Читать книгу: «Сон Брахмы», страница 3
– Можно. Я проверял это сотни раз. Потом я видоизменил опыты и стал сознательно делать контрольные записи щелчков, не обрабатывая их. Пленки с записями складывал в сейф и через разные промежутки времени проводил имитацию опытов по влиянию человека на частоту щелчков. Я экспериментировал несколько лет и обнаружил закономерность: с течением времени способность испытуемых влиять на события в прошлом уменьшается. Вначале я думал, что мне попадаются все более и более слабые испытуемые. Однако, потом, я заметил, что старые записи лучше изменяются, чем более свежие. Момент истины наступил, когда я построил кривую зависимости эффективности одного и того же испытуемого во времени. Это была всегда плавная падающая кривая. Для разных испытуемых получались кривые с разным наклоном, но все они указывал на одну дату, начиная с которой эффективность испытуемых должна была обратиться в нуль.
– Что же это за дата? – не вытерпел я.
– Сразу скажу, что я тогда ошибался в этой дате. Я думал, что гораздо раньше, чем на самом деле, поэтому и спешил так тогда. Сейчас я уже знаю, точно.
– Ну не тяни: что это за дата? – снова перебил я.
– Об этом потом, сейчас скажу только, что эта дата уже прошла.
– Ну вот видишь, и ничего не случилось! – с облегчением сказал я.
– А что ты предполагал, должно было случиться? – насмешливо ответил Слава.
– Ну, что-то типа конца света, судя по твоим словам.
– Конец света, говоришь? – с непонятной горечью в голосе сказал он. – Свет может погаснуть только в конце дня, а сейчас ночь.
– Какая ночь? Что ты имеешь в виду? – спросил я, не подозревая, насколько важно то, что я услышу, и как это перевернет мою жизнь.
– Ночь Брахмы. То, что мы видим, всего лишь его сон. Все события и весь мир – это всего лишь волна выполнения, которая катится нигде и ни в чем. Те, кто жили когда-то, давно умерли, мы всего лишь воспоминание о них. – Голос и выражение лица Славе были спокойными и отрешенными.
Он испытующе посмотрел на меня, как бы пытаясь понять – готов ли я принять его слова или я считаю его безнадежно свихнувшимся параноиком. На стене, за его спиной четко отпечатались прямоугольные пятна света, падающие из окон в багровых тонах заходящего солнца.
«Где-то я уже это видел…» – подумал я.
Глаза Славы, как будто подталкивали меня к какому-то выводу или поступку. В области солнечного сплетения появилось усиливающееся чувство давления, как будто что-то внутри меня искало выход, но не находило. В ушах раздался звон, давление в солнечном сплетении усилилось и вдруг я вспомнил, где я видел эти багровые прямоугольники на стенах! Странное свидание в странном мире пастырей! Обещание встречи в мире реальности с пастырем. Неужели обещание сейчас сбывается!
– Да, я был, вернее, была пастырем, – сказал Слава.
Он явно читал меня, как открытую книгу. Неконтролируемое смятение охватило меня от этой мысли.
– Ты угадываешь мои мысли? – спросил я как можно более спокойным голосом.
– Я читаю сон Брахмы, а ты часть этого сна. По сути, у нас нет или почти нет выбора – мы будем играть свою роль, хотим мы этого или нет. Кто-то должен будет перенести осознание в день Брахмы и это будем мы.
– Кто это мы и что будет с остальными? – механически спросил я, чтобы как-то участвовать в этой беседе, хотя мое сознание было потрясено и занято судорожным поиском ответа на вопрос: что происходит? С одной стороны, сказанное Славой слишком напоминало пусть и оригинальный, но все же характерный для параноика маниакальный бред. Тут было все: и конец света, и происки потусторонних существ, и помещение себя в центр событий глобальной важности. Исходя из этого, следовало поскорее прекратить беседу и избегать ее возобновления в будущем. С другой стороны: откуда он знает содержание моего сна про мир пастырей? Сам факт чтения мыслей был потрясающим и чреватым множеством опасностей открытием. Я с беспокойством поглядел на него и непроизвольно пересел на другой стул, подальше от Славы.
