Читать книгу: «Багряное затмение», страница 4
Глава 2. Воскресенье
При современном ритме жизни досконально соблюдать все старинные обычаи просто невозможно. Да и незачем, наверное. Поэтому Прощеное воскресенье – последний день масленичной недели – традиционно отмечалось святогорцами за городом. И никого это особо не волновало, даже тех, кто эти самые обычаи помнил. Вообще-то, в такой день предки нынешних славян отправлялись на погосты, чтобы оставить на могилах родственников блины и другое угощение, а уже потом снимали с души груз накопившихся грехов, винясь перед теми, кого обидели в прошедшем году. А проводы зимы проходили в субботу, когда после Золовкиных посиделок под песни и крики сжигалось чучело Масленицы, или, если вспомнить языческие корни, Морены-зимы. Святогорцы об этом, конечно, знали, но новое время заставило даже их вносить коррективы в народные традиции.
К полудню все собрались на левом берегу Амура, украсили площадку и сбили из привезенных досок длинные столы. Жены и подруги тут же выставили угощение – обязательные блины в закутанных одеялами кастрюлях, крупно порезанную красную рыбу, домашние соленья, строганину из мяса дикой козы и калужью талу – любимую закуску всех охотников и рыбаков. Детишки с визгом и хохотом носились вокруг. Те, кто постарше, взялись сооружать из ивняка и ярких тряпок чучело Масленицы. Гармонист дядя Гарик, по случаю Масленицы уже успевший принять на грудь стопочку крепчайшего самогона, разминал пальцы и пробовал мехи гармоники. Вскоре ему предстояло стать одной из ключевых фигур того самого действа, без которого старорусский праздник просто немыслим.
Дальневосточная Масленица отличается от подобных мероприятий в Центральной России. Вряд ли где-нибудь в Воронеже или Рязани увидишь, как строятся друг против друга две «стенки» – из славян, приверженцев русского кулачного боя, и широколицых, крепко сбитых якутских борцов. С той и с другой стороны желающих набиралось достаточно, но старшие отобрали только по тридцать парней и начали расставлять их в боевой порядок. В центр ставили самых крепких и умелых – им предстояло принять на себя всю тяжесть первого удара. Позади первой линии «славянской стенки» разминались пятеро надёж-«перехватчиков». В случае чего именно они заткнут собой бреши в обороне и не допустят прорыва строя. Якутские борцы, в этот раз избравшие для себя агрессивную тактику, построенную на эффекте сокрушительного массового рывка, «в запасе» никого оставлять не стали.
Позади выстроившихся «стенок», на расстоянии в шесть шагов от спин бойцов, параллельно друг другу положили две длинные веревки. Если противник сможет пересечь охраняемую черту – бой проигран.
Пока «стенки», выдерживая десятиметровую дистанцию между собой, неторопливо разминались, сторонники противоборцев плотным кольцом окружили место ристалища. Дядя Гарик, успевший опрокинуть еще один стопарик и закусить самогонку хрустящим соленым огурцом, подобрался поближе и уселся на специально для него поставленный табурет. Поймав взглядом ободряющий кивок Димы Большого, начал негромко выводить ритм частушечных наигрышей и замурлыкал себе под нос:
– Эх, играй, играй, гармошечка,
Покуда не разбитая,
Эх, гуляй, гуляй, головушка,
Покуда не убитая!
Какая-то девушка, решившая подбодрить «кулачников», озорно взвизгнула и прокричала первую дразнилку, тут же поддержанную громким голосом гармони:
– Выходи, ребята, драться,
Чем зажмурившись стоять,
Ну а мы потом посмотрим,
Кого в губы целовать!
– О-о-о-о! – удивились якутские борцы, а девушка продолжила:
– Ты играй, гармошка наша,
Мы чужую разорвем.
Сами милости не просим
И другим не подаем!
«Да уж, – хмыкнул про себя Дима Большой, оглядывая собравшихся, – спела так уж спела. Не в строку, зато на нужный лад настраивает!» А ребята из «славянской стенки» заулыбались, заухали одобрительно. Противники ответили подначками и беззлобными шутками.
Задорная якутяночка Лена Очирова, учившаяся на филологическом факультете ДВГУ, не оставила частушки без ответа:
– Наши парни все буяны,
Сами делают наганы.
Сами ножики куют,
Кому хочешь надают!
