Читать книгу: «Эхнатон. Фараон-вероотступник», страница 3

Глава 4
Тутмос IV и Мутемуа

Взойдя на трон, Тутмос IV столкнулся с очень серьезной политической проблемой. В то время гелиопольские жрецы, недовольные всесилием Амона, попытались восстановить утраченный престиж своего собственного бога Ра, который в далеком прошлом являлся высшим божеством Египта, а теперь вынужден был довольствоваться второй ролью по отношению к фиванскому богу.

Тутмос IV, согласно позднейшему свидетельству Эхнатона, не одобрял политических амбиций жрецов Амона и в пику им восстановил статую великого сфинкса в Гизе, находившуюся под опекой гелиопольских жрецов.

Сфинкс соединял в себе черты гелиопольских богов – Хорахти, Хепри и Ра, о которых шла речь выше. По легенде, Тутмос IV получил трон, обойдя своих старших братьев, благодаря покровительству сфинкса, то есть жрецов Гелиополя. Фараона называли «сыном Атума и защитником Хорахти, который очистил Гелиополь и ублажил Ра»³, жрецы Ра-Хорахти, судя по всему, надеялись, что фараон вернет им былое могущество.

Рис. 1. Тутмос IV и пленные азиаты.

Однако Тутмос IV оказался человеком слабого здоровья, а тот небольшой запас сил, который у него был, он тратил на войну в Сирии и в Судане. Его краткое правление, продолжавшееся чуть более восьми лет, с 1420 по 1411 год до нашей эры, ознаменовалось началом скрытого соперничества между Амоном и Ра, которое достигло кульминации в ранние годы царствования его внука Эхнатона.

Еще до вступления на трон Тутмос женился на дочери царя Митанни, государства на севере Сирии, которое служило буфером между египетскими владениями в Сирии и враждебными землями Малой Азии и Месопотамии. Брачный союз должен был, по-видимому, укрепить дружбу двух стран.

С большой долей вероятности эту принцессу можно отождествить с царицей Мутемуа, от которой осталось несколько стел и которая была матерью Аменхотепа III, сына и преемника Тутмоса IV. Иноземные элементы, привнесенные благодаря ей в жизнь двора, привели к многочисленным и весьма существенным переменам.

Возможно, именно эти азиатские веяния побудили фараона поощрять инициативу гелиопольских жрецов. Как уже говорилось, бог Атум, ипостась Ра как божества заходящего солнца, возможно, имел общее происхождение с Атоном, которому поклонялись в Северной Сирии, отчего и царица, и ее азиатские приближенные испытывали больше симпатий к Гелиополю, чем к Фивам.

Кроме того, выходцам из Азии, где религиозные вопросы нередко становились темой для размышления, учение жрецов северного бога казалось более гибким и более соответствующим их образу мысли, чем суровые, формальные постулаты культа Амона. Таким образом, чужеземное влияние, проникшее в Египет и прежде всего во дворец, возможно, поспособствовало пробуждению того недовольства государственной религией, которое стало очевидно во время правления Тутмоса IV.

Мы почти ничего не знаем о характере и личности Тутмоса IV и не можем судить о том, насколько его внук Эхнатон унаследовал черты деда. Отличаясь слабым здоровьем и женственной внешностью, он тем не менее всегда ставил на первое место интересы армии и дела войны. Более всего он чтил память тех фараонов, которые прославились как воины. Он восстановил памятники Тутмосу III в Карнаке, Мхмесу I в Абидосе и Сеносерту III в Амаде – трем величайшим военным вождям египетской истории.

Колесницу Тутмоса IV украшали изображения, на которых он попирал своих врагов, а в его гробницу поместили множество разного оружия.

О царице Мутемуа нам совершенно ничего не известно, поэтому мы перейдем к деду и бабке Эхнатона со стороны матери, царицы Тиу.