Слава невесело рассмеялся: Не беспокойся – я не буду опускать тебя в подполье. Во-первых, – это невозможно в нашем мире, а во-вторых, – что подумают соседи снизу, если твои башмаки вылезут у них с потолка?
– Да, в самом деле, – через силу усмехнулся я, хотя мне было не до смеха.
Такое бесспорное доказательство детального знания моего сна, произвело на меня удручающее впечатление. «Негодный Мишка! – с досадой вспомнил я своего приятеля, который привел Славу ко мне. – Что же делать?» – подумал я.
– Слушать ответ на свой вопрос.
– Какой вопрос? – я недоуменно уставился на Славу. То, что он угадывает мои мысли, уже стало само собой разумеющимся, общим местом нашей беседы.
– О том – кто такие мы с тобой.
– Да, я забыл, – а кто мы?
– Мы это я и ты. Только мы здесь, а женщина пастырь – там.
– В мире пастырей?
– Да, – ответил Слава и доверительно коснулся моей руки, – послушай, я понимаю, что тебе все это кажется чушью, – сказал он. – Нужно время, чтобы ты осознал реальность перемен, которые вскоре произойдут в этом мире. Почему выбор пал на нас, я не знаю. Но какая это удача!
– Не вижу никакой удачи в том, что кто-то за моей спиной движет мною как марионеткой, – ответил я.
– Мы марионетки в любом случае. Всегда были и будем ими до конца ночи Брахмы.
– Боже мой! Это сон! Ну, что за чушь! – я лихорадочно взглянул на дверь. «Надо уйти пока не поздно!» – панические мысли, обгоняя друг друга, метались в моей голове.
Слава неодобрительно покачал головой и разочарованно протянул: «Да, кажется, ты слишком влип в реальность. Тонешь в ней как муха в меду. Но так и должно быть. Что же, начнем сначала. Я расскажу тебе историю того, как это случилось со мной, и то, что я узнал в мире пастырей. От судьбы не уйдешь», – добавил он.
Слава на минуту задумался. Глядя вдаль, на контуры многоэтажек, темнеющих на фоне багрового заката у меня за спиной, он сказал:
– Помнишь Нинку, которая крутилась у меня в лаборатории? Ну, эту с хвостом, прическа такая, типа «лейтенанты, за мной!».
– Помню – ответил я, невольно усмехаясь этому архаичному выражению, которое я слышал в последний раз лет 30 тому.
Вспомнил я и студентку, которая действительно часто приходила помогать Славе в опытах, и которая была явно неравнодушна к нему.
– Ну вот, получилось так, что она засиделась у меня в лаборатории заполночь. Потом стала мяться, что вахтер ее в общагу не пустит. Ну, в общем, она осталась ночевать у меня на кушетке в экранированной камере для энцефалографии. Понимаешь, что из этого вышло?
– Понимаю, – ответил я, недоумевая какое отношение, может иметь эта банальная история, к предмету нашей беседы.
– Все бы ничего, если бы не невероятное стечение обстоятельств. Перед этим мы проводили опыт на мне по действию индольного галлюциногена. Ну, энцефалограмму записывали и все такое.
– Постой, какого галлюциногена? – удивился я, – не знал, что у тебя были галлюциногены. А где ты их брал?
– Химики наши синтезировали для военных. Приятель мой был у них завлабом, – лаконично ответил Слава.
На самом деле, удивляться тут было нечему. В это время в США, в глубокой тайне разрабатывался проект контроля над сознанием под кодовым название Mind Control Ultra. Толчком к нему послужили исследования Генри Уоссона, обнаружившего в мексиканской провинции галлюциногенные грибы рода Psilocibe. Уже гораздо позже стало известно, что в экспедициях Уоссона сопровождал тайный агент ЦРУ, которое планировало заполучить в свои руки инструмент контроля над ширившимся в то время движением против вьетнамской авантюры Пентагона. Перипетии событий, вызванных сначала дозированным применением галлюциногенов в антивоенной среде, а затем их бесконтрольным синтезом и распространением в американском обществе, подробно описаны в книге Стивена Джея «Штурмуя небеса». Понятно, что наши спецслужбы тоже должны были заниматься этим, хотя бы в качестве разработки методов борьбы с боевым применением галлюциногенов.
