Читать книгу: «Я хочу тебя», страница 8

Глава 23

ДЕМЬЯН

Я увидел ее впервые три года назад.

Голую.

Она совсем малолетка была, из душа выскочила в одних тонких трусиках, и я знал, что у Коваля есть две дочери, но к такому зрелищу был не готов.

Любовь с первого взгляда или мгновенный выстрел, когда сердце перестает биться – это одно и то же. Меня ударило тогда, ее запахом, чистым, ее красотой. Похоть и порок, желание – те грехи человека, те чувства, которые я не взял в расчет.

Три года я убивал.

Просто потому, что к ней посмели подойти.

И лишь теперь принял – хочу ее себе, насовсем, не смотреть, а трогать, целовать и слушать ее стоны, ее тело сжимать, в руках сдавливать.

– Коваль, я хочу твою дочь

Я это сказал. И это честно.

Алину я бросил в салоне только потому, что мне еб*чее благословение нужно было от ее отца.

Я его не получил.

– Что такое? – ответил он. – Хотеть мою дочь.

Коваль поднялся из кресла, как царь. Затушил сигару в прозрачной пепельнице. Подошел к бару, налил два стакана виски, второй протянул мне.

Он по кабинету расхаживает, как по орбите в космосе, с таким довольством и уверенностью, что ему принадлежит мир.

– Давай выпьем за наше сотрудничество, Демьян, – он улыбнулся, щербато. – Мне нравится с тобой работать. Ты ценный кадр, как говорится, – он хмыкнул. – И я ценю.

– Отдай мне дочь, – повторил. Прямо в глаза посмотрел, своему врагу.

Дети о подарках от деда мороза мечтают, я тоже так делал, но жизнь банально и тупо рубанулась на до и после, я засыпал в комнате на шесть пацанов и под подушкой держал вырезку из газеты – фотку Коваля в одной из статей о благотворительности, он нашему детдому помогал, меценат.

Его боготворили, он даже на праздник к нам приехал, на женский день. Он говорил со сцены, а я в кулисах медленно шагал к нему с кухонным ножом.

Меня наша повариха остановила, которая баловалась, подбрасывая в утреннюю овсянку жучков.

– Не будь дураком, – сказала она тогда и нож у меня выхватила, – месть – это когда красиво, это когда холодно, Демьян, чтобы застыла кровь. Не на горячую голову. Учись у дураков.

Позже я узнал, что она была принудчицей, в нашем детдоме отбывала часть срока за то, что убила из ревности мужа.

Но тогда я поверил ей, дураком не стал. И три года был рядом с Ковалем – убийцей моих родителей, шагал с ним рука об руку, чтобы подать долгожданное холодное блюдо.

Вот только у этого ублюдка есть ангел-дочь. Которая моей быть должна, и в свадебном платье, и спустя годы, когда за стеной детская комната, и спят наши мелкие, а она кричит подо мной, каждую ночь, и у нас не кровать, а распятие.

Я влип. По уши.

– Демьян, за сотрудничество. Дочь я отдам, но не тебе, ты же понимаешь, – Коваль усмехнулся и подошел ближе. – А ты, значит, дочь мою хочешь?

– Хочу, – ответил честно и покрутился в кресле, поднял бокал. – А что? Ты против?

– Ты сам понимаешь, – он отпил. – Отношения нужно налаживать, и мои дочери – они хорошее вложение. Даже лучше денег, Демьян. Тебе Алину не отдам. Зачем мне ваша влюбленная каша?

Хмыкнул.

В армии тоже была каша. И тоже с жучками.

Тогда я и понял, что некоторым – им нравится просто, стоять и смотреть, проглотишь ты и или восстанешь. Восстать против тех, кто сильнее морально, кто может в плинтус тебя закатать – это почти как феникс из пепла, выдумка, легенда, мечта.

И вот я вставал. Вместе с автоматом. Армия и потом горячие точки, я воспитывал, взращивал в себе зло, если оно не дано с рождения – его можно почувствовать, спустя годы, сотни выстрелов – так, наверное, правильно, так хорошо, истреблять терроризм и шагать под пулями – это бодрит.

