Читать книгу: «Любитель истории»
© Борис Штейман, 2016
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Муха медленно ползет по белому пыльному гипсовому носу. Он хорош, больше такого нет ни у кого, не было и не будет! С утолщением на конце и едва заметной горбинкой. Слегка сдвинут на бок. И, слава богу! Хоть не надо хитрить и притворяться симметричным. Это было бы недостойно грандиозной проблемы… Просто необходимо изо всех сил напрячься и догадаться! Как только откроется тайна формы, кончится время бесконечных загадок. Ведь у каждого есть своя граница, не похожая на остальные. Чтобы нельзя было никого ни с кем перепутать и в нужный момент… Мм-да… Все это, конечно, было бы неплохо, если бы не одно «но» и это «но» – близнецы! Кажется, они только для того и созданы, чтобы он, то есть я, сломал себе голову! Хотя, пожалуй, все же есть одна небольшая уловка! Присвоить каждому из них имя… Причем, ха-ха, одно и то же!
Я ровным счетом ничего не умею. Гвозди валятся из рук, молоток бьет по пальцам. Ложка с супом качается, как какой-нибудь морской фрегат в штормовом море, и обливает мою новую рубашку. А она, как это ни странно, стоит денег!.. Как только я прикасаюсь к вещам, они оживают и стремятся обрести свободу. Строптивые, непокорные упрямцы! У других они ведут себя вполне прилично, эти проклятые деревяшки и железки. Уступают силе с хитренькой усмешкой… Но что я люблю – это плести узоры. Причудливо пересекаются линии, сплетаются в объятиях, порой невыносимо тесных, образуя знаки. Цветы в букетах прыгают, выбирая место получше в старинной японской вазе у меня на столе. Кстати, ей больше трехсот лет. А ковровые узоры?! В них каждый раз находишь что-то новое. Это, доложу я вам, поинтереснее телевизора! Сочетания цветовых пятен будоражат меня. Обыкновенные детские кубики я складываю в пирамидки, башенки, домики, дворцы, полные чарующих звуков, и пытаюсь, пытаюсь понять… И не могу. Это все равно, что пытаться распутать многослойную паутину из ниток с хитроумными узлами. Запасы клейкого вещества, из которых плетется паутина, неиссякаемы! Но если все же мне удастся сбросить эту тесную одежку, я стану совершенно свободным, но и безумным одновременно. Но я готов, готов на этот шаг. Плата умеренна. Я все обдумал. Это недорого, как сейчас говорят, нормально. Творения мои тогда станут гениальными, они заполонят музеи и библиотеки, театры и концертные залы. Гуго Великолепный! Безумный Гуго! Так назовут меня потомки…
Гуго пьет
Рука неторопливо кралась вдоль тела. «Фу! Брысь! Назад!» – приказал он. Рука на мгновение замерла, потом нагло залезла в карман, вытащила последнюю сотню, скомкала ее и небрежно бросила на прилавок. «Паскуда…» – вяло обозвал он руку.
На прилавке появилась рюмка. Из горлышка бутылки забулькала жидкость. «Недолила!» – отметил он, и недобрая улыбка застыла на его лице. Посмотрел в упор на бабенку за стойкой.
– Ты, Светка! – сказал он, пригвоздив ее к позорному столбу. Он не унижался, не выпрашивал и потому был нагл.
– Ну? – помедлив, откликнулась она.
«Ну, ну! Разнукалась! Не запрягала!» – мысленно зло ответил он, потому что Светка могла психануть, а переходить грань было ни к чему.
Он не притрагивался к рюмке и по-прежнему смотрел в упор на Светку. Кроме него в рюмочной никого больше не было.
– На! Ужрись! – дрогнула Светка и долила до краев.
«Грамм двадцать перелила!» – заключил он довольно, облизнул губы и сглотнул слюну. Стараясь унять дрожь, аккуратно взял рюмку, оттопырив мизинец, выпрямил спину, сильно выдохнул и проглотил содержимое. Мир замер, покачался и… улыбнулся.
