Читать книгу: «В Содом», страница 3

И не каемся…

У дома Серёга подождал пока я войду внутрь и закрою дверь. В гостиной у телевизора сидит тёща. С ехидцей говорит:

– Поздно вы. На работе дела?

– Да, невпроворот.

– А мы-то работу всегда в шесть заканчивали.

– Потому и жили в доме из кизяка, а сейчас во дворце.

Непривычно резкий ответ тёщу огорошивает. Бурчит она для порядка. Готовилась предложить чайку с вареньем или покушать чего-нибудь. Специально. И спать не ложилась. Но хватит этих семейных политесов. Без «Спокойной ночи» поднимаюсь наверх. Из спальни пахнет керосином. Очередное омолаживающее средство супруги из грецких орехов, битума и керосина. Наверное, авиационный техник и его кореш – дорожный строитель, распивая пол литру, уловили потерю интереса народа к птичьему дерьму под названием «Мумиё». Вот и вывели на рынок новый бренд. Производится чудо-средство какой-то народной целительницей в соседней кавказской республике. Я прохожу в кабинет, где и сплю вдалеке то от хвойных, то от травных, а теперь вот и керосинных мазей. Ну что, прочитаю на сон грядущий ещё главку.

2. ЛОТ: ПРАВЕДНИК ВТОРОГО СОРТА

Авраам – законченный отморозок с божественной лицензией на любую мерзость. Его племянник Лот – просто мелкий мечущийся проходимец. Тоже числится в праведниках, хотя и рангом пониже. Если бы дядя постоянно не вытаскивал его из дерьма, он никогда бы не оказался среди персонажей священных книг. А может, его специально всунули, дабы блеклым фоном оттенить величие дяди. Бросивший, по приказу Всевышнего, престарелого отца, который не раз рисковал ради него жизнью, Авраам прихватил с собой племяша. Это было одной из двенадцати господних проверок. Родственничек оказался жалким рвачом. Стал травить своими стадами земли местных жителей. Это не только паскудило благочестивый образ Авраама, но и портило ему бизнес по вербовке новых единобожьих адептов. И предложил дядька племяшу поделить стадо, рабов и разбежаться в разные стороны, раз тот не в силах подавить рваческие инстинкты.

Лот поставил свои шатры недалеко от богатого города Содом. Построил дом и в самом городе. По некоторым источникам даже стал судьёй. Для приобретения статуса и должности ему надо было бежать впереди паровоза в соблюдении местных обычаев-законов. Иначе как ему было сойти за «своего», если, согласно священным книгам, люди Содома были крайне жестоки к чужакам. Но, если определили праведником, не помешает и верховенство у грешников.

Лот богател, наслаждался жизнью, пока племена-соседи не завоевали город и не угнали всех жителей вместе с царём в рабство. Парнишка получил по заслугам за свои паскудства, начиная с потрав чужой земли. Но Авраам ринулся вызволять племяша, и его пастухи, с помощью потакающего праведнику Всевышнего, разгромили войска четырёх царей. Причём из богатой добычи ничего себе не взяли. Правда, буквально через страничку текста, Авраам выделяет десятину добычи другому праведнику. Интересный штрих: праведник комплексовал по поводу того, что его дети сражались против Авраама. А тот соответственно, задавался вопросом, не обиделся ли папаша на то, что всех этих детишек Авраам поубивал. Однако, с первых секунд оба поняли, что поступали исключительно праведно, и Авраам тут же отстегнул долю добычи, от которой якобы отказался. Попутно Авраам спас жизнь царя Содома, не дав тому утонуть в яме с известью, чем, вероятно, и приподнял авторитет племяша среди содомцев.

Всё бы ничего, так бы и продолжал Лот с семейством наслаждаться жизнью, но зуб у Всевышнего на жителей Содома вырос такой, что задумал он порешить их всех разом, а до кучи ещё и обитателей соседних городов. Почему-то планом своим решил он поделиться с Авраамом. Тот начал просить о милосердии. Но сторговался только на спасении семейки племяша. Дескать, раз дядя – праведник, следовательно, и племянник не может быть законченным подонком.

