Читать книгу: «Двадцать кубов счастья», страница 8

Адвокат у меня был матерый. Высококомпетентная акула, которая откусит руку, ногу и голову. Он четко знал законы, лазейки в них, и был при связях. Ну, и конечно, сыграло не маловажную роль, то, что до этого я был чист. Когда мы вместе ходили в районный суд, где велся процесс, он то и дело здоровался с адвокатами, судьями и прокурорами, что меня ободряло и успокаивало. Благодаря моему спасителю удавалось с достоинством переживать этот кармический удар.

Перенести черную полосу помогло и еще одно обстоятельство, возникшее спустя несколько недель после моего двухдневного заточения. Это укрепило мой дух и веру в благополучный исход всей этой истории. Жабас уже год как был на свободе, и за это время завел немало знакомств. Окружали его, конечно, в основном, такие же ребята, как и он: либо уже отсидевшие, либо те, кому это предстояло в ближайшем будущем. Однажды мы прогуливались, и одноклассник решил познакомить меня со своей приятельницей. Общались они где-то пару месяцев, и Жабас был счастлив даже от дружбы с этой молодой девчонкой. Работала она продавцом в продовольственном магазинчике. Магазин напоминал бытовку и находился недалеко от пригородного леса, где было тихо и спокойно.

– Здарова, Марина! – приветствовал он ее, нагнувшись у маленького окошка, не высовывая рук из карманов. – Выходи, покурим.

– Привет! Ща, погоди, – послышался голос.

Из каморки вышла девушка лет двадцати, в спортивной куртке, джинсах и кроссовках. Леша представил нас друг другу. Я заметил на себе оценивающий взгляд Марины. К этому времени я уже приобрел очки в черной пластиковой оправе, и выглядел как ботан. Особого впечатления я на нее тогда не произвел. Но когда мы стали общаться чаще, и она узнала о том, что у меня скоро будет суд, ее отношение ко мне странным образом изменилось. Еще пара недель – и мы уже тусовались на квартире у брата с его женой. В ту ночь мы с Мариной узнали друг друга еще ближе, и у нас сложились серьезные отношения.

***

Как часто в жизни человека возникают ситуации, где выбор не всегда рационален и не подкреплен трезвым взглядом на положение дел. Создавшиеся условия, подавленность, нужда в поддержке порой ослепляют, и разум выключается. В такие моменты сложно отличить черное от белого, даже если имеются очевидные факты, говорящие о неблагоразумном решении. Так и я не принимал во внимание явные факты, которые указывали на отсутствие перспектив этих взаимоотношений. Марина, как потом выяснилось, была на год младше меня. Эта девочка, к своим девятнадцати годам, уже имела пятилетний героиновый стаж и две ходки, одна из которых была по малолетке. Жила она с мамой, которая вечно курила и рассказывала о своих разборках то с одним мужиком, то с другим; младшей сестренкой, постоянно пропадавшей в компании местных пацаняг; и бабушкой, которая ненавидела мир и постоянно ругалась матом. Сама Марина, вне продуктовой будки, также ошивалась во дворах, где встречалась с хитрыми типами и всегда что-то мутила. Отмороженная пацанка, ставшая моей девушкой, была тем еще фруктом! Как так получилось, что мы стали парой – остается загадкой, но думаю, что тяжелые времена и одиночество творят с человеком безумные вещи!

Мы с Мариной часто наворачивали круги на районе. Как-то, в очередной раз прогуливаясь, моя половина, в олимпийке и трикошках, не высовывая рук из карманов, констатировала:

– Так, Спартак. Сейчас стрелканемся с Гариком, я у него заберу денег, а потом еще раз прошвырнемся у садика. Там я выцеплю своих лохов и выбью еще филок. Если будут мазаться – пизды получат. Меня на районе знают. И лохи знают, что если мне что-то не понравится – останутся без ног!

