Читать книгу: «Шепот волн Обводного канала», страница 5

Бедный Витюша, тяжело вздыхая, убрал шампанское, икру черную и прочие деликатесы в холодильник, решив, что маме объяснит их появление подготовкой к новому году. Несколько упустив, правда, от огорчения из виду, что на дворе июль месяц, и готовиться к праздничной елке, даже при марксистском дефиците всего в магазинах, все-таки рановато.

Вздыхая, и, может быть, уронив слезу о несбывшемся, он все же решил использовать свое одиночество в доме конструктивно или, хотя бы, с пользой для здоровья. Из купленной в переходе метро, брошюры серии: «Ваше здоровье в ваших руках», а именно: «Радикальная чистка организма» он внимательно проштудировал статью «Очистиительные клизмы» и приступил к исполнению. Он, вколотил в дверной косяк гвоздик и повесил на нее, кружку Эсмарха, ведерной емкости. Затем, строго следуя рисункам из книжки, принял рекомендуемую позу, ввел все, смазанное вазелином, как следует и куда следует, и повернул в длинной резиновой кишке краник.

Минуты через полторы ему показалось, что он лопнет, но, следуя инструкции, он стал ровнее дышать, и сцепив зубы, дождался-таки, когда вся «подкисленная лимоном вода переместилась из кружки Эсмарха в значительную часть кишечно -желудочного тракта». Ощущение, что вода, вот-вот польется из ушей, довольно быстро прошло. Витюша поднялся, и с трудом переставляя ноги, стал, как рекомендовалось в брошюре, «по возможности дольше», прохаживаться по узенькому коридорчику двухкомнатной хрущевки, где проживал с мамой. Он сконцентрировал, всю волю и, стараясь думать, о чем –нибудь совершенно отвлеченным, даже пожалел, что туалет у них не снабжен замком и не запирается, и нельзя терпеть, стиснув ключ в кулаке. Он даже немного гордился своей выдержкой, и радовался, что мама уехала и не будет присутствовать в тот момент, когда начнется неизбежная водная феерия или очистительный тайфун, и даже успел подумать о своих ощущениях как-то отвлеченно. Но, судя по тому, что в нем накапливается, последствия могут быть слышны и на улице, а уж про квартиру и говорить нечего. Почему-то он вспомнил, что мама звала его «Фаустом» и усмехнулся, сравнив себя, в настоящий момент, со взведенным и готовым к выстрелу, фауст-патроном.

Он начал считать по себя, опять-таки, как рекомендовалось в брошюре, и досчитал уже до пятидесяти семи, когда в дверь позвонили. Стараясь не позабыть сосчитанное, и находясь в полуобморочном состоянии, он, машинально, открыл дверь. Ведь в хрущевке, для того, чтобы это сделать, даже не нужно перемещаться. Протянул руку, и пожалуйста. За распахнутой дверью, вся усыпанная блестками дождинок, сияя глазами, из под очков, делавших их еще больше, в краске смущения, стояла лань!

Я передумала! – прошептала она. – Я передумала! Я пришла!

«Остановись мгновенье! Ты прекрасно!» – сказал бы в эту минуту Фауст. Но не забывайте, что именно после этого, он и рухнул в ад. Падение, в театрах сопровождается грохотом, пламенем и прочими эффектами. Здесь же, каждый может придумать финал по своему вкусу и самостоятельно.

Не я не стану вас мучить. Все состоялось. И Витюша тянет лямку семейной жизни, как и все мы – его доброжелатели. Лань – на пенсии, помогает снохе нянчить внуков. Для этого, самоотверженно, ездит, ежедневно, через весь город на метро, так как молодые живут от них, слава Богу, отдельно. А обе мамы-одиночки давно взирают на эту идиллию с небес.

А мораль такая! Детей рожайте! Много! Разных! Тогда хлопот, необходимых для человеческого счастья будет столько, что никому вы судьбу не переедете своей родительской любовью.

Шутка гения

Мы с Володькой Лаптевым по прозвищу «едреный лапоть» сидели на кухне и пили чай. Иногда заходила его жена и раздраженно гремела посудой.

