Читать книгу: «Во имя народа», страница 5

Чжэн Сипо вернулся на фабрику; рабочий в каске и с металлической палкой в руках открыл ему боковую дверь, чтобы впустить внутрь. Главные металлические ворота держали наглухо запертыми – с той поры, как произошли перипетии с правами акционеров, их больше не открывали. Внутри предприятие строго охраняли – его двор напоминал укрепленный военный лагерь. Из мешков с рисовой соломой рабочие выложили укрытия, позади которых вырыли окопы глубиной до пояса. У основания стены стоял ряд канистр с бензином: это было их тайное оружие, а также, как выяснилось позже, источник беды. Громкоговоритель непрерывно разносил революционные песни, дни и ночи напролет. На господствующей высоте у главного корпуса реял под небом государственный флаг, рядом с флагштоком располагалась наблюдательная вышка. Стоящий наверху с биноклем на груди рабочий отдал ему честь. Чжэн Сипо прошел через двор, патрулирующие территорию рабочие, приветствуя его, поднимали вверх самодельные пики и железные палки. Он же слегка кивал головой, словно военначальник. Могло показаться, что фабрика готовой одежды превратилась в военную крепость со своим складом боеприпасов.

Несмотря на осадное положение, производство одежды не прекращалось, в ночном воздухе раздавался грохот машин и механизмов. Чжэн Сипо не спеша вошел в цех по производству одежды и сразу же увидел рабочих ночной смены, усердно трудившихся на поточной линии. Один за другим по ней проскальзывали костюмы и куртки. Чжэн Сипо был очень доволен: пусть даже в таких условиях, но производство всё-таки продолжалось, занявшие завод рабочие оставались спокойны, как будто ничего не произошло.

Чжэн Сипо понимал, какая огромная ответственность лежит на его плечах. Он вместе с работниками, находившимся под его началом, не собирался ни с кем воевать, они лишь хотели защитить свою фабрику. К ней работники относились тепло – теперь здесь их дом, здесь они хозяева! Это чувство возникло у них после системного преобразования, которое превратило наемных рабочих в акционеров, пайщиков. Они обладали правами на сорок девять процентов акций этого предприятия, а полновластный хозяин – это уже не просто работник, так что Чжэн Сипо руководил хозяевами, защищающими свои законные права.

Все работники «Дафэн» – владельцы акций – были благодарны Чэнь Яньши. Реформа системы собственности, которую он возглавил, отвоевала для них сегодняшние акции. Когда двадцать лет назад повсеместно делался акцент на эффективности, независимый в суждениях и поступках Чэнь Яньши сделал упор на справедливость. Теперь справедливость исчезла: они непонятным образом потеряли акции и даже не получили выходное пособие. В корпорации «Шаньшуй» говорят, что при переуступке акций деньги на выходные пособия в размере нескольких десятков миллионов выплатили Цай Чэнгуну, а тот все деньги спустил, прогорев на угольной торговле. Теперь Цай Чэнгун всё отрицает.

Рабочие не признали закулисную сделку Цай Чэнгуна и Гао Сяоцинь из корпорации «Шаньшуй», поскольку любые изменения долевой собственности необходимо было согласовать с советом рабочих – держателей акций. Выходные же пособия в принципе не могли пропасть, ведь этот вопрос находился в сфере государственного регулирования. Пока эти два пункта не улажены, переезжать нельзя; если переезд в связи со сносом будет осуществлен на таких формальных основаниях – они останутся ни с чем.

Чжэн Сипо вошел в офис председателя правления. После бегства Цай Чэнгуна он стал председателем. Он прилег на диван, накрылся одеялом, погасил свет и уснул. Он уже не помнил точно, сколько ночей так провел. Часто до того, как он погружался в сон, в его сознании зарождались стихотворные ритмы. Если б он был еще молод, то, быть может, вскочил бы и начал лихорадочно записывать строчку за строчкой, сейчас же он мог лишь забрать стихи в мир сновидений.

Глава 6. Ящик водки и костюм с иголочки

Это было сродни телепатии: как только Хоу Лянпин начал интересоваться проектом «Гуанминху», фигурант по делу – старый дружок Цай Чэнгун – вопреки ожиданиям, явился по собственной инициативе. Через три дня после возвращения в Пекин, под вечер, когда уже стемнело и Хоу Лянпин после работы вошел в ворота микрорайона, Цай Чэнгун набросился на него, как домашний пес.