Глава 5
Юаа и Туа

Где-то около 1470 года до нашей эры, пока великий Тутмос III находился в сирийском походе, родился ребенок, которому было суждено стать дедом самого замечательного из всех фараонов Египта. Мы не знаем ни имен его родителей, ни места рождения; непонятно даже, был ли этот ребенок египтянином или чужеземцем. Его имя пишется как Аау, Ааи или Ааа, Юау, но чаще как Юаа. Столь разнообразное написание указывает на то, что имя, скорее всего, чужеземное и его звучание трудно передать с помощью имевшихся египетских иероглифов.

Ему было около двадцати лет, когда умер Тутмос III, и вполне возможно, что он попал в число тех сирийских принцев, которых фараон привез в Египет из Азии, чтобы они воспитывались при египетском дворе.

Некоторые из этих принцев-заложников, перед которыми не маячила перспектива наследовать царство, вероятно, поселились на берегах Нила, где, как нам достоверно известно, жило немало их соплеменников, занимавшихся торговлей и другими делами.

Молодость Юаа пришлась на время правления Аменхотепа II: к моменту смерти этого фараона Юаа был зрелым мужчиной лет сорока пяти. Он женился на женщине, которая носила распространенное египетское имя Туа, следовательно, ее национальность не вызывает никаких сомнений. В браке у них родилось двое детей: первого, мальчика, назвали Аанен, а вторую, девочку, – Тиу. Она позже стала великой царицей.

Когда Тутмос IV вступил на трон, Тиу едва ли было больше двух лет; ее родители получили приглашение ко двору, и тогда-то она, наверное, получила то первое впечатление о роскошной царской жизни, которое так сильно поразило ее в детстве и определило многое в ее будущей жизни.

В то время Юаа входил в коллегию жрецов Мина, одного из самых древних из египетских богов. Мин имел множество общих черт с греческим Паном, с которым его позже стали отождествлять, ему поклонялись в нескольких городах Верхнего Египта и во всей Восточной пустыне вплоть до побережья Красного моря. Мин считался богом плодородия во всех смыслах – для человеческого, животного и растительного царств.

В образе Мин-Pa он был богом солнца, чьи животворные лучи оплодотворяли всю землю. Он отличался большим благородством, чем греческий Пан, и олицетворял скорее семейный долг продолжения рода, нежели сексуальные инстинкты, которые стал воплощать греческий бог.

При сравнении с богами тех стран, которые соседствовали с Египтом, он оказывается похож скорее на уже упоминавшегося нами Адониса, который в Северной Сирии был богом плодородия. Данный факт дает пищу для размышлений, поскольку мы предположили, что Юаа был выходцем из Сирии, и в этом случае из всех египетских богов только Атуму он мог бы поклоняться так же ревностно, как и Мину.

Хотя Мин и выступал как племенной бог, он, по существу, не был ни гарантом египетских привилегий, ни носителем египетских предрассудков. В какой-то степени он являлся универсальным божеством и отвечал общим для сирийцев и египтян умонастроениям.

В то время, как мы говорили, богатые и коррумпированные жрецы Амона впали в немилость у царя, и двор выказывал все большее желание освободиться от их влияния, в котором с каждым днем оставалось все меньше от религии.

Возможно, Юаа, веривший в Мина и Адониса, имел какое-то отношение к этому движению, поскольку теперь он стал важной персоной при дворе. Возможно, к тому времени он уже получил титул сановника, которым его именуют в его погребальных надписях, и был любимцем юного фараона Тутмоса IV и его жены, правительницы Мутемуа, чья кровь впоследствии смешалась с его собственной в жилах Эхнатона.

Когда Тутмос умер в возрасте двадцати шести лет и его сын Аменхотеп, тогда двенадцатилетний мальчик, взошел на трон, Юаа уже перевалило за пятьдесят и его десятилетняя дочь Тиу, в соответствии с египетскими представлениями, могла считаться невестой.

В то время делами двора заправляли царица Мутемуа и ее советники, поскольку Аменхотеп был еще слишком молод, чтобы действовать самостоятельно. Похоже, что среди приближенных царицы был и Юаа. Не прошло и года с тех пор, как мальчик-царь принял корону, как его с соответствующими праздниками и церемониями женили на Тиу, а Юаа и его супруга стали тестем и тещей фараона.