Вечно бегущая вперед, вечно пытающаяся у кого-то что-то отнять и забрать. Отец ее умер много лет назад, перед путешествием в иное измерение, выпив последнюю в своей жизни бутылку водки. Его сердце не выдержало. Отчим, отсидевший полжизни, жил теперь отдельно и встречался с ней лишь время от времени. Суровая и дикая действительность ее мира сделали из Марины сильную, дерзкую и агрессивную машину для охоты, у которой самосохранение и поддержание своего статуса выплескивались через кулаки и связи. Как странно, порой, переплетаются в одном человеке светлые и темные стороны. За завесой всей этой дикости на самом деле скрывалась жажда любви и понимания. Ей часто хотелось все изменить, начать жить по-новому и убежать от реалий той среды, в которой она уже основательно погрязла с головой. Сделать это, к сожалению, было невозможно. Сумасшедшая семья, закоренелые привычки и ее окружение туго стягивали цепями умирающую мечту, после чего следовало смирение. Наверное, нас объединяла боль и надежда, которые мы несли в глубине души. Она нашла во мне человека из другого мира, а я в ней – поддержку и заботу.

Мы стали встречаться каждый день, и это не ускользнуло от внимания Жабаса. Одноклассник, тайно желавший Марину, испытал боль поражения. Как-то, вместе встретившись, мы с Мариной официально заявили ему о своих отношениях. Чувство собственности взыграло с такой силой, что он кипел, и ярость его не знала границ.

– Да вы вообще охуели, ребята! Ты – моя, Марина! Понятно?! Ты – моя! Ты принадлежишь мне! Пусть мы не встречаемся, но встречаться с ним – ты не будешь! Спартак не из таких, как мы. А у нас с тобой есть связь! – кричал он, тыча на меня пальцем.

– Да ты гонишь, что ли, Леш? – пыталась успокоить его Марина. – Какая связь? Мы с тобой не были парой! Мы просто друзья и все… Как ты можешь запретить мне делать то, что я считаю нужным? Мы свободные люди, и я люблю Спартака, как и он меня.

– Реально, Жабас, ты чего так вспылил-то?

– А ты вообще молчи! С тобой никто не разговаривает, – оскалился он на меня. – Короче, вы не будете вместе! Я сказал! Я все для этого сделаю! А ты, Спартак, аккуратнее будь. У тебя суд скоро. Мало ли, что может произойти… Может тебя опять поймают и что-нибудь найдут… Сам ведь знаешь, жизнь – такая штука…

После этой стычки мы с Мариной поняли, что Леша теперь стал угрозой, и что сейчас от него можно ожидать крупных неприятностей. Преследуя свои интересы, он с легкостью мог совершить акт расправы. Когда покушаются на идеалы человека, на его собственность, на его мечту, которой не удалось достигнуть самому, когда остается только наблюдать за чужой победой, тогда зависть и жажда мести сносят голову на хрен. А я ведь и не подозревал о его намерениях в отношении Марины. Мы ни разу это не обсуждали. Он ничего не рассказывал. Мы понимали, что у нас нет возможности повлиять на съехавшего с катушек друга, и что в ближайшее время этот деспот начнет предпринимать конкретные действия, чтобы нас разлучить. Поэтому Марина предложила единственный выход из сложившегося положения:

– Надо ехать к Савелию. Черт, не хотелось бы, но этот придурок может натворить дел, а я не хочу тебя терять.

– Он нормально среагирует на меня?

– Если ты со мной, значит, все в порядке. Будь естественным. Он прожжённый. Чуйка у него на людей.

– Ладно, давай сгоняем, – согласился я.

Публика, которая окружала мою пассию, относилась ко мне с недоверием. Выглядел я, опять же, как ботан, и был весь такой неприступный, тогда как половина знакомых Марины откинулась, а другая половина – сидела на игле. Семья ее тоже смотрела на меня косо: уж слишком я был для них нежен. И все-таки, как часто мы ошибаемся, складывая пазл портрета личности.

