Читать книгу: «Бессмертный Бог», страница 5

После того, как я исполнил мечты Эмес, решил показать место, которое меня поглотило своей тишиной, умиротворенностью. Я не скажу, где оно находится. Но опишу его.

Я ей его показал ночью. Мы обзавелись теплым покрывалом, едой и походным фонарем. Расположились на пустыре между развалами давно покинутого людьми города, и таким же покинутым яблоневым садом.

Ночь. Тишина – благодать. Небо в это время было усыпано звездами, по которым я немного тосковал. Я рассказал ей о своем прошлом. Рассказал про Квартагон, про спутник, про Око. Она внимательно слушала, и не осмеливалась меня перебивать. В конце всего этого рассказа, она просто спросила:

– И ты хочешь, чтобы я просто поверила во все это?

– Больше ничего не остается. Только вера.

Я не мог забрать ее к далеким звездам, так как ее тело не выдержит этого полета.

Ее тело. Как же она пахла малиной, когда лежала рядом со мной. Ее мягкие волосы касались моей щеки, и я не мог надышаться.

Она ненароком коснулась моей руки, и я уподобился обыкновенному смертному существу.

Там, лежа на теплом покрывале, среди звезд, пустоты и тишины, я насладился ее плотью, как последний законченный романтик. Во мне присутствовала похоть. Да. Мне хотелось познать и эту грязную часть смертного мира. Но во мне еще боролась любовь к ней. Из-за этого чувства хотелось только нежно прикасаться и дышать её кожей, хмелеть от ее сладострастных стонов и тихого смеха. И целовать, целовать, целовать.

Чего стояли наши объятия. Прижимаясь к ее телу, я чувствовал, что ее сердце еще бьется. Оно смело отстукивало марш жизни. Она жива, поэтому жив и я.

ГЛАВА ВТОРАЯ. БЕЗУМИЕ

Я сошел с ума. Действительно, перестал давать отчет своим желаниям и действиям. Я чувствовал, как Эмес теряет жизненные силы. Как смерть подкрадывается к ее телу, как тихо ступает вслед за ее душой. Что я мог сделать? Ничего. Я остановил свою планету. Остановил на ней время. Все замерло.

Впервые я это сделал, когда мы были ночью на мосту Сент-Бенезе. Она танцевала в легком белом платье. Кружила со стороны в сторону. А я не мог насмотреться, на ее грациозные и плавные движения. На то, как из-под белой полупрозрачной ткани виднелось ее тело. И эта счастливая улыбка. Почему она так радуется?! Она же знает, что скоро умрет! Почему только меня волнует эта мысль?! Смертная. Когда я думал о её смерти, пропадал ее малиновый аромат. В воздухе ощущался запах смрада. Такой тухлый и тошнотворный, зловонный, он сдавливал мне легкие. И тут я остановил время.

Она замерла кружась. Я подошел к ней вплотную. На лице все та же беззаботная улыбка, наполненная наслаждением. Ох, Эмес, Эмес. Я поглощен тобой. Безумен. Я послал весь мир к черту. Его нельзя останавливать. Но мне уже все равно.

Во второй раз это произошло в Национальной библиотеке Франции. Всем посетителям и работникам библиотеки я устроил выходной. В этом громадном и величественном месте были только мы. Здесь приятно пахло старыми книгами, ветхостью. Нам было позволено все. Эмес собирала с полок французскую поэзию, и, медленно шагая по балконам, читала ее вслух. Повсюду разносился ее певучий женский голосок:

«Il n'est soin que quand on a faim

Ne service que d'ennemi,

Ne mâcher qu'un botel de fain,

Ne fort guet que d'homme endormi,

Ne clémence que félonie,

N'assurance que de peureux,

Ne foi que d'homme qui renie,

Ne bien conseillé qu'amoureux.»

А я не мог наслушаться. Теперь старинная библиотека заполнилась малиновым запахом. Когда она сделала круг, и вернулась ко мне, баллада Франсуа Вийона закончилась. Эмес положила книгу на место, и взобралась по лестнице за новой. И в этот момент я снова все остановил. Подошел к ней поближе. Её стройные, слегка смуглые обнаженный ноги напряженно стояли на лестнице. Ее бедра, покрытые легкой голубой юбкой, были на уровне моей головы. Я аккуратно приподнял легкую ткань и оголил нежную плоть. Провел внешней стороной своей руки по коже и приложился носом. Этот запах обыкновенного безобидного растения, который источала кожа этой женщины, сводил меня с ума. Я неистовствовал от одного только аромата.

В третий раз это произошло в Опере Монте-Карло. Пустой зал, сцена так и манили, что бы их изведали тихие шаги Эмес. Налюбовавшись живописным сводом оперы, ее золотым убранством, магией, которая напряженно зависла в воздухе от предыдущих выступлений, я погасил огни в зале, и оставил освещенной только сцену. В углу сцены стоял одинокий старый рояль, а посреди сцены остались реквизит от предыдущих выступлений. Это была софа, рядом с ней расположился высокий торшер и маленький деревянный кофейный столик.

