Читать книгу: «Салага-2», страница 2
– Ложимся? – спросил он жену, сбросив банный халат и облачась в ночную пижаму.
– А молоко выпить опять забыл?
– Забыл, – виновато признался Володин.
– Марш на кухню. Там тебя твой стакан дожидается.
Подполковник покорно повиновался.
Молоко он не любил. Но примерно с месяц назад жена прочитала статью одного профессора, посвятившего половину своей жизни изучению влияния этого продукта на здоровье человека. В ней ученый утверждал, что тот, кто в течение шести месяцев каждый день выпивает двести граммов молока перед сном, продлевает себе жизнь на один год. Статья произвела на супругу Дмитрия Ивановича впечатление. На следующий же день она начала регулярно принимать оздоровительную дозу молока на ночь не только сама, но и вынудила мужа дать слово следовать ее примеру.
Накрытый салфеткой стакан Володин нашел на обеденном столе. Он выпил белую жидкость, как микстуру, залпом и без всякого удовольствия. Посуду из-за врожденной аккуратности грязной на столе не оставил, понес к мойке. Открывая воду, услышал пиликанье телефона.
«Галка, наверное, – подумал. – Беспокоится, благополучно ли родители до дому добрались».
В кухню вошла жена.
– Тебя. – Она протянула трубку радиотелефона. – С работы.
Володин недовольно повел плечами. Поставив мокрый стакан в мойку, и, поспешно вытерев руки кухонным полотенцем, потянулся к трубке.
Его ждало ошеломляющее сообщение. На Павловскую больницу совершено дерзкое нападение. Петров бесследно исчез.
– Ложись без меня, – крикнул Дмитрий Иванович жене и побежал одеваться.
Глава 2
Разговор с Рожновым отбил у генерал-лейтенанта Лазуткина охоту играть в теннис. Он извинился перед партнером и с задумчиво склоненной головой, покинул корт.
В раздевалке не было ни души.
Отнеся свой сотовый телефон подальше от страдающих дальнозоркостью глаз, генерал набрал на клавиатуре номер председателя Ассоциации бывших военнослужащих «Слава» Воронина. Договорившись о встрече, Лазуткин снял с себя тренировочный костюм, достал из закрепленного за ним шкафчика банные принадлежности и отправился в душ.
Юрий Денисович был человеком умным, к тому же без предрассудков. К своим пятидесяти пяти годам он достиг очень многого и в служебной карьере, и в бизнесе, хотя по закону заниматься им не имел права. А как устоять от соблазна, когда такие бешеные деньги вокруг в конце восьмидесятых закрутились? Получишь свое офицерское жалование, пересчитаешь, потом неделю чувствуешь себя униженным и оскорбленным. Ты, вершитель судеб людских, щит и меч мировой державы, зарабатываешь как какой-нибудь мелкий торгаш. Лазуткин, в то время полковник, начал с малого – с неофициальных услуг по защите коммерческих фирм от рэкета. Не жлобствовал, не норовил каждую копейку себе в карман засунуть. И не забывал со своим непосредственным начальником делиться, благодаря чему спокойно спал по ночам и всех своих коллег-полковников легко обскакал, когда вдруг освободилась генеральская должность.
В начале девяностых Юрий Денисович развернулся по-настоящему. Создал сеть фирм, в том числе на офшорах, под формальным руководством доверенных людей заставил платить отступные ряд крупных подпольных дельцов, производивших табачные изделия, оттяпал кусок у нелегального бизнеса морепродуктов. И так далее, и тому подобное. Нечистые денежки тщательно отмывались в запутанной сети подконтрольных фирм. Позже в поле зрения потихоньку богатеющего Юрия Денисовича попала Ассоциация бывших военнослужащих «Слава». Его заинтересовали принадлежащие ассоциации предприятия инвалидов, пользующиеся налоговыми льготами. Возглавлял «Славу» небезызвестный Лазуткину бывший генерал КГБ Анатолий Герасимович Воронин, погоревший в девяносто первом из-за симпатий к ГКЧП. Наведя о генерале справки, он узнал, что Воронин до сих пор является убежденным коммунистом, ярым сторонником возрождения социалистического строя и, что самое примечательное, продолжает всерьез верить в возможность восстановления в России свергнутого режима. На этих слабостях Лазуткин и сыграл, нагрянув к нему с визитом.