– Вот….– говорил Лапоть – двадцать три года живем в законном браке, каждый день выпиваю – казалось бы давно пора с этим примириться…Нет, все ругает меня «Алкоголик! Пьяница»…

– А ты и есть алкоголик! Истинная правда! И пьяница, – едва не срываясь на крик, подхватывала Люба, – Чтоб ты прокис! Алкаш несчастный…

– Мяу.

Люба хлопала дверью.

– Еще не отчаялась, – констатировал Лапоть, – еще думает меня исправить и спасти. Думает это так – затянувшаяся шутка гения.

Он наливал чай на блюдечко, и с нескрываемым отвращением, пил его.

– Между прочим, я ее до замужества, предупреждал, что у меня отягощенная наследственность – мой дедушка был фотографом в Сызрани. А фотограф это почти художник. А художник это всегда – богема. Если бы ты знал, каких титанических усилий мне стоит преодоление тяги к художественной богемной жизни…

– Как не стыдно! – кричала из комнаты Люба., – Светлая голова! Ведущий инженер и алкаш…

– Пр-пр-производственную тему не будем трогать. Производство это святое! Руки прочь! Но пасаран! Крепи производственную дисциплину любой ценой и даже до самопожертвования. Два месяца назад в пятницу, имея в сердце горение о выполнении задач трудовым коллективом и всем производством в целом, взяли секретнейшие чертежи, имея в виду поработать дома в выходные, и тем самым обеспечить трудящимся квартальную премию. С такими кристальными намерениями, как два Павлика Морозова, я и мой коллега, Рудольф Палыч, вышли из проходной НИИ в районе Исаакиевской площади. И тут же встретили бухгалтера, который у нас работал, да лет пять назад на пенсию пошел. Мы его имени отчество, естесссно, призабыли, но тело было нами опознано. Он, неожиданно, так обрадовался, что повлек нас под красный свет, поперек площади, нарушая правила дорожного движения в «щель». Щель, как ты понимаешь – буфет при Астории, где можно в культурной обстановке, стоя, пригубить, рюмочку. И ничего в этом плохого нет. Вне рабочего времени. На отдыхе. Тем более с секретными чертежами.

Но бухгалтер так увлекательно нам о чем то рассказывал, о чем я сейчас не помню, что из щели мы вышли часов в одиннадцать. Как раз у ресторана стояла лошадь и на нее грузили бачки с отходами из ресторана. Есесссно, не на нее, а на телегу. И Рудольф Палыч, который еще не ослабел тогда, заметил между прочим, что вот, мол, гусары по Невскому на тройках катались, а нам нельзя. Тогда пенсионер, который совершенно раздухарился, достает червонец и к вознице… Тот легко сосчитал, что оштрафуют его не более чем на пятерку, а пятерка в остатке. Тем более, может и не оштрафуют. Все равно ведь что вести: бачки с отходами или нас. Мы на фуру влезли и, проявив чудеса акробатики, с нее даже не упали. И даже стройно пели, и пили шампанское, пока лошадка, ну, не галопом, но, вполне приличной трусцой, ехала посредине проспекта.

Тут у меня некоторый провал в памяти. Куда делся пенсионер – я не помню. А помню, что стоим мы на перроне Московского вокзала. Удивительное дело у нас в Питере летом. Полночь, а солнце светит. И перрон совершенно пустынный. И мы с Рудольф Палычем, как статуя непокоренным, с чертежами особой секретности. Но он уже слабел и обвисал, как боец, потерявший много крови за родину, за Сталина! И проводница на нас так пристально и странно смотрит. И пауза затягивается. И чтобы скрасить неловкость, я просто так, ничего в виду не имея, спрашиваю:

– Свободные места есть?

Она

– Есть. Заходите.