– Я – Гуго! – произнес он победно, с силой втянув носом воздух. – Гуго по прозвищу Великолепный! – уточнил он. – На, смотри! – милостиво разрешил и повернулся к ней в профиль. – На нос смотри! – хотел добавить: «Дура!», но снова удержался. Гусей дразнить все же не стоило.
Светка, прищурившись, тщательно и напряженно стала изучать его нос.
– Не русский? – наконец с сомнением произнесла она.
– Ты что? Ничего не понимаешь? Я же тебе сказал – Гуго Великолепный! – со снисходительным презрением снова объяснил он. Ему нужна была публика. Любая! Он готов был кривляться хоть перед дебилами!
– Ну, я и говорю, не русский! – окончательно подтвердила она диагноз.
– Тогда репете!
– Чего? Ты мне смотри! – угрожающе проговорила Светка.
– Сие обидное слово по-французски означает повторить и ничего более, – успокоил ее он.
Вторая остановилась где-то на полпути, но потом благополучно дошла до пункта назначения.
«Все ж таки, что ни говори, а Светка – баба неплохая, – уже совершенно нетрезво подумал Гуго, внимательно оглядывая собеседницу. – Даже очень неплохая! Все, можно сказать, при ней! Ну, буквально все! И ее не мешало бы… трахнуть!.. Чтоб не забивала себе голову… Русский не русский, – попытался оправдать он возникшее желание. Неожиданно вспомнилось, как молодой водитель в квартире бывшей жены застал мужчину. Посидели, выпили, после чего водитель отлупил беднягу, а напоследок еще и утопил его в ванной… Ничего себе конец! Брр! Ну и что?! Мало ли, с кем, что может приключиться… Что же теперь из дома не выходи? Или вот это… Сожитель хозяйки, опять-таки после пьянки, утюгом проломил голову своему приятелю… Нет, эти варианты нас не устраивают категорически! И если уж придется, не дай бог, выбирать, то, пожалуй, все-таки первое! А вообще меньше надо смотреть телевизор… С другой стороны, информирован – значит, вооружен!» – после недолгих колебаний решил Гуго.
– Слушай, а твой бывший, случайно, не баранку крутит? – уточнил он на всякий случай.
– А ты откуда знаешь? – подозрительно осведомилась Светка.
– Я, милая моя, все знаю! – наслаждаясь произведенным эффектом, Гуго умилился своей поразительной проницательности. Чересчур. И даже прослезился. «До чего же я становлюсь сентиментальным, а все годы виноваты…» – отметил он самокритично.
– Ты чего? – теряя привычные ориентиры, испуганно поитересовалась собеседница. – Ты чего? А?
– Ты давай не акай, а закрывай лавку и айда! – почувствовав власть, приказал он.
Светка, по-бабьи подперев голову рукой, крепко задумалась.
– Ладно! – наконец, решилась она. Закрыла дверь и повесила табличку «Заперто».
Сразу же в дверь стал ломиться расхристанный мужик завидного телосложения, требуя к себе внимания, будто только его и ждали.
– Открывайтесь, суки! Я – соль земли! Мне надо!
– Заткнись, остолоп! – чувствуя себя в безопасности за закрытыми дверями, попросил его Гуго. – Раньше не мог прийти? И учти, соль земли – это не ты! А я! – Он повернулся к мужику в профиль и снова дотронулся до толстого кончика своего носа. – Ну? Дошло?
– Не раздражай его, – посоветовала тихо Светка. – А то он дверь разнесет! – и неожиданно, напугав Гуго, заорала во всю мочь: – Ты что, ослеп?! Идиот! Не видишь?! Меня мужчина ожидает!
– Пусть только посмеет! – неуверенно запаздало пригрозил Гуго.
– А ну его! – Она махнула рукой в сторону мужика. – Привык людям настроение портить! – Демонстративно повернулась к двери спиной, взяла Гуго под руку, и они чинно направились к служебному выходу.
