Читать книгу: «Вор звездной пыли», страница 6
Каид бесцеремонно отпихнул ее в сторону.
Лули развернулась к нему, а стражники схватили ее сзади.
– Ну попробуй, давай! Только я знаю, как использовать волшебные вещи из этого мешка. Я одна могу применить эти реликвии, чтобы спасти твоего султана и его сыновей.
Каид жестко посмотрел на нее, и она содрогнулась. Дура! Султан чуть не сжег базар, чтобы взять ее в плен, а она собирается ему помогать? Но… Без него вся Мадинна рухнет. А Мадинна – ее дом.
Кроме того, султан станет ее должником.
Каид сдался, но стражники держали оружие наготове, развязывая ей руки. Запустив руку в мешок, она достала шар, который понадобится, чтобы ориентироваться в темноте, а потом вытащила из кармана кинжал Кадира и направилась к дверям. Воцарилась мертвая тишина, которую нарушил только стук ее остроносых туфелек по полу.
У дверей она приостановилась, сомневаясь, что сможет справиться без Кадира. В прошлый раз ее чуть не задушили. Она решительно прогнала эту мысль.
«На этот раз все будет иначе. На этот раз я готова».
Она сжала кинжал и шагнула в темноту.
11
Лули
Первым, что Лули увидела, войдя в диван, было… Ничто. Темнота оказалась настолько полной, что поглотила даже потоки лунного света, которые должны были бы освещать зал. Ее охватило острое желание бежать, пусть даже при этом она снова попадет в руки своих пленителей. Она не герой. Она просто торговец с ножом и светящимся шаром. Разве она сможет противостоять джинне, которая использует тени как оружие?
Однако двери захлопнулись прежде, чем она успела отступить. Несколько мгновений паники, а потом какой-то невидимый груз упал ей на плечи и повалил на пол. Тут паника сменилась отчаянием, и она инстинктивно прижала ладони к шару, заставив его разгореться достаточно ярко, чтобы свет упал на невидимую силу.
Она увидела тени. Странные, похожие на руки отростки, которые с воплем отдергивались от падающего на них света. Она с трудом встала: отпрянувшие тени открыли зал, который только что был покрыт мраком. Мужчины и женщины щурились от света и смотрели на нее словно завороженные. Чем ближе она к ним подходила, тем лучше они осознавали происходящее, пока в их глазах не загорелся страх.
– Берегись! – крикнул какой-то мужчина, и Лули едва успела повернуться к несущейся на нее тени. Лишь оказавшись на свету, та задрожала и отступила. Вокруг нее тьма колебалась и шептала.
Повернувшись к мужчине, который ее предостерег, она ничего не увидела. Тьма снова поглотила всех и вся.
– Джинна! – Лули подняла шар выше. Темнота почти не отступила. – Где ты, джинна?
Позади нее раздался смех. Мужской смех.
– Первый раз ничему тебя не научил, человеческая девушка?
Он вышел из темноты. Хотя раньше Лули с ним не встречалась, она тут же поняла, что это принц Мазен: на нем была красивая, богатая одежда.
Он переступил с ноги на ногу, и тени из-за его спины медленно потянулись к ней, вплетаясь в свет. Она отступила. Еще, и еще – пока не оказалось, что она пятится назад, пытаясь оказаться как можно дальше от одержимого принца.
– Ты опять пришла меня «убеждать»? – Принц простер руки, и тени рванули вперед, преследуя ее по пятам. – У тебя здесь нет власти.
Лули отступила еще на шаг. И еще. И вскоре уперлась спиной в холодную стену. Принц Мазен подошел так близко, что она смогла различить его черты. Она увидела его глаза и остановилась. Эти глаза она знала. Когда она видела их в последний раз, они были полны невинного изумления.
– Юсеф?
Принц остановился перед ней. Ей показалось, что по его лицу что-то пробежало, страх или сожаление, а потом он улыбнулся и сказал:
– Больше не Юсеф.
– Тебе нужен не он, – проговорила Лули с напускным спокойствием. Рука у нее тряслась, так что свет на стенах дрожал. – Я уже говорила тебе: он не охотник.
– Да, – согласилась джинна в шкуре принца, – не охотник. На самом деле он не важен.
«Не важен». Эти слова были подобны удару кремня по ее темным воспоминаниям.