Для начала Юрий Денисович представился особой, озабоченной положением бывших военнослужащих и страстно желающего внести свой вклад в святое дело борьбы за их достойное существование. Оставив свою визитку, Лазуткин, в случае надобности, предложил Воронину без стеснения обращаться к нему. Председатель ассоциации проглотил наживку. Генералы начали встречаться. В их беседах Лазуткин неизменно поругивал бардак во власти и при всякой возможности выставлял себя приверженцем социализма. Симпатия Воронина к нему росла. Он сам предложил перейти Лазуткину на «ты», хотя по возрасту был старше, более чем на десять лет. Тут Юрий Денисович понял, что его час пробил и поделился своей мечтой уйти в отставку и оставшуюся часть жизни посвятить себя политической деятельности. Создать партию под названием Независимая народная партия России, выйти на политическую арену и, завоевав доверие избирателей, пробиться на выборах в Думу. Конечная же его цель – лишение власти кучки политических авантюристов, разрушающих Россию, навязывающих народу чуждые ему формы государственного устройства. Рисуя перед Ворониным радужные перспективы, Лазуткин намекнул, что у него на примете немалое количество влиятельных единомышленников, готовых стать ядром будущей партии. Потом, испустив «искренний» вздох сожаления, заговорил о трудностях. Мол, в современном мире на одной моральной поддержке грандиозного начинания далеко не уедешь. Сегодня для популяризации молодой партии в массах, для создания и технического обустройства работоспособных представительств по всей стране, для подготовки высокообразованных партийных кадров, способных побеждать в дискуссиях своих политических противников, требуются огромные средства. Какую-то их часть дадут добровольные пожертвования. Остальное нужно заработать. И он знает, как и на чем. Но вот беда! Как лицо государственное, он не имеет права заниматься предпринимательством. Потому идет другим путем. Он находит подходящих партнеров и предлагает долгосрочное сотрудничество в части реализации их фирмами высокодоходных проектов. Суть его в том, что всю техническую часть проекта осуществляет фирма, а он прикрывает проводимые ею операции от возможных происков со стороны криминального мира, конкурентов и придирок коррумпированных чиновников из контролирующих учреждений.
Перспективы, рисуемые Юрием Денисовичем, заинтересовали Воронина. К концу разговора он почти уверовал в свой шанс в будущем заполучить депутатское кресло. С неменьшим интересом отнесся Воронин к идее экономического сотрудничества, как бы невзначай вброшенной в разговор собеседником. Ассоциация едва сводила концы с концами. И Воронин был непрочь заткнуть дыры в ее бюджете за счет творческих идей Лазуткина.
Через три месяца «Слава» вовсю пахала на Лазуткина. Со временем в ключевые звенья ассоциации Юрий Денисович внедрил верных людей и по существу стал ее «серым кардиналом».
Около двух лет дела, проворачиваемые через ассоциацию, шли без сбоев. Правда, приходилось мириться с одним неудобством: Воронин, периодически донимал расспросами о ходе создания обещанной партии. Лазуткин вдохновенно врал об успехах, но в конце всегда подчеркивал, что задача эта нешуточная и требует тщательной подготовки, иначе их партия по примеру многих других может оказаться недолговечным карликом со смехотворным рейтингом поддержки населения в один-два процента. Старый коммунист проглатывал успокоительное и продолжал работать. А работать и руководить он умел. Скажи только, что от него требуется и, будь спокоен: в назначенный срок придет и доложит о выполнении. Именно поэтому Юрий Денисович терпеливо выслушивал его хвалебные речи в адрес Советского Союза и его создателей—коммунистов, сопровождая их одобрительными репликами. Словом, не торопился отнять у старика трон председателя «Славы».