–Нет, – сказал Ковалю. – Уймись. Дочери – не товар. И Алина моя.

– Ты меня учить будешь? – Коваль вскинул брови. – Демьян, я мелочиться не буду, даже если ты хороший партнер. Я убью

Родителей моих убили просто потому, что они оказались свидетелями. Делишек Коваля. Обычная счастливая семья с малолетним сыном, по будням работа, на выходных парк отдыха, средний достаток, планы на будущее и любовь.

Тогда была любовь не половиной, она была целой, крупной такой, мощной, помню мамины глаза, и мутнеет взгляд, и в носу свербит.

Их убил Коваль, его люди, и я хотел эту месть растянуть надолго, как советовала мне добрая повариха, я три года его доверие зарабатывал, чтобы потом с ножом в спину, по классике.

Но влюбился в его дочь.

И…отпустить не смогу, наверное, не простить и помнить, имея шанс терпеть и не трогать его, в конце моего тоннеля свет появился, и это она.

– Я против, – отпил виски, – она не хочет замуж за твоего мудака-конкурента, Коваль. Она моя. Я так сказал.

– Чего ты сказал? – Коваль брякнул стаканом по столу, и двинулся на меня, я встал с кресла. Он рявкнул. – Дочери – мои ресурсы. Алину ты никогда не получишь, никогда. Смирись, Демьян, я…

Он не договорил.

Потому, что я ударил его квадратной бутылкой виски по башке.

И ударил, вложив всю свою дурную силу.

Коваль упал мне в ноги.

Сжал бутылку и наклонился. Прислушался.

Я мечтал, ночами в детдоме ему дыхание оборвать, я хотел, я планировал, ждал, но чтобы вот так…спонтанно?

Он не дышит.

Затылком на полу, и под ним расплывается красная лужа.

Мертв, всё?

Пощупал пульс. И не поверил, когда ничего не услышал, нет биения сердца, он всё, я годами мечтал это сделать, но терпел, и… убил все-таки?

Его дочь не товар.

И мои родители – не маленькая неувязочка, которую нужно убрать.

– Ты получил свое, Коваль, – выдохнул.

И снова не поверил. Мой враг с пробитой головой у моих ног валяется.

А в дверь стучат.

Выпрямился и отпил виски, распахнул дверь. Вышел в коридор.

– Демьян, – Алина отшатнулась, у меня лицо, как маска, наверное – африканская, устрашающая. Алина сцепила руки перед собой. – Можно мне к папе?

– Нет, – оглянулся на закрытый кабинет. Ровно выговорил. – Мы пока заняты.

В коридоре темно, свет падает из холла, слабо раскрашивает ее лицо голубой краской. Она топчется на месте, теребит спадающие на грудь черные волосы и кусает губы.

– Меня в универе называли черной вдовой, – сказала она и посмотрела прямо на меня, – все мои парни… они пропадали. Это ты?

Я ли их убивал – ее вопрос накаляет воздух между нами.

Кивнул.

Она ведь сама уже поняла.

– Все верно, Алина, – шагнул к ней и толкнул, прижал к стене телом и за шею поднял ее бледное лицо к себе. – Что? Снова монстром меня считаешь? Да. Я такой.

Она дернулась, я сжал крепче, она замерла в моих руках, темными глазами впилась в лицо.

– Я хочу поговорить с папой, – глухо выдохнула.

– Папа занят, Алина, – это я сказал сразу. Не подумав. Не ощутив вины за собой, лишь горькую радость.

Я убил его. Человека, который лишил меня родителей. Я три года был рядом.

И Коваль сдох, сдох наконец-то, но об этом никто не узнает, особенно – его дочь.

Она же не виновата. Ни в чем. В его грехах точно, она просто сладкая, вкусная, очень горячая, и я сдался тогда, и сейчас не сдержусь.

Расстегнул ее джинсы, она дернулась, вдавил ее в стену.