– И что, Нинка знала об этом? – спросил я, ощущая досадное и смешное сейчас чувство ревности к ней.
– Наверно, догадывалась. Во всяком случае, в тот вечер она тайком от меня, когда я вышел на минуту из лаборатории, открыла сейф и съела щепотку препарата. У этого вещества есть одна особенность: две фазы действия. Вначале ты ничего не ощущаешь, только минут через сорок начинает забирать – появляется вегетативная реакция – зевота, шум в ушах, потом собственно галлюцинации. Фаза галлюцинаций короткая – минут пятнадцать и заканчивается мгновенно, но через час приходит другая волна, гораздо сильней первой, но уже без вегетатики, в чистом виде. Наверно, метаболизм препарата в организме приводит к появлению производного, обладающего большей активностью, чем исходное соединение. Я тогда этого не знал. А когда с Нинкой все это получилось, – Слава потупился, – словом, в самый интимный момент, – он снова запнулся и замолчал.
– Ну ладно, все ясно, – сказал я, – странный ты мужик! Ну и что в этот момент было?
– В этот момент, ее накрыла первая волна действия препарата, а меня вторая, – ответил Слава. – К тому же и я и она передозировали. В Тантре это называется – мгновенный бросок Кундалини в обитель Вишну. Собственно, вся Тантра построена на том, чтобы в момент оргазма не дать излиться семени, а пиковое половое возбуждение направить вдоль спинного в головной мозг. Адепты Тантры считали, что при этом достигается… Если бы они знали, чего они при этом достигают, то никогда бы этого не делали. Но об этом потом, – нетерпеливо махнул рукой Слава, заметив заинтригованное выражение моего лица.
– Но в нашем случае получилась уникальная вещь. Во-первых, мы были под действием препарата, который так изменил нервный поток, что сделал его непригодным для поглощения пастырем, а во-вторых, сам пастырь, вернее сама пастырь, – поправился Слава, – занималась тем же самым, что и мы с Нинкой. Редчайшее стечение обстоятельств, хотя и раньше такое случалось. В итоге произошел обмен: мое сознание зацепилось за мир пастырей, а сознание пастыря оказалось здесь.
Я ошарашенно уставился на Славу:
– Так ты что, женщина? – произнес я первое, что пришло в голову.
Слава рассмеялся: «А, я понимаю, я тебя совсем запутал! Это неудивительно, я сам первое время не знал, кто я – мужик или баба, – Слава снова засмеялся, – анатомически – мужик, а ощущения и мысли как у бабы. Со временем адаптировался. Теперь мы с ней одно тело и одно сознание. Но самое главное – я знаю все, что знала и знает она, ну и она равномерно знает все, что знаю я».
– Вот это номер! – вырвалось у меня. – А что же стало с Нинкой?
– Не знаю. Когда я очнулся от шока и увидел себя в мире пастырей, мне было не до Нинки, а потом, когда наши сознания интегрировались, я узнал, что женщина-пастырь, увидев Нинку, лабораторию, весь наш жалкий мирок и поняв, что случилось непоправимое, с горя хотела повеситься и даже попыталась это сделать у Нинки на глазах. Повисев какое-то время, она сняла петлю, села и задумалась о том, нельзя ли как-то поправить дело. На Нинку она, конечно, обращала внимания не больше, чем ты обращал бы внимания на кошку. Нинка настолько обалдела, что первое время лежала, как парализованная, но увидев, как женщина-пастырь вынимает себя из петли, завопила благим матом и прямо в чем мать родила, бросилась через окно во двор. Уже светало, многие это видели. Ну, конечно, на следующий день, в лаборатории был страшный скандал и ее, то есть меня, в два счета выставили из института.
– Так вот почему ты исчез и даже не попрощ… – начал было я. – Постой, а как это ты вынул себя из петли?
– А вот как, – ответил он, взяв со стола массивную отвертку и согнув тремя пальцами стальной стержень, сначала под прямым углом, а затем выпрямив ее в исходное состояние. Критически повертев отвертку в руках и немного поправив форму, он положил ее на место.