Нам следует обсудить значение этого брака. Царственные супруги еще не вышли из детского возраста, поэтому женитьба, очевидно, была организована их опекунами. Если бы в столь юном возрасте Аменхотеп влюбился в девочку, с которой, возможно, он вместе воспитывался, то, без сомнения, он бы настоял на том, чтобы жениться на ней, но ее бы просто поместили в его гарем. Но она стала его Великой царицей, сидела рядом с ним на троне и удостаивалась почестей, которых не знала ни одна другая царица самой голубой крови.

Очевидно, что царские советники никогда бы такого не допустили, будь Тиу всего лишь хорошенькой дочкой одного из придворных. Должна была существовать весьма веская причина для того, чтобы девочка могла удостоиться царских почестей и занять место на троне.

Имеется несколько возможностей. Не исключено, что в жилах Туа текла царская кровь и она была, например, внучкой Тутмоса III, на что указывает и некоторое внешнее сходство. Царицу Тиу не только именовали «царской супругой», но и «царской дочерью», и быть может, титул следует понимать буквально.

В письме, посланном Душраттой, царем Митанни, Эхнатону, Тиу именуется «моя сестра и твоя мать», хотя и возможно, что слово «сестра» в данном контексте используется, чтобы подчеркнуть связь царских родов, более вероятно, что здесь подразумевается некоторая вполне конкретная степень родства, поскольку остальные наименования такого сорта, такие как «дочь», «жена», «тесть», употребляются в письме во вполне конкретном буквальном значении.

Возможно, Юаа был связан неким дальним родством с египетской царской династией или же являлся потомком сирийского царского дома, который благодаря бракам имел родственные связи с династией фараонов. Таким образом, Тиу могла претендовать на трон, а Душратта имел основания называть ее «сестрой». Правда, царицу Тиу так часто именовали чужестранкой, как теперь выяснилось без всяких на то оснований, что после этого к любому из высказанных предположений следует относиться с большой осторожностью. Считалось, что чертами лица Тиу напоминала жительницу Сирии.⁴

В портрете, на основании которого делалось подобное заключение, во всех чертах, кроме носа, прослеживается сходство с Юаа. Внешность Юаа также выдает в нем сирийца. В данной связи следует напомнить о том, что женитьба Аменхотепа и Тиу состоялась во время регентства Мутемуа, которая сама, по всей вероятности, была уроженкой Северной Сирии. Во всяком случае, два подростка правили Египтом, а Юаа и Туа всегда были рядом, чтобы помочь им советом.

Туа теперь именовалась «царской служанкой» или «дамой для поручений», «возлюбленной Хатхор», «возлюбленной царя» и «царственной матерью жены фараона»; последний титул, возможно, указывает на то, что она была королевской крови. Среди титулов Юаа можно упомянуть «конюший и колесничий фараона», «первый среди возлюбленных», «уста и уши фараона» (проще говоря, доверенное лицо и советник царя).

Судя по лицу, Юаа отличался властностью и волевым характером. Мы легко можем представить себе этого высокого человека с великолепной копной светлых волос, огромным орлиным носом, похожим на сирийский, полными, упругими губами и выдающейся резко очерченной челюстью. У него было лицо ветхозаветного пророка, и, вглядываясь в его черты, трудно избавиться от мысли, что он вполне мог быть вдохновителем того великого религиозного течения, во главе которого встали его дочь и внук.

Глава 6
Аменхотеп III и его двор

Кроме Туа, Юаа и вдовствующей царицы Мутемуа, значительное влияние на юного фараона имел некий представитель знати по имени Аменхотеп, сын Хапу. Он оказался таким добрым и умным человеком, что в позднейшие времена некоторые считали его богом и передавали его речения из поколения в поколение.

Возможно, именно он вдохновил гелиопольских жрецов выступить против Амона. В этой связи следует заметить, что в надписи, выгравированной под его статуей, он обращается к фараону как к «наследнику Атума» и «первородному сыну Хорахти», то есть использует имена гелиопольских богов.