Дома Света старательно пыхтела и отчаянно стонала, демонстрируя удивительную страстность. Гуго даже засомневался, уж не симулирует ли она фантастический темперамент? Но прийти к однозначному ответу так и не смог. «Пусть это останется на ее совести!» – принял он соломоново решение.
– Я в тебе не ошиблась. Просто высший шинмонтаж, как говаривал мой бывший! – произнесла она довольно. – А вначале ты мне очень не понравился, очень! Ну, думаю, настоящий алкаш! Даже хотела тебя по башке двинуть, когда долив вымогал!
– А ты вообще, нет слов! Как говаривала моя бывшая.
– А кем она была?
– Показывала стриптиз.
– А, стриптиз, – понимающе протянула Светка.
– Это не то, что ты думаешь! Она показывала стриптиз Навуходоносору1. Я на него тогда работал, по контракту.
– Это еще что за агрегат такой?
– В каком смысле?
– Ну, этот, Худоносер? Ну, там, депутат или олигарх какой?
– Шишка из единороссов2, переправлял гашиш из Персии в Междуречье, – решил он закончить этот непродуктивный диалог.
В дверь неожиданно позвонили, а потом кто-то по-хозяйски стал колотить по ней ногой.
– Водила? – поинтересовался Гуго.
Светка безразлично пожала плечами.
– А может, сожитель хозяйки? – стал он проигрывать старые варианты.
– Какой хозяйки? – не поняла Светка.
– Довольно тупая! – констатировал тихо он.
– Кто? – снова уточнила она.
– Хозяйка, – пояснил Гуго. – Ну да ничего, поколотит в дверь, поколотит и уйдет себе восвояси, – решил он. – А нет, я ему, голубочку, мозги вышибу!
– Вряд ли, – оценивающе оглядывая партнера по сексу, засомневалась Светка. – Ты его не знаешь! Хотя, что я такое говорю! Ты ж его видел!
– Когда?
– Здрасьте-пожалуйста! Уже забыл? Когда ты меня клеил! Это же он в бистро ломился!
– Могла бы предупредить! – укорил ее Гуго. – Я бы его тогда не стал дразнить! – прислушался к глухим ударам. – Какой упорный однако! Ну, уж дверь-то ему не выломать! – попытался он себя успокоить.
– Кто ж его знает, – равнодушно ответила Светланка. – Когда на него найдет, тут уж напополам. А тем более сейчас, ишь как взревновал! Так тебе и надо, кобелине проклятому! Отольются тебе мои слезки! Как же я убивалась, бедная, когда первый раз его застукала!
– А потом?
– А что потом? – задумалась она. – Потом уже не очень. Видимо, перестало задевать.
– Давай-ка на всякий случай шкаф придвинем к двери! – предложил он ласково.
– Не могу, что-то разомлела, – отказалась Светка. – А ты двигай, если хочешь!
– Еще бы! Конечно, хочу! – Гуго с огромным трудом выдвинул в прихожую шкаф. Опасность придала ему силы. – Все! Со случайными связями – все! – шумно отдуваясь, постановил он. – И на хрен мне это все надо?! Я, прямо, настоящий идиот, чтобы так рисковать! – И для верности подтащил к шкафу вешалку. Огляделся, больше ничего подходящего в комнате не было. Если только телевизор? Но это могло не понравиться хозяйке. И он не стал даже и предлагать.
– Это тебе сейчас кажется, что все! Больше ни-ни! А пройдет стресс, позабудешь неприятности и снова – ура! В атаку! – чуть улыбнувшись, тонко заметила Светка. – И потом, какая я тебе случайная?! Я тебе, можно сказать, родная! А ты – случайная связь! Стыдно от вас такое слышать, товарищ!
– В бабах удивительно сочетаются фантастическая глупость и поразительный ум! – столь же тонко заметил Гуго.
– А то! – довольно засмеялась она. – Я, кстати сказать, очень даже неплохие стихи сочиняла раньше, ну, в младые годы! И на пианино барабанила, дай бог! – поставила на место своего новоиспеченного дружка Светка.
Частота и сила ударов в дверь стали нарастать. Неожиданно послышался грохот падающего тела. И наступила тишина.