Когда в наступившем 1999 году по кабинетам ФСБ прокатились первые слухи о скорой досрочной перемене власти в стране, притом в пользу «конторы», Лазуткин сразу подумал о главном ее последствии – переделе собственности. Прежний правящий клан начнет ослабевать и распадаться. Те, кто сейчас находится под его зонтиком, потеряют былую неуязвимость и станут куда сговорчивее, чем раньше. Тут к кое-кому из них постучится он и предложит свои услуги в плане безопасности, при этом на кристально честных условиях. Его давно интересовали некоторые пакеты акций. Он попросит продать их указанной им фирме по цене немного ниже рыночной, зато в будущем пообещает не требовать регулярных откатов. Они – воробьи стреляные, сообразят, что у него условия выгоднее, чем у других. Сделка выйдет мирной, честной и чистой. Фирму-получателя предполагалось искусственно обанкротить, и тогда акции в счет погашения долгов по кредитам отойдут к ее банку-кредитору, принадлежавшему сыну Лазуткина. Таким образом, не бросив на репутацию сына ни единого пятнышка, отец собирался обеспечить отпрыска контрольными пакетами акций высокорентабельных сырьевых предприятий.
Стоимость акций, по которым Юрий Денисович исходил слюной, была велика. Чтобы поскорее наскрести необходимую сумму, Лазуткин принялся искать дополнительные способы обогащения. Один из них заключался в налете на бывшую турбазу в глухом районе Забайкалья, а ныне перевалочный пункт нелегально добытого золота в огромном регионе, простирающемся от Байкала до Камчатки и Приморья. Турбазой владела организованная преступная группировка, с которой вот уже много лет бесплодно боролись порядком погрязшие в коррупции сотрудники тамошнего РУБОП. Вследствие беспомощности РУБОП к делу подключилась ФСБ. Недавно ее осведомитель стукнул о скоплении на объекте крупной партии драгметалла и назвал дату его вывоза в Приморье с целью последующей переправки за границу морским путем. Стоявший на кону куш стоил риска.
Фургон был захвачен на выезде с турбазы и временно спрятан на заброшенном руднике. Операция, как доложил Воронин, прошла гладко. И вдруг этот звонок Рожнова…
Смыв в душе пот, выжатый из него игрой, Лазуткин отправился в район площади Гагарина. Там среди окружавших ее жилых массивов затерялся двор, где он договорился встретиться с Ворониным. Центральную часть двора занимала детская площадка, прикрываемая от солнца и взглядов с верхних этажей разросшимися старыми деревьями. По углам площадки, спинками к живой изгороди, фиксировавшей ее границы, стояли четыре скамейки. Изобилия молодых семей в близлежащих домах не наблюдалось, поэтому детей сюда приводили редко. А если и приводили, то, как правило, не более одного или двух. Так что дефицит свободных мест для сидения здесь никогда не испытывался.
Лазуткин вошел во двор.
Воронин сидел на скамейке, с которой через проход в живой изгороди можно было видеть каждого входящего сюда с улицы. Поджарый, седой, с заостренным носом и немного гипнотическим взглядом серо-голубых глаз он, сильно смахивал на покойного идеолога КПСС Михаила Андреевича Суслова.
Лазуткин с надутым лицом молча, протянул руку.
– Ты, Юрий Денисович, гляжу, сегодня не в настроении, – пожав руку, первым заговорил Воронин.
– Откуда же ему взяться, настроению-то, если ты, Анатолий Герасимович, мне такую свинью подложил? – сверкнул на него глазами Лазуткин. – Я ночами не спал, прибрасывая да прикидывая, как у криминала украденные у народа богатства вернуть и на благое дело создания нашей партии направить. Прибросил, прикинул. Львиную долю всей работы на себя взял. Тебе оставалось лишь точку последнюю в ней поставить. А ты вместо точки корявую запятую вывел и от меня сие скрыл.
Воронина умом бог не обидел. С первых слов догадался, в чем его Лазуткин обвинить собирается, потому что всего один за ним грех числился – выживший свидетель Петров из их последнего дела, связанного с забайкальским золотом.
