Читать книгу: «Перелёт в одном плейлисте», страница 5
– Эл. не стоит винить себя за собственную неуверенность или страхи, чувство вины разрушительно. Оно ломает вас изнутри и после этого всего кто не пьян – тот обдолбан.
– Я и так, последние полгода. Но давайте не будем об этом? Честно, мне кажется что эта вся история просто нереальна и плод чьего-то больного воображения… Настолько это нереалистично, что даже мне первое время было тяжело поверить в такое знакомство.
Доктор решил сменить тему и задать закономерные вопросы.
– Скажите, пожалуйста. Зачем вы совершили такое огромное количество перелётов? Почему вы не бросили эту затею? Почему вы так ею одержимы?
– Я хочу её поблагодарить, лично, словами. Без составления предложений из названия песен, в отношении неё я считаю, что стал уверенным. Я в поиске её, как фаббер в поиске бесплатного wi-fi.
– Позвольте задать вам бесцеремонный вопрос, откуда на такое количество перелетов вы берете деньги?
– Здесь всё просто, Док. Ваша жена помогла мне с продвижением меня как творца, и вокруг меня начали собираться люди, которым моё творчество близко и я решил продавать свои старые картины, ну те, что еще до электрошоковой. Их скопился целый гараж. Знаете, даже новые пользуются спросом. Та незнакомка вернула мне творческий запал, который, как мне казалось, поплавился под разрядами тока. Я начал писать красивей, чем весь мир. И даже выставку организовал, в обоих городах, в том из которого мы летели и в том в который мы летели.
– А в чем смысл этой выставки? Вы хотели заработать на еще большее количество перелётов?
– Главной картиной всей выставки стал её портрет, сразу в двух городах. Я нарисовал их сразу два, один копия другого. Я хотел передать ей своеобразный привет, чтобы она поняла что это я, что это от меня, выразить так свои чувства, раз на прямую не получалось. Я корпел ночами над картинами, сразу до и и после каждого перелёта, стараясь сделать как можно быстрее, не потеряв в качестве и в творческом запале.
– Знаете, у меня был один знакомый, который, как и вы хотел передать привет в своем творчестве. Он поступил немного элегантнее, и передал привет в романе.
– И как? Успешно?
– А я не знаю, но поступок мне кажется на грани странного и милого, крайность гениальности и безумия. Может он расшибся в лепешку об айсберг собственных надежд и его затянула холодная пучина, а может и успешно. О нём давно ничего не слышно. – Доктор филигранным движением руки вновь поджег сигарету и продолжил – Честно, не знаю к чему я это сказал, не будем заострять внимание на посредственных писаках. Вы лучше расскажите, что за портрет и был ли успех?
– Она выглядела как в тот день, точь-в-точь и на фоне был самолёт помещенный в плейлист. Вся реклама была с этой картиной, с большинства билбордов и остановок смотрела она, я даже в долги, чтобы позволить всё это сразу в двух городах, чтобы она заметила. Соц.сети и мессенджеры тонули от рекламы. Всем сотрудникам выставки я сказал, что если появится похожая девушка, то сразу звонить мне. А сам я в это время летал от одной выставки к другой, в надежде снова встретить её.
– Эл. это безусловно смелый поступок, но не считаете ли вы, что могли её оттолкнуть таким образом? Что какой-то художник, спустя длительное время после перелёта, о котором возможно она и не помнит, делает выставку с её портретом сразу в двух городах? Не похоже ли это на безумца или маньяка? Или быть может она вообще не заметила?
– Знаете, я чувствовал пламя в момент нашего с ней перелёта, такое, что не должно погаснуть и спустя годы. Вот он я, тот необходимый твой гений, и она, бесконечная, в которой я растерян. Приходи!
– Вы действительно в это верите? Верите что она увидела эту выставку и не пришла?
Эл. Перешел на более досадный тон, который был похож больше на крик души – Вопрос приоритетов. Он всегда во главе стола. Как же так всегда складывается, что одним мы оголяем сердце, всё своё чертово нутро, заходи, бери что хочешь, оставляя себя практически беззащитным, но им это ненужно. Мы для них всегда будем на вторых, третьих, последних местах. Они найдут миллион оправданий, чтобы оставить нас где-то позади. Им гораздо важнее те, кто никогда не распахнет им свои двери, те кто их никогда не согреет в зимнюю стужу так как мы? Другим достаточно нашей холодней реакции, чтобы столп света из их души пронзил небеса. Вы, наверное, подумаете, что я больной, раз зацепился за такое, но я убежден, что она была в курсе и не пришла специально, ей это было не так важно, как мне… Ей был не так важен я.
Доктор впал в ступор после услышанного. Его опыта не хватало, чтобы деликатно объяснить, насколько юный художник может заблуждаться. – Черт, этот парнишка прям вылитая копия меня в молодости. Абсолютная уверенность в верности собственного пути, маниакальная страсть доказать кому-то что-то конкретное… Как бы ему помягче объяснить всё это. А к черту, будь что будет. Жена была права. Я проиграл.
– Почему вы так убеждены, что она заметила ваше творчество и не испугалась? Ответьте мне внятно, без лирических отступлений.
Радость от того, что он встретил родственную душу покидала его так же стремительно, как в нём вскипала агрессия.
– Доктор, как такое творчество может оттолкнуть? Как автор который воспрял после творческой комы может напугать? Человеку была посвящена целая выставка, каждый билборд и каждый баннер на остановке. В вас хоть раз умирал творец? В вас хоть раз он воскресал? Вы представляете хоть насколько больно, когда ваше творчество игнорируется тем, для кого оно и было создано?
