Читать книгу: «Кая. Зов Пустоши»

Шрифт:

Иллюстратор Сона Торозян

ISBN 978-5-4498-8022-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Пролог

– Это, Кая, сумеречный волк, – тихо произнес отец, устало садясь прямо в снег.

– Почему сумеречный? – спросила я, удивленно наблюдая за маленьким волчонком. Он, жалобно скуля, тыкался мордочкой в тело огромной волчицы. Белоснежная шерсть зверя сливалась с ледяным покровом, и невнимательный взор мог бы легко проскользнуть мимо. Если бы тело успел присыпать снег, мы бы ничего не заметили и наверняка прошли не останавливаясь, и вполне возможно, история нашей Империи выбрала бы для себя совсем иной путь. Но Пресветлая Богиня в обществе жуткого Хелла и в компании Древних Богов, имена которых давно потеряны, а потому люди их зовут Безликие, или Неназванные. Все они уже вкусили сомы, и кто-то из них дернул первую нить, игра началась.

Снег не успел припорошить жуткие рваные раны по всему телу волчицы. Отец, опытный следопыт, в пограничье Пустоши он замечает все, иногда мне кажется, что он не столько видит, сколько чувствует, что вот тут в привычной гармонии северной природы затесалось иное, чуждое, то, что пришло с Пустоши. Вот почему он вдруг свернул с намеченного маршрута? Ветка, дескать, упала на наши следы, по которым мы возвращались обратно. Казалось бы, ну упала ветка, может, от мороза этого лютого обломилась. Но отец остановился, всмотрелся в кроны деревьев, сам себе кивнул и свернул направо, углубляясь в чащу.

Я замерзла и кроме обледеневших ветвей, от которых нужно было постоянно уклоняться, не видела ничего. «Усталость плюс сумерки равно невнимательность, а она в пограничье – это широкий шаг к смерти», – так говорит мой наставник Дрейк. Я его слова прекрасно помню, но клинок, перекинутый для удобства за спину, оттягивает плечи, ноги устали и единственное о чем получается думать – это сколько километров осталось до крепости. Лично я прошла мимо, пока не увидела странно взрыхленный снег. Оглянулась на замершего возле дерева отца, сердце пропустило такт, он нашел тело порождения Пустоши.

Волчица была мертва, снежинки еще таяли, падая на морду. А вот тварь, ее убившая, – нет. И от осознания этого едкий страх сковывал тело. Хотелось немедля ни секунды бежать, бежать, туда, где трещат камины, согревая дома от вечного холода, туда, где высокие стены, за которые не проберется ни одна тварь.

Отец сел, стал неспешно набивать трубку, на волчицу он смотрел с грустью. Я глубоко вздохнула, стараясь успокоиться, но вместо этого обожгла носоглотку холодом и зябко поежилась.

– Сумеречные они, Кая, потому что, дожив до двух лет, перестраивают свой организм. Не спрашивай как, никто этого не знает, это же дети Пустоши.

Отец затянулся, облачко сизого дыма зависло в морозном воздухе. Я поморщилась, здесь в лесу и без того едкий запах дурман-травы ощущался острее. Курить ее было запрещено, за это могли и в темницу упечь, но отец плевал на запреты Империи и периодически курил. Он говорил мне, что она позволяет сконцентрироваться на решении проблемы, упорядочивает мысли. Сизоватый дым быстро таял в морозном воздухе.

– Они меняют свой организм. Вот стоит огромный волк, раз, – отец прищелкнул пальцами, – и его нет, только лишь сумеречный туман стелется над землей. Быстро так стелется, почти и не различишь, а потом хоп, – он хлопнул ладонью по колену, из-за чего со штанины осыпался заиндевевший снег, а волчонок, прекратив скулить, испуганно ощерился. – И перед тобой из ниоткуда вновь появляется волк. Их еще иногда называют бессмертными духами, убить такого, говорят, невозможно, – он замолчали и вновь глубоко затянулся.