– Достиг оргазма и спекся! – с сожалением констатировала она. – Раньше-то покрепче был! Ну да мне-то что?! Ложись, чего стоишь? В ногах правды нет! – пригласила она Гуго. – Он больше не станет! Я его знаю!
– Что ж, вздремнуть малость не помешает, – согласился он. – А то что-то переволновался из-за этого кабана… В снах, доложу я вам, нет ни прошлого, ни будущего. Только одно настоящее и к тому же потустороннее… – заметил глубокомысленно.
– Пожалуй, что так… – печально вздохнула Светлана. – Хотя я тут как-то у одного знакомого просматривала книжечку весьма известного французского философа с очень смешной фамилией…
Окончание фразы Гуго не разобрал, погрузившись, в глубокий сон.
– Пора Желудина идти дразнить! – проснувшись, произнес Гуго.
– Куда торопиться-то? Охота еще побаловаться! – предложила Светка, ласково и уважительно трогая предмет гордости новоиспеченного любовника.
– Это не уйдет! А Желудин может смыться! – объяснил он.
– Ну, тогда вперед! – решительно проговорила она. – Давай моего бывшего прихватим? Он может, если что!
– Да я видел, что может! Парнишка заводной! Это бесспорно. Не исключено, что в следующий раз пригласим поучаствовать. А сейчас, пожалуй, не будем его беспокоить.
Они осторожно перешагнули через спящего у дверей «бывшего». Тот безмятежно мощно со свистом храпел.
– Да и какой от него сейчас толк? – не без сожаления заметил Гуго. И сам себе же ответил: – Да, никакого!
Душка Желудин
Желудин проснулся из-за того, что на него пристально и весьма требовательно смотрел одним глазом Пукс. Плохо! Боже мой, как все скверно! Желудин с трудом поднялся с постели, сбросив при этом кота на пол. Желудина сильно качнуло, и он чуть снова не упал обратно в постель. А это еще что за чудо природы?! С тупым удивлением он уставился на безмятежно спавшую в его постели женщину. Ее длинные каштановые волосы живописно разметались по подушке. Что же это за баба такая? Головная боль чуть отпустила, и он с трудом стал вспоминать вчерашний сабантуйчик. Дали аванс за сборник, и они пошли отметить это событие в кабак. Все было, как обычно. Подходили знакомые и незнакомые. Потом каким-то незаметным образом закрутилась настоящая карусель, и он в итоге ушел в отрыв. Желудина слегка передернуло… Как бы ее поинтеллигентнее выставить? Задумался. А если просто взять голубушку за ноги, да и вытащить в коридор, мелькнула здравая мысль. Ладно, бог с ней, что мы – звери какие?! Пусть набирается сил. Она не виновата, виновата система! Хмыкнул довольно. Вали все на систему, не ошибешься! Приблизился к зеркалу, взглянул на себя. Нет, не на себя, на него! Отвратительная рожа с красными глазами и растрепанной бородой нагло смотрела ему в глаза. Хоть бриться не надо! Во всем, если задуматься, есть своя польза… Заметил глубокомысленно, почесал лохматую голову и пошел в ванную комнату. Кот крутился под ногами и мешал идти. По дороге Желудина снова качнуло, и он сильно ударился плечом о дверной косяк. Отматерил его, а заодно и Пукса, – из-за тебя же, подлец! – и, поморщившись, стал тереть плечо. Было больно… и, главное, некому пожалеть. Открыл холодную воду и залпом выпил два стакана. Малость полегчало.
– Мяу! – сказал Пукс.
– Хенде хох! – ответил ему Желудин. Достал из холодильника пакетик «Вискаса» и выдавил его содержимое в кормушку. – Ладно, негодяй! Ком хир3! Наглая собачонка! На, ужрись! Негодяй!