Борцы взревели, вспугнув в ближайшем лесочке стайку любопытных сорок.
Дима Большой вышел в центр утоптанной площадки между «стенками», оглядел бойцов и плотный круг зрителей, подмигнул кому-то и зычным голосом крикнул:
– Здарова, честной народ! Гуляй, Масленица! Не пора ли молодцам размяться в добром бою?!
Ему ответил разноголосый одобряющий крик.
– Ну, тогда начинаем! Старшим даю две минуты до готовности.
«Славянская стенка» скинула верхнюю одежду, оставшись в «фирменных» святогорских красных рубахах-косоворотках, подпоясанных синими кушаками. Якутские парни разделись до пояса и переминались с ноги на ногу, похлопывая себя по голым плечам. Старшими отдавались последние указания, с подошв сбивался успевший налипнуть весенний талый снег. Те, кто не хотел завтра красоваться свежезаработанными синяками, спешно надевали заранее припасенные боксерские шлемы.
– Все готовы? – Дима благоразумно ушел с линии фронта. – Внимание!.. Даешь бою-у-у!
– Даешь бою! – почти сразу же взревели старшие. И две «стенки», с каждым шагом набирая скорость, ринулись друг на друга. Обученные бойцы держали строй ровно, левое плечо впереди, чтобы закрыть подбородок, одноименная рука, как щит, прикрывает ребра и лицо. Правая рука – ударная, у многих поднята над головой, для хлесткого удара «с крыла», по-другому держать десницу не получится – слишком плотен строй, мало свободы для замаха. Вот потом, когда сойдутся, возможность для маневра появится. Сшиблись. Некоторое время над ристалищем слышались только звуки глухих ударов и резкие выкрики дерущихся, а вокруг азартно орали группы поддержки, болеющие за бойцов.
Ярослав, Леха Кочевник и Илья стояли в центре своей «стенки», и основной удар был нацелен именно на них. Первые несколько секунд им пришлось особенно несладко. Ярослав, сдерживая натиск двух противников, получил ощутимый удар справа в челюсть, отчего защитный шлем съехал набок и частично перекрыл обзор. Второй пропущенный удар, попавший точно в подбородок, отозвался тяжелым гулом в верхней части головы. Стиснув зубы, он заставил себя превозмочь боль и восстановил помутившийся фокус зрения. Шибанул «с крыла», угодил одному из супостатов в переносицу, тут же добавил наотмашь в солнечное сплетение. Последний удар получился очень чисто – одним противником стало меньше, якут вылетел из своей «стенки» и скрючился на снегу, ловя ртом воздух, словно пойманная рыба. Ярослав приободрился и тут же получил увесистую оплеуху слева. Перед глазами снова поплыло, но стоящий слева Илья вовремя сориентировался, шагнул вперед и прикрыл Ярослава плечом. Кочевник, прочно утвердившийся справа, также выдвинулся на полшага. В отличие от Ильи, который пребывал в постоянном движении, уклоняясь, подныривая и обманывая противника, Леха стоял, словно столетний кедр: непоколебимо и бесстрашно принимая удары бочкообразной грудью и уверенно вколачивая свои знаменитые прямые двойки в обнаженные торсы якутов. Являясь истинно верующим буддистом, Кочевник даже в пылу схватки старался случайно не изувечить противника, сдерживал силу удара и в голову не бил.
В первые мгновения боя наблюдавшим за его ходом зрителям показалось, что бешеный напор якутов вот-вот принесет им победу. Но «славянская стенка» сумела выровнять строй.
Главное – не поддаться и не отступить в первый момент. Около минуты ни та ни другая сторона не могла сломить оборону противника. Но зыбкое равновесие держалось недолго: стеношный бой, как правило, скоротечен. Якуты, не реализовавшие в первом ударе свое численное превосходство, пропустили момент, когда пятеро надёж-«перехватчиков» противника внезапно из сугубо оборонительной единицы превратились в средство прорыва. Усиленный всеми пятью бойцами резерва центр «славянской стенки» неотвратимо и жестоко продавил их оборону. Строй якутов дрогнул в попытке залатать брешь, но было поздно – их смяли и начали теснить. «Славяне» усилили нажим, кулаки в кожаных шингардах звонко припечатывались к обнаженным торсам. Через минуту и без того потрепанная «якутская стенка» рассыпалась на отдельных бойцов, и их противники одним рывком преодолели оставшиеся метры до заветной черты, по пути подминая и сбивая на землю сопротивляющихся. Группа поддержки победившей команды радостно закричала и заулюлюкала в едином порыве. Дядя Гарик выдал что-то патриотично-забойное на своей тальянке. Якуты галдели недовольно, хмурились и поглядывали вокруг недобро.