– Да это ерунда, – сказал Слава, заметив, как я с изумлением и страхом наблюдаю за его манипуляциями с отверткой, – осознание пастыря гораздо полнее, чем у двойника. Когда оно очутилось в теле двойника, оно сразу установило тотальный контроль над всеми системами тела, включая и мышечную. То, что двойник иногда делает в состоянии аффекта, пастырь может делать произвольно, по своему желанию. Ты тоже можешь делать такие фокусы, – добавил он.
Чтение мыслей, нечеловеческая сила, а самое главное – обыденный тон его рассказа о своей фантастической истории – все это невольно склоняло меня к тому, что пожалуй следует не спешить уходить.
Я взял отвертку со стола. Он была тяжелой и прочной, с заметным следом от изгиба.
– Ну-ка, согни ее, – неожиданно сказал Слава.
– Ты шутишь, это невозможно, – ответил я и хотел положить ее обратно на стол. Вдруг я заметил, что при каком-то положении торец пластмассовой ручки отвертки вспыхнул красным светом, потом еще и еще. В поисках источника света, который отражался от ручки я поднял глаза… Передо мной улыбаясь сидела женщина – пастырь.
Глава 3
– Оставь ручку в покое, – посоветовала она, – иначе она снова превратится в отвертку.
Я машинально взглянул на руки: в них была все та же авторучка из моего осознанного сновидения.
«Боже милосердный!» – воскликнул перепел, когда его закогтил ястреб». Эта фраза, из какой-то старой книжки как нельзя вовремя всплыла в моей памяти. Да, боже милосердный, будет этому конец или нет?» – в отчаянии спросил я сам у себя.
– Нет, не будет – ответила за меня женщина. – Ты всегда вспоминал про перепела и будешь вспоминать.
«И эта тоже читает мои мысли», – с ненавистью подумал я.
– Я читаю сон Брахмы, а твои мысли часть этого сна, – пожала плечами женщина.
– Да слышал я уже про этот проклятый сон! – закричал я. – Что это за сон и как из него выбраться?
– Никак не выбраться – in inferno nulla est redemptio – из ада нет выхода, как говорили латиняне, – спокойно возразила женщина.
– Так мы в аду? – неудачно сострил я, впрочем, мне было не до славы.
– В каком-то смысле да. Впервые узнать, что нет ни жизни, ни смерти, ни большого, ни малого, ни близкого, ни далекого, равносильно тому, что очутиться в аду. Особенно если ты знаешь, что прекратить осознание этого невозможно.
– А кто же это узнаёт, если жизни, а значит и живущих, нет?
– Брахма узнаёт во сне, – ответила собеседница, – только ему, как говорит твой приятель Мишка, на это глубоко плевать, – сказала она и рассмеялась.
Я сжал виски руками и тупо уставился в пол – заколдованный круг ссылок на какого-то Брахму превращал разговор в бессмысленное хождение по кругу.
– А почему бы тебе не спросить: «А что такое Брахма?» – вкрадчиво спросила женщина.
– Да, в самом деле, кто такой, наконец, этот Брахма и нет ли еще, не дай бог, тут каких-нибудь Шивы и Вишну?
– Конечно есть, как не быть? Только природа их совершенно отлична от природы Брахмы. Как бы тебе объяснить? – в раздумии ответила женщина. – Брахма – это, что-то вроде компьютера, а Шива и Вишну – две программы, которые в нем работают. Программа «Вишну» созидает мир, а программа «Шива» – разрушает. В целом обе программы имеют приблизительно одинаковый вычислительный потенциал, но программа «Вишну», чуть мощнее. Самую малость, – сказала женщина, смешно прищурившись и поднеся близко сведенные большой и указательный палец к глазам. – Понимаешь почему?
– Нет, не понимаю, – раздраженно ответил я.
– Ну это же элементарно: если бы Шива успевал разрушить все, что создает Вишну – ни мира, ни нас просто не было бы. Ну и тем более, Шива не может быть мощнее Вишну – не может же он разрушать то, что еще не создано, – пожала она плечами. – Значит, логично только то, что Вишну мощнее Шивы. Какой из этого вывод?
