажал на кнопку. Врата отворились и там была маленькая комнатка. Ганс уж было подумал, что его тут и расстреляют, но нет – сопровождающий нажал на кнопку, двери закрылись и на Ганса нахлынуло неприятное ощущение невесомости. Как будто бы он летит вниз или вверх, но не может точно сказать, что с ним. Он пошатнулся и опёрся на стену. Один из оперативников резко дернул его за плечо.

– Умрёшь чуть попозже, не переживай. А это всего лишь лифт.

– Благодарю, – С усмешкой сказал Ганс.

Холодный женский голос из ниоткуда кого угодно привел бы в недоумение: «сорок девятый этаж. Приемная Президента.». Двери открылись, но Ганс ни капли не удивился: слишком уж многое он успел повидать.

Яркий огромный кабинет с ковровой дорожкой и отделанных деревом стен выглядел очень и очень внушительно. По обе стороны двойных, украшенных разрезной рукописью дверей, стояло двое человек в костюмах, скрестив руки спереди. Возле них стоял стол, за которым сидела молодая блондинка с резким вырезом на груди и быстрыми ударами пальцем тыкала по какому–то предмету, похожим на раскрытую книгу. Она подняла голову с миловидным лицом и сняла продолговатый предмет и приложила к уху.

– Господин Президент, к Вам гость. Пленник из Долины. Поняла вас. Пройдите.

Оперативник хлопнул его по плечу и Ганс пошёл по мягкой ковровой дорожке, каких он никогда в жизни не видел. Двое охранников отворили каждый по двери и Ганс вошёл. Огромное окно, также занятое на всю стену. Десятки каменных бюстов вдоль стен и одинокий стол с двумя креслами, одно из которых было менее пафосным был на стороне Ганса. Стоящее прямо у окна кресло было огромным и не было видно его собеседника. Двери закрылись и наступила тишина.

– Присядь. Ты проделал долгий путь.

Ганс, хромая подошёл к креслу и сел. Он уставился на кресло своего собеседника.

– Говорят, после потрясений, человек всегда хочет увидеть то, что сейчас для него было бы лучшим. Мы подумали, что будет интересно переделать в одну из комнат в ту помойку, в которой ты жил. Ты даже кольчугу нацепил. Ха–ха–ха. – кресло повернулось. В нём сидел старый худой седой мужчина с маленькими прямоугольными очками. Он держал в руке стакан, и положив ногу лодыжкой на другую, смотрел на него. У него была короткая стрижка и прямые черты лица. Его голубые глаза пристально смотрели на Ганса, но как бы сквозь него. Глядя в них Ганс и не сомневался, что от этого человека можно что–то утаить. Он взял лежачую на столе сигару, какие курил его отец, подкурил её и протянул Гансу.

– Благодарю.

– Правильно, дикарь. Не стоит забывать о манерах, даже перед своим злейшим врагом.

– Почему я здесь? – Ганс затянулся и прокашлялся.