Лули вспомнила отца, яркоглазого и смешливого. Мать с хитрыми улыбками и теплыми объятиями. Вспомнила нож у своего горла и мужчину со змеиной улыбкой. «Вы все не важны», – сказал он тогда.
Лули тихо выдохнула и заставила себя смотреть прямо принцу в глаза.
– Любая жизнь важна.
Она уже не знала, с кем именно говорит. Хотелось надеяться, что этот кто-то увидит правдивость ее слов.
– Вот как, – сухо бросил принц.
И тут произошло нечто странное: темнота в зале уменьшилась, сменяясь сумеречно-серым. Лули услышала крики присутствующих, которые мгновения назад были во власти темноты. Она увидела, что принц задрожал, словно лист на ветру, а потом с хрипом рухнул на колени.
Его тень поднялась с пола. И превратилась в клинок.
Мир внезапно показался Лули слишком быстрым, а сама она – слишком медлительной. Она предупреждающе вскрикнула, но принц двигался чересчур вяло. Он поднял голову. В его глазах вспыхнуло узнавание.
А потом тень ударила ему в грудь, и его глаза расширились от боли.
Он молча упал, а тень отступила. Алая лужа расплывалась под ним, и Лули показалось, что других красок в комнате не было.
– Я же тебе сказала. – Голос джинны был везде и нигде. – Он не важен.
Лули чувствовала, что джинна наблюдает за ней из теней, но сама она могла только смотреть на принца, всеми силами желая, чтобы он пошевелился.
Но он не двигался.
Лули слышала вопль, но казалось, будто звук доносится откуда-то издалека. Она не распознала его источник, пока султан не подбежал к сыну и не упал рядом с ним на колени. Зовя Мазена по имени, он обхватил обмякшее тело руками.
Лули могла лишь тупо смотреть на них. «Это моя вина?..»
Джинна вырвалась из темноты гневной струей дыма. Она заслонила от Лули все, проявившись призраком с красными глазами. Лули ударила в дымную форму кинжалом, но он прошел через пустой воздух.
– Ты слишком мягкосердечная, – тихо сказала джинна. – Как ты собираешься мстить убийцам в черном, если у тебя такое нежное сердце?
Лули яростно замахала кинжалом. При каждом движении она ощущала уже знакомое жжение в легких. Она не обращала на это внимания. Она кричала и била, пока все ее тело не затряслось от усталости. Воспоминания о крови, и звездах, и трупах мелькали перед ее глазами. «Я не нежная, – думала она. – Не нежная. Не нежная».
Однако тени не отступали. Они схватили ее за руки и за ноги и швырнули на землю. Раздался громкий треск, свет шара мигнул и потух. В комнате воцарилась кошмарная непроницаемая тьма. Лули царапала пол. Сжимала кинжал немеющими пальцами. Она умрет здесь… Она отказывается здесь умирать…
«ВСТАНЬ». Низкий голос, знакомый, словно собственное сердцебиение, загрохотал у нее в голове.
Лули охнула и открыла глаза. Рядом с ней лежал кинжал Кадира, охваченный синим пламенем. Красные глаза смотрели на нее с поверхности клинка.
«Я нашел тебя», – сказал Кадир.
Пламя с клинка ласково лизнуло ей пальцы, требуя действовать. Лули медленно поднялась на ноги. Она мельком взглянула на шар, лежащий на полу осколками, а потом повернулась к джинне, которая смотрела на нее широко открытыми глазами.
– Невозможно. – Джинна отступила на шаг. – Этот клинок… Откуда у тебя этот клинок?
«Шевелись», – приказал Кадир, и, хотя его с ней в зале не было, его магия (его присутствие) придала ей уверенности в себе, чтобы двигаться. Лули разрезала темноту, пока не расчистила дорогу, после чего бросилась с кинжалом на джинну.
Джинна встретила ее удар стеной отвердевшей тени. От столкновения у Лули клацнули зубы. Она крепче сжала клинок и вложила в удар все силы. Пламя, окутывавшее лезвие, вспыхнуло ярче, и препятствие отвалилось, словно горящий пергамент.
Однако джинна уже сбежала.
«Сзади!» – рявкнул Кадир.
Лули развернулась, едва успев принять бритвенно-острое лезвие тьмы на кинжал. В горящих глазах джинны вспыхнуло изумление. Лули хватило этого мгновения, чтобы перевести парирующий удар в ответный, заставив противницу пошатнуться. Джинна отступила, тяжело дыша. Лули поняла, что она не воительница. Просто кукловод, пытающийся управлять дикой магией.