Приглашение было лишним. Пукс, урча, уткнул морду в кормушку. Ему было семнадцать лет. И он был значительно старше хозяина в пересчете на человеческие годы. Характер у него был прескверный. От рождения. А с возрастом коты, как и люди, лучше не становятся. Иногда Желудин общался с котом по-немецки, особенно, когда был нетрезв. Ему казалось, что до Пукса лучше доходят отрывистые немецкие команды. Пару лет назад у Пукса заболел глаз. Желудин возил его по ветеринарным лечебницам. Но ничего не помогало. И вскоре глаз покрылся белой пленкой. Поэтому Желудин иногда звал кота Нельсоном. Пукс-Нельсон не был кастрирован. «Это была стратегическая ошибка», – часто говаривал Желудин, так как кот исправно метил углы квартиры. Но в этом, правда, были и некоторые преимущества. Из-за устойчивого едкого запаха кошачьей мочи к Желудину редко заваливались нежданные гости. У Пукса-Нельсона была длинная белая свалявшаяся шерсть и серый хвост. Вид у него всегда был хмурый и недовольный.
От корма исходил крайне неприятный запах, и Желудина замутило. Чего они такого гадкого туда подмешивают? Задумался он. Хорошо бы, конечно, пивка, но… нельзя. Будет разить. Хотя и так, и так будет разить. Желудин почистил зубы, умылся и немножко приободрился. Сколько же, интересно, сейчас времени? А ведь непременно надо сегодня в «Пристанище». А может, ну его на хер! Скажу, заболел! Или… соседи затопили!.. Нет, нельзя… Получится, третий раз подряд… «И сколько же этой муры приходится читать! – подумал недобро про обилие рукописей. – А мне ведь завтра пятьдесят! И все читаю, читаю… А завтра пятьдесят!.. – Желудину было сорок семь, но он любил так думать, особенно с похмелья. – Может, я все-таки идиот?» – стал подозревать он. А главное, что ничегошеньки не сделано. Ну просто ни-че-го! Что ни говори, а приятное это дело, все же послюнтяйствовать… приятное. Усмехнулся. Одна надежда – на завтра. Это вечное чеховское завтра. Эх, воля вольная, подневольная! Прошел на кухню. При мыслях о завтраке ему сделалось нехорошо. Выпил крепкого горячего чаю. Был уже час дня.
Желудин был человеком пьющим. Но с резьбы соскакивал редко. С этой своей привычкой он не боролся, считая водку наряду с дурными дорогами понятиями сакрального свойства. Дороги отражали необъятные родные просторы, а водка помогала коротать время в пути. Писать Желудин начал еще учась в Энергетическом. Тогда же и опубликовал свои первые юмористические рассказики в институтской многотиражке.
На улице светило солнце, он улыбнулся и стал важно махать рукой. Подрулил левак, и он поехал в редакцию. Его почему-то не хотела пускать тетка-вахтерша, и он молча таращился на нее, наслаждаясь тем, что он все-таки такого хорошего роста и сложения. Пока гардеробщица не крикнула:
– Зин! Ты что?! Це ж свой! Желудина не признала?! – и, как бы извиняясь за свою товарку, пояснила: – Она у нас всего неделю! Новенькая… – и уже тише добавила, обращаясь вахтерше: – Он такой душка! Ты не представляешь!
– А-а, – отозвался Желудин, проходя мимо. – Это хорошо, что новенькая.
Получился какой-то пошловатый намек. Он прошел по длинному коридору к двери с тремя табличка: «Бабасов. Желудин. Попсун». А чуть ниже: «Прием авторов по понедельникам. 13.00 – 17.00». Поздоровался. Уселся за свой стол. Разве можно работать в такой тесноте? Прямо издевательство какое-то! Вдобавок еще Бабасов дышит прямо в лицо! Опять небось ел на завтрак овсянку. Англоман хренов! Хочет сто лет прожить, не меньше!
– В чайнике вода. Холодная, – произнес Бабасов, не отрываясь от бумаг.