Савелий ждал нас в своем частном доме недалеко от центра, куда новостройки еще не добрались со своими программами перезаселения. Отчим прибухивал в компании двух молодых парней: один сидел одинадцать лет за убийство, другой отмотал срок за воровство. Оба недавно откинулись. Они с интересом наблюдали за нами: вот, мол, какая сейчас молодежь. Савелий обнял Марину, и представил ее своей компании, как свою старшую дочь, после поздоровался со мной. Через некоторое время они, извинившись, удалились на кухню. Я сел на табуретку и стал молча ожидать, ощущая на себе оценивающие взгляды присутствующих. Они уже знали о том, что у меня идет судебный процесс: еще до нашего визита Марина все рассказала отчиму. Она использовала это обстоятельство, чтобы показать, что я не пай-мальчик, что я «свой».

Спустя полчаса мы уже вместе обсуждали, как наказать Жабаса. На троих было выпито две бутылки водки, интерес к Леше и возмущение за обиженную дочь разгорались, как и общая дискуссия.

– Блядь! – вскрикивал хозяин дома. – Я по любому его знаю, раз он сидел, когда я тоже ходку мотал!

– Возможно, – говорил убийца, – но это ты узнаешь наверняка, когда мы сегодня приедем к нему. Кстати, Марина, а он точно будет дома? Ты уверена, что мы его застанем? Может, стоит позвонить?

– Да нет, Миша. Дома он будет по-любому. Он вечером всегда дома сидит, я точно знаю. Если позвоню, может заподозрить.

– Хорошо, а как наказывать будем? – включился в разговор второй парень.

– Слушай, он мою дочь обидел, дочурку мою…. Понимаешь? Я за нее, сука, убью! Надо так наказать, чтобы навсегда понял, с кем связался. Чтоб потом подойти уже не смог … понимаешь? И чтоб дружков позвать не смог…

– Давай, тогда как дома. Отвезем его куда-нибудь, или навернешь прямо в подъезде. Пять минут. Мы присмотрим за соседями…

– Да, так и поступим. Навсегда отстанет! – согласился Савелий и залпом выпил полную рюмку водки. – Надо ехать уже.

– Да, ребятки. Встаем и поехали…

– Так может просто проучить его, – включился я, понимая серьезность намерений наших помощников, у каждого из которых за спиной как минимум лет десять тюрьмы. Для них подобный расклад был в порядке вещей.

Тут отчим кладет мне на плечо свою руку, и все затихают. Взгляд его пьяных красных глаз меняется, становится стальным, и я замечаю, как Марина, напротив меня, едва заметно мотает головой, давая понять, что мне лучше не стоит вносить предложений.

– Братиш, я вижу, ты правильный пацан. Может, и вправду стоит его только вспугнуть. Но мы едем не пугать, понимаешь? Его надо наказать. Наказать за то, что он себе позволяет так относиться к тебе и к моей дочери. Поэтому оставь это все нам, хорошо, Спартак? Ты ведь умный парень, и спорить не будешь со старшими? – сказал отчим и, рассмеявшись, добавил. – Поехали, хули сидим? У меня уже этот мальчик вызывает интерес…

Мы прыгаем в красный «Газик», за руль садится не сильно охмелевший убийца, и трогаем с места. Всю дорогу в салоне ревела музыка, переплетаясь с криками и матом. Спустя час я уже стоял у соседнего подъезда и ожидал возвращения карателей. Господи! Как так получилось? Что я делаю здесь с этой бандой? Меня трясло от мыслей. Было искренне жаль Лешу. Он затеял опасную войну, где победителем ему не быть. И теперь его самоуверенность, дерзость и глупость в очередной раз нанесут непоправимый удар. Почему человек не видит дальше своего носа? Почему? Почему? Почему? В голове проносились картинки из нашего детства, а сердце сжимала боль. Что там происходит?! Я понимал, что он сам творец этого сумасшествия, как и понимал, что ситуация полностью вышла из-под контроля. Изначально наша цель была – поставить его на место. Но не такой ценой! Переубедить или остановить Савелия было невозможно. Наши помощники считали, что поступают правильно и по своим законам, поэтому мне оставалось только стоять и смиренно ждать.

Прошло около пятнадцати минут, из подъезда появилась Марина. Подойдя ко мне, взяла за руку, и сказала, улыбаясь:

– Пошли домой.