– Ай-я! Старый друг, а я искал тебя! В этот раз приехал в Пекин с ходатайством, повсюду с собаками и соколами разыскивал тебя! Хоуцзы, не прогоняй меня! Я должен тебе донести на коррумпированного чиновника, правда!

Сообщив, что намерен донести на преступника, друг детства как будто свалил этого коррупционера на Хоу Лянпина. На глазах у всех он и водитель – каждый с сумкой из змеиной кожи на плече – вошли в дом, в котором жил Хоу Лянпин. Не на шутку встревоженный, Хоу Лянпин стал выяснять, что они принесли. Цай Чэнгун объяснил, что это их местная домашняя продукция, прямиком с его родины. На семнадцатом этаже они вышли из лифта и встретились с начальником Главного управления по противодействию коррупции Цинем, садившимся в лифт. С двумя спутниками, к тому же нагруженными сумками с местными продуктами, Хоу Лянпин почувствовал себя неловко. Продираясь боком, он растянул лицо в улыбке, приветствуя начальника управления Циня и прикидываясь, что не знает Цай Чэнгуна. Но этот барыга поставил бросающийся в глаза местный продукт прямо перед дверью Хоу Лянпина, да еще и крикнул неожиданно: «Хоуцзы!» Это не могло не привлечь внимание начальника Главного управления Циня. Он окинул взглядом происходящее и сходу спросил:

– Хоуцзы, гости приехали?

Хоу Лянпину оставалось лишь, собравшись с духом, ответить:

– Земляки, приехали в Пекин по делам.

Уже в квартире, когда Цай Чэнгун открыл сумки из змеиной кожи, выяснилось, что в них лежат две коробки с водкой «Маотай»¹⁵, коробка сигарет «Чжунхуа»¹⁶ и темно-серый костюм. Хоу Лянпин вышел из себя:

– Ну-ка скажи мне, раздолбай Цай, с каких пор у нас на родине производят водку «Маотай» и сигареты «Чжунхуа»? С чего это вдруг ты мне всё это ящиками даришь? Ты меня в тюрьму упечь хочешь, что ли? Прибежал за тридевять земель навредить мне? Мы смертельные враги – так, что ли?

Цай Чэнгун одной рукой утирал проступивший на лице пот, а другой обмахивал себя, откинув полу одежды, изо всех сил пытаясь вырулить из затруднительного положения:

– Эй, эй, Хоуцзы… Нет, начальник Хоу, ты… Ты смотри, ты здесь… говорю же! Мы ведь не чужие? Друг детства, а… это же самая чистая пора – в начальной школе, а?

Хоу Лянпин перебил его:

– Знаешь, кого мы только что встретили у лифта? Моего начальника управления!

– Того самого Главного управления по противодействию коррупции?

– А ты как думаешь?

– Я думаю… Я думаю, да – Главного управления по противодействию коррупции!

– Поэтому ты и пришел в открытую дать взятку, так, что ли? Отлично, у тебя есть отвага и размах!

Цай Чэнгун затряс головой, как будто от безысходности:

– Какая отвага? Разве желание выжить – это не обычное состояние у нас, коммерсантов? Мы часто говорим не на языке закона: шлюхи, деньги, квартиры – у нас всегда есть монета, которая убеждает многих! Э, Хоуцзы, не будем говорить о костюме, водке и сигаретах – разве эти мелочи имеют для тебя силу убеждения?

– Ну так я тоже тебе скажу: уклонение от налогов, их неуплата плюс взятки – правительство всегда найдет рамки, в которые тебя уложить! Цай Баоцзы¹⁷, ты давай, делай свои дела, но в тот день, когда закончишь, не надейся, что я не приду и не арестую тебя! А теперь забирай вещи, быстро!