Мы вынуждены были, как воспитанные люди, ей в просьбе не отказать. И только вошли – поехали. И в районе Тосно, когда уже ничего нельзя исправить, потому что у них первая остановка – Бологое, мы обнаруживаем в кармане плаща бутылку коньяка. Как она тут оказалась? Естессено, мы ее выпили. И заходит проводница, а Рудольф Палыч совсем ослабел и голову склонил, а у него характерная деталь внешности и особая примета – такая плешка аккуратная посредине головы. Я все смотрел и удивлялся – надо же какая плешь культурная… Будто циркулем обведена. А проводница, вероятно, имея в виду, получить за билеты, спрашивает:

– Что это ваш друг молчит все время?

Я же зная, что у нас на двоих восемнадцать копеек, провожу отвлекающий маневр и говорю:

– А он по – русски не понимает. Он – литовский пастор. Видите, какая у него тонзура. Лучше принеси – ко нам, доченька, бутылочку коньячку…

Она к нам очень уважительно отнеслась и я даже не ожидал, что она так орать будет, когда нас в Москве в милицию уводили. Вообще я заметил, что женщины совершенно непредсказуемы и неадекватны. Но в милиции мне было уже легче, потому что Рудрольф Палыч отдохнул и мог к месту слово вставить. Очень убедительно.

Вообще отнеслись к нам хорошо. У меня –то в Москве, кроме Генерального секретаря нашей партии дорогого Леонида Ильича Брежнева, никого знакомых нет, а Рудольф Палыч, очень кстати, вспомнил, что у него в Москве есть приятель, которому он много лет назад одалживал деньги, а назад не взял. Он сразу из милиции ему позвонил. Тот, думая, что мы в Ленинграде и звоним ему по междугороднему, очень обрадовался. Рудольф Палыч только заикнулся:

– А помнишь, за тобой должок?

Друг московский, очень хороший человек, (как выяснилось позже), сразу, неосмотрительно, говорит:

– Готов отдать в любую секунду. И даже с процентами…

– Ну так, говорим, нас сейчас к тебе на воронке привезут. Готовь купюры!

Но он очень хороший человек. Он даже вида не подал, что мы его шокировали. К полудню он недостающую сумму собрал. Но дружба, я тебе скажу, великая сила!… Разумеется, каждый друг, который вносил свою лепту, приходил с бутылкой, так что настроение у нашего москвича скоро очнь приподнялось…Если бы не это – вообще была бы катастрофа, потому что чертежи мы потеряли… Нашли только к вечеру, в воскресенье. Ты понимаешь, через что пришлось пройти! Но к восьми в понедельник, мы, как штык, в родном коллективе! На производстве!

– Алкоголики чертовы! Жалко, что вас в Москве не посадили! – кипела, вернувшись на кухню, Люба.

– За что? – моргая оловянными глазками, спросил Лапоть.

– За пьянку! За то, что жизнь мою загубил!

– Мы все – потерянное поколение! – заметил Лапоть. – И все в этом мире относительно.

– Что тебе, козлу, относительно?! Заслуженный изобретатель республики, а пьешь как свинья! «Относительно»

– Все относительно, Люба, – настоял Лапоть, – Вот, скажем, три волоса, на голове это мало или много? А в супе?

Жертва фашизма

Когда жена исчезает из дома надолго, например, на дачу на все лето или едет к маме, в какой-нибудь Крыжополь Сумской области, мужика тянет на подвиги! Тем более, если по натуре он боец и женить его на себе женщине удалось только с помощью парткома.

То есть, когда бывшая девушка шла в партком или в профсою и заявляла об утрате иллюзий и о своей беременности. Тогда на автора этой неприятности начинали влиять, но поскольку никаких юридических форм воздействия на не желающего жениться мужчину нет, то если стоять насмерть, и не дорожить коммунистической моралью, хрен кто чего сделает! Но Палыч, в свое время, оказал слабину и женился!

Факт, сам по себе, ерундовый, но отягощенный тем, что и беременности-то не было! Просто Палыч, его тепрешней супруге, как она решила, очень подходил, в смысле зарплаты и т.п. Поскольку он не только работящий, но и предприимчивый, так что скоро из общежития переехали они в однокомнатную квартиру на первом этаже одного из новых тогда еще жилищных кооперативов, а еще, через по чуть- чуть, Палыч, на зависть всем соседям, купил «Запорожца».