– А что Савелий? Жабас? Что было? – растерянно расспрашивал я.

– Нормально все. Не стал Савелий его трогать, – как бы успокаивая меня, ответила она. – Я, короче, зашла к Жабасу, предложила выйти в подъезд, типа разобраться. Он вышел. С таким видом еще, типа я что-то просить пришла. А когда Савелий с пацанами поднялся, у Жабаса глаза на лоб вылезли, прикинь? Савелий ему сразу втащил, тот упал. Я никогда не видела его таким удивленным. Он не ожидал. Савелий ему все объяснил, сказал, что в следующий раз говорить не будут, пусть сразу готовится…

– А где они сейчас?

– Да нормально все, успокойся ты! Не тронут они его больше. Так, убедятся, что он все понял, и домой поедут. С тебя поляна, кстати.

На следующий день Леша не заставил себя ждать, и уже в обед нарушил наш покой. Мы часто оставались с Мариной у меня. Мама одобряла мой выбор, и наш союз для нее был благоприятным знаком, хотя она понятия не имела, какого размера кости скрывает погребальный ангар моей девушки. Конспирация была на высшем уровне.

– Что тебе нужно? – спросил я Жабаса, приоткрыв дверь.

– Спартак, привет! Позови, пожалуйста, Марину. Десять минут. Мне только пару слов ей сказать, – с фингалом и улыбкой на лице попросил меня недруг.

– Ты гонишь, что ли?!

– Спартак, Спартак! Расслабься! Я без задних мыслей, отвечаю. Я пришел один, на мировую. Реально был не прав… Перегнул, приревновал. Мне просто нужно сказать это лично Марине! Мы поговорим этажом ниже. Можешь покурить на своей площадке. Я отвечаю, все ровно…

– Спартак, – послышался сзади голос, – нормально все, я выйду. Ты просто постой выше. Мы поговорим.

После этого случая Леша понял всю серьезность положения, в котором он оказался. Поэтому все закончилось его извинениями и тихим исчезновением из нашей жизни. Мне было досадно, что все закончилось именно так, ведь я знал его с самого детства.

СЛОМАННЫЕ ЖИЗНИ

– Ты извини, чувак, за жестокий юмор, но не могу удержаться просто. Короче, когда ты выйдешь, этот дом уже достроят, – ухахатывался Глеб, докуривая сигарету и тыча на стройку напротив моего балкона.

Это мой новый друг. Начитанный, информационно прокаченный и умный парень, с которым мы познакомились благодаря общим интересам в ДК РТП. Каждые выходные во дворце собирались филателисты, нумизматы, любители кино и музыки. Тоннами продавалась литература, диски и видеокассеты. Глеб был киноманом и много читал. Это он приглашал меня в свой ресторан, где работал барменом, это весь его коллектив я в свое время снабжал травой. Нашему общению, к моменту моего фиаско на поприще драгдиллерства, был уже год, и за это время мы с Глебом сдружились. Если вначале он был простым пассажиром, то уже через полгода новый приятель, вошедший в наш круг, потреблял героин, амфетамины и курил матрасами марихуану.

Паренек отличался от обычных ребят, если не считать семью. Отец ушел, жил он с мамой. Друзей отбирал тщательно, любил читать, увлекался, помимо кино, еще и музыкой. Я не вспомню, чем он хотел заниматься в жизни, какие имел цели, но чувствовал, что у него есть внутренний стержень. Про таких людей еще говорят что-то вроде «его ждет хорошее будущее», и называют смышлеными, сдержанными и осторожными.

Новый друг увлекался многим, был разносторонне развит и, конечно, любил подискутировать. Нам всегда нравилось поболтать, особенно, когда собирались дома у Реда. Во время подобных коллективных мероприятий, накурившись до уровня Кришны, Глеб начинал философствовать о жизни, морали и других высоких понятиях. Именно после этих ораторских просветов, мы с Родионом единогласно пришли к выводу, что парень явно мудрый, и сообща дали ему прозвище – ЖиЖиэР. Кроме Жана-Жака Руссо⁹ в наши туманные головы тогда никто не пришел.