Я перевела взгляд на мертвую волчицу, снежинки больше не таяли, тело на таком морозе остывало быстро. Получается, мы пришли сразу после убийства? Но что может уничтожить почти неуязвимое существо? Деревья скрипели от мороза, то и дело с веток осыпался снег, лес полнился звуками. Я затаив дыхание прислушивалась, сердце стучало оглушительно. Оно ведь где-то рядом? Волчонку тоже было страшно, а еще, наверно, голодно, он зарылся носом под мамин живот, дрожа всем телом.

– Отец, – позвала я, но папа поднял руку, прося помолчать.

– Мне нужно подумать, Кая, – и дым дурман-травы окутал его фигуру.

Я аккуратно оглянулась по сторонам. Следы на снегу странные, словно взявшиеся из ниоткуда огромные следы волчицы, через несколько ее шагов появляется оттиск лап волчонка. Потом волчица, видимо, остановилась, более вдавленный след. Дальше следы исчезают, чтобы появиться метрах в десяти, там где теперь лежит тело. Что происходило – не разобрать, снег будто взрыхленный. И ни одного намека на то другое существо, оно не оставило ни единого следочка. Страх снова стал дурманить разум. Я крепче сжала кулаки, отгоняя плохие мысли, и с удивлением заметила, что сама стою и трушусь как тот волчонок.

– Кая, – хриплым голосом позвал отец, он отложил в сторону курительную трубку и теперь рылся в заплечном мешке. Я подошла к нему, судорожно растирая замерзшие ноги. Нельзя больше стоять, пора двигаться.

– Говорят, молоко помогает от сглаза, – улыбнулся он, покачивая склянкой с белой жидкостью. Я только фыркнула на подобную глупость.

– Не фырчи, народная молва, может, в массе своей и глупа, но мифы и присказки не просто так сочинялись. Молоко отлично восстанавливает силы, и дыхание Пустоши из организма хорошо выводит.

– И зачем оно нам сейчас? – несколько угрюмо спросила я. День в зимнее время короткий, начинало темнеть, и вместе с сумерками приходил холод. Вот уже и папина борода покрылась инеем. Пора бы уже уходить.

Вместо ответа отец протянул мне нож:

– Сделай аккуратный разрез на своей ладони, так чтобы крови было много.

– Разрез? – мой голос дрогнул от испуга, но нож я взяла.

– Давай-давай не бойся, – подбодрил он, – поверь мне, если все получится, произойдет то, чего еще не было никогда, тебе понравится. Режь, Кая!

Я медлила, разрезать себе руку, это, знаете ли, нелегко, а потом, глубоко вздохнув, резко дернула ножом по руке и тихо сквозь зубы застонала, алые капли закапали на снег.

– Молодец, дочка. Теперь возьми склянку, подойди к волчонку и вылей себе на рану молока, пускай слижет.

Я молча забрала емкость и, трясясь от холода, боли и усталости, подошла к мертвой волчице. Волчонок вылез из-под бока матери и оскалил острые, будто иголочки, клыки.

– Тише, малыш, тише, не сердись, на вот лучше молочка попей, – приговаривая это, я опустилась на колени, зубами сорвала затычку, плеснула молока на рану. Руку защипало, постаралась не обращать на это внимания, протянула волчонку.

Тот замер, не сводя с меня пристального взгляда голубых глаз. Сам маленький, сантиметров пятнадцать в холке, белый и пушистый, будто только выпавший снег, а глаза как две льдинки. Красивый и дикий, тут же одернула себя, нечего сюсюкать над порождением Пустоши. Искоса взглянула на отца, он ведь знает, что делает?

Волчонок потянул носом, фыркнул, плюхнулся на попу, тут же подскочил и почесал за ухом, вновь оскалился и опять повел носом.

Мало того что замерзла, так еще и рука онемела, но я продолжала сидеть и ждать.

Наконец любопытство или голод победило. Волчонок сделал шаг, затем еще, понюхал каплю крови на снегу, слизнул. Жалобно заскулив, подошел совсем близко, ткнувшись мокрым носом в руку.

– Кушай, маленький, кушай, – хотелось его погладить, но я боялась спугнуть. Медленно подлила молока.

Волчонок фыркнув облизал пальцы, затем, издав гортанный звук, уткнулся в мою подставленную лодочкой ладонь, жадно слизывая молоко и кровь. Я только и успевала подливать.