И его супруга, как большинство женщин, у которых вся жизнь разделена на этапы, например, выйти замуж, все равно за кого, но только бы уложиться в сроки, совершенно успокоилась. Ну, вроде как: копили деньги на шкаф, купили, поставили, набили барахлом, он себе стоит и стоит, и есть не просит. Но ведь Палыч не шкаф!

Тем более, законный брак должен жыздеться, тьфу! дижжется, не! Зиждеться! Во! На любви и взаимопонимании… А какая тут любовь! Когда через партбилет женили!

Среди друзей Палыча, по преимуществу автомобилистов, встречались оч.крепкие ребята! Например, Сеня Айболит! Этот Сеня работал районным санитарным врачом! Редко можно было встретить человека такой высокой медицинской отвественности! Долг свой врачебный он выполнял несмотря ни на какие моральные издержки. И хотя его в свое время женили, примерно, как Палыча, он для Палыча оставался символом свободы! То есть, имея старенький Запорожец, он постоянно разъезжал в нем не с женой, а различными посторонними женщинами, тем более, что круг служебных обязанностей у него был очень широкий, а круг общения еще шире! И хотя его жене регулярно доносили о Сениной неверности, но за руку же никто не поймал! То есть неизвестно за что ловить! А потому и доказательств нет! И Сеня, зачастую, после работы ехал на птицеферму или на прядильный комбинат или на кондитерскую фабрику, выкатывал оттуда какую-нибудь очередную конфету и катил с нею за город, на природу! Поскольку в России никогда не существовало и нет проблемы пола, а есть проблема крыши! Но моторизованный боец ее легко решает на широких-то просторах нашей Родины.

Так, незадолго до того, как супруге Палыча уехать в Крыжополь, Сеня, увлек некую даму, выше средней упитанности, в живописные окрестности, где собирался предаться чувствам и ощущениям, недополученным в семье, как на обочине дороги, на краю огорода, увидел лежащую молодую огородницу и старуху над ней. Другой бы проехал мимо, тем более, что городок у нас небольшой, а в таком деле как супружеская неверность аплодисменты только вредят…

Но Сеня остановился, предложил помощь и тут же опытным глазом врача определил, что женщина рожает или близка к этому! И даже, что положение плода неправильное и нужно срочно в больницу! И тут он быстро сделал выбор между семейным благополучием или врачебным долгом и проявил героизм. А именно: бабку с роженицей в машину, сам за руль. А готовую к любви даму, выше средней упитанности, на крышу Запорожца, на багажник! И в таком составе, на предельной скорости, в ближайшую родилку! Естественно, встречные граждане чуть сознания не лишались, когда видели Запорожец и даму наверху, как бы Чапаева в атаке или В.И. Ленина на броневике. Она же, притом, еще и орала так, что никакая сирена скорой помощи и в сравнение не идет! Вою прибавили и ГАИшники, которые увязались за Сеней на мотоциклах и автомобилях, но догнать не смогли! И Сеня спас двоих: роженицу и мальчика, которого назвали Сеней, в честь спасителя!

Не случись бы этого происшествия, Палыч бы увлек в пучину разврата Сеню, и там находился бы под опытным руководством Айболита. И нечего бы страшного не произошло! Но Сеня Айболит, неожиданно, гулять бросил. Поскольку, когда его жене донесли о приключении с амазонкой, она громко заявила: «Я, мол, мужем своим горжусь!», и не только не устроила ему Варфоломеевскую ночь, а наоборот, накрыла поляну на всю прогрессивку, и также подарила шляпу и галстук! А когда досужие бабки стали особенно фиксировать ее внимание, на даме выше средней упитанности, что скакала на багажнике Запорожца, Сенина жена категорически заявила, что это медсестра! И она, Сенина законная жена, подвигом этой медсестры даже гордится и готова ей руку пожать! Так, может быть, первый раз, за всю историю государства Российского народная служба доносительства дала сбой! Сеня же неожиданно для себя понял, что жену свою, скорее всего, любит и больше ни в ком не нуждается!