Цай Чэнгун всё еще не сдавался; открыв дверь, он высунул большую голову наружу и огляделся:

– Эй, Хоуцзы, ваш начальник управления уже давно ушел, к тому же он не знает, что там лежит в сумках…

Хоу Лянпин не стал продолжать этот бессмысленный разговор с Цай Чэнгуном, а сам взялся за дело – прежде всего он выставил за дверь коробку сигарет и взвалил на плечо сумку с водкой. Цай Чэнгун, осознав, что взятка провалилась, предпочел затащить Хоу Лянпина обратно и приказал шоферу снести вниз водку и сигареты, а сам уселся на диван напротив хозяина дома.

Волнение, ожидаемое от встречи старых друзей, растаяло как дым. Цай Чэнгун скроил скорбную физиономию. Он вынужден так поступать, у него нет выхода. Фабрики нет, права собственности на акции утрачены; его посещают даже мысли о смерти. Хоу Лянпин сказал:

– Ну, не до такой же степени. Из-за переезда, что ли? Твое предприятие на берегу озера Гуанминху – это тоже не причина!

Цай Чэнгун, хлопая себя рукой по ляжке, громко пожаловался:

– Ай-я, брат мой Хоу, ну как же ты до сих пор так и не понял? Дело вовсе не в переезде, а в присвоении корпорацией «Шаньшуй» активов фабрики «Дафэн», они же обобрали нас силой и хитростью!

У Цай Чэнгуна возле носа была бородавка, и когда крыло носа двигалось, она заметно подпрыгивала. Хоу Лянпин с малых лет знал эту физиономию. С первого класса он – отличник – и Цай Чэнгун – отстающий ученик – странным образом стали хорошими друзьями. Этот двоечник, как пластырь, приклеился к нему и ходил хвостом, списывал домашние работы и грелся в лучах его авторитета, благо Хоу Лянпина в классе уважали. В начальной школе недоучка Цай Чэнгун слушался лишь своего товарища, что вполне удовлетворяло тщеславие маленького Хоу Лянпина. Повзрослев, они разошлись в разные стороны: Цай Чэнгун подался в коммерцию, Хоу Лянпин – на госслужбу. Общаться им теперь было некогда, однако их дружеские чувства оставались глубокими.

Хоу Лянпин спросил:

– Ты очень ловкий в делах, как же ты ухитрился потерять права собственности на акции фабрики?

– Коррупционер меня погубил! – решительным голосом ответил Цай Чэнгун. Судя по рассказанному Цай Чэнгуном, его действительно обидели, причем сильнее, чем Доу Э¹⁸.

Цай Чэнгун рассказал Хоу Лянпину, что занял у корпорации «Шаньшуй» пятьдесят миллионов, чтобы рассчитаться в срок по банковскому кредиту, а затем, дождавшись одобрения банком нового кредита, вернуть деньги. Это типичная ситуация: коммерсанты повсеместно используют промежуточное финансирование, чтобы решить вопрос сращивания новых и старых кредитов. Проблема возникла, когда Городской банк Цзинчжоу неожиданно отказал в новом кредите, и не существовало способа вернуть средства промежуточного финансирования. А поскольку при оформлении займа права собственности на акции отдали под залог, суд пошел простым путем и принял решение о передаче права собственности на акции корпорации «Шаньшуй». По словам Цай Чэнгуна, от заклада до отказа в кредите кто-то предпринял целый комплекс мер именно с целью, чтобы он увяз как можно глубже! Здесь совершенно определенно действовала мощная и властная рука коррумпированного чиновника, иначе каким образом такой тертый калач, как он, смог бы потерпеть столь сокрушительное поражение?

Хоу Лянпин терпеливо слушал, и общая картина борьбы за право собственности на акции фабрики «Дафэн» в общем и целом прорисовалась в его голове. Это же самый заурядный экономический конфликт, парень, с чего это банк непременно должен дать тебе кредит? Если ты выставил акции под залог и не вернул деньги, то, конечно же, его заберут кредиторы. Что ж удивительного в том, что когда Чэнь Яньши заявил о деле своему сыну, Чэнь Хаю, тот не принял заявление! Ну и где в этом рассказе пострадавшего коррумпированный чиновник? Друг детства напрасно блефовал и, видимо, полагал к тому же, что начальник следственного отдела Главного управления по противодействию коррупции будет действовать наобум. И правда, смешно!