«Отлично. – Пламя на кинжале затрещало, словно смеясь. – Нас таких двое».
Они сражались (пламя с тенями, темные стены против пылающего клинка), и пылающий клинок понемногу сжигал магию джинны, а в зал возвращались краски. Теневая джинна отступила, и ее тело колебалось, словно угасающий огонь.
Однако джинна, хотя и выцветала, ран не получила. Огонь мог заставить ее исчезнуть, но убить не мог. Джинна, ставшая всего лишь бледным очертанием в лунном свете, начала исчезать в стенах. Точно так же было в той молельне. Лули растерялась. Кинжал у нее в руке нагрелся.
Прежде чем она успела решить, стоит ли продолжать бой, ее отвлек серебряный отблеск в темноте. Острый сверкающий предмет пролетел мимо ее головы и попал джинне в грудь. Та испустила болезненный леденящий кровь вопль, от которого воздух задрожал.
Лули развернулась, ища нападавшего. Она замерла при виде выходящего из полумрака Омара бин Малика. Он сверкнул улыбкой, шагая мимо нее к исчезающей джинне. Джинна уже сгустилась в прекрасную женщину, по спине которой стекали реки тьмы. Она закашлялась, с губ ее потекла кровь.
– Ты… – прохрипела она, когда Омар выдернул свой нож. – Не может быть. – Джинна отшатнулась. – Ты… Я тебя убила!
Ухмылка Омара стала звериным оскалом.
– Ты – и убила Короля «Сорока воров»? Ну и самоуверенность!
Лули посмотрела на него. На странный черный нож. «Он сделал ее осязаемой. Но как?»
Теневая джинна попыталась сбежать, но не успела.
Омар ударил ее ножом. Снова, снова и снова. Пока ее вопли не затихли и не смолкли окончательно.
Лули отвернулась, зажмуриваясь. Даже не глядя она знала, что тело джинны рассыпается пылью, а кровь просачивается сквозь плитки пола, давая природе жизнь там, где ее не было.
– Убирайтесь! – Приказ султана заставил ее глаза распахнуться. – Все, вон отсюда!
Гости и стражники бросились из зала, пробираясь к дверям так, словно только что очнулись от сна. Лули осталась. Теперь, когда все ушли, она снова увидела султана. Он и молодой мужчина со светло-карими глазами склонялись над окровавленным принцем Мазеном.
Она сделала нерешительный шаг вперед, и пламя на ее кинжале погасло.
– Омар! – Султан ее не замечал. – Что ты делаешь, мальчик? Кровь!
Принц Омар напряженно повернулся к мертвой джинне. Лули смотрела, как он отрезает кусок своего рукава и мочит его в крови джинны. Она внезапно все поняла, когда старший принц встал на колени рядом с принцем Мазеном и отжал ткань над смертельной раной брата. Принц Мазен задергался, а султан и кареглазый мужчина его удерживали. Этот процесс повторялся, пока рана принца не закрылась и он не остался безвольно лежать на полу. Без сознания, но не мертвый.
«Эликсир возрождения» – так это называл народ. «Чудокрови джиннов», – подумала Лули. У нее живот свело от отвращения. И облегчения.
Султан прижался лбом ко лбу Мазена. Кареглазый мужчина – Хаким, принц-бастард, поняла Лули – молитвенно сложил трясущиеся руки. А вот Омар не смотрел ни на Мазена, ни на остальных родных. Он смотрел на нее. Он не отводил взгляда, даже когда вызвал каида и приказал увести ее из зала. Оказавшись за дверями, она подумала, что обезоруживал не его пристальный взгляд, а гнев, от которого потемнели его глаза.
12
Мазен
Мазену снилось, что брат убивает его ударом кинжала. Он оказался в дворцовом диване, и там не было никого, кроме Омара, который наступал на него с черным кинжалом. Мазен вскинул руки. Он умолял. Вопил. В глазах Омара не было жалости – только жуткая, безграничная ненависть. Он ударил Мазена в шею. В грудь. Снова, и снова, и снова, и…
Мазен проснулся в ужасе; сердце сжималось, все тело сотрясала дрожь. Стоило ему открыть глаза, как в них ударил солнечный свет. Он подался назад и застонал. Голос, шаги – и чьи-то руки уложили его обратно на подушки.