– Я же первым буду, Алина? – спросил и сдернул джинсы по узким бедрам, схватил ее за волосы, заставляя смотреть прямо на меня.

В ее глазах огонь и холод, яркие вспышки, бликуют, и я поморщился от этого света, я не требую ее, я знаю, вижу и чувствую, что эта будущая женщина готова на ответ.

– Демьян, нет, дай я пройду к папе! – она вырвалась, но я обхватил ладонью полную грудь и прижал Алину к стене.

– Давай всё потом, – выдохнул, и вжикнул молнией на брюках. Ее глаза округлились. Стянул боксеры и сжал в ладони горячий напряженный член.

– Демьян, у меня еще не было, не надо, – она охнула, когда я накрыл ладонью бархатные складки и потёр.

– Я тебя не обижу, Алина, – поднял ее, и длинные ноги обвили мои бедра. Прижал ее ближе, укусил в шею. – Никогда не обижу. Я тебя хочу.

Сказал.

И толкнулся в мокрые складки.

Глава 24

Рывок, и он во мне. Я забыла, как дышать, заскулила от огненной, болезненной вспышки, от надрыва. Попыталась оттолкнуть, но Демьян замер, зашептал мне что-то, что я не могла расслышать.

– Демьян, – всхлипнула, – пожалуйста, прошу тебя…

– Тише. Тиш-ш-ше, – прошептал, прислонившись лбом к моему лбу. – Сейчас станет полегче, потерпи.

Я до последнего надеялась, что он остановится, что даст мне передышку, а затем просто оставит меня. Но нет. Демьян резко впился в мои губы, смял их с жадной настойчивостью, граничащей с голодным безумием. Без капли нежности, алчно, больно впившись в мои губы, он пил меня, наслаждался нашей общей болью – клянусь, ему тоже больно! И в этой боли я и нашла наслаждение.

Задохнулась от калейдоскопа чувств – похоти и сумасшествия, боли и нежности, ненависти и жадности, и ответила на этот поцелуй-безумие. Нельзя желать чудовище не из сказки? Может быть, но я желаю, и разум рвется клочьями, горит и опадает пеплом, пока я цепляюсь за его короткие волосы, зарываюсь в них пальцами, притягивая к себе Демьяна ближе.

Во рту привкус крови, его, или моей – не знаю. Всюду кровь – на мне, во мне, в мыслях. Он задыхается, как и я, терзает мои губы, и я отвечаю тем же – терзаю его, кусаю, пусть нам будет еще больнее, я тоже обезумела.

– Хочешь, чтобы я тебя трахнул? – спросил, оторвавшись от меня.

Его член во мне, Демьян не двигается, и боль прошла. А на смену ей пришло нечто иное – то, что заставляет меня кусать губы, тянутся к нему, желая, чтобы он дал больше. Той самой боли, наслаждения. Всего того, что поможет забыться.

Но я ответила:

–Нет.

– Уверена? – ухмыльнулся, провел ладонью от моей груди, спускаясь ниже – туда, где соединяются наши тела.

Провел пальцем по клитору – легко, нежно, ласкающе. Я задышала чаще, с трудом сдерживаясь, чтобы не начать двигаться самой, а затем он надавил. Я застонала, а Демьян требовательно смотрел мне в глаза, наслаждался моими больным желанием и злостью, плескавшимся в них.

– Скажи, Алина, – повторил настойчиво.

Ни за что!

Я хочу, чтобы он оставил меня в покое. Чтобы никогда не попадался мне на глаза. Чтобы умер! Он сам убийца, и он достоен смерти за все, что совершил. Я дико его боюсь, ведь он говорил, что не тронет. Но тронул. Меня, тех, кто меня окружает, медленно уничтожал всех, а заодно и меня.

А еще я хочу его, хочу испытать все, хоть раз побыть женщиной, которую дико и жестко берут, не спрашивая ее разрешения. Которую эгоистично трахают, и она наслаждается этим.