Дима Большой, всегда очень тонко чувствовавший настроение момента, тут же взял ситуацию под свой контроль.
– Бойцы, на исходную разойдись! – заорал он, перекрывая крики собравшихся.
Привыкшие к дисциплине святогорцы поступили так же, как на тренировках – через минуту две «стенки» уже снова стояли друг против друга. Дима привычно оглядел строй. Вроде бы все целы. Пара человек и с той и с другой стороны держатся за плечи товарищей, скорее всего, подвернули ноги, вряд ли что-то серьезное. Сейчас к бойцам обращаться бесполезно, они еще не остыли и поэтому думать могут только о новой сшибке. Якуты – парни упорные, умеют стойко терпеть боль и постараются взять реванш любой ценой. И в этот раз вместо забавы дело может обернуться жестоким мордобоем. В любом деле главное – вовремя остановиться, и для завершения «стенки» Дима использовал старый, проверенный временем прием.
– Ну что, друзья, как вам наши бойцы? – обратился он к зрителям, не уточняя, про каких именно бойцов идет речь. Само собой, все ответили дружными одобрительными возгласами. Дима согласился с этим, выдал от себя лично несколько похвал и замечаний той и другой команде и авторитетно потребовал принести ему «братину». Вскоре расписанную «под хохлому» глубокую деревянную посудину, наполненную «пятнадцатиградусной» медовухой, уже передавали по кругу. В этот раз периодически доливаемая братина прошла по рукам три раза, после чего все снова стали друзьями, членами одной «Ассоциации». Дима Большой подозвал к себе одного из инструкторов, отвечающих за подростковые группы.
– Видишь, Семен, мальчишки уже в две «стенки» становятся? – указал он на дальний край поляны, где детишки пытались подражать взрослым в военной потехе. – Иди, пожалуйста, возглавь безобразие, чтобы все по-честному было. И вот еще что. Команды сделай смешанные, чтобы в каждой поровну оказалось и русских, и якутов, и других прочих.
После бойцовской забавы в кровь, перенасыщенную адреналином, алкоголь поступает как-то особенно быстро. Бывшие противники забыли обиды, делясь впечатлениями от «стенки». По сигналу старших привели одежду в порядок, вымыли в снегу руки и лица и неспешно потянулись к столам.
Те, кто не участвовал в коллективной потехе, получили возможность показать свое мастерство и силу индивидуально. В вольной борьбе якуты смогли отыграться над «кулачниками», взяв первое и четвертое места. Леха Кочевник играючи толкнул сто два раза двухпудовую гирю, и этот подвиг уже никто в тот день не смог превзойти. Получив свою порцию восхищенного похлопывания по шарообразным плечам, он вернулся к ожидавшим его друзьям.
– Ярый, а ты чего железяку не поднимаешь? – спросил он у Рязанцева, опускаясь рядом с ним на скамейку.
– Хватит ему на сегодня подвигов, – ответила за мужа Анюта. – Хорошо, что уговорила перед боем шлем надеть, а то пришел бы завтра на работу с синей физиономией, как вурдалак.
– Леха, тебя я все равно не догоню, – отозвался Ярослав. – Лучше давай водочки в честь праздника выпьем. Анюта, ты не против, если герои употребят для пользы здоровью?
– Господа, вы – звери, господа, – грустно заявила молодая женщина и разрешила: – Извольте заодно и мне боевые пятьдесят грамм налить.
Стоящий рядом Илья передал Кочевнику куртку и шапку, принятые у друга на время гиревого соревнования, аккуратно наполнил серебряные стопки и предложил тост:
– Ну, за богатырей! – Выдержал небольшую паузу, покосился шальным глазом на Анну и добавил: – И их боевых подруг.
Ярослав вместе со всеми поднес стопку к губам, но выпить не успел. Без всякого видимого перехода, резко и жестко, разум растворился в темном тумане, а перед глазами словно встала непроницаемая пелена. Это напоминало неожиданное падение в какую-то бездну, когда крик рвется из глотки, но нет сил открыть рот. Больно, страшно.