Но у Всевышнего возникли сомнения, ведь до этого момента Лот был образцовым содомцем. Пришлось выяснять: законченный ли он негодяй? Приём у резидента Вселенной один: проверка с провокацией. Но Лот оказался к провокации хорошо подготовлен. То ли дядя ему маякнул, что больше отмазывать его не в силах, то ли совесть замучила от череды судебных приговоров. Едва два ангела господня под видом путешественников вошли в ворота Содома, Лот оказался тут как тут. И, вопреки действующему под страхом смерти законодательству, проявил гостеприимство, потащил путников к себе. Те стали упираться, дабы проверить искренность, но Лот уперся: «Не дам вам ночевать на улице, пошли в дом, и всё!». Дома же напряг жену стряпать угощения. А у той, якобы, не оказалось соли, и она отправилась по соседям просить. При этом специально говорила, что у них гости. Короче, пускала мужа на распыл.

Библия – воистину великая книга, не зря специалисты говорят, что после неё не придумано ни одного нового литературного сюжета или характера. Не помню, обнаружил ли Фрейд и сотоварищи «комплекс жены Лота», а он есть.

Он присущ практически всем женщинам, и особенно ярко проявляется в моей супруге. Вынужденная исполнять распоряжение, с которым не согласна, она обязательно делает это с вывертом. Даже просто подать чашку чая «ненужному», по её мнению, гостю, умудряется так, что он это сразу же чувствует. Да и русский народ не понятные реформы (а это, практически, все) встречает тихим саботажем. Россия – женская страна, это ее и спасает.

По наводке жены у дома собралась толпа горожан. Они потребовали выдать странников, дабы познать их. Слово познать в иврите имеет несколько значений. Недобросовестные исследователи утверждают, что в данном случае речь идёт о половом акте, и делают скороспелый вывод о гомосексуальности горожан. Но авторитетные израильские эксперты, которых в симпатиях к Содому не заподозришь, утверждают, что речь идёт о допросе, ибо путешественники могли быть шпионами. Возможно, речь и шла о процедуре известной в криминальном мире как «опускание». Но при этом геем становился «опущенный». Попробуйте обвинить в этом исполнителей процедуры. Однако, и это – предположение, а не факт.

Лот выходит к возбуждённым горожанам и предлагает им, взамен странников, двух своих дочерей, ещё не познавших мужчины. Шла бы речь об однополом вожделении, Лот бы предложил себя и своих порочных зятьёв. И как представитель гомосексуальных общин должен был быть к этому варианту отлично подготовлен. Но эта мысль ему в голову почему-то не приходит. Тем не менее, клеймо на жителях Содома появилось несмываемое.

В средние века авторитеты христианства, не утруждая себя аргументами, назвали грех содомским. Поскольку полемику с ними можно было вести на начальном этапе, но охотников не нашлось. Так слово «содомит» начало обозначать извращенца. А термин «содомия» утвердился в криминалистике, в том числе и израильской, несмотря на то, что знатоки Торы по этой статье оправдывают жителей Содома. Поэтому вместо слова «содомит» мы будем использовать слово «содомец». Братцы владимирцы, кантемировцы, кубанцы – это по-нашему. Впрочем, содомский грех сначала признали болезнью, а теперь и нормой.

Но вернёмся к нашему Лоту. После предложения толпе своих дочерей, ангелы убедились, что подонок-то он не совсем законченный, и провокацию прервали. Напустили на содомцев слепоту, лишили их возможности ориентироваться. А Лоту сказали немедленно покинуть с домочадцами приговорённый к уничтожению город. Но в Лоте сразу просыпается мелкий стяжатель, обладающий крупными активами. Он начинает думать, как и что прихватить бы с собой из неправедно нажитого добра? Тут ещё в семейке разыгрался разлад. На призыв уйти, зятья заявляют: «Тесть, ты что с дуба упал? Посмотри, какое веселье в городе, зачем когти рвать?». Соответственно их жёны тоже не ушли.

Лот с супругой и дочками-девственницами покидает «Град Обречённый». Жена его делает очередной, и на этот раз последний выверт. Уже не языком, а шеей. Несмотря на строжайший запрет ангелов ни в коем случае не оглядываться, вертит башкой и мгновенно превращается в соляной столб. Отдадим должное выдумщику Создателю. Вы, гражданка, давеча насчёт соли интересовались – получите! С той поры, видать, все наши желания сбываются в наказание и не вовремя.