Эмес присела на софу и глядела в темный пустой зал, от которого веяло холодом, а я смотрел на неё, упершись об старый рояль. Мне хотелось показать ей нечто невероятное. И я показал ей иллюзию. Заполнил сцену миражами, призраками прошлого лучших оркестров, среди которых сидела она. Полупрозрачные миражи заиграли. Оглушительным потоком зал и сцена наполнились музыкой.

Первой заиграла «Фантастическая симфония» Берлиоза. Обширное медленное вступление «до минора», печально-меланхолического характера, исполняемое скрипкой. Мелодия то жалобно нисходила в секундах, то переходила в мажор, то снова возвращалась к меланхолии. Следом за музыкой Берлиоза заиграл «Сонет Петрарки» – фортепианная лирика Листа. Музыка поразила своей нежностью и вместе с тем могучей страстью. В ней выражались услада и терзания, порыв и мольба.

Музыка переменилась выразительной певучестью хорального характера «ми мажор». Так начинается увертюра к опере «Тангейзеру» Вагнера. Фанфарно-торжественная музыка заполнила пространство.

Тут я вспомнил, что Эмес нравилось творчество Рэя Чарльза Робинсона. Оркестр исчез. На сцене появился мираж прославленного исполнителя соул и ритм-энд-блюз. Нежная игривая музыка осторожно разлилась по опере. Зазвучал баритон, голос полный отчаяния и радости.

Эмес прилегла на софу, запрокинула голову и закрыла глаза. Можно было заметить, как ее тело делает еле заметные движения под ритмичную музыку. Она получала подлинное наслаждение. Мастер звуков завладел слухом Эмес. Его потрясающее разнообразие воспроизводимых звуков: вскрики, стоны, ворчание, шепот, фальцет – восторгали ее.

Я хотел, чтобы это наслаждение навсегда замерло на ее лице. И я снова все остановил. Опера онемела. Музыка прекратила свое существование.

Губы Эмес, слегка напряженные в скромной улыбке, выражали блаженство. Склонившись над её телом, которое еще отдавало жизненным теплом, надышался ее ароматом. Несмотря на приближающуюся смерть, она все также благоухала.

Я отпрянул от нее и покинул оперу.

Перед Княжеским дворцом в старом городе Монако стояла онемевшая толпа туристов. Люди. Возможно, некоторые из них так же интересны, как Эмес. Но я не стал всматриваться в их лица и изучать их судьбы. Я пошел на восток, прошел мимо японского сада, здесь уже было намного меньше туристов. Оказавшись на маленьком пляже, насладился тишиной.

Я не хотел возвращаться к Эмес. Не хотел видеть, как она умирает, ведь за ее спиной уже стоял призрачный образ смерти. Смерть протягивала к ней свои длинные костлявые пальцы.

Как я позволил себе, богу, полюбить всего лишь одного человека? Только сейчас я жалел обо всем, что сотворил, сильнее всего. Жалел о том, что сбежал со спутника Квартагона, создал мир, полюбил женщину.

Не знаю, сколько пошло времени пока я скитался по онемевшему от моей божественности миру, но я все также не хотел возвращаться к Эмес. Своими безрассудными поступками я потерял и программу Ока, так как очевидно, что ее перепрограммировали, и человека, создав хаос в этом мире, который следом породил за собой болезни и остальные несчастья.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ. MORTEM DEUS

Только потом я со страхом вспомнил про Монахов с планеты Шунтоку. Они, скорее всего, уже узнали, что я нарушил закон и неоднократно останавливал свой мир. Мне даже хотелось, чтобы они поскорее объявились и покончили с моими страданиями.

***

Я почувствовал боль в правой руке. Она медленно и практически незаметно стала превращаться в камень. Я чувствовал, как с каждым днем она становилась не управляемой и тяжелой. Она каменела от того, что мой мир застыл, и Монахи меня уже ищут.

Они имеют на это право – превратить меня в камень. В безжизненной форме я сделаю больше хорошего, чем плохого.

Но пока я полностью не окаменел, я должен вернуться к Эмес и взглянуть на нее.

И я отыскал оперу в Монте-Карло, где замерзшей фигурой на софе лежала Эмес. Я знал, что я у нас есть еще некоторое время. Я успею рассмешить ее, успею принести ей удовольствие, успею надышаться ею.

Она нисколько не изменилась, все также хороша собой. Все также источает малиновый аромат.

Я так боялся запустить этот мир. Знал, чем все обернется. Она проживет еще несколько часов, как и я – мое тело стало малоподвижным и тяжелым. Я склонился над Эмес и поцеловал в губы.