– Наверное, такой, что мир начнет усложняться? – спросил я, невольно вовлекаясь в поток ее объяснений.
– Верно! – воскликнула женщина, – это единственная причина как развития мира, так и его гибели!
– А гибели почему? – не понял я. – Почему бы миру не усложняться бесконечно?
– Ты забываешь про Брахму. Ведь рассчитывает и хранит образ мира именно он. Если пользоваться компьютерной аналогией, то он имеет, хотя и большую, но конечную производительность, наступает момент, когда он перестает успевать считать или начинает тормозить, как у вас говорят, – улыбнулась женщина. – Когда он зависнет окончательно при расчете следующей картинки мира – он перегрузится и…
– Выключится? – перебил я.
– Нет, выключение значило бы смерть, а Брахма еще молодой. Брахмы живут до ста лет, а ему сейчас еще… Впрочем этого никто не знает, но он еще не старик. Просто он заснет от усталости, совсем как человек или двойник в конце дня. Начнется сон Брахмы. Вернее, почему начнется? Этот сон уже начался, более того, он подходит к концу.
«Вот значит что вы с Славой имели ввиду», – подумал я. Что же, если это бред, то ему нельзя отказать в логике. Столь странное представление об устройстве мира я слышал впервые, хотя не раз задумывался о том, что же такое материальный мир со своими непостижимыми атрибутами – бесконечностью пространства и времени. Мне всегда казалось, что гипотеза космологов о периодическом первичном взрыве и последующем сворачивании Вселенной в точку – просто попытка уйти от вопроса о происхождении материального мира. Где происходят все эти Большие взрывы? Ответ на этот кардинальный вопрос за последние десятилетия развития науки так и не был дан. Более того, если современная наука и преуспела в чем-то, то разве только в том, что заменила религиозный миф о сотворении Вселенной на научный. В самом деле, чем теория Большого взрыва понятнее теории о создании Вселенной божьим промыслом? В сущности, современный человек, и даже современный ученый, находится в положении верующего. Только верит он не в Бога, а в физиков-космологов, которые говорят, что знают, как устроена Вселенная. Проверить, правду говорят эти люди или нет, он не может, так же как не мог средневековый католик проверить, правду ли говорит Папа Римский. Формально, такая возможность есть сейчас у каждого, но для этого нужно, оставив все дела, десятилетиями изучать теоретическую физику, освоить десятки теорий о происхождении Вселенной и… стать физиком-космологом. Тот, кто не прошел этого пути до конца, – просто верующий, независимо от того сознает он это или нет.
Женщина с любопытством разглядывала меня.
– Ну хорошо, а где находится этот мир? В сознании Брахмы? – наконец сказал я, просто для того, чтобы прервать затянувшуюся паузу.
– Разумеется, где же еще? Пространства, как такового, нет, есть просто пространственные координаты, прописанные в свойствах атомов, которые когда-то проявила программа Шива. Когда твоя точка восприятия, связанная с телом, располагается в какой-то части пространства, ты получаешь информацию о том, что координаты атомов одного тела отличаются от координат атомов другого тела, и делаешь вывод о том, что одно тело, например, вот эта авторучка ближе к тебе, чем другое тело, например, звезда на небе. Вот и все.
– Как это Шива? Ты же говорила, что Вселенную создает программа Вишну, а программа Шива ее разрушает? – не понял я.
– Проявленный мир – это разрушающийся мир. Программа Вишну создает прототипы вещей мира – атомов, например. Программа Шива, тотчас начинает их разрушать, одновременно делая их видимыми для точки восприятия. Только срок разрушения атомов очень большой, поэтому, собственно, мы и видим проявленную Вселенную. «Хвала искусству славному Того с Трезубцем, кто творит картину мира пеструю без средств, без данных, в пустоте!» – как писал один индийский поэт в позапрошлом тысячелетии, – ответила она. – Воспоминание о разрушении Шивой мира, который создавал Вишну и есть сон Брахмы.
Красота и величественность этого высказывания, невольно захватили меня.
– Чей это перевод? Не может быть, чтобы кто бы то ни был мог написать так в позапрошлом тысячелетии.