– Жижиэр! Теперь ты будешь ЖижиэР! – задыхаясь от смеха на кухонном табурете дергался Ред.

– Ну, пацаны! Хорош уже, – с досадой говорил он, видя, как мы уже не в состоянии были его слушать и слышать.

Так Глеб стал Жижиэркой, постепенно превращаясь из смышленого малого в безудержного полинаркомана и дерзкого хищника. Если раньше, когда мы только познакомились, он не переступал грань и курил только траву, безобидно увлекаясь своим хобби и будучи примерным и надежным сыном, то теперь Жижиэр тусовался в клубах, пил, курил, травился и просто развлекался. В тот день, когда его злая шутка про стройку ударила меня по открытой ране, напротив меня уже стрелял глазами самоуверенный, хитрый и гордый кентавр, готовый разорвать любого, кто встанет у него на пути. Жижиэр любил покутить, и был не прочь подзаработать у себя в ресторане. Однажды, на почве нашего разговора о финансовых расходах, возникла тема, над которой в свое время мне самому пришлось ломать голову и принимать кардинальное решение. Я притих и вышел из дела, лишь иногда покуривая, если кто-нибудь угостит. У Глеба осталось немало знакомых, которым он помогал решать траву, пользуясь моими услугами. Однако теперь, стабильного выхода у него не было, а залетные и непостоянные барыги не внушали доверия. Тут я и открыл ему глаза, до конца не сознавая, чем все это может кончиться.

– Слушай, по сути, ты сейчас делаешь то же самое, как если бы ты сам продавал шмаль своим пацанам. Чтобы избежать проблем с ментами, нужно ведь только одно – банчить проверенным и только своим чувакам.

– Согласен, Спартак, но ведь Боб был своим чуваком. Риск тоже есть.

– Риск есть всегда, просто нужно быть еще осторожнее. Главное – не загнаться. Иначе начнешь пулять всем подряд, а это и есть первая ошибка!

– Я понимаю, – соглашался Жижиэр, – понимаю…

– А вообще, Глеб, не стоит оно того. Не станешь ты богаче. Легкие деньги легко и уйдут, только соблазнов будет больше. Жизнь так можно сломать. А свобода – она дороже… Марина говорит, что мне еще повезло, и успокаивает, что могут дать условку. Но как знать… Лучше подумай, как заработать по-другому…

– Мало, Спартак, мало. У меня потребности растут каждый день, и вообще, я хочу съехать от мамы, хватит с ней жить. Свою жизнь надо как-то строить, – говорил Глеб, словно собирался взойти на престол.

Уже месяц спустя, Жижиэр щеголял с улыбкой на лице, принимая на телефон пулеметную ленту звонков от пассажиров. Он нашел выход на «стакан» и решил планомерно и осторожно двигаться к финансовой независимости. Я смотрел на него, как генерал смотрит на молодого солдата. Мой контракт окончен, теперь эстафету принимали те, что словили рентабельность продукта и выстроили беспалевный входящий поток клиентов. А что до закона, то все думали, что они опять же не сядут «в тот самый самолет». Их самолет еще не взлетел, а в обломках моего шел поиск черного ящика.

Глеб уже снял отдельное жилье, и мы с Редом иногда приезжали к нему в гости, где устраивали вечеринки. Манеры его стали важные, а взгляд мудрый.

В те весенние деньки вновь, как из бездны, явилась Софка – наш ангел смерти и чарующий призрак. Глеб и Софка уже были знакомы, поэтому интересы быстро оказались в чаше общих предложений.

– Слушай, Софка, а что, если взять винта оптом? У тебя остались «винтовые»? Но только нормальные? – спрашивал Жижиэр, – без палева чтобы…

– Конечно, остались, – отвечал, бегая глазками, наш общий друг. – Сейчас их, конечно, не так много, как раньше…

– Хорошо, ну а сколько сейчас у тебя было бы желающих прикупить винт? Ну, например, в неделю? Вернее, сколько бы ушло кубов?

– Думаю, десять в легкую. А что, к чему эти вопросы?