«Проницательный чуткий Бабасов…» – Желудин достал стопку рукописей с семинара молодых и стал читать. В том, что молодежь заставляли приносить свои шедевры, как теперь принято говорить, на бумажных носителях, был свой резон. Во-первых, это дисциплинировало. Каждый сверчок, как ни крути, должен знать свой шесток. А во-вторых, избавляло от чтения с монитора, что было весьма утомительно… Все, все хотят печататься. А зачем? Одни амбиции и больше ничего!
– Что нас ждет? – прервав чтение, мрачно вопросил он. Коллеги подняли головы. Выдержав паузу, Желудин продолжил: – Старость, одиночество, болезни и смерть!
– Запугивает, не иначе, – засмеялся в ответ Бабасов.
– Ну, начал каркать! – отозвался Попсун и пропел: – Черный ворон, я не твой! Посмотри, какие женщины вокруг! Погода – чудо! А ты?!
– Хорошо! С критикой согласен! – отреагировал Желудин. – Красивые женщины, чудесная погода, потом старость, одиночество, болезни и смерть!
– Что остается простым людям? – спросил у товарищей Бабасов и после небольшой паузы добавил: – Уколоться и забыться!
В дверях появилась фигура, вокруг шеи многократно намотанный красный шелковый шарф, темные длинные волосы. Мягко приблизилась к столу Желудина:
– Вы Желудин Вадим Георгиевич?
Тот, не глядя, кивнул головой.
– Вот, знаете ли, принес пару инсталляций. Не могли бы взглянуть?
– Инсталляций? – с трудом сдерживая раздражение, переспросил Желудин. – Сейчас? – «Ну почему, спрашивается, так охота пачкать бумагу? Прямо настоящее всенародное бедствие… Какая-то неотвратимость. Как… муссон… или пассат». Оба слова были хороши. – Ладно, оставляйте, – разрешил милостиво.
– А вы не могли бы прямо сейчас? Если, конечно, располагаете временем. И вас не затруднит? То очень бы обязали. Очень! Да тут, господи, всего ничего. Так пара, тройка страничичек. Это много времени не займет, – притворяясь ягненком, залепетал Гуго.
– Давайте, – вяло махнул рукой, сдаваясь Желудин. «И чего это он юлит? Прямо, противно…»
Желудин прочел имя автора на первой странице и чуть не поперхнулся.
– Интересный псевдоним… – протянул он. – Гуго В.
– Да нет! Это не псевдоним. Гуго – имя, а В. – это Великолепный, прозвище! – снисходительно объяснил автор. – Помните, Лоренцо Медичи4, внук Козимо, по прозвищу Великолепный? Или Сулейман5? Тоже ведь получил прозвище Великолепный!
– Прозвище? Сулейман? – переспросил Желудин и, прищурившись, внимательно оглядел посетителя, пытаясь понять, шутит он или же не в себе. – Впрочем, неважно! – решил Желудин закрыть эту тему. От парня зверски разило. И Желудина затошнило. – Минуточку подождите! Я сейчас! – сказал он, отложил листочки и решил, уже было, поспешать в туалет, но также неожиданно отлегло, и он остался на месте.
В дверь заглянула женщина. Лицо ее показалась Желудину знакомым.
– Вы ко мне? – ласково поинтересовался он.
– Нет, это со мной! – нетерпеливо произнес Гуго.
Первый опус назывался «Торт». Прочтя название, Желудин поморщился от отвращения: «Час от часу не легче!» Но пересилил себя и стал быстро листать странички.
«Даже не читает, змей! Хоть бы вид сделал, сукин кот!» – усмехнулся Гуго и вслух произнес:
– Надо определиться, все же змей или сукин кот?
– Что? – Желудин поднял голову и вопросительно взглянул на автора.
– Это я так, мысли вслух. Не могу сделать выбор. Извините, что отвлек!
– Про еду, к сожалению, сейчас ничего не берем! Нельзя раздражать народ, – пояснил Желудин. – И потом, как прикажете понимать – «Он плюнул на рельсы, по которым через минуту должен был пройти поезд». Аллегория?