Лот с дочерьми укрывается в специально сохранённом для него богом городе Зоар. А потом перебирается в интимную пещеру. Естественно, как и положено праведницам, дочери первым делом совокупляются с папой. Но летописцы чёрного кобеля продолжают отмывать добела. Основоположник инцеста как бы и ни при чём. Он так насосался вина, что не помнит, как ложился и вставал с дочерьми. Тогда возникает вопрос, как у неискушенных девственниц хватило техники совокупиться с пьяным стариком, да ещё и с произведением потомства. Поневоле возникает предположение, не практиковали ли они до этого половые контакты, не предусматривающие лишение девственности? Будем считать, что мама с сестрёнками научила, или подглядывали.

Народы от пьяного кровосмешения пошли гадкие, потому что враждовали с народом авраамовым. Лот же, во искупление всех своих паскудств, выращивал волшебное дерево о трёх стволах, таская воду за пятнадцать километров. По легенде из дерева был сделан крест, на котором распяли Христа. Тоже услуга далеко не однозначная. Но пойди их, праведников, разбери.

И спасёмся

Утречком тёща испекла любимых мною оладушек. Такие пекла мама и называла «аришки». С детства я их ни разу не пробовал, пока не обзавёлся горячо нелюбимой тёщей. Насладиться до конца любимым кушаньем не получилось. После дыхательной гимнастики Стрельниковой, йоги и цигуна в столовой возникла разрумянившаяся супруга, остро нуждающаяся в эмоциональной подпитке.

– Правильно: оладушки, вареньице!.. В тебе и так шестнадцать килограммов шлаков, а просвет в кишечнике тоньше человеческого волоса. Убиваешь себя. А я вот сейчас выпью смузи из люцерны, и весь день буду бодрая.

– Зачем ты так, Нина!? – оборвала её тёща, – Кушает же человек.

– Уже не кушаю, Елена Андреевна. И я не человек, если не понимаю целительные свойства люцерны.

– А вы так зачем?!

– Я зачем?! – искренне удивляюсь. – Это ваша воспитанница сказала.

Хитрая тёща всегда в таких стычках выступает на моей стороне, а стратегически она с дочуркой. Поэтому я не упускаю случая ее боднуть и употребляю вместо «дочь» – «воспитанница», чтобы подчеркнуть её ответственность за этот безобразный выпад. Такие стычки у нас всё чаще, хотя после разлуки, кажется, впервые. А ведь ещё совсем недавно всё было неплохо. И поездки по миру, и засыпания в обнимку. Но то ли вегетарианство и ЗОЖ, как утверждают их противники, делают человека нетерпимым и скандальным, то ли неизбежные циклы долгого супружества: любовь, ненависть, безразличие… Скорее бы мы уже перешли в третью фазу.

– Может, съехать к себе в апартаменты, чтобы не омрачать чистую жизнь? – употребляю испытанную угрозу.

– Наслышаны! Катюша Маслова пирожков напечёт, – у неё злоба и ненависть ко всем, кто хоть как-то со мной соприкасается. Я давно перестал кричать и скандалить, роль безвинной жертвы в таких случаях работает лучше всего.

– Я вам в кабинет подам! – пытается унять конфликт теща.

– Много чести, лучше за калитку.

План побыть дома срывается. По законам драматургии глубоко оскорблённый должен уйти. Вызываю Серёгу. Тёща смиренно подаёт куртку, но не может не выдать ночную заготовку против «дома из кизяка»:

– А хату нашу Тарас Сидорович кирпичом обложил.

– Прекрасный был человек, – как бы сдаюсь я. – Жаль, не дали пожить.

– Кто не дал? – на автомате спрашивает тёща.

– Знаете, как в анекдоте. Спрашивает прохожий, когда мимо покойника несут, от чего помер, а ему отвечают: «На венках же написано: «От жены, от детей…».

Из глаз тёщи катятся слёзы. Память мужа священна, как и её любовь к нему. Но я не упускаю возможности для нокаута: «Да чего вы так расстроились, Елена Андреевна, обычное дело. Вот и в Библии сказано, что враги человека – домашние его».

Однако куда же теперь деваться? К счастью, куда деваться находится. Звонит Катя и сообщает, что меня ждут на встрече губернатора с руководителями СМИ. Встреча эта уже много раз переносилась и вот – кстати. Еду. Сразу набрасываюсь на пресс-секретаря, вру, что из-за этих переносов деловые поездки планировать невозможно. Она делает вид, что огорчается. Хитрая сельская баба, вроде моей тёщи. С губером с девичьих комсомольских лет.