– Прости, Юрий Денисович! – покаянно роняя голову на грудь, с чувством глубокой вины произнес он. – Сам из-за этого вторую ночь не сплю. Новая власть народ вконец испортила. Добросовестного исполнителя днем с огнем не сыщешь. Уж насколько я в командире забайкальской группы не сомневался, а и он подвел – упустил свидетеля. Спасибо, тот обыкновенным мужиком оказался и о том, как правильно на дно лечь, никакого понятия не имел. Несмышленыш в наших делах, одним словом. Больше чем на неделю не хватило. Засветился. Ну, я и рассудил: зачем тебя по пустякам тревожить, сам управлюсь. С виновного стружку снял и велел промах исправить.
– И что, исправил виновный промах? – насмешливо спросил Лазуткин.
Воронин потупился:
– Еще не докладывал.
– И не доложит. На том свете он, со всеми своими помощниками. Покрошил их твой несмышленыш, как сухарики для птичек.
– Всех четверых?! – Пораженный Воронин даже привстал со скамейки.
– Троих лично, а четвертый еще раньше под грузовик попал, когда после неудачного покушения ноги уносил.
– А сам?
– Парой царапин отделался. Сейчас в больничке их залечивает.
– Вот везучий.
– Может, везучий, а может, кадры у тебя так себе. Но ни первое, ни второе, как понимаешь, для такого зубра, как ты, не оправдание. Однако ругать тебя задним числом пустая трата времени. Время сейчас не на ругань тратить надо, а на спасение золота. И на нашу удачу, тот, за кем твой Столяр так неуклюже охотился, пока не выболтал точные координаты места, где оно спрятано. С него из-за ранения даже показания по всей форме не сняли. Нет ни протокола допроса, ни вещественных доказательств. Пожалели, дали до понедельника здоровье поправить. Выходит, ничего у сотрудников местного УФСБ нет, кроме свидетеля. Как его не станет, вообще на мель сядут. Тут еще я за них возьмусь, прикажу убийц Петрова в недельный срок найти. А через неделю разгоню всех к чертовой бабушке. Видишь, у меня все просчитано, лишь бы твои мастера опять не напортачили.
– Сам поеду! – с неожиданной для Лазуткина экспрессией воскликнул его собеседник. – За всем прослежу, все лично проконтролирую.
Юрий Денисович, чей взгляд до этого лениво бродил в пространстве между качелями, шведской стенкой и песочницей, повернулся к Воронину.
– Остынь и дослушай до конца, – остановил он компаньона. – Петров этот признал в командире твоей незадачливой группы бывшего товарища по оружию. Ребятки, как мне доложили, встречались на войне в Афганистане, и он вспомнил имя Столяра и некоторые подробности его биографии. Один ретивый подполковник по фамилии Володин отправил запрос на установление Бориной личности в министерство обороны. Я, разумеется, запретил копать дальше, велев в понедельник передать все наработки по делу и свидетеля моим людям. Но если Петров будет нынешней ночью убит, положение изменится. Оно вынудит меня поневоле санкционировать активность по линии Столяра. И до того, как мои люди выйдут на охранное предприятие «Титан», где директорствовал майор, ты должен замести все дорожки, ведущие от него к нам. Значит, тебе, мой друг, лучше оставаться здесь, в Москве, и вплотную заняться «Титаном».
Воронин, скрестив руки на груди, тяжело навалился спиной на спинку скамейки:
– Виноват. Сам обязан был сообразить насчет «Титана».
– Да бог с ними, с извинениями, – махнул рукой Лазуткин. – Главное, еще и с «Титаном» не накосячь.
– Что ты! Что ты! – вновь оживился Воронин, – Положение под контролем. Дискету из тайника с данными на наше секретное подразделение «Меч» я сегодня же изыму. Кое-какое оружие, снаряжение и учебные пособия, не используемые в работе и обучении охранных служб, прикажу вывезти. В той или иной степени осведомленных о «Мече» сотрудников фирмы хорошенько проинструктирую, как вести себя на случай проверки. Для страховки подброшу в кабинет Столяра две-три улики, косвенно намекающие на связи покойного директора с криминальным миром. Валюты чуток в сейфе оставлю. В общем, создам видимость, что он на свой страх и риск подрабатывал на заказных убийствах, для чего привлекал себе в помощь кое-кого из алчных до денег охранников.