– Просто плюнул. Железнодорожник. Любит плевать на рельсы. Дурная привычка. Какое у него воспитание? Отца не помнит. Тот сразу смотался, еще до рождения. А может, мамаша и сама толком не знала, от кого, так сказать, понесла. Ведь дело-то было по пьяной лавочке. Короче говоря, винить некого. В школе учился с трудом, еле-еле до девятого класса дотянули. Потом ПТУ. Тоже с трудом. Может быть, и аллегория. А возможно, что плюнул от досады, что так непутево все складывается.
– Слово непутево придется пропустить!
– Почему?
– Подумайте.
– Ладно. Понятно. Да его и в тексте-то нет.
– На будущее.
– Так вот, о птичках. Народ боится с ним связываться. Человек при исполнении как никак!
– Вот вы сейчас объяснили, а так непонятно было! – укорил автора Желудин. – И вообще вам не повезло. Я сейчас читаю одного замечательного парня. С семинара молодых писателей. После него все как-то не то! А этот ваш рассказик простоват, так, забавная ситуация. Второй – описание смешных мест. И все! Получше, чем первый, но не по нашей тематике. Ничего, к сожалению, оставить не могу!
– А что вас в принципе интересует?
– Что-нибудь социальное, но с эротическим уклоном, – туманно закончил разговор Желудин. – Но только в следующий понедельник!
Гуго церемонно откланился. Забрал свои листочки и, чуть запрокинув назад голову, с достоинством удалился.
– Фиксировать свои мысли, фантазии, ощущения… Абсурд! То, что не поддается замедлению, полному покою! А текст – это неподвижность. Он неизменен! Это мы, мы меняемся, пытаясь вложить себя в неподвижность! – раздраженно проговорил Желудин.
– Это все очень непросто и одновременно очень верно! – отозвался Попсун. – Ко мне опять приехали родственники отца. Из деревни… Как же они мне все надоели! Эти милые родные добрые люди! Мои родственнички! – ожесточился он. – Спасибо матери! У той только племянник где-то в Харькове. Никогда его, слава богу, не видел!
– Как тебе эта парочка?! – обратился Желудин к Бабасову. – А? Нахальства и самоуверенности не занимать! Сегодня что-нибудь напишет, что в голову взбредет, завтра нарисует! Еще и бабу с собой притащил, нахал эдакий! А знаешь, как он подписывается?!
– Я знаю такие языковые тонкости, какие вам, сударь, и не снились! Потому что я его изучал! А русские думают, что они знают свой язык, потому что они русские! – засмеялся в ответ Бабасов.
– Да ладно тебе! Я не про это! – досадливо поморщился Желудин и вдруг вспомнил, что женщина эта была у него дома, и утром он оставил ее у себя в постели. Он схватил трубку телефона, чтобы проверить это свое довольно фантастическое предположение. Но понял, что она или уже ушла, или может не снять трубку. Тем более, если это была она! С этим… Гуго! Он бросился к окну. Всю жизнь он подчинялся этим проклятым внутренним импульсам, от которых и страдал постоянно. Парочка как раз выходила из подъезда. Желудин открыл окно, сильно высунулся наружу и крикнул:
– Эй, вы! – Ответа не последовало. Понимая, насколько нелепо все это выглядит со стороны, он снова крикнул: – Гуго! – Опять нуль внимания. – Гуго Великолепный! – наконец заорал он, что есть сил.
Тот обернулся.
– Как зовут вашу… – Желудин замялся. – Ну, вашу даму?
– Светка! – моментально откликнулась дама. – Забыл уже, кавалер называется! По прозвищу Светка! – захохотала она довольно.
Гуго чуть заметно улыбнулся. Слегка кивнул на прощание, и парочка, неожиданно дружно присев на корточки, переваливаясь, пошла гусиным шагом по двору.
– Я – болван! – вслух констатировал Желудин. – Натуральный болван! Так дешево проколоться!
– Мне привезли два ящика парного мяса. Забили кабанчика. И куда, спрашивается, его девать? – отозвался Попсун.