Чья-то чужая мысль возникла на окраине сознания и начала вгрызаться в мозг, подобно плотоядному червю: «Счастлив ли ты, человек?.. Тебя уже ждут… Ты еще не знаешь об этом, но тебя уже ждут!» Перед его внутренним взором появился неясный образ. Он попытался понять, что это, но не мог, что-то древнее и могучее звало его к себе, нашептывая: «Ты придешь ко мне, и, может быть, мы станем единым целым. Тебя уже ждут».
Ощущение безвременья и полной потери себя казалось настолько реальным, что Ярослава захлестнула волна дикого, рвущего нервы ужаса. «Ты еще не готов к этому, но когда придет срок, ты вспомнишь…» – теперь шепот стал еле слышным, словно шелест отступавшей в море волны. И вдруг неожиданно все закончилось. Ярослав осознал себя на берегу Амура в кругу друзей с нетронутой стопкой в руке. «Что со мной произошло?» – подумал он, но от пережитых им ощущений не осталось и следа, только неясный осадок в душе, да невидимый и неслышный червячок в его голове наконец-то нашел себе место и затаился до времени.
– Ярый, ты чего водку греешь? – возмутился Илья. – За это, между прочим, Пушкина на дуэли убили, а Кутузову глаз высосали!
– Пошляк ты, брат. Нет в тебе ничего святого, – заявил Ярослав и отправил в организм порцию ледяной «Великоамурской-экстра».
– Это точно, – согласился Илья и предложил: – Пойдемте, что ли, мечи покрутим?
Тем временем святогорцы и гости праздника давно уже разошлись по интересам. Кто-то достал из багажника автомобиля крыло скайта и, к восторгу малышни, устроил воздушное шоу. Дима Большой, успевший обойти все группки и отведать ритуальную стопку за каждой частью стола, с удовлетворением отметил, что праздник в целом удался.
Ближе к вечеру те, кто чувствовал за собой какую-то вину, просили прощения у близких, да и у противников по «стенке» тоже. Завершилось все сожжением чучела Масленицы, общим хороводом и прыжками через костер. Когда основная масса гостей разъехалась, на Приамурье уже наползали вкрадчивые сумерки. Оставив позади вытоптанный снег и черный пепел сгоревшей Масленицы, люди торопились вернуться в уютные теплые квартиры. Завтра начиналась новая трудовая неделя.
Город на правом берегу реки светился разноцветными огнями, жизнь там текла своим чередом, а на опустевшей поляне с темнеющим в центре нее большим остывшим костровищем время как будто остановилось, замерло в тревожном ожидании. Через несколько часов по древнерусскому обычаю должен наступить Новый год. Для подавляющей массы населения Великоамурска это ровным счетом ничего не значило. Но для малой горстки людей, беззаботно развлекавшихся сегодня, так завершился последний спокойный и обыденный день в их жизни.
Они еще не знали этого.
***
Недалеко от недавно построенной шестнадцатиэтажной свечки, на пятом этаже которой Рязанцевы полгода тому назад получили двухкомнатную служебную квартиру, в полуподвальном этаже старенькой гостиницы «Восток» процветало питейное заведение с одноименным названием. До того как стать баром и по прихоти нового хозяина перейти на китайскую кухню, «Восток» последовательно побывал в ролях пельменной, закусочной, кафе, снова пельменной и, наконец, был причислен к лику кафе-баров. При этом сути своей никогда не менял. Гостиница ветшала, перестраивалась и ремонтировалась. А тезка, прочно оккупировавшая ее цоколь, всегда, несмотря на смену вывесок, оставалась забегаловкой, мистическим образом игнорировавшей повсеместный запрет на курение в общественных местах. Солидная публика в «Востоке» не останавливалась, номеров люкс там никогда не имелось, а правое крыло облюбовали для проживания сезонные рыночные торговцы из страны развитого социализма. Контингент кафе-бара был соответствующим. За дешевыми столами, покрытыми псевдокитайскими циновками, встречались весьма колоритные личности. Бессменная барменша Клава Петровна, похожая на раздобревшую Мэрилин Монро в период глубокого запоя, давно привыкла, что вечером в «Восток» может ввалиться толпа галдящих китайцев, отработавших свое за прилавками. Обычно избегавшие посещать общественные заведения, здесь они чувствовали себя почти как дома и возможных проблем не опасались. Еще бы. Над головой находилось порядка двадцати гостиничных номеров, снимавшихся их соотечественниками. Свистни – сбегутся через минуту.