За спиной расхохотался отец, но я не отвлекалась, полностью сосредоточившись на этом малыше. Внезапно он стал таким родным и важным, захотелось его оберегать и воспитывать.

«Он же дитя Пустоши», – встрепенулось сознание.«И пусть, – встряхнула головой, – все мы так или иначе ее дети».

Молоко закончилось, ранка по-прежнему кровоточила, волчонок тщательно вылизывал ладонь.

– Бери его, и пойдем домой, – тяжелая рука отца легла на мое плечо. Волчонок тут же оскалился, я подхватила его на руки, прижала к себе.

– А как же тот зверь, убивший волчицу?

– Его кто-то спугнул, иначе не остался бы в живых ни щенок, ни мы. Не знаю, что это за новый подарок Пустоши, но нужно будет предупредить гарнизон, – отец подхватил арбалет и вскинул его на плечи. – А волчонок теперь твой, ты привязала его своей кровью, так что будешь воспитывать.

– Буду, – радостно кивнула я и поспешила за отцом. Уже и мороз, и страшная тварь не казались такими страшными, когда за пазухой возилось неожиданно родное существо.

Только засела мысль, кто же это мог спугнуть существо, которое убило практически неуязвимого волка.

Часть 1

Глава 1

– Пустошь раскинулась за горами, Легард! Порождения Пустоши бродят по этим самым горам, они доходят до наших домов!

– Ну, допустим, до домов они не доходят, – усмехнулся высокий статный мужчина, наливая себе вино.

Миловидная женщина, к которой возраст, казалось, боялся прикоснуться, сейчас была некрасива. Обычно аккуратно подведенные глаза лучились злостью, отчего в уголках глаз собирались морщинки. Пухлые чувственные губы были поджаты, и рот кривился в совершенно непривлекательной гримасе.

– Ты понял, о чем я, Легард! Сыны твоей родины гибнут на границах, сражаясь с тварями Пустоши. А ты берешь и приводишь эту тварь в наш дом!

Вышеупомянутый Легард, он же мой отец, вольготно откинулся в кресло, вытянул уставшие ноги и сквозь бокал рассматривал беснующуюся женщину. Он подозревал, что причина ее гнева вовсе не в волчонке, а в той, что спокойно гладила щенка, сидя в углу кабинета. И дверь этой закрытой для всех комнаты для его дочери была открыта всегда. Что не скажешь о сыне. Оттого и бесится женщина, вот уже семнадцать лет как бесится. Но что тут сделаешь, не занял единственный наследник надлежащего места в сердце, и тому есть много причин. Мужчина хмыкнул: зато занял нужное место на бумагах, где этому наследнику отводится, пожалуй, слишком много прав.

– Аниса, оставь этот высокопарный слог. Ты же видишь, я устал.

Женщина замерла, сильнее поджав губы, так что они казались тонкой нитью, прихотливо перечеркнувшей лицо. Легард покачал головой – совершенно не умеет контролировать эмоции. Быть может, в этом и залог их семейной жизни, он умеет читать ее как раскрытую книгу и всегда знает, когда она может уколоть в спину. Ударить духу не хватит, а так, доставить мелкие неприятности не слишком внимательному супругу – да.

– Эта тварь не будет жить в нашем доме!

– Эта тварь уже живет в нашем доме, – он встал из-за стола и подошел к жене. – Аниса, дорогая, день был тяжелым, нам всем пора отдыхать.

На мгновение он подумал, что жена поднимет на него руку, но нет, резко развернулась и вылетела из кабинета. Двери уже привычно закрылись с грохотом.

Я сладко потянулась, опустив волчонка на пол.

Отец снова сел за стол, наблюдая, как щенок обнюхивает кабинет.

– Ему нужно дать имя.

Я кивнула:

– Немного подумаю и назову.

Он тяжело вздохнул, прикрывая глаза:

– Корми его только сама и еду тоже пробуй сама, по первому времени добавляй свою кровь, чтобы привязка устоялась, – он отпил из бокала. – Сейчас позови служанку, пусть принесут тебе горячего красного вина – и от болезни хорошо, и дыхание Пустоши выводить.

Я снова коротко кивнула:

– Раньше ты не говорил мне про вино.