– Правильно мыслишь. Узнаю прежнего генерала Воронина, – улыбнулся Лазуткин. – А с Петровым чтобы твои люди к утру управились. Работа несложная. Больничка, где Петров лечится, в глухомани, именуемой пригородным поселком Павловский, находится. Охрана – один человек из местного УФСБ. Больничная не в счет, одно название что охрана.
Глава 3
В больницу Петрова привезли около полуночи. Дежурный врач наложил на рану несколько швов, медсестра сделала перевязку и обработала разбитую губу и синяки. Новому пациенту велели переодеться в мешковатую пижаму и определили на свободную койку в многоместной палате.
Измотанный за день Олег с удовольствием вытянулся на казенном ложе. Пожилая с ласковыми, как у доброй феи, глазами медсестра, пожелав ему спокойной ночи, тихо прикрыла за собой дверь. Она же утром сообщила о переводе в другое помещение.
В коридоре Петров наткнулся на молодого старшего лейтенанта Иванушкина, сопровождавшего его от дачи Орловского до больницы.
– Вы что, провели тут всю ночь? – удивился Олег.
– Ну да. Вам теперь положена круглосуточная охрана, – объяснил Иванушкин. – Скоро меня сменит другой сотрудник. Будем охранять вас по очереди до полного выздоровления.
Новая палата с табличкой «№1» располагалась у самого входа в хирургическое отделение. Когда Петров вошел в нее, у него чуть не открылся рот от удивления. Настоящий гостиничный номер! Паркетный пол, тюль на окне, столик, два стула, встроенный в стену шкаф, телевизор. По обе стороны от окна две современные кровати в комплекте с тумбочками и модерновыми светильниками над изголовьем. Перед кроватями на полу по маленькому коврику.
Отдельный санузел добил его окончательно. Унитаз, умывальник с зеркалом, душ – все новенькое, импортное. На полочке под зеркалом дозатор с жидким мылом и тюбик зубной пасты. На крючках рядом с кабинкой душа два свежих полотенца, на крышке бачка унитаза рулон туалетной бумаги. Не хватало лишь принадлежностей для бритья, зубной щетки и расчески.
– Мы, случайно, не ошиблись дверью? – сам собою вырвался наивный вопрос.
– Не ошиблись, – успокоил его Иванушкин и вежливым «спасибо» дал понять медсестре, что она свободна.
Медсестра ушла. Закрыв за ней дверь на ключ, лейтенант лаконично предложил подопечному:
– Располагайтесь.
– И за какие заслуги мне такие хоромы? – полюбопытствовал Олег, останавливаясь перед стенным шкафом.
– Здесь проще обеспечивать вашу безопасность.
– А нельзя ли сюда перенести мою одежду? – обратился Петров к своему телохранителю, открыв шкаф и разглядывая его пустое нутро.
– Забыли, в каком она была состоянии, когда вас сюда доставили?
– Пуля и кровь испортили только куртку и рубаху. Джинсы, помнится, не пострадали.
– Зачем вам они в палате, скажите на милость?
– В них кошелек лежал…
– Боитесь, свистнут, – усмехнулся Иванушкин, присаживаясь на край одной из кроватей. – Не волнуйтесь, у вас точно не посмеют, нас побоятся.
– Причем тут это? Мне деньги нужны. Хочу купить зубную щетку, станок для бритья, расческу и сигареты. Надеюсь, при больнице функционирует торговая точка, где это можно сделать?
– Не могу сказать, я здесь не дольше вашего.
– Ладно, спрошу у кого-нибудь из персонала.
– Забиваете голову всякой чепухой! – Иванушкин недовольно заерзал на больничном ложе. – Не надо ни у кого ничего спрашивать. Я позвоню своему сменщику, и он все купит.