Местные ребята, привлеченные дешевизной кухни, тоже не обходили «Восток» своим вниманием. В вечернее время за дальними столиками можно было увидеть быкообразных гопников, торопливо поглощающих порции дешевого корма. Им предстояло вскоре выйти на охоту, и они наедались впрок – ночи пока стояли холодные. У барной стойки обычно крутились две-три недорогие потаскушки, потягивающие пиво и строящие глазки любому приличному посетителю.
Но звездой «Востока», без сомнения, считался Кузьмич – сторож с ближайшей автостоянки. Обычно он заходил в бар после окончания своего дежурства – иногда вечером, но чаще утром. Уже от входа ловил взгляд Клавы Петровны, и пока неторопливо проходил к стойке, на ней уже оказывался всклянь наполненный водкой четырехсотграммовый фужер. Закуска из раза в раз не менялась: одинокая маслинка на зубочистке или половина дольки лимона, посыпанная солью, – Кузьмич был эстет и консерватор.
В момент, когда он овладевал заветным бокалом, время в баре замирало. Постоянные клиенты в благоговейной оторопи смотрели, как Кузьмич, ни на кого не обращая внимания, мелкими глотками цедит водку, неторопливо занюхивает рукавом и съедает прилагающуюся закуску. Потом кивает Клаве Петровне, рассчитывается, окидывает посетителей вмиг подобревшими, слезящимися от снизошедшей благодати глазами и неспешно выходит из помещения. Занавес. Время восстанавливает свой бег. Присутствующие при подвиге китайцы до конца вечера обеспечены темой для разговора.
Вечер Прощеного воскресенья ничем не отличался от любого другого. Посетители кафе-бара приходили, выпивали-закусывали, уходили. Некоторые, кому некуда торопиться, коротали время в бессвязных разговорах за кружкой пива.
В дальнем по отношению к барной стойке углу помещения сидел ничем не примечательный мужчина средних лет. На столе перед ним имелась пластиковая тарелка с двойной порцией китайских пельменей, щедро политых корейским майонезом, и нетронутый бокал светлого российского пива. Барменша Клава Петровна сразу отнесла посетителя к разряду «чужаков». Тем не менее на командированного он не походил. В сторону лениво тянущей очередной коктейль Люси, еще достаточно свежей путаны, мужчина не посмотрел ни разу, да и одет был более чем бедно. Странно, что ему вообще хватило денег на ужин в кафе. Еще одна странность, сразу бросавшаяся в глаза: чужак читал газету. И это вечером, когда все нормальные мужики, находившиеся здесь, уже пребывали в состоянии легкого алкогольного нокдауна! «Бич (бывший интеллигентный человек)», – мысленно повесила на чужака очередной ярлычок Клава Петровна и утратила к нему интерес. Тем более что атмосфера в баре начала накаляться. Сегодня, наверное, по случаю окончания Масленицы, помещение заполняли только россияне, причем преимущественно мужского пола. По экрану телекоммуникатора, недавно установленного над барной стойкой, шла прямая трансляция хоккейного матча. Именно сейчас местная команда уверенно рвала на своем поле заезжих гостей, что, к сожалению, бывало нечасто. Успех земляков подогревал патриотические настроения посетителей бара. За одним из столиков даже попытались спеть в пять глоток гимн родного хоккейного клуба, но вспомнить смогли только припев, на нем и закончили.
В такие дни алкоголь лился рекой, потому что каждый удачный проход к чужим воротам отмечался очередной порцией пива, а забитая шайба – бутылкой водки. Спиртное – главный источник дохода кафе «Восток», на пельменях много денежек не сделаешь. Но все же Клава Петровна испытывала смутное беспокойство оттого, что за двумя сдвинутыми столиками группа молодых парней провозглашала громкие тосты вовсе не за успех местных хоккеистов, а за их противников. Это было чревато. Пока что на потенциальных самоубийц только недобро косились. Но после первой пропущенной хозяевами поля шайбы к ним отправили делегата с вежливой просьбой «заткнуться на хер!». Молодежь, непонятно каким образом оказавшаяся в баре, ситуацию оценила правильно и на время присмирела. Опытная Клава Петровна после этого хотела посоветовать им поскорее убраться из бара, но они только что сделали очередной немаленький заказ, и меркантильность превысила в ней человеколюбие.