Когда у Тиу родилась дочь, которую назвали Сетамон, этого философа назначили на почетную должность «главного камергера» принцессы; одновременно он занимал пост начальника общественных работ и несколько других придворных должностей. В тот период, когда религиозные материи стали превращаться в любимую тему светских бесед, авторитет «мудрого человека» такого плана, несомненно, был необычайно высоким. Если бы до нас дошли какие-нибудь из его речений, вероятно, мы нашли бы в них теоретическое оправдание тех перемен, которые происходили в стране.

Согласно поздним источникам, Аменхотеп, сын Хапу, предупреждал фараона о том, что, если он хочет увидеть истинного бога, он должен выдворить из своего царства всех нечестивых. Некоторые считают, что эти слова относились к коррумпированным жрецам Амона, поскольку смещение их с официальных постов становилось все более насущной необходимостью.

Иосиф Флавий связывает эту легенду с исходом евреев из Египта. Возможно, раскопки Египетского исследовательского общества, проводимые на месте города, построенного когда-то Эхнатоном, могут пролить свет на эти события и подтвердить наше пока весьма смутное ощущение, что события, описанные в «Исходе», имели некоторое отношение к тому, о чем пойдет речь на следующих страницах нашей книги.

В то время, о котором мы пишем, Египет по-прежнему находился в зените своего могущества, достигнутого в результате военных побед, одержанных Тутмосом III. Правители Палестины и Сирии платили дань юному фараону, князьки прибрежных городов посылали в Фивы свою ежегодную пошлину. Кипр, Крит и даже греческие острова находились под сильным египетским влиянием. Во владения фараона входили все земли от Синая и побережья Красного моря до полуострова Сомали, и негры из Судана были его рабами.

Действительно, Египет вырос в величайшую мировую державу, и в Фивы стекались послы, купцы и ремесленники из различных стран. Здесь они видели здания, равных которым не было ни в одной земле, и горожан, утопавших в такой роскоши, о которой не слышали и в Вавилоне.

Египет настолько разбогател, что чужеземный царь, который писал к фараону и просил у него золота, ссылался на то, что оно ценится в Египте не больше придорожной пыли. Столы фараона и его знати украшало огромное количество золотых сосудов, в храмах использовались сотни золотых ваз разного размера.

Блеск и роскошь фиванского дворца напоминают рассказы из «Тысячи и одной ночи». Мы читаем о пирах, о великолепных праздниках на воде, о юбилейных торжествах и охотничьих забавах. Если мысленно собрать сцены придворной жизни, изображенные на памятниках, восстановить все развалины, нашим взорам предстанет невероятно яркая картина. Таковы были обстоятельства данного периода, обусловленные скорее конкретной ситуацией, чем последовательным развитием и достижениями более ранних эпох.

Египтяне всегда были веселым, беззаботным народом, но именно завоевания Тутмоса III обеспечили им тот уровень благосостояния и безопасности, который позволил им жить так, как они хотели. Люди не желали более соблюдать старые суровые традиции древнего периода египетской истории, и только жрецы Амона вынуждали их к этому.

В то время как фараон и его двор хотели наслаждаться всеми радостями жизни, бог Амон и его представители нависали над ними, словно жупел, заставляя их придерживаться культа, который казался им мрачным и устаревшим, и претендовали на свою долю богатств.

Примерно ко времени своей женитьбы царь Аменхотеп построил дворец на восточном берегу Нила, на краю пустыни около Фиванских гор, в котором разместилась царица Тиу со своим великолепным двором. Дворец представлял собой легкое, просторное сооружение со множеством комнат, построенное из кирпича и дорогих пород дерева и украшенное великолепными росписями по сухой штукатурке и изысканными колоннами.

С одной стороны здания проходил балкон, устланный коврами, откуда царь и царица иногда показывались своим подданным. Дворец окружали великолепные сады, почти у самых ворот уходили вверх живописные склоны гор. С восточной стороны дворца фараон позже повелел вырыть большой пруд, просто чтобы позабавить Тиу. Из вынутой во время земляных работ земли были насыпаны неправильной формы взгорки, на которых затем высадили деревья и цветы. Именно здесь царица Тиу плавала на своей барже, названной в честь гелиопольского бога «Атон сияющий».