Поэтому Палыч, вместо Айболита, который мог бы стать его вожакам и консультатнтом, вынужден был прихватить с собою другого своего дружка и сослуживца – тихого бухгалтера, похожего на Пьера Безухова, тоже в очках, но худого. От него то, потом, и стали известны подробности кошмара.

В целомудренные шестидесятые горы, на заре сексуальной революции, рынка любви в том откровенном и широком ассортименте, в каком он предъявлен сегодня, не существовало. Нынешней молодежи, например, не понять, зачем двое сорокалетних женатых мужиков поперли аж в Выборг, чтобы прихватить там двух мочалок, которые ныне, в демократическом сегодня, рядами у каждого фонаря стоят! И зачем, прихвативши, поволокли их в какую-то забегаловку, где для верности стали накачивать водкой и пивом!

Алкоголь подействовал на одалисок по-разному. Одна в машине сразу заснула. Зато вторая, что сидела на переднем сидении, чрезвычайно возбудилась, порывалась петь и все хваталась за руль. Палыч несколько раз чуть в кювет не въехал. Поскольку держать такой темперамент на переднем сидении опасно, решили дам поменять местами: спящую переволокли на переднее сидение, а певицу на заднее. Тут она проявила такую прыть, что бедный бухгалтер, чувствуя себя почти изнасилованным, только и мог, что поминутно спрашивать: – скоро ли доедем!

Певица же, видя, что ей бухгалтера не расшевелить, стала хватать Палыча за голову, пытаясь повернуть его к себе. Палыч, как мог, вырывался стараясь не выпускать руля. Но певица оказалась весьма сильной. Потужилась и рванула голову Палыча как кочан с грядки. Палыч тормознул, машина пошла юзом… И спящая красавица с переднего сидения вылетела в плохо закрытую дверь! Она прокатилась колбасой по асфальту и исчезла в кювете. В диком ужасе Палыч и бухгалтер спустились в кювет и в сто тысячный раз убедились в благодетельной силе настоящей русской водки! Одалиска – как огурчик, без синяков и царапин и даже не проснулась. Только колготки ее, в те годы – дефицит – в клочья!

Кое –как, запихав ее обратно в машину, два бойца, наконец, домчались до дома Палыча. Проволокли одалисок мимо старушек сидящих, как птички на ветке – рядком, на скамеечке, аккурат, под окнами Палыча, и зашвырнули их в квартиру.

Как рассказывал потом бухгалтер, главной идеей, сверлящий его мозг, горело желание поскорее убежать домой, но как честный человек и мужчина, внимая призывам Палыча, он все же решился осуществить то, ради чего чуть не лишилась жизни спящая красавица. Трясущимися руками он с большим трудом, будто куль картошки, затащил ее на широкую хозяйскую кровать и принялся раздевать. Белоснежка же, третьего срока годности, вероятно, увидев в непробудном сне счастливое детство и не подписанные пеленки, быстро это дело исправила!

Как ошпаренный бухгалтер выскочил на кухню, а там уже широко развернулось продолжение праздника!

Совершенно голая певица носилась перед, ошалевшим от ужаса, Палычем с выкриками:

– В сексе я – фашистка! Зиг хайль, зиг хайль!

Триллер дополнялся милицейской фуражкой, (предприимчивый Палыч возил ее в Москвиче у заднего окна, чтобы милиция не привязывалась), и головами старушек, прижавшими носы к кухонному стеклу со стороны улицы.

Ополоумевший бухгалтер хотел, рвануться в дверь, но тут-то как раз именно в дверь и раздался звонок!

– Заткнись! – закричал Палыч фашистке, – Наверно старухи ментов вызвали!

И кинулся открывать. Бухгалтер увидел только, как из-за полуоткрытой Палычем дверной створки вылетел кулак и точно двинул хозяину квартиры в переносицу! Бухгалтер понял, что, истосковавшись по семейному очагу, из Крыжополя раньше срока, вернулась жена Палыча!