– Вы же знаете, что Олег Владимирович себе не принадлежит. Только приедет – опять вызывают в Москву. У него документов скопилось на метр в высоту. Ночью пять часов подписывал, аж руку свело. Массажиста вызывали. Только недавно прилёг.

– Может он до вечера не проснется, раз так измотался?

Руководители СМИ с испугом наблюдают за нашей пикировкой. Они себе такого позволить не могут. Я тяжеловес, знаю губера ещё по комсомолу, когда его называли Олежек. Правда, вскользь. А вот с Володей они кореши, были первыми секретарями в районах.

– Ну, что вы накинулись? – говорит мне баба Оля, как называют её молодые коллеги. – Возьмите конфетку, чаёк. Покушайте!

Кушаем, лениво зубоскалим. Забегает секретарша. Баба Оля с резвостью комсомольской активистки выбегает, и возвращается по левую руку от губернатора; по правую руку – вице-губер по внутренней политике Хазрет.

Встречи такие проходят как под копирку. Губернатор демонстрирует оптимизм, хохмит, мне дежурно говорит: «Ну, когда я получу долю с нашего бизнеса?». В начале девяностых, когда село лежало в руинах, он создал первый успешный агрокомплекс. Наведывался в него редко. Потому что одновременно депутатствовал в Госдуме.

Спросил у него: «Как получается наездами успешно руководить большим бизнесом?». Сказал, что передаёт полномочия подчинённым, а если не справляются, то сразу выгоняет. На одной из таких встреч, я сказал, что использую его метод. С тех пор он и шутит про долю. Девчонкам говорит какие они красивые, поднимает за них тосты. А вся процедура сводится в итоге к тому, что мы друзья, земляки и даже коллеги. Заканчивается все истошным криком бабы Оли: «Ну, где вы ещё найдёте такого губернатора, как наш!?». Никто и не ищет. Пока деньги за информационное обслуживание от администрации поступают исправно.

После встречи меня пригласил к себе Хазрет по кличке Черкес. Он радушный рубаха-парень. Но как у всякого горца, у него железный стержень. Он начинает с анекдотов, похохатывает, а потом неожиданно говорит: «Как ты думаешь, стоит взять у Жирного канал?». Жирный – человек первоначального накопления капитала. Он удачно прихватизировал сеть хозяйственных магазинов и рынков, а потом присовокупил к ним телеканал, на котором, едва помещаясь в экран, регулярно вещает о своей совести и богобоязненности.

– А он что, хочет отдать?

– Очень хочет, просто пока об этом ещё не знает. Всё в нашей власти, пока мы у власти.

– Да там денег-то нет.

– А мы не ради денег, хотим правильно на народ влиять. Ты как? Не думал свою империю продать? – а, вот и вылетел железный стержень.

– Был у татар, они семьсот СМИ в холдинг собрали. Хорошая идея.

– Так у татар холдинг-то государственный. А какую форму собственности вы планируете?

Он запинается.

– Мы преследуем исключительно государственные цели, а форма собственности ни при чем, – даёт он кавказский ответ.

– Почему не продать хорошему человеку. Только ты же знаешь: рекламное агентство у меня в пополаме с Вовой. Давай как-то втроём встретимся, перетрём.

– Давай сперва вдвоем посидим, – он знает, что Володьке на агентство плевать. Он такие бизнесы называет «мелкие брызги».

– Давай. Вы через Австрию будете пропускать сделку, если что?

– А Австрия при чем? – удивляется он.

– Бабки-то там. Хотя, что об этом наперед говорить.

Знает ли он про Австрию? Или не допущен. Олежка мутит с первым своим замом, Саньком. Выводят бабки, создают подставные фирмы. А те заходят потом как иностранные инвесторы в область. Им и земли лучшие, и льготы, и инфраструктуру за счет госбюджета. Разыгрывают спектакль: инвестфорум в Каннах. Привозят свои проекты, «находят» сами себя как инвесторов. Почет и уважуха в Москве. Вот как надо инвестиции привлекать! Молодцы!

Но Черкес, может, и не при делах. У него свое направление. Он СМИ втихаря под себя собирает. Или заручился поддержкой шефа? Мол, всю экономику области прибрали к рукам, теперь осталось консолидировать СМИ. Кто после губером не станет, мы все равно будем регионом рулить.