Спортивное счастье переменчиво. Каким-то волшебным образом во втором тайме гости сравняли счет, а к середине третьего уверенно вели 4:2.
– Все, сливай воду, – уныло подытожил один из поклонников местного клуба и без предупреждения опустил пустую пивную кружку на голову сидящего к нему спиной фаната команды гостей. Раздался звон разбитого стекла, и парень, охнув, сполз на грязный пол.
Драки в замкнутом пространстве жестоки и скоротечны. Особенно когда численное превосходство одной из сторон очевидно. Клава Петровна, благоразумно не пытавшаяся разнять дерущихся, нажала «тревожную кнопку», но до приезда экипажа милиции пройдет несколько минут. Оставалось только надеяться, что в этот раз обойдется без поножовщины. Ей очень не хотелось отмывать паркет от запекшейся крови.
– Дави их! – перекрывая какофонию потасовки, совершенно по-людоедски прорычал один из завсегдатаев, заставив барменшу вновь судорожно вдавить кнопку вызова милиции. «Ну где же менты?! Тут же, мать их растак, сейчас все разнесут!»
Между тем на экране телекоммуникатора шли завершающие секунды матча. Хозяева, проявив чудеса владения клюшкой, на последнем дыхании смогли сравнять счет. Стадион стоя скандировал победные кричалки. А из прокуренного бара «Восток» одного за другим выбрасывали на улицу избитых и растрепанных поклонников команды-соперника.
Один из победителей, здоровенный патлатый парень, опьяненный употребленным алкоголем и благополучно закончившейся схваткой, поискал взглядом бокал с пивом, отставленный им в сторону незадолго перед дракой. Помещение бара представляло собой неплохую зарисовку на тему мамаева побоища, и только дальний столик каким-то образом смог уцелеть в этой буре. За ним, неторопливо складывая газету, сидел пыльного вида мужчина, по-видимому, не принимавший участия в недавней заварушке.
– А вот и мое пиво! Ты че, гад, по столам шакалишь?! – заявил любитель хоккея, нависая над ним, как атомный гриб над пустыней Невада. Он был не против продолжить потасовку, тем более что объект наезда совсем не выглядел крутым бойцом.
– Берите, – «бич», не глядя, подвинул так и нетронутую кружку на край стола и встал, чтобы уйти. Поднявшись, он оказался ростом на полголовы ниже своего оппонента. Этот факт еще больше укрепил патлатого в желании проучить странного мужчину.
– Не, ну ты борзый ва-аще! – возмущенно пробулькал он. – Хлебал из моей кружки и думаешь, что я после тебя пить буду?! Давай, выставляй мне новое пиво. И ребятам тоже. Тогда уйдешь спокойно. А иначе…
Мужчина хладнокровно выслушал, что с ним сделают, если он не оплатит выпивку, затем, не поднимая глаз выше плеч противника, сказал:
– Вы ошиблись, молодой человек, я не брал ваше пиво. Мне жаль, что вы заподозрили меня в этом. А теперь позвольте мне просто уйти. Всего вам хорошего.
Многие грубые и ограниченные люди принимают вежливость за признак слабости. Им не дано понять слов великого Сунь Цзы, говорившего, что учтивость может быть таким же оружием, как и готовый к удару меч. Патлатый расслабился. По его мнению, выбранная жертва оказалась не способна на какое-либо сопротивление. Уверенный в своей безнаказанности, он сделал движение, чтобы схватить мужчину за длинные волосы, собранные на затылке в хвост. Но рука поймала лишь воздух, и одновременно в голове взорвался сноп острой боли, заставив померкнуть сознание. Опускаясь, словно в замедленной съемке, на грязный пол бара, он в последний момент поймал устремленный прямо ему в лицо взгляд незнакомца, и если бы мог, то завопил бы от мгновенно охватившего все его существо первобытного ужаса.
Не дожидаясь, пока тело противника завершит падение, мужчина плавно развернулся на каблуках и уверенно направился к выходу. В это время недалеко от бара раздались завывания милицейских сирен, и вся толпа посетителей, опомнившись, рванула в том же направлении, реализуя известный принцип «каждый за себя, один Бог за всех».