– Кто написал и перевел? Ты! – женщина расхохоталась. – Я только что прочла это в твоем сознании.
– Допустим, я где-то читал эту цитату. Но почему ты приписываешь ее мне?
– Это довольно распространенное убеждение, что первый, кто наткнулся на какую-то мысль, является ее автором. Все мысли, все афоризмы всегда существовали и будут существовать, потому что ночью Брахмы стираются только память программ и кэш событий. Память данных остается нетронутой, как сказал бы современный программист, – усмехнулась она.
– А почему так устроено, что Брахма видит сон? Почему бы ему просто не отдыхать?
– Ну, если продолжать пользоваться компьютерной аналогией, то он очищает и форматирует жесткие диски. Информация при этом считывается и на какое-то неуловимое мгновение мертвый мир оживает – это и есть сон Брахмы, понял, наконец? – спросила она.
Боже мой, – это ответ на все вопросы, которые всегда мучили меня: как объяснить неопровержимые факты предчувствия будущего, как совместить факт наличия проскопии с очевидной свободой воли, как объяснить внечувственное восприятие и документированные свидетельства о реинкарнациях? С этой невероятной точки зрения, все становилось на свои места – все события уже состоялись, и картина мира – это просто невероятно сложная кинолента, которую можно смотреть в любом участке ее «пространства» и «времени». Да это ответ, но какую цену придется заплатить за согласие с ним! Неужели это правда?
– Так что, никакого мира нет, а есть только процесс считывания старой информации о нем? – спросил я, холодея при мысли, что я правильно понял ее слова.
– Да, в целом ты правильно понял. Конечно, никаких компьютеров и программ нет. Просто на пределе усложнения мира, в нем появляются вещи подобные тем, что их создали. Кстати, появление на Земле бесчисленных компьютеров – верный признак того что, Брахма скоро зависнет.
– Почему? – удивился я. – Разве можно сравнить объем каких-то тупых вычислений компьютеров с расчетом картины Вселенной?
– Производительность Брахмы колоссальна, может быть, речь идет об эквиваленте триллиону квадриллионов тысячеразрядных операций в секунду, но она конечна, иначе не было бы ни ограничений по скорости света, ни квантовых явлений, ни осознанных сновидений.
– Триллиону квадрильонов тысячеразрядных операций, это ты для смеха придумала? – спросил я.
– Вовсе нет, разрядность я не помню, но что-то очень много, – беззаботно ответила собеседница. – А производительность в единицу с двадцатью пятью нулями получил один пастор, который пытался оценить вычислительную мощность Брахмы, исходя из величины скорости света в вакууме и факта увеличения средней продолжительности жизни, совпавшему с началом развития атомной физики. Он предположил, что увеличение средней продолжительности жизни с 30-40 лет в начале двадцатого века до 80 лет в начале двадцать первого – связано с возрастающей перегрузкой Брахмы, вызванной все возрастающим объемом вычислений на атомарном уровне. Эх, что за прекрасная жизнь была в доатомную эру! – воскликнула она. – Каждый день продолжался вдвое – втрое дольше, а взятка была просто превосходного качества! – Женщина замолчала, как бы погрузившись в воспоминания.
Эта перемена сделала ее совсем похожей на обычную земную женщину, переживающую воспоминания о далекой утраченной молодости. Если б не зловещее слово «взятка», ее образ был бы вполне способен вызвать симпатию. Чтобы отвлечься от этих мыслей, я спросил: «Как-то возможно рассчитывать все эти бесконечные сюжеты жизни миллиардов людей на Земле и всякие процессы на других планетах и звездах? Тут не только двадцати пяти, а двухсот пятидесяти нулей производительности не хватит!»
– Вещества во Вселенной не так уж много, всего около единицы с восьмьюдесятью нулями атомов, – улыбнулась женщина. – К тому же, расчеты проводятся только для поля зрения наблюдателя. Например, у тебя за спиной расчет ведется только в самом общем виде и картина мира очень упрощена. Ты не успеешь заметить это, Брахма быстрее тебя, – рассмеялась она, видя, что я непроизвольно оглянулся. – Конечность производительности Брахмы видна в ситуациях, когда ее просто не хватает для того, чтобы рассчитывать явления микромира, или в тех случаях, когда Брахма экономит вычислительный ресурс, например во сне двойника или пастора.