– Раньше ты не приручала создания Пустоши, – отец тепло улыбнулся. – Иди отдыхать, дорогая, сегодня мы хорошо потрудились, теперь о твоей безопасности я буду переживать значительно меньше.

Я легко подскочила, подхватив волчанка, и мысленно удивилась, особой усталости в теле нет. Странно, день и правда был утомительным.

Отец окликнул меня в дверях.

– Мне сейчас нужно будет уехать, вернусь завтра днем. Будь внимательна.

– Можешь считать меня воплощением осторожности, – подмигнула я и аккуратно прикрыла за собой дверь. Несколько раз моргнула, после светлого кабинета полумрак коридора был особенно темен. Волчонок на руках уютно завозился.

Мои покои располагались недалеко от отцовского кабинета. Обычно днем в этом крыле крепости много народа, кто с донесениями, кто с рапортами и просьбами, секретари носятся. Но с наступлением ночи все резко менялось, ни один праздно шатающийся аристократ сюда не забредал. И сейчас я этому радовалась как никогда. Усталость особо не чувствовалась, но вот в голове мерзко звенело. Пожалуй, и правда стоит выпить вина, близость Пустоши странно на меня влияла, она одновременно и бодрила, и опустошала, оправдывая свое название. А еще навевала меланхолию, после таких вылазок в пограничье я все время размышляю о том, что нормальная аристократка семнадцати лет должна несколько иначе проводить свое время, не говоря уже о княжне.

Слуга менял светильник, при виде меня он вздрогнул и отвернулся, тень качнулась, упав размазанным черным пятном на стену. По телу прошла нервная дрожь, отзываясь тупой пульсирующей болью в висках. Я сбавила шаг, внезапно накатила волна страха, как там, в лесу возле тела волчицы. Эхо моих шагов наложилось на пульсирующий шум крови в голове и еще эти тени. Мягкий свет свечей отбрасывал паутину теней. Темный узор лег на картину «Светлое утро зимы». Я замерла, ясный, залитый солнцем снежный день с резвящимися детьми и румяной нянечкой теперь напоминал приготовившихся к пиршеству тварей, что засели темными комками в светлых сугробах. Щенок сладко зевнул, и я уже машинально погладила по мягкой шерстке.

Что-то изменилось. Тянущее, сосущее чувство тревоги, заставило с подозрением оглядывать привычное с детства пространство. Жесткий каблук походных сапог слишком громко отбивает шаг, звук отражается от стен и эхом несется следом, будто некто незримый прошел с нами от границ Пустоши. Я вздрогнула от этой мысли и оглянулась, никого, привычный родной замок. Сердце стучало все быстрее. Что-то изменилось – практически как заклинание повторила мысль. Подойдя к двери своих покоев, остановилась, эхо улетучилось. Поймала несколько озадаченный взгляд стражника, но не обратила на него внимания. Странное чувство не отпускало, будто ЧТО-ТО уже произошло. Кисло-сладкий привкус ощущался во рту, горько соленым чадили свечи, желудок сжался, я поморщилась – пахло переменами.

Глава 2

– Кая, не зевай! Ты пропустила удар, будь собраннее!

Я перевела дух и подхватила клинок, вновь становясь в изготовительную позицию.

Дрейк смерил меня скептическим взглядом, сделал практически неуловимое движение и понеслось, удар еще удар, блок, блок, шаг назад, разворот и снова удар. Холодная сталь плашмя ударила по кисти, выбивая клинок. Я зашипела, прижимая к себе поврежденную руку. В глазах защипало, заморгала чаще, сдерживая слезы. Одна минута! Это мой максимум сегодня. Хмуро подобрала оружие, рука отозвалась болью. Нельзя сказать, что в обычное время я долго выдерживаю спарринг с Дрейком, но все же не минута!

Клинок сейчас ощущался чересчур тяжелым, рука ныла. Я снова встала в стойку, мысленно отметив, что пора бы уже учиться левой рукой владеть. Мой тренер, он же начальник гарнизона – Дрейк, терпеливо дождался, пока я подготовлюсь к следующему спаррингу, и с непроницаемым лицом повторил в точности последний выпад. Я неловко отшатнулась в сторону, не помогло. Сталь ударила по руке, вновь выбивая клинок. Дурацкий крик вырвался непроизвольно, рука покраснела, медленно наливаясь синевой.