Цай Чэнгун был откровенно смешон, считая Главное управление его – старины Хоу – частной лавочкой. Он предлагал провести тайное расследование, изобличить коррупционеров и сохранить право владения акциями за его фабрикой. По мнению Цай Чэнгуна, сейчас вообще нет некоррумпированных чиновников; к этому делу непременно должна быть причастна целая цепочка взяточников. Да еще и добавил в качестве устрашения, что если у него и правда не будет прав на акции, тысяча триста рабочих учинят беспорядки и не щадя жизни пойдут на конфликт с корпорацией «Шаньшуй» и Гао Сяоцинь персонально. Сложившаяся ситуация очень опасна, очень скоро разразятся большие беспорядки, фитиль уже шипит и тлеет…

Хоу Лянпин уже не мог больше слушать:

– Ладно, ладно, давай без сенсаций!

Цай Чэнгун взволованно уставился на старшего:

– Хоуцзы, зачем ты так? Я сказал, что хочу заявить на коррумпированного чиновника; ты в Главном управлении по противодействия коррупции хватаешь коррупционеров или нет? Ты не можешь так обходиться с жалобами народных масс!

Хоу Лянпину – и смех и слезы:

– Хорошо, хорошо, представитель народных масс, говори! На кого хочешь заявить?

– Э… я хочу заявить на большую цепь коррупционеров! Но ты должен хранить это в тайне!

Друг детства говорил это, озираясь по сторонам, он явно был очень напряжен. Хоу Лянпин сказал:

– Это семейное общежитие государственного учреждения, здесь никто не может подслушать.

Цай Чэнгун покивал головой, собрался с мыслями и поднял вверх указательный палец:

– Первый, на кого я хочу заявить, – Дин Ичжэнь!

– Дин Ичжэнь? – У Хоу Лянпина забилось сердце. – А вот это уже интересно! И к тому же серьезно. Ты хорошо знаком с Дин Ичжэнем? Ну, расскажи-ка об этом поподробнее!

Цай Чэнгун начал с таинственным видом излагать подробности. Он рассказал, что Дин Ичжэнь принял, конечно же, не просто несколько присланных коробок водки «Маотай» и сигарет «Чжунхуа». При переезде в связи со сносом на берегу озера Гуанминху и объявлении тендеров Дин Ичжэнь получил там от предпринимателей бог знает какие суммы. Например, Гао Сяоцинь коробка за коробкой передавала Дин Ичжэню наличные. Дин Ичжэнь целые дни проводил в массажном салоне корпорации «Шаньшуй», нанимая по две-три девушки-иностранки, и всё это оплачивала Гао Сяоцинь. Все коммерсанты знали, что вице-мэр Дин наглый, дай ему волю, он и здание горкома домой утащит, лишь бы никто не видел. Когда права собственности на акции «Дафэн» оказались в руках Гао Сяоцинь, Дин Ичжэнь получил самое малое половину. Именно он должен быть разработчиком заговора; арестовать бы его, и тогда мутное дело с акциями фабрики можно будет прояснить.

– А доказательства? Цай Баоцзы, говори, какие у тебя доказательства, на каком основании Дин Ичжэнь получил половину акций?

Цай Чэнгун махнул рукой:

– Хоуцзы, доказательства должен найти ты – начальник следственного отдела! Если ты не разыщешь – откуда же они возьмутся, доказательства? Я уже раньше Дин Ичжэню говорил о тебе, и еще жестко подчеркнул, что ты работаешь в Главном управлении по противодействию коррупции Верховной прокуратуры. Ты так, как бы между делом, позвони прямо сейчас Дин Ичжэню, начни расследование!

Хоу Лянпин не подал и вида:

– Хорошо, хорошо, какой номер у Дин Ичжэня?

Цай Чэнгун повеселел, выудил маленький блокнот, полистал его и протянул Хоу Лянпину:

– Вот, это его мобильник, это его домашний…

Хоу Лянпин бросил блокнот:

– Эти телефоны уже бесполезны. У тебя есть его телефон в Канаде?

– Канада? Э-э-э, так Дин Ичжэнь в Канаде? А как он выехал из страны? – Цай Чэнгун остолбенел, внезапно всё понял, хлопнул себя ладонью по лбу и проговорил: – Так он сбежал? Давно уже говорили, что с ним будут неприятности, так они всё-таки произошли… Ай-я, Хоуцзы, как же это вы могли позволить ему сбежать?