Но я ни за что не скажу об этом Демьяну. И он увидел это – мое упрямство и кровоточащую душу. Но не отпустил, а решил все за меня. Снова.

– Ты моя, – рыкнул, и начал вбиваться в меня, закинув одну ногу себе на бедро.

Движения яростные, жестокие. Мне больно, и хорошо одновременно, я наслаждаюсь его членом внутри, чувствую, как он распирает меня, как насаживает все сильнее, и сильнее. И я не выдерживаю, обхватываю его ногами, и ствол проникает глубже, стенки лона сжимаются вокруг него сильнее, так жадно, не хочу отпускать его сейчас. Хочу живой себя почувствовать.

– Блть, какая ты горячая. Ох*енная, – прошептал с любовью-ненавистью, задвинул член еще глубже, и я застонала от нешуточной боли, смешанной с эйфорией. – Давай, Алина, сожми мой болт сильнее. Давай, девочка.

Я тяжело дышу, двигаю бедрами навстречу его сильным движениям, и теряюсь в накрывшем меня торнадо, унесшем все мои мысли, все нравственные установки о том, что есть хорошо, а что есть плохо. Сейчас мне хорошо, и это главное. Но потом будет плохо, и краем сознания я помнила об этом, хотя даже мою память заглушило тяжелое, горячее дыхание, и шлепки наших соприкасающихся тел.

Демьян вдалбливается в меня так жестко, что я перестаю чувствовать боль, мне хочется еще сильнее, чтобы стало хорошо до слез, до опустошения. Член во мне, кажется, стал еще больше, и еще тверже. Демьян долбит, выходя почти полностью, я головку его чувствую, а затем врывается снова. Целует-кусает меня, терзает, подчиняет. И я сдаюсь. Извиваюсь, придавленная его телом, и кричу от наслаждения, распятая для него, только для него.

– Кончай… да, Алина, – прошептал бессвязно, вбился в меня до основания раз, второй, и резко вышел из моего покорного, покоренного тела.

На бедра брызнула сперма. Демьян сжимал свой член, я опустила глаза и увидела набухшую, красную головку, выстреливающую белой жидкостью, а затем устало откинула голову на стену, и закрыла глаза.

– Я знаю, что тебе понравилось, Алина. Не строй из себя жертву, – услышала я жесткое, Демьян поставил меня на ноги, и кивнул: – Иди в кабинете подожди, через десять минут за тобой приедет Кастет, и отвезет домой. Я приеду позже.

Он отвел меня до свободного массажного кабинета, по пути взяв связку ключей, втолкнул, и запер.

Глава 25

ДЕМЬЯН

«Закрой Ларису дома, и быстро в салон. Алину отвезешь домой» – написал Кастету, зайдя в кабинет Руслана.

В теле приятная расслабленность, пах до сих пор сводит от истомы. Тянет бросить все, усадить Алину в машину, и уехать отсюда нахер. Подальше. И никогда не возвращаться.

Но я этого не сделаю.

Руслан мертв, от тела нужно избавиться как можно быстрее. Обычно в таких случаях мы пользуемся крематорием, приплачиваем своему человеку, который и уничтожает все улики. Но в этот раз так поступать опасно.

Коваля мало кто любит. Вообще никто его не любит, если подумать. Как и меня. Но могут найтись те, кто пожелает убрать меня, узнав, что я избавился от Руслана. Испугаются за свои жизни, и попытаются меня пристрелить. Те, кто вел дела с Ковалем; те, кто должен ему бабло; те, кто повязан с ним.

А мне этот гемор не нужен. И без этого есть те, кто мечтает увидеть меня дохлым. Врагов хватает, значит, нужно избавиться от тела Коваля иным способом.

– Я приехал, – услышал тихий стук в дверь, открыл дверь, и кивнул Кастету.

– Пошли.

– Эта Лариса мне весь мозг вынесла. Вроде красивая, но какая-то…

– Тупая пи*да, – перебил я, и Кастет кивнул.