– Есть надежный выход, Софка, – включаюсь я в разговор. – Ты же слышала про то, что у меня сейчас идет суд? Как видишь, все не так плохо, – я пока на свободе. Так вот. Когда я ошивался в суде, я познакомился с человеком – выходил покурить и как-то разговорился. Он оказался адвокатом. Я сразу обратил внимание, что уж очень он энергичный. Без умолку тараторил, что-то рассказывал. Ну, я ему и поведал о своей беде. Потом я выяснил, что этот чувак может решить двенадцать кубов прозрачного и охрененного винта. У тебя есть покупатели, у Глеба деньги, а я всего лишь разовый посредник. Дальше сами рулите.

Интересный поворот, да? Вернемся к моему новому знакомому. Этот парень был «винтовым», а иной раз не отказался бы убиться и героином. Предприимчивый адвокат спокойно шел в табор и покупал отраву у цыган, а если его останавливали опера в гражданке, то он обычно доставал свою ксиву и договор на оказание юридических услуг.

– У меня в этом доме клиент живет. Вы совсем охуели? Отличить торчка от адвоката не можете?!

После такого отпора к нему уже никто не подходил.

И вот, как-то мы с Редом взяли через него пару кубов винта и позвали друга-киномана в гости для экзотических процедур. Вечером того же дня мы разговорились о продаже этого зелья. Хоть эта тема и была на тот момент лишь фантазией, но Родион и я, при любых раскладах, отказались от всякого участия в подобном мероприятии. Но калейдоскоп двенадцатикубового опта захватил мысли Жижиэра и не давал ему покоя, маня перспективами повысить свой капитал. Уже через неделю после того, как я рассказал о своем выходе, сделка со знакомым адвокатом была совершена. Тогда Софка, Глеб и я двинули в неприметный подъезд, чтобы апробировать смертоносный эликсир.

Человеческая жизнь может измениться мгновенно. Совсем недавно я разъезжал на тачках, обедал в ресторанах, танцевал в клубах, и меня окружало много людей. Теперь же я был иждивенцем с непонятным будущим, без работы, без денег, и ко всему этому – встречался с бывшей арестанткой, которая вечно прессовала своих лохов и что-то мутила. Если бы мне рассказали о том, что такое возможно, я бы не поверил. Но все было именно так.

Глебу удалось выстроить сбыт винта, но основным источником дохода все же была шмаль. Родион, наконец, благополучно решил свой вопрос с судом, получив условный срок. Дела шли, но удары судьбы не переставали сыпать на наши головы. Как потом выяснилось, Марина до меня встречалась с парнем, который сидел и только что вышел на свободу. От прошлой любви ничего не осталось, и возвращаться к нему она не намеревалась, но несколько встреч этой парочки положили конец нашей двухмесячной любви. Помню тот наш холодный разговор и ее ледяной взгляд. В тот вечер я изрядно выпил, а вернувшись после горькой разлуки домой, разрыдался прямо у мамы на глазах. Она пыталась меня успокоить, но я плакал. Мама потом ей при встрече скажет:

– Марина, ты ведь знала, с кем встречаешься! И в такой сложный момент – так поступаешь!

Но что Марине оставалось делать? Появление ее бывшего парня вновь разбудили в ней былые чувства. Она поняла, что лишь влюбилась в меня. А я, тлевший угольками в своей боли, брошенный, оставшийся наедине со своей бедой, разрывался от мук. В тот момент я навсегда понял, что доверять можно, лишь постоянно оглядываясь. Но разве это доверие? В конце концов, вообще, можно ли быть до конца уверенным в человеке? Случай и обстоятельства могут изменить все: и взгляды, и чувства.

Постепенно боль отпустила, и на душе остался едва заметный рубец. В те времена Родион поддерживал меня, говоря, что все, что не делается, делается к лучшему, и что, в конце концов, итак было понятно, что Марина мне не пара. Друг говорил о терпении, о том, что нужно еще немного подождать и процесс закончится, и на моей улице тоже заиграет моя песня. Я был искренне благодарен ему, но понимал, что до мелодии души еще далеко, и нам еще только предстоит расплачиваться за наши безудержные пороки.