– Сигары не курят в затяжку. Заткнись и слушай, – он отпил из стакана и слегка поморщился, – впервые на тебя обратили внимание, когда ты и ещё какой–то мальчишка заметили нашу подлодку, что мирно и спокойно проводила развод рыбы. Из–за технической неполадки, они раньше времени всплыли на поверхность, и вы их обнаружили. Вы бы успели добежать до деревни и рассказать об этом. И здесь даже наши агенты не смогли бы остановить всех. Конечно, религия бы своё дело сделала и опустила бы вас ниже плинтуса. Но мы решили перестраховаться. Тогда мы уничтожили вашу деревню. – он засмеялся и снова отпил. – Тех двух сирот – следовало прикончить, но Роуч сказал, что мы ещё разыграем вашу карту иначе. Кто же знал, что ты, ублюдок, уничтожишь всё наследие моей семьи? Я бы прикончил тебя своими руками, но нет, – пока послушай. Ты нёс свою службу в Крепости Ангейт, как и прочая молодёжь, ты веселился и мечтал о увлекательном времяпровождении? Так бы и оставалось пока наш общий знакомый не внёс свои коррективы в общую концепцию полигона. Мы стабильно получали миллиарды долларов от нашего шоу и от военных, что успешно проводят испытания на людях, в закрытом от посторонних глаз месте. Одно из наших творений ты видел в лесу. Военные любят играть с людьми, мы любим играть с деньгами. Разменная монета – вы. Я всегда владел большей частью акций и всё было как я сказал. Пока Роуч однажды не предложил свои идеи для нашего бизнеса: историю одного путника, что потеряв всё, ищет тех, кто это отнял. Ты ведь разведчик, правильно? Скажи, не показалось ли тебе странным, что тебя послали проверить причину солнечных бликов? Нет? Ты так слепо верил своему командиру? Идиот. – он засмеялся в лицо Гансу и налил себе из бутылки ещё. – Блики у вас бывали каждый день от снега, а твой командир был нашим агентом. Поэтому тебя послали туда, поэтому тебя не убили наши оперативники и молча наблюдали за тобой. Поэтому Роуч дал сигнальную ракету, чтобы ты дошёл до своего дома. И ты это сделал. А когда подлетали ракеты, именно твой командир столкнул тебя обратно в тайных проход, чтобы ты не умер. Спросишь, почему агент не пытался спастись? – а мы дали ему ясный выбор: либо умирает он, либо вся его семья. Алистер Роуч приказал Титу с отрядом оперативников отправиться за тобой. Ты ведь не думал, что немощный старик смог бы дотащить взрослого мужчину с гор до деревни? Знаю, думал. Это ведь Тит уговорил тебя двигаться дальше. Это ведь Тит сказал, что карта, что сохранилась у тебя с Ангейта очень важна. Кузнец, что выдал тебе снаряжение – тоже был нашим агентом. Роуч придумал отсылку на одного из величайших представителей богатой японской культуры, дабы самые внимательные могли её постигнуть. Хренов мыслитель. Ты бы не догадался пойти к летописцам и спросить у них, что ты нашёл в туннелях. И летописец тот, не сказал бы ни слова, если бы ему не приказали. Ведь он тоже наш агент. Видишь? Всё в чём ты жил от рождения и до своей сегодняшней смерти – фальшь. Алистер Роуч сказал тебе, что среди вас есть предатель? Но ведь именно он придумал вообще все это. Чтобы зрители увидели зрелище, которые они так любят. Мы получили миллиарды на одних лишь ставках, какая разница, что там будет с этим придурком? Смотрите в следующей серии! Ха–ха–ха. Но счастье долго не продлилось. Я стал присматриваться к Роучу. И знаешь, что я увидел? – Он облокотился на стол и пристально посмотрел на Ганса – подконтрольные Роучу СМИ начали поливать грязью всю корпорацию. Они взывали к гуманности и человеколюбию. И главный упор делался на тебя, несчастного мальчика, что, как и тысячи людей, запертых в нашем реалити–шоу, страдал от злобной корпорации. Я стал смотреть дальше и понял, что он нацелился на кресло Президента Соединённых штатов. В глазах людей он стал героем. Единственный из сильных мира сего, кто встал на защиту простых людей. Этих идиотов даже не волновало, что он, мать его, акционер этой же Корпорации, представляешь? Думать было нечего – тебя должны были доставить к Башне и пленить. Потом ты бы стал звездой экрана – желанным гостем шоу для дегенератов и лидером по количеству подписчиков в социальных сетях. Мы смогли бы реабилитировать нас в глазах общества. Потому что они идиоты. И вот, в двадцать первом веке мы боремся не за нефть или технологии, а за самый важный ресурс – идиотов. А ты мне в этом поможешь. Это взаимовыгодное соглашение. – он поднял стакан в сторону Ганса и снова отпил. Ганс рассмеялся чем привёл своего собеседника в недоумение.