– Мне их обеих сторожить, да? Внутри квартиры, или снаружи?

– Внутри будь. И не упусти. Особенно Алину, – тихо приказал я, открыл дверь массажного кабинета, и увидел сидящую на подоконнике девушку. – Алин, домой пора.

Я думал, что она плакала, но нет. Вид потерянный, а глаза сухие. Спрыгнула с подоконника, и подошла к нам, избегая моего взгляда. Даже спорить не пришлось, рычать на нее. Смирилась.

Хм, а почему я думал, что так просто она не сдастся? Алине понравилось, реакцию тела я уловил. А любовь… может, полюбит, может, нет. Бабская любовь вообще миф. Я дам ей все, обеспечу, защищу, от всего мира укрою, и Алина либо полюбит меня, либо привыкнет. Разницы нет. Хотя, я бы хотел ее любви.

– Вези ее домой.

– В университет, – хрипло произнесла Алина, и впервые взглянула на меня: – Я не хочу… туда. Не сейчас. Сегодня есть пары, я хочу на учебу.

– Нет!

– Демьян, – всхлипнула, и Кастет отошел на пару шагов, сделав вид, что его здесь нет, – Прошу тебя. Мне нужно отвлечься, я не могу вернуться домой сейчас. Слишком многое произошло. Дай мне хоть пару часов подготовиться. Если я вернусь сейчас, мне придется снова ругаться с Ларой, вспоминать все, что случилось… а я хочу занять свою голову хоть чем-то обыденным.

Я сжал зубы. Не люблю, когда спорят, но Алину понял. Нежная она, несмотря на то что дочь Руслана, не привыкшая к крови. А может, привыкшая, но ненавидящая всей душой этот мир.

Там был убит Игнат. Сегодня она стала женщиной, и Алине нужно прийти в себя.

– Сопровождай в университет, – кивнул Кастету. – Игоря пошли к Ларисе.

– Понял, – Кастет повел Алину по коридору, и они вышли из салона, а следом и я подошел к администратору:

– Все на сегодня свободны. Массажисток и прочих предупреди, и проваливайте. Сегодня салон работать не будет, приказ Коваля.

Блондинка округлила густо накрашенные глаза, а затем хлопнула ими, соглашаясь без слов. Не сильно умная особа, но научилась не спорить, и не задавать лишних вопросов. Буквально через десять минут один клиент, и весь персонал покинули салон, который я закрыл на ключ.

А дальше я действовал быстро. Ноги и руки коваля скотчем, упаковал в черные мешки, которые обвязал веревками и, дождавшись, когда начнет темнеть, загрузил в багажник. А дальше все легко – заброшенный гаражный кооператив за чертой города, в наполовину умершем городке. Вскрыл один из гаражей, и сбросил тело коваля в подвал. Яму копать зимой, нужно времени много, а его сейчас почти нет.

Как будет время – вернусь, и сделаю все по правилам. А время пока есть, Коваля здесь не найдут.

– Счастливо оставаться, – я стоял на краю, и смотрел на обмотанное черными пакетами тело.

Долго представлял себе, как убью его. Как Коваль будет мучиться перед смертью за то, что с моими родителями сделал, за мои гребаные детство и юность, которые я в аду провел. Мечтал, что убью, и плюну ему в изувеченную рожу.

А сейчас лишь слабое облегчение испытываю. Сдох, и сдох.

– Плевать, – хмыкнул, бросил последний взгляд на то, что некогда было Русланом Ковалем, которого боялась вся область, и под которым ходила местная братва.

Был здесь царем, а стал ничем.

С тобой покончено навсегда, Коваль!

Я развернулся, вышел из гаража, снова закрыл его, сел в тачку, и поехал домой. К Алине.

Глава 26

Я была на последней паре, и не слышала ничего из того, что говорил преподаватель. Даже не трудилась делать вид, что пишу. Сидела с отсутствующим выражением лица, а преподаватель меня игнорировал. Я вполне привыкла к этому.