На улице уже было лето, но судебный процесс никак не заканчивался, что вызывало тревогу. Семейные отношения моего брата потерпели крах. Когда-то перспективный начальник крупного производства полуфабрикатов был разжалован и теперь довольствовался должностью обычного повара холодного цеха. Вот что делает алкоголь, наркотики и корона вседозволенности. Все к этому и шло. Слеп тот, кто не видит истинного положения дел у себя под носом. Мы думаем, что все образуется, что возьмем себя в руки. На самом же деле начинаем закрывать глаза на грядущую опасность, лелеять себя отговорками и с пренебрежением относиться к своим близким. Они развелись, жена забрала дочь, и теперь брат возвращался в пустой и убогий дом поломанной жизни. Нужно ли еще что-то говорить о причинах такой глупой потери…

***

Время шло, и вместе с летом пришли перемены. Брат бросил заниматься полуфабрикатами и устроился грузчиком в растущую, как на грибах, продуктовую сеть. Там он обзавелся новыми знакомыми и начал постепенно привыкать к другой жизни. Эта смена обстановки повлияла и на меня. Однажды брат пригласил к себе в гости, где собралась компания из молодых ребят. Там я впервые встретил Марту. Резкий, заносчивый комочек импульса, в котором спустя пару недель я увидел свет и надежду. Она знала себе цену, и если ей что-то не нравилось, била в лоб. Что я в ней нашел, сложно сказать, но на почве разыгрывающейся судебной трагикомедии, исход которой был еще не ясен, эмоции вновь устроили разгром моему рассудку. Отношения стремительно развивались, даже несмотря на то, что я все рассказал ей о суде. На это Марта заявила лишь, что ей хронически не везет с парнями. Работала она кассиром в том же магазине, что и мой брат, жила с родителями, больших планов на жизнь не строила, любила попить пиво и весело провести время. Это как-то и привело нас в гости к Жижиэру. Киноман к тому времени уже делил свое ложе с молодой девочкой в двухкомнатной квартире. Это была фатальная встреча для нашей дружбы с Родионом. Компания собралась большая, все изрядно выпили и, к сожалению, как иногда это бывает, несостыковка интересов разных по натуре и темпераменту людей разожгли глобальный конфликт. Так и мы стали жертвами яблока раздора со всеми вытекающими последствиями: разбитой посудой, кровью и скорой помощью. Родион и Марта сцепились, и началась потасовка. Ребята разделились на два лагеря, и нас с Редом закрыли в разных комнатах.

– Ты сука, Спартак! Из-за бляди друга кидаешь, – кричал несоображающий Ред.

– Ты дебил! Зачем ты устроил драку? Она же девушка! Ведь знал, что она со мной, и все равно полез на рожон! Не умеешь себя контролировать! Значит, так ты уважаешь меня, урод?! – кричал я через запертую дверь.

– Иди на хуй! Кидала! Из-за бабы друга предал!

– Иди сам на хуй! Когда проснешься, сам поймешь, что поступил, как дебил!

Истинной причины стычки так никто и не понял, но после этой ночи мы с Редом перестали общаться не на один год. Было больно и обидно. Он ведь был моим другом и поддержкой. Это он молнией полетел за адвокатом для меня, он первым после ареста прибежал ко мне ночью с пакетом еды, это благодаря ему я впервые почувствовал вкус финансового благополучия и научился зарабатывать. Но если посмотреть на картину иначе? Окружение либо ломает и разрушает твою жизнь, либо ее развивает. Я пойму это еще не скоро. Насколько важны люди, которых мы называем друзьями, приятелями и товарищами? К чему привела наша дружба с Редом? Мы ведь только и делали, что убивались, отмораживались и разлагали другу друга. Именно поэтому при реабилитации наркоманов, пациента изолируют от таких же торчков. В кого, в итоге, я превратился? В переступившего закон, отмороженного наркобеса!!! Винить при таком раскладе некого. Все вопросы – только к самому себе.