Что было дальше, он не знает. Потому что неистовая сила страха выбросила его в окно. Благо, что первый этаж! Старушки с куриным кудахтаньем посыпались в разные стороны, когда над их головами в олимпийском прыжке скакнул бухгалтер.

Палыч тоже не рассказывал … Два месяца он ходил в темных очках. К общему удивлению семья и в тот раз не распалась, но к Палычу прилепилась кликуха «Жертва фашизма».

Недавно даже кто-то посоветовал ему подать на компенсацию в Германию, как пострадавшему. Тот, кто советовал совершенно искренен, пребывал в уверенности, что Палыч когда-то в раннем детстве, был узником концлагеря!

Палыч сначала хотел ему морду набить, но потом подумал и понял что не за что… Во-первых человек не знал откуда кликуха, а во-вторых, если поразмыслить-то его жизнь с женой, мало чем от концлагеря отличалась…

«Дон Жуан»

А дальше в действие вступает сатана…

«Учите законы драмы, по ним стоится жизнь»

И.Соляртинский.

Дон Жуан не выдумка, не театральная находка. Это тип мужского характера… Вернее, это судьба и человек. Это повторяется постоянно. Короче, я знал дон Жуана. Я приятельствовал с ним. И только разменяв шестой десяток, вспоминая его, поразился как все совпало! Как точно повторилась драма. Со всем бесчисленным хороводом женщин, который вился вокруг него, как звучит банально, словно хоровод ночных бабочек и мошек вокруг огня. Их восторги, слезы, скандалы…

И наконец, чудовищная развязка, и раскрывшаяся бездна и погибель… и смерть. И полное совпадение с Мольером и с Пушкиным. А может быть с тем персонажем, что живет вне времени и пространства как живут Евангальские персонажи, шекспировские герои, пушкинские… Поскольку слепок своего времени они все же вечны! И повторяются в других обстоятельствах в других декорациях и одеждах, но совершенно не меняясь, как, вероятно, не меняется человек. Просто исторические обстоятельства, как луч прожектора, выхватывают то одну судьбу и характер, то другую.

Может быть, человечество выполняет какаю -то сверхзадачу и не исчезнет, пока не проживет все типы характеров и драм.

Не могу вспомнить, когда я познакомился с я ним. У меня было ощущение, что я знал его, в то краткое время, когда работал на заводе заканчивая десятый класс. Там был какой-то парень похожий на него. Черный, с ослепительной улыбкой, напоминавший испанца и японца одновременно. Он что-то врал, помнится, как в деревне объезжал лошадь с помощью двух вилок, одну держа у холки, чтобы лошадь не вставала на дыбы, другую над крупом, чтобы не брыкалась! Весьма изобретательно с литературной точки зрения. Я слушал, не верил, но врать не мешал. Я и не рассказывал, что каждую субботу и каждое воскресенье бегу в конюшню, и что для меня кони часть судьбы. Что мое пребывание там, можно объяснить только величайшим милосердием тренера, который говорит. «Ничего, ничего. Сейчас определишься с институтом ,а там посмотрим! Пока держи форму. Ты как бы у меня сохраняешься в резерве или в консерве…» Он очень смеялся, когда я рассказал ему про вилки: «Ну ,скажем ,я бы мог пожертвовать твоему другу две вилки , столового серебра. Даже! Но вот на гроб ему у меня денег не хватит!» Я об этом будущему дон Жуану не говорил, что позволяло сохранять хорошие отношения. Потом он исчез Говорили – подсел. Для завода – дело самое обычное. Из подростков, что стояли за соседними с моим станками, треть уже побывала в колониях и тюрьмах, а треть состояла на учете или под судом. Одним словом известие о том, что он подсел, особого резонанса в той заводской среде не вызвало. ( тем сильнее хотелось оттуда вырваться и уйти в институт, в другую жизнь.) От моего знакомого в памяти осталось в памяти только имя…

А вот в другой жизни, года через три отношение к происшедшему было совсем другим.