– Ш-ш, сейиди. Ты в безопасности.
Голос был Мазену знаком. Карима? Да, точно; он открыл глаза и увидел над собой свою личную служанку. Ее густые каштановые волосы были свернуты узлом, на лице появилась бледная улыбка.
– С возвращением в мир живых, сейиди.
Мазен с удивлением увидел у нее на глазах слезы.
– Карима, почему ты плачешь?
– Потому что ты жив.
ЖИВ? Он посмотрел на свою голую грудь и заледенел при виде громадного шрама, прочертившего его кожу над сердцем.
– Карима, – еле слышно сказал он, – когда это появилось?
Даже когда Карима рассказала ему о случившемся, он не смог восстановить картину произошедшего. Он был уверен, что хотел отомстить брату за что-то, чего сейчас припомнить не мог. Помнил темноту и боль. И как Полночный Купец стояла в дверях, поднимая нечто, похожее на раздувшуюся звезду. А еще он вспомнил слова «не важен» и чувство падения в собственное тело.
Разве можно не помнить, как чуть было не умер? По словам Каримы, свидетелями его оживления были только султан, его братья и…
– Полночный Купец! – Он стремительно сел. Острая боль пронзила его грудь, так что в глазах потемнело. Мазен выдохнул сквозь сжатые зубы: комната вокруг превратилась в размытое разноцветное пятно. Карима неодобрительно прищелкнула языком и попыталась заставить его лечь обратно, но он от нее отмахнулся. – Что султан сделал с купцом?
Он смог вспомнить вспыхнувшее узнавание при виде ее лица в темноте. Лули аль-Назари и Лейла, девушка с базара, оказались одним и тем же человеком.
Карима покачала головой.
– Говорят, что султан собирается говорить с ней за гхадой. Не беспокойся, сейиди, я сейчас же сообщу о твоем выздоровлении.
– Нет.
Полночный Купец спасла ему жизнь (дважды!), и теперь султан намерен отправить ее на смерть? Он этого не допустит. Встать было мучительно трудно, однако он заставил себя подняться на ноги. Лоб покрылся потом, он задыхался, но это было приемлемой платой за подвижность.
Медленно и тяжело он прошел к своему гардеробу.
– Сейиди! – Карима взяла его за плечо, помогая сохранять равновесие. – Я не понимаю. Зачем тебе сейчас видеть Полночного Купца? Ты еле стоишь! Если султан узнает, что я позволила тебе выйти из твоих покоев…
– Скажешь, что я пронесся мимо тебя, словно упрямый верблюд.
– Но твои раны…
– Уже зажили. Мне даже швы не понадобились!
При смехе по его груди пробежала боль, и ему пришлось сделать глубокий вдох, чтобы справиться с собой. Карима прикусила губу. Однако, поколебавшись несколько мгновений, служанка принялась ему помогать. Благодаря ей он сумел натянуть тунику и аккуратно закрепить на голове материнский платок, а когда его вид стал приемлемым, она прошла с ним до дверей и стоявших за ними стражников. Когда те начали возражать против ухода Мазена, тот постарался встать как можно прямее, несмотря на мучительную боль, и сказал:
– Я пойду к моему отцу, даже если мне придется ползти до его дивана!
Стражники уступили, но настояли на том, чтобы помочь ему пройти по лестнице и коридорам. Где бы Мазен ни появлялся, слуги смотрели на него с изумлением и сбивчиво приветствовали. Никогда еще коридоры не казались ему такими длинными, а солнце – таким ярким. Но наконец они добрались до дверей дивана. Охранявшие их снаружи стражники настороженно уставились на него.
– Сейиди, – сказал один из них. – Диван изменился. Пожалуйста, идите осторожно.
Мазен не понял его, пока не оказался внутри. Он чуть не разучился дышать, увидев перед собой изобилие зелени: мятно-зеленые листья, изумрудные дорожки травы, салатовые лучи света, пробивающиеся сквозь листву. Мазен изумленно взирал на все это, пробираясь через полные жизни кустарники. В окружении жужжащих насекомых и веселого щебета птиц он совершенно не мог думать об этом месте как о диване. Однако потом он заметил плитки пола, покрытые травой, и мозаичные стены, прячущиеся за лозами и деревьями.
Если у него и были сомнения относительно того, что случилось прошлой ночью, то сейчас они полностью исчезли. Вот доказательство того, что в этой зале умерла джинна.