Не став больше настаивать, Олег приблизился к окну и отвел край гардины в сторону. Прямо под окном, в метре от него, чернел прямоугольник плоской крыши, одноэтажной пристройки, крытой просмоленным рубероидом. На самом ее краю сиротливо лежала пустая пивная бутылка, неизвестно когда и зачем заброшенная сюда неизвестным любителем пенистого напитка.
Оборудованная под пост охраны пристройка появилась сравнительно недавно, когда резкое ухудшение криминальной обстановки по всей стране вынудило больницы обзаводиться собственной службой безопасности. Из ее окон можно было контролировать главный вход в больницу и часть двора.
Взгляд Олега пробился сквозь редкую растительность больничного парка до самых въездных ворот. От них к крыльцу главного входа, чей навес виднелся левее пристройки, вела асфальтовая дорожка.
– Ложитесь-ка лучше в постель и вздремните лишний часок до утреннего обхода. И вам полезно, и мне спокойнее, – предложил Иванушкин.
Предложение, похожее на приказ, заставило Олега вспомнить о его шатком положении. Рано он расслабился: история с золотом далеко не закончена.
Петров лег на кровать лицом к стене и задумался.
Вчера, на даче, Володину удалось расположить его к себе и заставить поверить, что в лице приятеля Орловского он обрел так необходимого ему союзника. Поведение старшего лейтенанта поколебало веру Олега в наконец обретенную им гарантию безопасности. Не исключено, что подполковник просто выясняет, какие силы могут ополчиться против него и насколько ему, Володину, опасно становиться у них на пути. Выяснив он, возможно, сочтет за лучшее отойти в сторону. Резонно, ведь своя рубаха ближе к телу. В таком случае приставленный к нему Иванушкин скорее выполняет функции надзирателя, чем телохранителя, и вскоре он, Петров, может оказаться в такой мышеловке, в какой еще не оказывался со времени своего бегства из Забайкалья. В Забайкалье у него все-таки был на руках паспорт, немного денег и нормальная одежда, а не старая больничная пижама. И место на примете, где можно укрыться. Теперь же ничего этого нет. Даже хуже: есть неусыпное око охраны. Допустим, он все-таки изловчится и сбежит. В пижаме без документов и без рубля в кармане далеко ли уйдешь?..
Прошла суббота, пролетело воскресенье. Олегу два раза на дню обрабатывали рану, меняли повязки, кололи уколы. Он быстро шел на поправку. Неприятные ощущения в левой стороне груди и под мышкой почти не напоминали о себе. Свободное от процедур время он проводил в обществе одного из сменных телохранителей в своей роскошной палате с запертой изнутри на два полных оборота ключа дверью. Выходить отсюда ему запрещали даже в пищеблок. О прогулке во дворе и заикаться не стоило, а он бы с удовольствием побродил среди деревьев, здоровье позволяло. Выбор времяпровождения был сильно ограничен: либо телевизор, либо общение с Иванушкиным или его сменщиком. Но о чем болтать с едва знакомыми молодыми офицерами ФСБ, не склонными к задушевным беседам? Особенно с такими, как он, лицами с неопределенным статусом: то ли под охраной, то ли под надзором. Впрочем, после утреннего субботнего общения с Иванушкиным Олега не очень-то тянуло на беседы. Виду, что ему не очень уютно в обществе своих телохранителей, он, естественно, старался не подавать. Бодрым тоном перебрасывался с ними короткими фразами, если требовалось. Иногда, имитируя хорошее настроение, минуту-другую негромко насвистывал мотивчик какой-нибудь песенки. Однако львиную долю свободного от лечения и принятия пищи времени проводил перед телевизором. Или, сидя на подоконнике у приоткрытого окна, подолгу наблюдал за жизнью больничного двора. Его поведение, по-видимому, устраивало обоих телохранителей. Во всяком случае, никто из них не высказывал своего неудовольствия на этот счет.
В отличие от двух предыдущих дней, проведенных Олегом в больнице, понедельник начался неожиданно бурно.