Один из лучший мечников княжества подобрал мое оружие. Зимнее солнце заиграло бликами на его седых волосах. Бережно, словно ребенка, он зачехлил клинок. Движения собранные, лаконичные, четкие. Никто в нашей крепости в здравом уме не назвал бы его стариком. Хотя лицо его испещряли морщины вместе со шрамами, волосы были седы столько, сколько я себя помню. А еще старая кухарка любит рассказывать байку о последнем прорыве тварей и о том, как совсем еще юный четырнадцатилетний Дрейк остановил Лесного Тролля, благодаря чему гарнизон смог отбросить отродья обратно за границу Пустоши. И несмотря на то, что никаких лесных троллей в классификации тварей Пустоши нет, а последний прорыв был более двухсот лет назад, история мне все равно нравилась. Она позволяла фантазировать, сколько же на самом деле лет моему учителю.

– Иногда проще признать, что ты не в состоянии продолжить тренировку, чем показательно мучиться и геройствовать.

Мужчина убрал и свое оружие, говорил он тихо, но веско.

– Ты не на поле боя, и очень надеюсь, никогда там не окажешься. Мне сложно понять решение князя – учить тебя мечному искусству, – он легко пожал плечами, – но не моего ума решения князя понимать, мне приказано я выполняю.

Дрейк отложил в сторону клинки и развернулся ко мне всем корпусом, переплетя руки на груди. Захотелось невольно сглотнуть и сделать шаг назад.

– Но приказы я привык исполнять хорошо.

Он сделал паузу, отстраненно взглянул на полосу препятствий. Я мысленно подобралась. Первое чему выучивается младенец, собака, солдат – это считывать эмоции родителя, хозяина, командира. И я уже видела это раздраженное дрожание мускулов на лице Дрейка. Ничего хорошего эта пауза в тренировке мне не сулила.

– А потому, княжна, – продолжил он, – я надеюсь, у вас найдется весомая причина объяснить князю, где вас твари Пустоши носили всю ночь! И почему вы настолько уставшая, что не в состоянии клинок в руках удержать.

Я отвела взгляд, хотелось топнуть ногой, крикнуть «ты ничего не понимаешь» и убежать.

Причина-то у меня как раз была весомая. Но Дрейку это знать ни к чему.

Тонкий скулеж ворвался в моё сновидение, я нехотя открыла глаза. Мягкий, бледный свет луны заливал прикроватную тумбу. Около двух часов ночи – отчаянно зевая, сообразила я. Волчонок крутился юлой на кровати и пытался сделать под меня подкоп.

– Ну и чего скулим? – подхватила белый комок под мягкий животик и аккуратно опустила на пол. Волчонок негодующе подпрыгнул, я почесала его за ухом, зевнула и вновь легла в кровать, уютно укутавшись одеялом. Засыпала я мгновенно. Обычно засыпала мгновенно. Сначала он схватил простынь и, утробно порыкивая, потянул, упираясь всеми лапами. Я тихонько хихикнула. Потом волчонок сообразил, что простынь – это мало эффективно, и допрыгнул к свисающему краю одеяла. Мой кокон медленно разматывался, одеяло уползало к упорному животному. Я немного повозилась с ним, играя. Потом показательно сдалась и села на кровати:

– И что ты хочешь?

Щенок смешно дернул ухом на звук голоса, плюхнулся на попу, тут же подскочил, вильнул хвостом и подбежал к двери. Я с сомнением покосилась в окно, там было холодно и ночь. А мне еще, как обычно, рано вставать.

– То, что ночь на дворе, тебя не смущает? Щенок поскреб в дверь, как бы отвечая, что нет, не смущает. Тяжело вздохнув, встала, накинула поверх ночного платья полушубок, обула на босу ногу сапоги и распахнула дверь. Белый комок радостно выкатился в коридор, по ногам тут же повеяло сквозняком. Стражника возле двери не было. Где-то вдалеке хлопнуло окно, я вздрогнула. Волчонок шустро бежал вперед, мне пришлось поспешить за ним.