Кажется, я понял, что она имела в виду. «Концепция вычислительного подхода к парадоксам микромира, например, к феномену мнимого дальнодействия разлетающихся фотонов или мнимой самоинтерференции одиночных электронов на двойной щели, казалась, в самом деле, спасением от шизофрении корпускулярно-волнового дуализма. Ну, не успевает Брахма следить за каждым электроном или фотоном, пока его не вынудит к этому наблюдатель, вот и все! Забавно», – подумал я. Внезапно я вспомнил старое осознанное сновидение о посещении школы, в которой я учился много десятилетий назад. Сюжет сна состоял в том, что я шел по знакомому коридору школы, наполненному резвящимися детьми младших классов. Ощущения реальности происходящего были просто фантастическими, включая в себя толчки от столкновения с бегающими детьми. Повинуясь внезапному импульсу, я открыл одну из дверей, ведущих в классную комнату. Даже в сновидении я вздрогнул: за дверью ничего не было. Не было даже черного дверного проёма. В ужасе я закрыл дверь и вновь открыл: классная комната заполнилась детьми, сидящими почему-то на полу вокруг учителя, что-то увлеченно рассказывающего им. Через окна классной комнаты виднелись верхушки деревьев, растущих во дворе школы.
– Да, хорошая иллюстрация к виртуальности этого мира, – сказала женщина. – То же происходит и в бодрствующем состоянии. Только это невозможно заметить, так как Брахма всегда на один прыжок впереди нас. Кроме этого, нужно иметь в виду, что все, что генерирует Вишну и разрушает Шива – это гигантский фрактал. В нем все упаковано, так что и считать, собственно, не много остается. Одно и то же уравнение описывает и листок растения, и береговую линию, и овраг, и молнию, и еще чертову уйму вещей. Другое дело, считать всякие слабо сходящиеся ряды или строить модели атмосферных процессов для метеорологов. Здесь совершенно иные принципы расчетов и Брахма для них совершенно не приспособлен. Но это, конечно, не главное. Гораздо важнее рост числа двойников на Земле и необходимость считать их психику. Но самое важное и решающее явление, которое все больше и больше перегружает Брахму, – это стремительный рост уровней иерархии живого.
– Какой такой иерархии? – не понял я.
– А что ты думаешь: бактерии, растения, животные, двойники и люди – это все? Над людьми Вишну уже построил несколько слоев. Я знаю точно о существовании, как минимум, одного слоя. Для них мы такие же двойники, как вы для нас. Сколько этих слоев, я не знаю и знать не хочу. Все равно все это скоро рухнет.
– А почему Вишну строит эти слои? Что он не понимает, что перегружает компьютер?
– Э-э, – протянула женщина, – да ты и вправду принимаешь всю эту аллегорию с Брахмой, Шивой и Вишну за чистую монету! Да нет никакого Брахмы, Шивы и Вишну и тем более нет вселенских компьютеров и программ! Это просто способ говорить о природе реальности. Просто реальность так организована, что раз начавшийся процесс ее усложнения не может завершиться, пока не достигнет некой точки, в которой дальнейшее развитее невозможно. Тогда все начинается сначала. Но перед этим началом идет процесс стирания истории этого развития, которую мы называем ночью Брахмы. Правильнее было бы спросить – почему строятся эти слои? Ответ таков: определенному числу двойников соответствует определенное число людей, определенному числу людей соответствует определенное число, скажем, суперлюдей, то есть тех, для которых мы являемся двойниками и так далее. Это соотношение заложено в природе реальности. Начиная с нас – пасторов, строительство происходит в идеальной сфере и создаваемые там объекты не имеют прочной связи с материей, поэтому на их поддержание требуется много энергии, или, если пользоваться компьютерной метафорой, – много вычислительного ресурса. Чем выше слой, тем больше ресурса Брахмы он требует. Поэтому рост населения двойников приводит к ускорению времени. Наступит момент, когда время ускорится так, что просто остановится.