Возможно, в имени Атон присутствуют некоторые отдаленные сирийские коннотации. Заходящее солнце называлось в Египте Атум, и, возможно, тем самым подчеркивалась его связь с азиатским Адоном или Адонисом. В те времена, о которых идет речь, имя Атон стало впервые использоваться в Египте применительно к гелиопольскому богу Ра-Хорахти-Хепри-Атум, хотя это слово употреблялось и ранее как название видимого солнечного диска.

Аменхотеп III назвал именем Атона одну из своих воинских частей, и тогда же это слово начинает появляться в надписях на стенах. Так, исподволь, во дворце начал формироваться культ переименованного бога, тесно связанного с гелиопольскими божествами, и жрецы Амона, вероятно, следили за происходящими переменами с возрастающим беспокойством.

Похоже, сам фараон не придавал особого значения всем этим религиозным делам. Он был жизнелюбивым сибаритом, и его интересы ограничивались охотой и другими развлечениями. Аменхотеп III с удовольствием хвастался, что за первые десять лет своего правления убил 102 льва, но, поскольку в те годы он еще оставался ребенком, скорее всего, его придворные ненавязчиво помогли ему в совершении этих подвигов. Рассказывают, что он убил в один день 56 диких быков, а пару дней спустя – еще два десятка, но опять-таки заслуги его, скорее всего, преувеличены.

На пятнадцатом году своего царствования фараон возглавил поход в Судан, чтобы наказать взбунтовавшееся племя. Источники с гордостью сообщают об устроенной там резне. Описывается, как «свирепый, словно лев, фараон, направляемый Амоном-Атумом», истребил «высокомерных и замышлявших всяческое зло негров». Интересно заметить, что здесь Атум приравнивается к Ашону: наглядное свидетельство настроений, владевших умами.

Когда визирь фараона Птахмос, являвшийся одновременно верховным жрецом Амона, умер, на пост визиря вопреки ожиданиям не был назначен новый верховный жрец. Фараон назначил визирем вельможу по имени Рамос и таким образом разделил светскую и религиозную власть. Этот поступок можно расценить как еще один шаг к ослаблению могущества Амона.

Царица Тиу родила фараону несколько дочерей, возможно также, что она подарила ему и сына. Но если так, он умер в младенчестве, и царственная чета не имела наследника. Вероятно, поэтому Аменхотеп III на десятом году своего царствования женился на принцессе Киргипе или Гилухипе, дочери царя Митанни и, возможно, племяннице вдовствующей царицы Мутемуа.

Принцесса торжественно прибыла в Египет со свитой из 317 фрейлин, но Тиу, похоже, сразу поставила ее на место, поскольку даже в официальном сообщении о женитьбе именно Тиу именовалась главной женой фараона. Вероятно, этот брак служил отчасти политическим целям, как в свое время брак с Тутмосом IV. Не сохранилось никаких записей о детях Гилухипы. Но ее приезд способствовал еще большему усилению чужеземного влияния при дворе и увеличил число тех, кто не испытывал симпатии к старым фиванским богам.

Примерно в 1390 году до нашей эры умер Юаа, старый отец Тиу, и вскоре его супруга последовала за ним. Их похоронили в прекрасной гробнице в Долине царей близ Фив. Если считать, что супруги не принадлежали к царскому роду, то впервые в гробнице такой величины были похоронены люди не царственного происхождения.

Вокруг великолепных саркофагов, в которых положили мумии, разместили огромное количество погребальных даров; среди них было несколько вещей, преподнесенных, очевидно, осиротевшими фараоном и царицей, а также юной принцессой Сетамон и еще одной дочерью, имя которой не сохранилось.

Юаа и его супруга, видимо, пользовались особым расположением при дворе и, как родители правящей царицы, могли требовать к себе почтения. Для нас же они являются в первую очередь дедом и бабушкой великого учителя Эхнатона, о чьем рождении мы собираемся поведать.