Вполне возможно, у него сейчас смена караула. Мысль была нелепой. Мои покои всегда охраняют. С другой стороны, я ночью охрану практически никогда и не проверяла. В крепости ничего опасного не происходит. Может быть, это просто халатность? Или скрутило живот, приспичило в туалет. Или еще что. Я крутила мысль о стражнике всю дорогу, пока мы не вышли во двор. Холодный порыв ветра тут же пробрался под одежду, я снова вздрогнула, теперь уже от холода.

Волчонок носился вокруг, как радостный совершенно обычный щенок, обнюхивал редкие кусты, углы пристроек. Луна освещала двор, и я не опасалась наткнуться на что-либо в темноте. Поздоровалась с часовым. Тот посмотрел на меня удивленно, но к тому, что княжна воспитывается не совсем как обычные юные аристократки, привыкли уже все обитатели крепости. А потому моя ночная прогулка не вызвала ни паники, ни лишних вопросов. Часовой приветливо махнул рукой:

– Не простудитесь, княжна.

– Если зверь отпустит сны досмотреть – улыбнулась я. И мы вместе проследили за резвящимся щенком. Но если я с умилением, то часовой нервно содрогнулся и отвел взгляд, переплетя руки на груди, наверно, в последний момент удержавшись от охранного знака. Я понимающе хмыкнула, странно было бы, если солдаты реагировали иначе, в конце концов, они всю жизнь учатся сражаться с порождениями Пустоши. А тут не просто тварь, а сумеречный волк, пусть и щенок.

– Доверяю свой покой, – выдохнула я ритуальную фразу, прощаясь.

– Смотрю в темноту, – вытягиваясь по стойке смирно, отозвался часовой.

Еще немного покружив по территории крепости, нервируя часовых, я все же уговорила ночное создание вернуться домой.

Мысль о том, куда подевался стражник, не давала мне покоя. Поэтому возвращалась я максимально тихо. Кроме шелеста моих шагов слышались только приглушенные звуки ночной крепости.

Стражник стоял на своем месте, странно привалившись к двери, глаза его были прикрыты, а руки на груди он держал в защитном жесте. Я настороженно замерла, разглядывая его: что-то явно было не так. Тихонько вышла из-за угла и, стараясь двигаться максимально бесшумно, подошла ближе. Он открыл глаза, когда я уже была в двух шагах.

Стражник сдавленно вскрикнул, неестественно выпучил глаза, судорожно схватил клинок, а второй рукой, мелко дрожащей, осенил себя защитным знаком. Из-за моей ноги высунулась любопытная мордочка волчонка. Стражник побледнел, я невольно вспомнила, каким путем можно максимально быстро добраться к покоям лекаря. Я кашлянула, звук эхом отразился от стен, у мужчины дернулся глаз и задрожали уголки губ, будто он пытается улыбнуться, но в тоже время сдерживает улыбку. Это был нервный тик. Рука, сжимавшая клинок, тоже дрожала, но оружие держал так крепко, что еще чуть-чуть и сухожилия лопнут от напряжения.

– Что случилось? – мой голос прозвучал хрипло.

Он дернулся, как от пощечины, судорожно задышал, сильно раздувая ноздри, затем тонко всхлипнул и, откинув в сторону клинок, повалился на колени, обнимая себя руками и раскачиваясь, безумно таращась в темноту. Я почувствовала, как у меня дыбом встают волосы. Тоже захотелось оглянуться в темноту, в первозданном страхе различить мутную фигуру. Еле сдержалась. Волчонок тем временем, проявляя чудеса настойчивости, смог толкнуть дверь в мои покои и вбежал в гостиную. Через секунду раздался громкий и жалобный вой. У стражника в углу губ появились белые пузыри пены, он захрипел. Я нервно выдохнула, сбрасывая оцепенение, обогнула мужчину по широкой дуге и вбежала в свои покои. Белый комочек, жалобно скулил на одной высокой ноте, звук ввинчивался в мозг, волчонок ползал на брюхе рядом с дверью в спальню. Практически мгновенно пересекла гостиную, легко подхватила малыша. Тот грозно оскалился, демонстрирую тонкие и острые как иглы клыки, вой перешел в утробный рык. Под ногами хрустнуло, волк взвыл сильнее, извиваясь всем телом, пытаясь вырваться. Я одной рукой прижала его покрепче к себе так, чтобы не укусил, и подняла с пола сухое соцветие. Волк клацнул зубами. Соцветие источало едва уловимый сладкий запах.