Доктор всё больше не понимал его ход мыслей и суть изложения, казалось они спутывались в непонятный ком. Который ему больше и не хотелось распутывать… Единственным желанием было поддаться накаляющейся атмосфере безумия и отдаться ему всецело.
– Хотите я нагнету сапенса? Я был автором, я был как и вы художником. И я убил в себе автора? Не догадываетесь почему? У него вечно глаза на мокром месте и форма социально-принятого сумасшествия, слово в слово, действие в действие. Вы хотите, чтобы она поддержала или оплакала вашу жертву? О ней она не знает и не догадывается, для неё ваш поступок если и был замечен, то стал максимально пугающим. Может она и не помнит с кем летела, может это стиль общения у неё такой с каждым попутчиком, кто заметит. Почему вы опускаете подобные мысли?! Вы по моему скромному мнению, приправляете свою мечту враньем, иначе ей не выжить, а вы живете этой мечтой. – Доктор был на эмоциональном взводе, он больше не желал подавлять свои мысли в слух, он окончательно, почему .
Эл. выпал в горький осадок от подобного и первое время не знал чем парировать.
– Знаете, даже если она не помнит кто я, то забыть не значит запретить мне думать, а убить меня не значит запретить мечтать. Мне досадно от того, что вы не понимаете меня, не понимаете как мне это важно! Вся цель моего визита к вам, это найти ответ на единственный вопрос, что мне делать дальше? Как лучше поступить?
Доктор неспешно встал со своего кресла и направился к выходу, попутно приговаривая – Давайте немного остынем и подумаем вместе, когда я вернусь. Я ненадолго отлучусь.
– Знаете, Доктор, складывается впечатление, что вам не достает профессионализма или же опыта, а может это одно и тоже…
Доктор лишь ухмыльнулся, ничего не ответив и направился дальше по своим делам.
Эл. остался наедине со своими мыслями, с одиночеством пожирающим его изнутри. Он искал ответы, искал чувства, нашел лишь непонимание и одиночество. Инстинкты подсказывали, что не стоит возвращаться домой после разговора. Ведь всё, что его там ждало – очередной ужасный сон. На утро капельница, завтрак, ксенонотерапия.
В попытках отвлечься от постепенно захватывающих его пучины чувств, он решил оглядеть кабинет, которому он изначально не придал должного значения. Его внимание сразу же привлекла картина Виктора Олива «Пьющий абсент». На картине был изображен пьяница, в лучших традициях блока, с глазами кролика, попивающий абсент. Напротив него вальяжно сидит полупрозрачная дама, явно не существовавшая в реальности. Реальна ли была история изображенная на картине? Или же просто плод чьего-то больного воображения… Эта картина непонятным образом пошатнула его представление о реальности, хотя, до конца неизвестно чем это вызвано.
«Словно чья-то злая шутка, настолько это нереалистично, что даже мне тяжело поверить в такое» подумал про себя Эл.
Он не хотел долго рассматривать неприятную его душе картину и переключился на осмотр остальной части кабинета. Мимолетно пробежавшись глазами по трудам великих философов, мыслителей и психологов, его внимание привлекла Empire V Пелевина – А это уже интересно – незаметно для самого себя проговорил он вслух.
Подняв глаза чуть выше всех книг он заметил небольшую рамку из темного дерева, в ней была фотография с улыбающимися парнем и девушкой. Они стояли позади самолёта с авиабилетами, нарочито выставленными в кадр. Справа от рамки стоял пластмассовый пассажирский самолёт, точная копия того, что был на фотографии. Эл. остолбенел. Он не знал как на это реагировать. На фотографии была слегка постаревшая, но та самая брюнетка с фиолетовой прядью волос и янтарными глазами. А рядом с ней стоял он. Только в другой, не типичной для него одежде. В выглаженном пиджачке и брюках.
Он не мог поверить в происходящее. Где грань реальности и того, что дорисовывало ему больное воображение? Эл. кажется, терял эту тонкую нить и ему было страшно смотреть назад и смотреть в её глаза на фото. Простояв некоторое время, эмоции начали переполнять его. От грусти до апатии, от апатии до гнева, от гнева до слёз радости. Он думал было стукнуть с кулака по книжной полке, но остановил свой кулак в сантиметре. Больше всего его раздражало непонимание, где явь, а где бред. Не выдержав подобного давления от самого себя он схватил игрушечный самолёт и отправил его в полёт в девушку с фотографии. Рамка опрокинулась и треснула, образовав на месте её лица узоры, напоминающие звездный взрыв. Несколько минут Эл. пытался надышаться воздухом, делая всё более интенсивные вдохи, но ему это не помогало. Кое-как придя в чувства, он резко схватил эту рамку и решил разглядеть её детальнее. Эмоции диктовали следующие шаги, ведь ему уже было плевать на разрушения оставленные в кабинете. Он опрокинул журнальный стол вместе с колыбелью Ньютона, в такт которой в самом начале Эл. постукивал пальцами. Сев подле опрокинутого столика и скрестив ноги, он разглядывал рамку взглядом наполненным болью и чувством опустошающей растерянности. Он всё вновь пытался разглядеть её лицо, но трещины на стекле отдавались визуальным эхом разбитой надежды в его воспаленном мозгу. Эл большим пальцем по месту скола, пока редкие капельки слез стекали по его щекам. Неожиданно для себя самого, художник начал истерически смеяться. Пока слёзы продолжали стекать по его щекам, фотография в рамке начинала походить больше на детский рисунок разноцветными фломастерами на белом листе.