Компания была студенческая, в основном, из хороших мальчиков и девочек, чувствовавших себя достаточно серьезно, как бы сейчас сказали – перспективно.

И вот тут—то в прокуренной и комнате, длинной как чулок и узкой как вагонное купе, я его встретил. До сих пор могу ответить – тот ли это был человек с завода или другой. Но встретились мы как давние знакомые Я потом замечал, что подобное чувство испытывал я не один… Вероятно, и у других возникало ощущение, что ты его знаешь давным – давно. А он только ослепительно улыбался в ответ. Он вообще, в компании говорил мало, только улыбался, да обжигал черными азиатскими глазами.

Мне, разумеется, шепотом рассказали историю» этого мальчика», у которого чуть ли не в десятом классе была любовь. А родители девочки вмешались и посадили его по 117. Статье УК.

Находясь в зоне, он написал обо всем знаменитой тогда журналистке и педагогу одновременно. Она развернула целую компанию, подняла на страницах молодежного журнала дискуссию, время шло такое – социалистический гуманизм – все друг другу на помощь бросались , особенно, когда это совсем не требовалось, и советская общественность добилась его досрочного освобождения и снятия судимости.

Прекрасное время, замечательные люди. Но совершался невольный грех.. Мы думали тогда, что всего можно добиться, если сильно захотеть. А ведь это искушение! Победа без молитвы – подарок сатаны. Вообще всякая безаппеляционность суждений, уверенность в своей правоте, без тени сомнения – это от него. И он стоял за спиною у литературной дамы и у моего приятеля.

Человек, вообще, находится под обаянием стереотипов своего времени, их взывает литература, кино, телевидение. Когда то кажется Золя сказал страшную фразу:» Мы не копируем мир, мы населяем его.»

Так вот следуя стереотипу, выйдя из тюрьмы, мой приятель «невинно оклеветанный безжалостными родителями девочки, исковеркавшими их любовь», женился на дочери литературной дамы, с ее подачи поступил в институт на вечерний факультет… Вот тут и началось.

Он не был бездельником, он не был бездарностью… Но его сжигал другой талант. Скажите, разве можно представить себе дон Жуана, который бы спокойно тянул армейскую лямку, или был хозяином поместья, был бы мореплавателем или плотником… Никогда! У него на работу не хватило бы ни времени, ни интереса…Он самой природой, самой мозаикой генов и, разумеется воспитанием и полным атеизмом, ориентирован на другое.

Пошляк сразу подумает – на секс и разврат! Ничего подобного. Таких то страдальцев наш взбесившийся век плодит в геометрической прогрессии ежедневно.

Дон Жуан не развратник, и никакими особыми сексуальными дарованиями не наделен. В нем другая всепобеждающая и всесокрушающая одаренность. И открылась, со временем, она в моем приятеле. Когда у него рухнула первая семья, когда он очень скучал по оставленной там дочке. Когда посыпались со скоростью монет из сломанного игрового автомата романы, романчики, случайные связи, знакомства....

Когда, наконец, кто с завистью, кто с удивлением, в многочисленном круге его знакомых не отметил, что, пожалуй, нет женщины, способной, так сказать, против него устоять…

Я помню как судачили наш общие приятели, рассуждая, как это ему удается, какие такие волшебные слова или приворотные зелья он знает. Поражался этому и я, хотя встречался о ним от случая к случаю и достаточно редко, больше зная о его победах от общих знакомых.

Надо сказать, что сам он никогда, никому, ничего не рассказывал! Просто можно было вдруг у него дома обнаружить письмо от известной поэтессы, брошенное на столе, или используемое как бумагу для записи телефонов.

– Разве ты ее знаешь?

– Да она тут у меня ночевала позавчера.

– И давно ты с ней знаком?

– Дня три,…– отвечал он без всякого интереса.

Постоянно он был нищим и безработным. Его куда-то устраивали, где-то он непродолжительно служил, но потом опять оказывался и без денег и без места. Он постоянно говорил о каких-то своих статьях, публикациях, но становилось совершенно очевидно, что никаких публикаций не предвидится, поскольку никакие статьи не будут написаны никогда.. Хотя, повторяю, он был не бездарен.Ему просто некогда.