– И у кого же из нас двоих появился поклонник? – щенок в ответ попытался тяпнуть меня за палец, щелкнула его по носу и покрутила в руках букетик. Поклонников-то у меня нет и не было никогда, а значит… А значило это только то, что от этой дряни у меня под дверью загибается стражник. Или не от этой. Быстро сунула соцветие в книгу и выскочила в коридор. Стражник лежал на боку, его било в конвульсиях, изо рта шла пена. Я склонилась к нему, в нос ударил мерзостно-сладкий дурманящий запах.

Хелл задери! Подскочила и максимально быстро помчалась по коридору, этот запах я узнаю из миллионов. Проклятая алхимическая дурман-трава!

Мои покои находились в левом крыле княжеского этажа, там же где и библиотека, и кабинет отца, и лаборатории, и несколько нежилых гостевых комнат. Сейчас здесь жила только я, а потому ни одного стражника на своем пути я не встретила. Вся княжеская семья и некоторые фрейлины Анисии обитали в правом крыле, откуда я предпочла ретироваться, близкое соседство с Княгиней угнетало. Собственно, там же жил и семейный врач, и к нему сейчас было ближе, но я свернула на лестницу и побежала вниз. Слишком все мутно, пока отца нет, не стоит поднимать панику в правом крыле.

Я затарабанила в дверь. Не прошло и трех минут, как она распахнулась, и в полумрак коридора вышел Тоби, высокий сухощавый мужчина с неизменными очками в толстой оправе на носу. Он уже был одет и с сумкой медикаментов наперевес. Вот что значит идеальная военная выправка, если отчаянно тарабанят среди ночи в дверь военного лекаря, значит, все серьезно.

– К моим покоям, максимально быстро, – не приветствуя, скомандовала я. – И это очень секретно, Тоби, прошу тебя.

Лекарь понятливо кивнул:

– Как скажете, княжна, – и не задавая вопросов, побежал выполнять приказ. Я же помчалась дальше, в отсутствии отца я могла обратиться лишь к одному человеку.

Следующая дверь распахнулась не настолько быстро, но все равно оперативно.

– Княжна, – начальник тайной канцелярии произнес мой титул со смиренной обреченностью, попутно застегивая камзол. – И зачем я вам понадобился среди ночи?

– Что может быть лучше ночной прогулки? – ответила я вопросом на вопрос.

Мужчина хмыкнул, прикрыл за собой дверь и едва уловимо кивнул охраннику, который материализовался практически из пустоты.

– Где? – коротко спросил граф.

– Возле моих покоев.

Охранник без лишних приказов растворился в темноте.

– Пойдемте, – тяжело вздохнул граф. – А вообще, отвечая на ваш вопрос. Довольно много вещей, княжна, – он шагал куда быстрее меня, мне приходилось практически бежать. – Например, сон, поверьте, в этот час предаваться сну невероятно приятно.

Я скосила на него взгляд. Лучше всего к этому мужчине без возраста подошел бы эпитет безликий. Это так тривиально, начальник тайной охраны с совершенно незапоминающейся серой внешностью, средний рост, среднее телосложение, блеклые волосы, лицо, с которого будто соскальзывает взгляд, тонкая полоска губ и цепкие голубые глаза, которые, впрочем, в любой момент могут стать совершенно невыразительными. Тривиально, но работает в совершенстве. Спроси любую местную аристократку, кто такой граф Рихард, и она шепотом, с придыханием, чуть закатывая глаза, ответит, что это начальник тайной канцелярии северного княжества, неженатый, между прочим.

Но спроси ее же, что это за мужчина в простой одежде во-о-он там стоит. И она лишь равнодушно дернет красивым плечиком – простолюдин какой- то. Удивительная способность преображаться.