Хоу Лянпин, соврав лишь наполовину, сказал:

– Да потому что ты заявил слишком поздно! – Он налил чашку чая себе и Цай Чэнгуну. – Где же цепочка коррупционеров? Продолжай, кто следующий!

Цай Чэнгун отпил несколько глотков чая, подумал, склонив большую голову к груди Хоу Лянпина, но не назвал следующего, а жалобно взмолился:

– Брат Хоу, замсекретаря парткома провинции Гао Юйлян – твой университетский учитель, ведь так? Умоляю тебя, дай ему знать, пусть этот почтенный человек отпустит меня, даст мне уйти!

– Что за бред? Ты хочешь заявить на секретаря Гао? – Хоу Лянпин ошеломленно вытаращил глаза.

На лице Цай Чэнгуна появилось страдальческое выражение: он не решился заявить, лишь рассказал о фактах. Сказал, что, если бы секретарь Гао не кивнул головой, суд не принял бы решение о передаче прав собственности акций фабрики «Дафэн» корпорации «Шаньшуй». Здесь есть один потрясающий факт: Гао Сяоцинь – дочь брата секретаря Гао. Большая совместная фотография секретаря Гао и Гао Сяоцинь висит в центре на фронтальной стене большого холла корпорации «Шаньшуй», отношения по виду очень задушевные, как у отца с дочерью.

Хоу Лянпин воспринял эти слова Цай Чэнгуна как фантастическую сказку из «Тысячи и одной ночи». Он слишком хорошо знал учителя, который был единственным сыном в семье, откуда еще взялась дочь брата?! Однако же не стал возражать, лишь подтолкнул друга детства, чтобы тот продолжил рассказ:

– Кто третий? У тебя есть еще коррупционеры, на которых ты хочешь заявить?

– Есть, но это крутой мужик! – Цай Чэнгун сказал, что лишь только начинает думать об этом человеке, как у него дрожат поджилки: сейчас этот человек жаждет, чтобы на голову Цай Чэнгуна посыпались неприятности. Друзья по секрету сообщили ему новость, что этот человек уже отдал приказ неотступно следить за ним. – Если однажды я буду ранен или умру, это точно будет его злодеяние! Он коварен, а жена у него – заместитель директора Городского банка Цзинчжоу, и отказ в кредите в ключевой момент – ее работа. Совершенно точно Гао Сяоцинь передала большую часть акций этой парочке. Если бы не подлый прием с отказом в кредите, акции «Дафэн» точно не смогли бы оказаться в мошне у корпорации «Шаньшуй». Хочешь спросить, кто этот человек? Член Постоянного комитета парткома провинции, секретарь горкома партии города Цзинчжоу Ли Дакан!

Ситуация становилась чем дальше, тем заковыристей; похоже, у друга детства, Цай Чэнгуна, снова обострилась старая болезнь – нести всякую чушь. Ладно, приплел учителя, так еще наговорил на секретаря горкома Цзинчжоу. Превратил заурядный экономический конфликт в запутанную детективную историю в стиле Конан Дойля. Как только дали ему возможность что-то сказать, тут же повеяло историей с уличным рассказчиком. Вспомнилось, как в детстве он несколько дней подряд слушал уличных рассказчиков и в результате пропустил занятия в школе, да еще и получил взбучку от своего отца.

Пока Цай Чэнгун продолжал вещать, Хоу Лянпин с удивлением обнаружил, что костюм, принесенный в качестве подношения, вовсе не унесли, он продолжал висеть в чехле на вешалке возле двери. Хоу Лянпин, перебив друга детства, спросил:

– Цай Баоцзы, ты почему не приказал водителю унести этот костюм?

Цай Чэнгун, прервав рассказ, начал оправдываться:

– Унести – это деньги выкидывать, Хоуцзы. Я заказывал его по твоей фигуре!

Хоу Лянпин удивился:

– Что ты несешь! Когда это я позволял тебе обмерять мою фигуру?

Цай Чэнгун воскликнул:

– Хоуцзы, когда ты приезжал в прошлом году весной на встречу выпускников, я и обмерил. Ты тогда напился в стельку, а я вызвал главного мастера с фабрики, мы сняли мерки и заказали тебе пару! Ты попробуй, красота же! Наклеили иностранные ярлыки, пара – двадцать три тысячи!