Он медленно пробрался через диван, осторожно перешагивая через корни и кустики. Постепенно лес поредел, и он смог различить людей, сидящих на ковре. Там оказался его отец в непривычно простом бежевом джеллаби и гутре, а рядом с ним – Омар в похожем одеянии и с кинжалами на поясе. Хаким сидел по другую руку от султана и был одет почти полностью в белое – цвет молитвы. А спиной к нему в темно-синих накидках, припорошенных белым, оказалась Полночный Купец.
Отец заметил его первым. Он замолчал на полуфразе, заметно побледнев при виде него.
– Мазен?
Остальные повернулись посмотреть на него – не менее потрясенно. Хаким вскочил первым. Он бросился к Мазену и осторожно прикоснулся к его плечу.
– Ахи, как ты? – Он повел Мазена к сидящим. – Тебе не следовало вставать! Ты…
Хаким замолчал и судорожно сглотнул.
– Чуть не умер? – смех у Мазена получился больше похожим на хрип. – Я и чувствую себя почти умертвием.
– Мазен! – голос султана был мягким. – Что ты здесь делаешь?
– Ты же меня знаешь, йюба. Никогда не умел сидеть и ничего не делать. Как я мог оставаться в своей душной комнате, когда вы все так мило беседуете в этом прекрасном лесу?
Он улыбнулся и попытался поклониться, однако от этого движения все его конечности прострелило болью, так что ему едва удалось не упасть.
– Ради всех богов, сядь! Не кланяйся мне, когда ты ранен, дитя.
Голос отца был напряженным, полным эмоций, которые Мазена изумили. В последний раз его отец так открыто проявлял свои чувства сразу после гибели матери Мазена.
Медленно и неловко Мазен опустился на землю, скрестив ноги.
– Как ты себя чувствуешь? – Седые брови отца хмуро сдвинулись. – Ты еще не успел оправиться. Тебе не следовало быть здесь.
– Я достаточно здоров, чтобы сидеть и слушать ваш разговор. И потом, – тут он повернулся к Полночному Купцу, чье лицо оставалось непроницаемым. Хотя она закрыла его большую часть платком, он узнал ее глаза: они были похожи на притушенный огонь. – Мне нужно было лично поблагодарить тебя, Полночный Купец.
Она чуть наклонила голову. Возможно, принимая его слова.
– Я просто сделала то, что сделал бы любой здоровый житель Мадинны. – Она помолчала, чуть прищурившись. Сначала он подумал, что она узнала его по базару и может упомянуть об их катастрофической первой встрече. От страха у него сжалось сердце, но она сказала только: – Я рада твоему чудесному исцелению.
– Поистине чудесному. – Голос Омара был мягким, но смертельно опасным. Взглянув на брата, Мазен почувствовал необъяснимый страх. Однако Омар смотрел не на него: он смотрел на Полночного Купца. – Но я уверен, что ты уже видела силу крови джиннов, аль-Назари. Ведь ты продала Расулу аль-Джашину фиал с ней, так?
Мазен невольно прижал ладонь к своей ране. Он ощутил жуткую тяжесть в груди при мысли о том, что для заживления его тела использовали кровь теневой джинны.
Полночный Купец фыркнула:
– Расул! Так это он «крыса»?
Султан холодно улыбнулся.
– Даже купца, поклявшегося хранить тайну, можно купить, если предложить достаточно золота. – Он подался вперед, сложив на коленях руки лодочкой. – Так скажи мне, Лули аль-Назари, какова твоя цена?
Мазен резко вдохнул. Даже Омар приподнял бровь от изумления. Щедрость султана не распространилась ни на кого из уже отправленных им за реликвией. Однако все они ушли по своей воле. Ради славы или из страха – Мазен не был уверен в их мотивах.
– Я не продаюсь, – холодно ответила купец.
Мазен поразился ее смелости, а султан остался спокоен.
– Жаль. Я надеялся купить твои услуги.
– А свои торговые переговоры ты всегда начинаешь с угрозы сжечь базар?
Омар громко кашлянул за ладонью, чтобы замаскировать смех. Мазен его веселья не разделял. Он посмотрел на отца, лицо которого стало еще более каменным.
– Да, если имею дело с преступником. – Он чуть поднял подбородок, так что у Мазена создалось впечатление, будто султан, хоть и сидит близко, смотрит на купца сверху вниз. – Иногда бывает необходимо внушить таким людям здоровую порцию страха. Напомнить им, что разрушить их жизнь очень просто.