Мы свернули к моим покоям, в нос ударил кислый тошнотворный запах. Тугой комок желчи подкатил к горлу, я с отвращением скривилась, искренне пожалев, что у меня нет с собой надушенного платка. Тоби, крепко держа стражника за волосы, что-то ожесточенно втирал несчастному под нос, но тот лишь бессвязно мычал. Вокруг были лужи рвотных масс. Я содрогнулась, стараясь дышать ртом.

Белый невесомый платочек с изображенными на нем инициалами Р. Л., подчеркнутыми черной кривой молнией, знаком тайной канцелярии, протянул мне Рихард. Я поспешно прижала его к носу, вдыхая терпкий запах благовоний.

– Ко мне в лазарет его, скомандовал лекарь, отпуская голову стражника. – Только зафиксируйте на кровати, чтобы встать не мог.

Лекарь отер руки об одежду и подошел к нам.

– Сильное отравление алхимической дурман-травой, он принял ее в концентрированной дозе, – не дожидаясь вопроса, пояснил он. Тоби охлопал себя по карманам, привычным движением достал курительную трубку, покрутил в руках, взглянул на меня и со вздохом опустил ее снова в карман. Все в крепости знали, что я не переношу запах табака.

– Обычно зависимые втирают порошок себе в небо, – продолжил он, – но мне кажется, это не тот случай, я взял пробу, небо чистое, без привычного слизистого налета, свойственного зависимым. Простите, княжна, за подробности.

Я лишь рукой махнула, покрепче прижимая к себе платок.

– Хочешь сказать, его отравили? – спросил Рихард.

Тоби с сомнением покачал головой.

– Не могу пока точно сказать, – он сделал паузу, задумчиво на меня посматривая. – Но вот если порошок алхимического дурмана развести в воде, а затем вымочить продолжительное время в нем платочек, так чтобы ткань все впитала, а затем вот так же, как княжна прижимает его к носу, прижать к дыхательным путям жертвы и подержать подольше, возможно, будет похожая реакция.

Я от такого сравнения поспешно убрала надушенный платок. Тоби хмыкнул на мою реакцию и закончил.

– Но это неточно, мне нужно больше времени.

Рихард кивнул:

– Займись этим, пожалуйста.

Лекарь закатил глаза, увеличенные линзами очков, белки блеснули даже в полумраке, жест получился особенно выразительным.

– Пойду я выполнять, – и развернувшись, отправился в лазарет.

Рихард же прошелся мимо испражнений, присел в месте, где лежал стражник, осмотрел пол, косяк двери.

– Вы позволите? – он взялся за ручку двери в мои покои.

– Да, конечно, входите.

Мужчина вошел в гостиную, я следом, по-прежнему не решаясь опустить волчонка на пол.

Он прошелся по периметру, осматривая пространство. Я села в кресло, закинула ногу на ногу, обычно так сидеть не принято, но в этой позе я чувствовала себе увереннее. Волчонка усадила рядом, придерживая, чтобы не соскочил. Нужно рассказать о подкинутом растении, но я боялась. Слишком странно реагировал и вел себя щенок, вдруг они решат, что он опасен для меня, и попытаются забрать. Мысль была нелепой, но дыхание замирало только от одного предположения, что я могу разлучиться с ним. Обратила внимание, что нервно качаю ногой, тело всегда выдает, пришлось сделать усилие, заставляя себя сидеть спокойнее.

Рихард присел у двери в спальню и подобрал с пола несколько сухих листочков, покрутил их в руках, затем на раскрытой ладони продемонстрировал издалека мне.

– Очень сомневаюсь, что в ваших покоях слуги пренебрегают уборкой.

Я в ответ промолчала, но, видимо, определенная эмоция на лице отразилась, он вздохнул и подошел ко мне, почтительно замерев в двух шагах.

– Я понимаю ваши эмоции. Князя сейчас нет и формально власть в крепости принадлежит княгине Анисии, а с учетом того что происходящие странности, наверняка связаны с вами, я понимаю ваше недоверие. Но во-первых, сейчас глубокая ночь, и тревожить Княгиню я бы не стал, а во-вторых, как глава тайной канцелярии я имею полное право не отчитываться о делах, которые веду, ни перед кем кроме князя. И вы это знаете, – последние слова он произнес с особым нажимом.