Меня редко спрашивали на экзаменах, чаще всего ставили оценки автоматом, и экзамены с зачетами были фикцией. В школе было также. Все знали, чья я дочь, и не хотели, чтобы я расплакалась из-за четверки. Боялись, что отец придет, и прострелит голову учителю, обидевшему меня.

Знали бы они, что отцу было плевать!

Может, я бы скатилась из-за этого, поглупела, ведь какой смысл учиться, если знаешь, что получишь золотую медаль и без бесконечных умственных упражнений?! Наверное, меня мотивировало то, что у меня есть младшая сестра. И я не хотела, чтобы она считала меня дурой. Потому и училась что в школе, что в университете, и училась на славу.

Кроме этого дня.

Я то и дело вспоминала, что Марка больше нет. Что его Демьян убил, как и всех остальных. Он признался, и ни капли сожаления я в его голосе не слышала, просто данность, факт. Да, убил, и что?!

И правда – что?! Что я сделаю? Пойду в полицию, в прокуратуру? Там у Демьяна свои люди, да и не смогу я сдать его. Странные чувства он у меня вызывает. Такими, как этот мужчина, издревле пугали невинных девушек: не ходи в лес одна, не доверяй серому волку…

Меня привлекает его темное обаяние, я ненавижу его суть. Мое тело горит от воспоминаний о том, что Демьян с ним творил, а разум подбрасывает другие картинки – лица тех, с кем я пыталась строить отношения, и кого больше нет в живых.

Хорошо что пары допоздна. Но жаль, что поговорить не с кем. Мама далеко, подруг нет, сестра отдалилась… вот и приходится разговаривать с самой собой в мыслях, и думать: а что же дальше, и как?!

– Все? – спросил Костя, встретив меня у аудитории. – Домой?

– Да, но… давай пройдемся немного, – умоляюще посмотрела на парня. – Все время взаперти, я с ума сойду скоро.

– Нельзя.

– Ну пожалуйста! – я чуть не заплакала. – Кость, будь ты человеком, а? Пятьсот метров по тротуару туда-обратно, потом в машину, и домой. Я взвою скоро.

– Руслан и Демьян…

– Не узнают, – перебила я, и сложила ладони в молитвенном жесте. – Ко-о-ость!

По всем правилам он должен был отказать мне, затащить в машину, пусть и силком, и отконвоировать домой. Но видимо, Косте и самому надоело такое существование.

– Недолго. Я иду у дороги, ты по правую руку. Если я говорю пригибаться – выполняешь, бежать к машине – выполняешь.

– Все буду выполнять! – закивала я.

–От меня ни шагу. И… никому ни слова, – мрачно произнес Костя. – Меня за такое не убьют, но и не похвалят.

Мы вышли из здания университета, и я впервые за прошедшие сутки смогла вдохнуть вкусный, морозный воздух полной грудью. Почти свобода! Костя с сомнением покосился на парковку, но не передумал. И мы пошли по тротуару прогулочным шагом. Боже, как давно я просто не гуляла, и это, оказывается, так восхитительно – просто иметь возможность бродить, ничего не бояться, и обладать хоть крупицей свободы!

– Разворачиваемся, – буркнул Костя, я согласилась, и мы повернули назад.

Колеса завизжали совсем рядом, машина резко остановилась, и Костя оттолкнул меня к стене дома, а сам встал в стойку.

– Расслабься, свои, – из черного танка – кажется, это Гелендваген, вышел печально знакомый мне мужчина – Петр Николаевич Волынов, а следом и его охрана. – Вот это удачная встреча!

– Здравствуйте, – испуганно поздоровалась я, и постаралась взять себя в руки. – Удачная встреча? Не специальная ли она?

– Нет, девочка, – Волынов окинул меня масляным взглядом, от которого мне сразу захотелось отряхнуться. – Ехали мы в другое место, но и ты мне нужна.

Нужна… о Боже, нет! Отец же не отдал меня этому человеку?! Хотя вполне в стиле Руслана Коваля – кинуть «другу» и партнеру кость в виде меня, и сказать – иди, забирай. И даже не предупредить меня!