За воскресными вечерними новостями по первому каналу пустили американскую мелодраму. Из-за частой рекламы она затянулся до полуночи.
«Кажется, на сегодня телевизора с меня довольно», – подумал Олег, выдержав минут десять последовавший за нею боевик.
Он покосился на Иванушкина.
Лейтенант сидел на соседней кровати и при свете светильника листал прихваченную из дому книгу. Днем Олегу удалось разглядеть ее название – «Тактика рукопашного боя».
– Ну, теперь на горшок и спать, – в голос сообщил Олег о своих ближайших планах.
– Давно пора, – не отрываясь от книги, отозвался Иванушкин. – Раненому куда полезнее ночью спать, чем смотреть шизофренические американские фильмы.
– А если не спится? Когда целый день лежишь бревном или сидишь, сложа руки, откуда хорошему сну взяться? Я же не Обломов.
– Я тоже не Обломов, но на вашем бы месте от бессонницы не страдал. За все прошлые и будущие недосыпы отоспался бы.
– Ох, не уверен, – вздохнул Олег, выключая телевизор и исчезая за дверью санузла.
Приняв душ, он возвратился в палату. Открыл окно, сел на подоконник, закурил. Почти час как начались новые сутки, но сна ни в одном глазу.
Внизу горел одинокий фонарь, сносно освещая участок между парадным входом в больницу и пристройкой. Дальше до самых ворот, за которыми горели огни улицы, господствовала темнота. Дырявый бюджет больницы вынуждал экономить на всем.
Олег выкурил половину сигареты, когда с улицы в больничный двор завернула машина. Веер света от фар врезался в освещенную фонарем зону и растворился в ней, а невидимый до того корпус машины наоборот обрел свои неразличимые в темноте очертания микроавтобуса с надписью из крупных красных букв на боку. Олег напряг зрение и прочитал: «Аварийная».
Чуть не клюнув бампером нижние ступеньки лестницы парадного, аварийная остановилась. Из нее выпрыгнула коренастая мужская фигура в грубой рабочей куртке с чемоданчиком в руке. Мужчина оценивающе глянул на закрытое парадное, потом на окно пристройки, на фоне внутреннего освещения которого чернел силуэт привлеченного появлением машины охранника. Когда он приблизился к пристройке, охранник открыл похожее на форточку окошко, расположенное на входной двери.
– Аварийная, – ворвался в окошко недовольный голос снаружи. – Заперлись, мать вашу, как в банке.
– А тебя кто сюда приглашал? – в тон ему отозвался охранник.
– Да ваши же, из хирургического отделения. Водопроводная труба, сказали, накрылась, и вода по-черному хлещет.
– Первый раз слышу. Сейчас проверим.
Охранник отошел к столу с телефоном. Перебросившись по нему с кем-то несколькими фразами, вернулся к окошку.
– Разыграл вас кто-то. Водопровод в хирургическом отделении целее не бывает, – сказал он с трудом подавив зевок.
– Вот сволочь! Убил бы! – рявкнул разъяренный ремонтник.
– Ты лучше диспетчеру своему по шее настучи, – посоветовал охранник. – Его вина. Перезвонить поленился для подстраховки.
– Для этого надо в голове что-то иметь. А у нас на телефоне пусточердачная фифа сидит. У нее на уме одни тряпки да ухажеры. И выгнать нельзя – блатная.
– Сочувствую.
Охранник собрался было закрыть окошко, но работник аварийной службы остановил его:
– Погоди, надо акт о ложном вызове составить. – Он потряс в воздухе листком бумаги. – Не в потемках же на коленке мне писать.
Как тут откажешь.
– Зайди. – Охранник отодвинул засов на двери. – Только не рассусоливай, у нас на посту посторонним находиться не положено.
– Не переживай, я на руку скор, – заверил проситель. – Да, свяжись с хирургией, пусть человек от них спустится акт подмахнуть.
– Моей одной закорючки разве мало?
– По мне хоть ни одной. Но моего мнения, извини, не спрашивали, когда порядок оформления документа утверждали.