Судебный процесс длился уже шесть месяцев. День вынесения вердикта назначен, и я иду на растерзание с группой поддержки в лице Жижиэрки и его девушки. Влад, как всегда активный и респектабельный, жмет мне руку и рассказывает о том, что сейчас будет происходить.

– Короче, Спартак, смотри сюда.

– Да, слушаю, – отвечаю я, охваченный страхом и с туманом в голове.

– Ты должен сейчас успокоиться, вести себя естественно. Прокрути все то, о чем мы с тобой говорили, и без суеты отвечай на все вопросы. У судьи сегодня хорошее настроение, прокурора я знаю, весь процесс будет без свидетелей и в закрытом формате. Ты, главное, не переживай. Будем просить тебе два на пять, и все решено.

– Два чего?.. на пять?..

– Короче, условный срок. У тебя нет криминальной истории. Даже приводов. Комплект документов тоже в норме. И трава – это мелочь. К тому же, ты сотрудничал с оперативниками, ну и так далее…

– Да, Спартак, не гони, – шепотом включается Глеб, видя, что я не улавливаю сути. – Два года условного. Пять дадут, если что натворишь. Все нормально. Идите, мы рядом Спартак! До конца! Сейчас все кончится, отметим.

Все прошло как во сне. Я держался вполне достойно, как потом скажет мой адвокат, но чувство тревоги не отпускало. Решение вынесено, я получаю условный срок. Теперь один раз в месяц на протяжении двух лет я буду вынужден стоять в очереди с плохими парнями, чтобы отметиться у инспектора. Органы фиксируют визит в табеле, контролят твое трудоустройство, ну и, в целом оценивают положение твоих дел, – некая извращенная и запущенная форма взаимодействия социального педагога и девианта. Я был счастлив и бесконечно благодарен своему адвокату. Помню, как мы стояли возле районного суда, и я крепко сжимал его руку. Влад улыбался, и глаза его были наполнены гордостью за одержанную победу. Больше мы никогда не увидимся.

Как оказалось, Глеб пошел на судебный процесс с тремя забитыми косяками. Об этом я узнал, когда мы возвращались ко мне домой. Этот наглец, совсем недавно попавшийся за хранение двух пакетов шмали, получив год условно и проторчав какое-то время в коридорах правосудия, совсем потерял страх. Впереди меня ждали новые испытания и трудности, ну а пока мы шли с ребятами праздновать подаренный мне шанс на искупление.

Постепенно наше сообщество начало разрушаться. Глеба, в конце концов, тоже настигли опера. Он получил три с половиной года строгого режима после контрольной закупки: бесстрашный друг, находясь под кайфом, стоял возле кафетерия, и одному за другим впаривал дурь. Ирония злой судьбы, но это он выйдет, когда будет достроен тот дом, напротив моего балкона. Софку карма тоже не оставит без внимания и подарит ей два года в колонии.

С настоящими друзьями ты растёшь, а не идешь на дно. Теперь мы блуждали среди осколков своих собственных сломанных жизней. В этот тяжелый период брат как-то скажет мне: «Самое сложное в жизни – это быть порядочным и честным». Эти слова навсегда запомнились мне.

ГЕПС

В определенный момент все дружки исчезли, гады скрылись в своих норах и я, стиснув зубы, начал строить новую жизнь. Мне нужно было реабилитироваться: найти работу и двигаться вперед. В те дни сложнее всего было принять новую действительность. Куда идти и чем заниматься – было непонятно. Газетные объявления о работе, с изучения которых я начал, обрисовали общую картину на рынке труда: на предложения и зарплаты больно было смотреть. Продавцы-консультанты, кладовщики, подсобные рабочие и прочие вакантные должности давали не больше восьми – десяти тысяч в месяц. И это считалось благоприятными финансовыми условиями! Боже! Как жить на эти деньги?! В моей голове не укладывалась мысль, что мне придется батрачить целый месяц и получать сумму, которую я раньше спускал за неделю. Кому-то подчиняться, исполнять чьи-то указания! Но на что хватало моих способностей и знаний?! Пока ни на что. Поэтому я смело начал искать работу в супермаркетах.