Женщина в желудинской квартире проснулась в неплохом настроении. Она вчера крепко перебрала и ничего не помнит. Она знает за собой. Нельзя даже чуть-чуть. И каждый раз одно и то же, одно и то же! Поэтому в сумочке имеется зубная щетка. Она достает ее и бредет в ванную комнату. Ну и запашок! Прямо валит с ног. Настоящий бомжатник! Плитка кое-где отвалилась. Раковина в желтых подтеках. «Как же все запущено!» – думает она и чистит зубы. Умывается. Смотрит на себя в зеркало: «А что? Я еще ничего!» Приосанивается. Поднимает руками волосы. При этом слегка поднимается большая грудь с розовыми сосками. Женщина прищуривает лукаво один глаз и томно произносит: «Вы ошибаетесь! Мы с вами не знакомы!» Все, как говорится, на месте. Кровь с молоком! И это после такой пьянки! И как же, спрашивается, я сюда попала?! Ничегошеньки не помню. Даже немного стыдно. А если бы не загул, то вообще была бы топ-топ моделью! Наконец ей надоедает играть роль подгулявшей накануне легкомысленной бабенки. Тем более, что легенда эта уже никому не нужна.
Опасение у Екатерины Григорьевны вызывает только кот. Он что-то задумал, это – несомненно.
– Ты мне смотри, говнюк! – строго предупреждает она кота. – Только посмей! Пожалеешь, гад!
В ответ говнюк злобно сверкает единственным глазом, и подчиняться, кажется, не собирается. «Главное, чтобы не подкрался сзади! Ведь не дает расслабиться, гаденыш! Надо бы запереть его на кухне», – размышляет Екатерина.
Пукс смотрит на нее в щель. Эта нахальная бабенка раздражает его неимоверно. И откуда притащил ее хозяин? Уму непостижимо! Всю ночь бродила по квартире. Пукс напряженно соображает, как бы незаметно к ней подобраться да и куснуть половчее за ногу, а потом быстро спрятаться под диван.
«Как ложиться под каких-то мерзких стариков, так Катенька, без тебя никак! Уже послали на тебя документы! Обязательно в этом году майора получишь! – одеваясь, передразнивает она своего шефа. – Поганый слоненок! А как какой-нибудь стоящий мужик, так эту секушку Стеську!» Екатерина присоединилась к теплой компании, когда все были уже очень хороши. И ей не составило труда бросить в рюмку Желудина микроскопический кристаллик. Служебная машина, косившая под такси, уже ждала у выхода. Дома клиент сразу вырубился. Екатерина, как на учебной тренировке, разбила квартиру на квадраты и тщательно ее обыскала. Но нужную вещь не нашла. Или ее там не было, или уж слишком хорошо была спрятана, что было маловероятно. Притомившись, она легла рядом с Желудиным, спальных мест больше не было. Такие мужики ей нравились. В кабаке он и его дружки непрерывно юморили. Приставали к бабам. Один раз чуть до драки не дошло. Денег не считали. В общем, гудели на всю катушку. Медведь, как окрестила Екатерина клиента, ночью возбудился. И она не смогла себе отказать. Секс получился на четверочку, потому что медведь был в полном отрубе. Но это ее почему-то даже заводило. Вот и пришлось послать весь этот инструктаж на три буквы. О чем она ничуть не пожалела. Под утро она крепко заснула, поэтому все вышло довольно натурально. Хотя лучше было бы уйти сразу после осмотра квартиры. Но как вышло, так вышло. Заниматься самоедством было не в ее характере.
Вдоль стен коридора стоят стопки книг, до потолка. На самом верху одной из них толстый том Шопенгауэра6. «Увесистый… – думает Екатерина. – Как бы не упал и не стукнул бы по башке! А то припечатает, не дай бог, и останусь в сердцах товарищей по борьбе скромной жертвой науки… Пусть только попробует не дать майора! Сам будет тогда ходить на такие задания, – смеется она, представив, как Карл Иванович ложится в постель с каким-нибудь бородатым клиентом. А ведь я, кажется, могу родить… – неожиданно приходит ей на ум. – Какую-нибудь замечательную мысль!» – заканчивает она лукаво.