– Хорошо, сейчас позову кого-нибудь. – сдался охранник.
На столе рядом с настольной лампой стоял телефон. Охранник повернулся к нему и оказался спиной к ремонтнику. В воздухе мелькнул, электрошокер. Голубоватый трескучий разряд прошил полоску шеи над воротом рубашки охранника. Падая, тот задел угол шаткого стола. Стол подпрыгнул и накренился. Телефонный аппарат вместе с настольной лампой первыми слетели на пол. За ними с грохотом завалился на бок сам стол, увлекаемый безвольным телом.
Вызванный падением стола шум отвлек Иванушкина от чтения. Лейтенант отложил книгу и встал с кровати. Потирая затекшую поясницу, подошел к окну:
– Что за гром среди ясного неба?
Олег, разобравший кое-что из разговора внизу, объяснил:
– Аварийная служба приехала. Кажется, в больнице нелады с водопроводом. А как охранник ремонтника внутрь пустил, тут и загремело, как будто что-то тяжелое опрокинули по неловкости.
– Спущусь. Гляну, что у них, – сказал Иванушкин, не столько обеспокоенный появлением аварийной службы, сколько из желания размяться.
Стоило ему выйти из палаты, как «ремонтник» снова появился во дворе. В четыре шага перекрыв расстояние до машины, он рванул дверцу салона, зашвырнул в него чемоданчик и отрывисто, но негромко произнес какое-то очень похожее на команду слово.
Из «буханки» водоканала выпрыгнули двое в надвинутых до бровей кепках. Разглядев в их руках по пистолету с удлиненной за счет глушителя конфигурацией ствола, Олег отпрянул вглубь палаты. Он сразу догадался, по чью душу пожаловали те, внизу.
«Надо предупредить Иванушкина!» – стало первой толковой мыслью.
Петров схватился за ручку двери, однако тут же разжал пальцы, различив снаружи быстрые шаги и отданное кому-то распоряжение: «Присмотри за входом. Я у медсестры выясню, где он».
Не иначе лейтенант уже отключен или того хуже.
Раненый на цыпочках повернул назад. Где-то посередине между дверью и окном его обостренный опасностью слух уловил возглас в глубине коридора. Медсестра! Один из налетчиков уже прессует дежурную медсестру, выясняя, в какой он палате. И то, как скоро он добьется своего, вопрос одной-минуты.
Олег сделал круг по палате, выключая горящие у изголовий кроватей светильники и подбежал к окну.
Запущенный двигатель микроавтобуса тихо пофыркивал на холостом ходу. Водительская дверца – настежь, запрыгивай в кабину и трогай. Знакомый Олегу по недавней беседе с охранником тип в рабочей куртке, как хищник в тесной клетке, нервно прохаживался от машины до пристройки: четыре шага туда, четыре обратно. Кисть правой руки по запястье он прятал под курткой, не желая, по-видимому, без надобности афишировать, что вооружен.
Когда он повернулся лицом к машине, Петров выпрыгнул из окна на крышу пристройки. За спиной, в палате, тоненько пискнула плохо смазанная петля двери, щелкнул выключатель верхнего света.
Свет ударил по черной просмоленной крыше.
Плотно прижимаясь лопатками к холодной каменной стене больницы, Олег вытянулся вдоль нее под прикрытием выступа подоконника окна палаты.
Ворвавшийся в палату субъект подбежал к окну Вместе с вырисовавшейся на фоне освещенного участка крыши его тенью, раздался негромкий свист.
– Взяли? – донеслось снизу.
– Ушел. Через это окно, другого пути у него не было.
Человек внизу ругнулся и приказал:
– Пулей вниз! Оба!
Тень исчезла. Подчеркнуто громко хлопнула брошенная на сквозняке открытой дверь палаты.
Олег лег на живот и осторожно пополз к краю крыши. Рана мешала полноценно работать левой рукой, и он продвигался неуклюже, как черепаха.
Тем временем охотившаяся за ним троица собралась во дворе.