Наступило холодное молчание. Мазен не замечал, что не дышит, пока купец со вздохом не нарушила тишину.
– Ты хочешь, чтобы я искала реликвию, – сказала она.
– Ты слышала о моей попытке. – Он выгнул бровь. – И что скажешь? Я видел твой мешок с реликвиями и знаю, что у тебя есть какой-то способ их обнаруживать. Большинство путешественников почитают за удачу, если им удается наткнуться на одну реликвию за всю свою жизнь, а ты продаешь их, словно плоды кунжута. Если кто-то и способен отыскать нужную мне, то это ты.
Полночный Купец не ответила, только молча взирала на султана, словно оценивая его. Хотя Лейла держалась столь же гордо, в ней чувствовалась беззаботность. Женщина, которая сейчас сидела перед ним, была словно изваяна из камня.
Наконец она заговорила:
– Вопрос не в том, что я получу от этого предприятия, а в том, что потеряю, если не соглашусь.
Султан улыбнулся. Эта кривая улыбка так напомнила Мазену Омара, что у него сердце сжалось.
– Умная женщина. Ты – жительница Мадинны и будешь исполнять мои приказы или же открыто пойдешь против меня. И тебе известно, что бывает с теми, кто идет против меня.
Атмосфера в диване накалилась.
Султан всегда был склонен к насилию. Он смягчился после женитьбы на матери Мазена, однако все равно оставался тем, кто начал охоту на джиннов после ее смерти, а до ее появления убил дюжину жен не моргнув и глазом. До того как он возложил эту ответственность на Омара, он сам был первым смертоносным Королем «Сорока воров» и вел своих спутников на охоту за джиннами. Да, его отец хорошо владел искусством наказаний.
Мазен никогда не смог бы, да и не стал бы, отрицать этот факт, хотя и старался о нем не вспоминать.
Самым мягким наказанием у султана было лишение всех титулов и изгнание в пустыню. В худшем случае он мстил – и тогда бежать было невозможно. У него были свои люди по всей пустыне: прятаться было негде.
Султан развел руками.
– Однако я щедр и желаю тебе заплатить. Назови цену. Любую цену. Я осыплю тебя немыслимыми богатствами, аль-Назари.
– Йюба, – тихо позвал Мазен. При взгляде на него суровое лицо султана смягчилось. Мазен откашлялся и сказал: – А что, если эту реликвию найти невозможно?
Султан фыркнул:
– «Невозможно» – отговорка неудачников. Нет, эта реликвия существует, и я ее найду. – Он посмотрел на Лули. – Ты ее найдешь.
– И? – Она сжала руки, лежащие на коленях. – Что это за невозможная реликвия, которую меня заставляют найти?
По приказу султана Хаким достал карту – ту самую, которую он показывал Расулу, – и передал султану. Его отец взял ее, развернул, нашел Западное Песчаное море и ткнул пальцем в потонувший город джиннов, Дахаб. Купец шумно вздохнула.
– Давным-давно первый султан закопал древнюю реликвию в Западном Песчаном море. Это самая сильная реликвия в мире, потому что в ней заключен живой джинн, обязанный повиноваться тому, кто ее найдет. В нашей семье передается предание – история, рассказывающая о том, как эта реликвия была создана и где ее закопали. Это тайна монаршей семьи, но я поделюсь ею с тобой в надежде, что ты убедишься в истине.
Его отец уже много раз рассказывал эту историю, но никогда не делал это так, как мать Мазена. Она была сказительницей. Мазен тоже был сказителем, и ему всегда тревожно было слушать, как отец передает свою версию почти без подробностей.
– Йюба, – тихо попросил он, – пожалуйста, позволь мне ее рассказать.
Его отец замер. Полночный Купец подняла брови. Мазен поежился под их взглядами.
– Главное – детали, а все детали я знаю.
У него в голове начал складываться план. Если ему нельзя открыто противиться, то, возможно, он сможет убедить отца так, как когда-то это делала его мать.
Султан согласился, но при условии, что сначала Мазен восстановит силы едой и питьем. Съев немного орехов и выпив стакан воды, Мазен сел прямо, сжал руки и заговорил на фоне шелеста листвы и щебета птиц:
– Отец, братья, Полночный Купец, позвольте поделиться с вами старинной историей.