Хоу Лянпин разозлился: быть таким осторожным и в итоге всё равно впустить торгаша – куда это годится? Он вытянул руку в сторону входной двери:

– Цай Баоцзы, немедленно забирай свой костюм и вали! Ситуацию я теперь знаю, могу связаться с заинтересованной стороной и проверить факты. Пожалуйста, побыстрее!

Цай Чэнгун встал, большая бородавка жутко запрыгала. Подойдя к двери, он внезапно потянул Хоу Лянпина за руку.

– Хоуцзы, я знаю, ты в душе вечно ругаешь меня торгашом, но и торгаши просто так не хотят нарушать закон; они тоже добропорядочный народ! Начальник Хоу, умоляю тебя, спаси маленького человека, всё, что я сказал, – это чистая правда! Со стороны кажется, что это Гао Сяоцинь украла права акционеров, но бог знает, какие прощелыги стоят за этим. Самое ценное для меня пропало, и непонятно, кто украл! Все те коррупционеры, о которых я тебе сейчас сообщил, непременно захотят меня убрать. У меня нет крепких тылов, только ты вот – друг детства – стал чиновником, только ты можешь защитить меня…

После ухода Цай Чэнгуна Хоу Лянпин поужинал и, как обычно, пошел прогуляться. Квартал, в котором он жил, являлся характерным для Пекина ведомственным компаундом¹⁹ с аккуратно распределенными пяти-шестиэтажными домами с плоскими крышами. Спереди и сзади их окружали зеленые зоны; за главными воротами вдоль и поперек шли узкие улочки, заставленные автомобилями. Повсюду натыканы лотки уличных торговцев; на газоне танцевали пожилые тетушки²⁰… Хоу Лянпин вразвалку шагал по улице, не тяготясь шумом и гамом; напротив, он чувствовал себя тепло и уютно, как и должно быть дома. Каждый день, как только появлялось свободное время, он выходил побродить. Как только пешком пройдешься – глядишь, и мысли начинают бегать.

Ситуация в провинции сложилась непростая, опыт прошлых дел подсказывал, что расследование бегства Дин Ичжэня неизбежно повлечет за собой серию групповых дел. Заявление Цай Чэнгуна хотя и не подкреплено никакими доказательствами, однако давало пищу для размышлений. Если хорошенько подумать, вполне можно прийти к интересным выводам. Например, за устроенным Гао Сяоцинь лишением рабочих права собственности на акции, вероятно, действительно стоял какой-то махинатор. Этим махинатором вполне мог быть Дин Ичжэнь. Да, и еще новости о его учителе, Гао Юйляне, – откуда это взялась информация о «родной племяннице» Гао Сяоцинь? Как минимум это возникло по той причине, что большая семейная фотография висит в корпорации «Шаньшуй» – это ведь факт? А отказ в кредите Городским банком Цзинчжоу – что это? Простое избегание рисков или заговор, как это предполагает друг детства? Вернувшись с прогулки, Хоу Лянпин позвонил Чэнь Хаю, сообщил ему о визите и заявлении Цай Чэнгуна, и рекомендовал найти время встретиться и поговорить с ним – вполне возможно, что обнаружатся какие-то зацепки в деле Дин Ичжэня.

Когда, закончив телефонный разговор, Хоу Лянпин отправился в душевую и включил воду, пришла его жена – Чжун Сяоай. В руках у нее был тот самый костюм. Лишь тогда Хоу Лянпин вспомнил, что забыл напомнить Цай Чэнгуну унести его – его внимание переключилось на друга, который, стоя в дверях, умолял его о помощи. Хоу Лянпин рассказал жене о визите друга детства и о своей оплошности. Жена Хоу Лянпина, его личная дисциплинарная комиссия, тут же начала читать лекцию о неподкупном правительстве и о том, что все вступившие на путь коррупции делали это под предлогом именно таких вот родственных и дружеских отношений. Хоу Лянпин тут же загладил вину:

– Директор Чжун, вы говорите абсолютно верно, вы остановили меня на краю пропасти! Свяжитесь со службой доставки и отошлите костюм обратно!