И вот я решил, по мучительному своему свойству, разбираться в механике человеческой драмы, рассмотреть как же это у него так получается, что женщины самых разных возрастов, положения, от твердокаменных обкомовских дам, до бескорыстных шлюх из рабочих общежитий, от выдающихся актрис, балерин, художниц, ученых до посудомоек и буфетчиц, красавиц, дурнушек, так себе, и просто уродин (включая медицинских инвалидов, я помню девушку без ноги и одну с обожженным лицом,) буквально, осаждают его.

Затаившись, я пронаблюдал за ним весь вечер в одной компании. Он не стремился быть в центре внимания, да и, скорее всего не мог, но, сидя в углу, принимал живейшее участие во воем что происходило: слушал, поворачиваясь от собеседника к собеседнику… Вруг о в нем что-то сделалось. Вошла какая-то женщина .И все вокруг него выключилось. Теперь существовала только она одна. И она не могла этого не почувствовать

С удивлением я увидел, что он безумно влюблен, что кроме этой женщины для него в комнате теперь не существует никого. Что тут было? Самогипноз, система Станиславского? Какая-то психическая аномалия? Не ведаю. Но женщина тонула в его безудержной любви. Вот в этом и был талант дон Жуана. Он без памяти влюблялся во всех!

Но после обладания начиналась вторая серия романа. Насколько я помню, он с такой же стремительностью охладевал к той, которая только что была для него светом в окошке, единственной и неповторимой. Начинались мучительные дни прекращения отношений. А это гораздо тяжелее, чем все предыдущее. Для большинства женщин ,всякая связь – это уже перспектива. Они уже спланировали ,если не всю ближайшую жизнь, то хоть ближайшие дни. Наш дон Жуан не оставлял им этого. Развязки наступали обыденно и скучно. С некоторыми романы тянулись попродолжительнее, но это происходило усилиями женщин. Это они продлевали агонию отношений.

Они предпринимали отчаянные попытки, будучи не в силах поверить, что вся та безграничная любовь и страсть, обрушившаяся на них так внезапно, столь же внезапно и прекратились. Они, собственно, начинали бороться за него не от любви, скорее всего она не успевала возникнуть, а от растерянности и удивления. Поэтому большинство их одиноких монологов начинались со слов : «Как же так?» Этим они досаждали дон Жуану, они доводили до предынфарктного состояния, пожалуй самое страдающее существо , его мать. Она, конечно же видела сына совсем не таким, каким он был на самом деле. Конечно, обвиняла во всем других, и мечтала об обыкновенном житейском устройстве для своего сына в быту и в семье. Из за нее несколько романов длились дольше обычного, в тех случаях ,когда девицы и дамы успевали подружиться с мамой. Тогда дон Жуан уходил из дома ,а они его ждали… Правда, ни одной не хватило терпения превратиться в Сольвейг.

С годами в глазах дон Жуана стало появляться некое сочетание скуки и безумия. Все его романы постепенно превратились в некое подобие упражнения на однообразность прицеливания. Он скуки он пускался в сексуально спортивные эскапады. Женщины позволяли ему и это. Так у него остановились ночевать (мама была на даче) пять подруг студенток. За ночь он ухитрился переспать со всеми пятью. О чем рассказывал с нескрываемой гадливостью. Отсутствие сколько-нибудь серьезного сопротивления со стороны женщин, с годами вызывало, у него стойкое к ним презрение. Было ли в нем ощущение нечистоты, греха? Сознания, что он тратит душу? Нет. Но накапливалось ощущение приближающейся беды. Частенько, в нем стали появляться черты какой-то тоскливой тревоги. Тоски добавляла и мать постоянно повторяя , что вот дон Жуану уже под сорок, а ни семьи, ни работы, ни денег… Все как-то устраиваются, а он такой невезучий… Правда, она как то не задумывалась, что все то, прежде всего, постоянно и тяжело работают и, большей частью, не по вдохновению.