– Где Руслан? – спросил Петр Николаевич, и рыкнул на Костю: – Да отойди ты, псина! Башкой подумай: нас пятеро, ты один. Захочу, что угодно сотворю, но я просто поговорить.

– Папа в салоне, наверное, – я отвела взгляд от Волынова, как обычно стараясь не смотреть в его глаза.

– Нет его там. Пошли в кафе, поговорим, – он кивнул мне за спину на милое кафе, в котором часто сидят студенты. Костя недовольно нахмурился, но кивнул, и мы вошли внутрь. – А ты посиди с моими ближе ко входу, – приказал он моему соглядатаю, и легко подтолкнул меня за плечи в сторону дальнего столика: – Идем, куколка, поговорим.

Меня дрожь пробрала от этого его «куколка». До того похабно прозвучало… фу!

– Петр Николаевич, – начала я торопливо, – вы ведь понимаете, что папа передо мной не отчитывается! Обычно он в салоне, но если уезжает по делам, меня не предупреждает.

– А теперь ты послушай, – Волынов безэмоционально уставился на меня своими рыбьими глазами, – у нас тендер, участок лакомый, и желающих много. Кого надо, мы подмазали, и сегодня нужно бабло передать. Лично, а взамен получить подписи, и выигранный тендер, ясно?

– Ясно, – кивнула я, хотя я-то здесь причем?!

– Хорошо. Деньги огромные, девочка. Ты, быть может, такое число и не знаешь, сколько мы отвалить должны. Но вливания в стройку, и прибыль все это окупят. Бабки у Коваля хранятся, договоренность была, что я приезжаю, мы едем с чемоданами бабла в закрытый специально для этого ресторан, и совершаем сделку. Вот только салон закрыт, а твоего отца след простыл! Скажи-ка мне, когда он закрывал салон?

Никогда. Я побледнела, и отвечать не пришлось. Да и Волынов не хуже меня это знает. У отца там офис, в охране бандиты, а некоторые оборотни в погонах в подвязках с папой. И за деньги, и за «услуги» массажисток. Очень удобно вести дела. Вроде, прикрытие полулегальное – полусалон-полубордель, но это в стиле папы. И никогда он не закрывал этот притон, вечно торчал там, вел дела, даже когда в позапрошлом году у него война была с Североморскими братками. Там был, обложившись оружием.

– Может, что-то случилось? – пробормотала я. – Нужно позвонить ему.

– Надо же, я такой недогадливый. Просто бестолочь! – разозлился Петр Николаевич, сузил глаза, и процедил: – Звони, кошечка. И скажи, что так дела не ведут.

Я достала телефон, и набрала папу.

– Отключен, – я растерянно отняла трубку от уха, и включила динамик, чтобы головорез убедился, что я не лгу.

– А Демьян вне зоны, – прошипел Волынов, тоже нажав на отбой на своем смартфоне. – Тебе все ясно, милая? Папаша твой смылся с баблом. Видимо, надоела жизнь на острие ножа, захотелось к солнцу, к пальмам, вот и кинул нас. И вас тоже, – скривился он. – Что будем делать?

– Папа не сбежал! – уверенно заявила я. – Просто появились дела, он обязательно…

– Дура, как и все бабы, – выплюнул Волынов с презрением. – Все уже в курсе, что Коваль свалил. Не я один вмазан был в это дело. Есть те, кто должен был сопровождать нас, есть те, кто ждал бабло, и не дождался. Есть связанные с ними люди, есть те, кто вписался в тендер, и влил свои средства в строительство. И все они знают, что сделка не состоялась, и Коваль свалил, солнышко. А ты осталась. И бабло возвращать тебе.

– Мне?

– Слышала, что ребенок за родителей не отвечает? – спросил он внезапно, и я кивнула. – Забудь. В нашем мире так не работает. Ищи Руслана, выйди на связь и дави на жалость. Хотя раз он тебя кинул, то ему плевать на тебя. Это давно было ясно, но сейчас я окончательно убедился в этом.