Черкес – сильный парень. Лет на десять-пятнадцать моложе меня, а совсем другое поколение. Спортивный, хитрый и безжалостно жесткий. Тут, конечно, заслуга его крошечного народа, которого и осталось-то на родине тысяч сто. Пара миллионов за границей. Откочевали после Кавказской войны с царизмом. Хотели жить своим укладом. Они, правда, и в России им живут. Черкес, как и положено младшему сыну, соорудил в ауле в отцовском дворе дом-дворец. Отсюда его должны будут похоронить независимо от того, где он встретит свой последний час. Подчинение старшим полное. Нескольких наркоманов Черкес просто выселил из родного аула. Женщины только подают на стол, но вместе с мужчинами за него не садятся. Без разрешения мужа жена в его комнату войти не может, он же в её – в любой момент.

Ребята очень дружные и спаянные, с взаимовыручкой, которая им веками требовалась для набегов. Они трудяги: в советское время полстраны обеспечивали помидорами со своих огородов. Мобилизовывались все поголовно, пацаны не ходили в спортивные секции, на занятия. В столицу шли фуры с витаминами, а в обратную сторону новоприобретённые легковушки. У Черкеса до сих пор есть самая большая в жизни гордость: ещё в студенческие годы он пригнал к отцовскому двору пять «Волг», из которых тот выбрал понравившуюся машину. Фантастика по тем временам! И в новые времена они неплохо себя проявили не только в бандитизме, но и в бизнесе.

Так это ещё советская власть, которая постоянно орала, что дала маленькому народу грамотность и культуру, серьёзно пошатнула уклад жизни. Люди приобщились к водочке, игромании и прочим порокам. Почти перестали воровать невест, немало стало смешанных браков, немыслимых в прежние времена. Ислам затух.

А мне удалось посмотреть на них в «чистом виде». В Израиле они компактно проживают в двух деревнях. Я приехал туда как журналист. Мэр охал и ахал: как же мы примем гостя. Ураза, мусульманский пост, днём никто не ест и не пьёт. В конце долгой беседы гостеприимная душа не выдержала и вытащила из холодильника бутылку воды, но я из солидарности отказался.

Когда мы уже прощались, подошла российская черкешенка, вышедшая замуж за местного. Извинилась, что не пришла раньше, без мужа не могла, ждала пока тот подъедет. Муж с отрешённым видом тюремного надзирателя стоял рядом. В местном магазине не продают пива и сигарет. В садике и школе учат четыре языка. Правонарушений нет. Когда я не поверил, мне предложили, на спор, на месяц оставить машину с открытой дверью, и потом приехать и убедиться, что из неё ничего не пропало.

Хитрые евреи наладили с ними прекрасные отношения. Отдайте то, что государству положено, и живите, как хотите. Местные трудятся, а если надо, то и воюют в большом мире. Есть среди них и профессора, и генералы. А на территорию деревень ни один израильский чиновник без разрешения мэра зайти не может. Но это не значит, что государство не помогает. Оно построило здесь стадион, школу, детский сад. Местные покупают за копейки квартиры на исторической российской родине, но приезжают туда только погостить, утолить ностальгию, найти супругу. Живут они по правилам Содома что там, что тут. Иначе бы не выжили, рассеялись по ветру мировых катаклизмов.

…Набираю Жирного. Он в офисе. Он совершенно не против, чтобы я заскочил на минутку. Даже какая-то радость промелькнула. Её причина проявляется сразу, едва я захожу в гигантский кабинет. Стол сервирован, и только гостя за ним не хватает. Жирному постоянно меряет давление находящийся при нём врач, он и выносит вердикт: «Нет, Александр Лазаревич, водочку сегодня не стоит, только винца маленько. Видите, какая погода переменчивая».

Жирный расстроен: мой приезд он хотел использовать как предлог для усугубления. Но годы и излишества дают о себе знать. На заре капитализма он на час собирал планёрку, куда мешками свозили деньги с его объектов. Выдавал доли бандитам и властям. Потом в один микроавтобус грузили наличные, в другой Жирного, и он ехал в баню и ресторан. В меню никогда не смотрел. Приносили все, что было в наличии.

– Давай чайку по-быстрому, в другой раз посидим. Я только из поездки. соскучился, к тебе первому двинул, но к губеру перехватили. Ты-то олигарх, можешь своего телевизионщика туда послать, а я должен в этой комедии лично участвовать. Надоело хуже горькой редьки.