– Да, папе плевать, – хрипло пробормотала я.

– Но попытаться надавить на жалость стоит. Подумай, куда он мог свалить. Может, Руслан говорил что-то вроде: «Вот состарюсь, и куплю домик в Неаполе»? – надавил Волынов, и я пожала плечами.

– Папа со мной не разговаривал. Никогда.

Только отдавал приказы, угрожал, поучал и унижал. Не помню ни единого случая, когда он похвалил меня, посмотрел с теплотой. Всегда были лишь недоумение и презрение, а иногда и злость.

Но как папа мог сбежать? Да, я иногда слышала, как отец разговаривал с другими такими же бандитами, и обсуждали, что очередной браток сбежал в Испанию, или пошел на сделку с полицией. И многие из отцовских «коллег» в открытую говорили, что как голова полностью седой станет, они завяжут, что старость нужно живым встретить, вдали от всего этого. И да, многие из них говорили про домики в Европе у Средиземного моря, про виноградники и отход от дел.

Но это не про отца. Он как раз говорил о том, что знает, как умрет. Что он видел это, и предчувствует. И не хочет он спокойной старости, а хочет умереть так, как ему приснилось – убитым врагом, уйти на пике.

– Сегодня вспоминай, пытайся дозвониться Руслану, а завтра будем насчет денег думать. Но долг придется вернуть, – процедил Волынов, и подался ко мне ближе, перегнувшись через стол. – И не думай, что сможешь повторить финт Коваля, и свалить. За тобой будут следить, так что не рыпайся. Я потому и отпущу тебя, что знаю – тебе не сбежать. Но если затеешь что-то, то я тебя в клетку посажу, красавица. Отымею для начала, а затем ты будешь делать все то, что я скажу. Поняла?

– Д-да, – поперхнулась я, уже устав слушать угрозы от всех встреченных мужчин.

– Иди, – кивнул мне Петр Николаевич в сторону выхода, и я встала. Но ни шага не сделала, замерла, и решилась на вопрос:

– А о какой сумме идет речь?

Если отец бросил все, чем дорожил – власть, всеобщий страх, связи и репутацию, то я даже не представляю, какая это сумма.

Волынов назвал мне ее, и я даже охнуть не смогла. Просто онемела, кивнула, и пошла к Косте.

– Уходим быстро, – не шевеля губами выдавил он, подтолкнул меня к выходу, и мы почти побежали к машине, в которую сели, и охранник тут же завел ее.

Я снова набрала папу – телефон отключен. Демьян не в сети. Они же сегодня разговаривали, и после… после всего Демьян остался с папой, значит, какие-то важные дела. Меня отдал Косте, и приказал охранять, а сам… неужели, помогал папе сбежать?! Сейчас деньги перевозит?!

Я ничего не понимаю.

По дороге домой я снова и снова пытаюсь дозвониться до папы. Вдруг это недоразумение, и он включит телефон. Скажет, что с девками в сауне отдыхал, обзовет меня по своему обыкновению, и будет сам разговаривать с этим мерзким Волыновым!

– Хвост, – предупредил Костя, и хотел прибавить скорость, но я остановила:

– Это от Волынова. Они не отстанут. Будем скрываться, сделаем лишь хуже.

– Но если не срезать хвост, квартиру рассекретят.

– Они в любом случае ее найдут, – устало пояснила я. – В деле большие деньги замешаны, и многие люди, как я поняла. Найдут, и накажут за то, что от слежки пытались скрыться. Так что не предпринимай ничего, и вези меня домой.

Странно, но Костя послушался. От погони отрываться не стал. Машины сопровождения и не скрывались, следили не тайно, и припарковались рядом с автомобилем Кости.

Мы вошли в квартиру, навстречу выбежала возбужденная Лариса, и замахала руками:

– По телеку! Ты видела? Алин, ты в курсе? – затараторила она.

– Про что?

– Про папу! – пояснила она, и потащила меня на кухню.