Читать книгу: «Лилит. Злое сердце куклы», страница 2
Село за окраиной города, дом кукольника на дальней окраине. Прямиком по центральной дороге, поднимая пыль и разгоняя коз, в сторону леса. Слева, сказали, будет водонапорная башня, справа – искомый «дом нашего Лешего». Мастаки эти местные жители лепить клички всем, кто непохож на них, хлебом не корми. А где еще селиться такому странному человеку, старому одиночке, который живет в мире сказочных персонажей и своих фантазий, если в городе никто дворца не предлагает? Вот именно – на отшибе, в гордой изоляции.
Дом его был стародавний, деревянный, давший легкий крен на один бок, и просто огромный. Видать, строили на большую семью. Одноэтажный, но с высокой крышей, которая, несомненно, скрывала обжитой чердак. Его условную древность выдавали старинные растрескавшиеся наличники, сплетенные из замысловатых фольклорных орнаментов, и прочая фигурная резьба, которая покрывала фасад дома. Каждый из орнаментов, любая загогулина явно таили в себе глубокий смысл.
«Курьих ножек только и не хватает, – подумал городской, избалованный презентабельной архитектурой гость. – Может, осела просто избушка, да ножки и придавила?»
Павел Константинович снял петлю с колышка деревянной калитки, толкнул ее, вошел и вернул на место. Только потом двинулся через заросший, душный от ароматов трав и жары садик по тропинке к дому. Вот и крыльцо. Каждая ступенька звучала по-своему – хрипло, сипло, бранно, с пронзительным визгом, как клавиши безнадежно расстроенного и всеми забытого пианино.
Гость нажал на кнопку звонка, тот задребезжал под стать половицам лестницы, и вскоре услышал голос, долетевший из открытого настежь справа окна:
– Иду! Уже иду!
Колыхнулась шторка, кто-то зыркнул на гостя из сумрака комнаты, а потом за дверями послышалось неторопливое шарканье шагов. Так ходят люди немолодые, давным-давно переставшие куда-либо спешить, обретшие внутреннее равновесие и гармонию, даже если она настигла их в ветхом сарае.
Щелкнул замок, хозяин открыл дверь. Это был высокий тощий старик с уложенной копной седых волос, подвижной мимикой приветливого лица и насмешливым взглядом. В старом-престаром бордовом атласном халате, который когда-то был, несомненно, роскошным и дорогим, и в стоптанных тапочках без задников на босу ногу.
– Здравствуйте, – кивнул Оскомин и представился: – Я от директора театра кукол, тот самый заказчик.
– Я понял, – кивнул хозяин дома, – проходите. Вон там гостиная. – Он указал. – Садитесь на диван или в кресло – куда угодно. Чаю хотите?
– Не очень, – честно признался Оскомин. – Долго добирался – попал в пробки на выезде из города. Дел много. Нам бы поговорить… – В гостиной царил камерный полумрак. Павел Константинович присмотрелся: старый диван был заметно продавлен, кресло от него не отставало. – А за стол можно?
– Пожалуйста. Я бы предложил вам домашней наливки, но вы, как я понимаю, за рулем?
– Именно так.
Они сели друг против друга за круглый стол, стоявший в середине комнаты.
– Тогда к делу. Вы были на выставке сегодня? – задал наводящий вопрос хозяин дома.
– Да.
– Вам понравились мои куклы?
– Именно.
– И вы решили сделать дочери подарок?
– Абсолютно верно.
– Несмотря на то, что цена может быть высока? – Он интригующе улыбнулся. – Очень высока?
– Несмотря на это. Вы – мастер, и ваше искусство того стоит.
– Приятно слышать: не все и не всегда это понимают. Вам нужна кукла, похожая на Аленушку?
– Я бы купил саму Аленушку, но что-то мне подсказывает – она не продается.
– Нет, Аленушка – своего рода образец, эталон. Но мне не составит труда сделать куклу не хуже. Только сразу хочу предупредить – я не делаю копий своих кукол. Не занимаюсь ширпотребом. В каждой заключено своеобразие, индивидуальность.
– Здорово. Как архитектор, в начале карьеры создававший индивидуальные проекты особняков для акул бизнеса, очень хорошо вас понимаю. А как они сделаны, из чего?
– Очень сложная механика, сталь, пластмасса, силикон. Легче собрать гоночный автомобиль, чем такую куклу. Но мне по силам, потому что я сам десятилетиями разрабатывал эти конструкции. У некоторых заложен речевой аппарат – сотни слов и предложений, голосовая интонация. Взрослый человек, понятно, не купится на такую уловку, но ребенок – легко. Сколько вашей дочери лет?
– Двенадцать будет.
– Уже взрослая.
– Видите ли, пять лет назад с ней случилось несчастье. Со всеми нами. Мы попали в автомобильную аварию. Пострадали все – я, моя жена. Но дочь в первую очередь. Женечка оказалась прикована к креслу-каталке…
– Жаль это слышать.
– Да. Прогнозы неутешительные. Хотя надежда есть. Я делаю все, чтобы украсить ее жизнь. Эта кукла должна стать не просто подругой – ее родной сестренкой.
– Понимаю, – кивнул старый кукольник. – У вас есть фотография дочери?
– Конечно, – Оскомин нырнул во внутренний карман пиджака, вытащил портмоне, извлек из него цветное фото дочери и протянул хозяину дома.
– Ваша дочь – настоящая красавица, – внимательно разглядывая фото, сказал кукольник.
– Да, – непроизвольно вздохнул Оскомин.
– Рыжеволосая и зеленоглазая, – очарованно продолжал хозяин дома.
– Именно так, – подтвердил его гость. – И очень смешливая, когда забывает… о своем несчастье.
– Я сделаю для нее куклу, – сказал Беспалов.
– Отлично.
– А срок?
– Нужно уложиться в месяц.
Седые брови кукольника чуть сдвинулись к переносице.
– Я успею.
Павел Константинович просиял:
– Просто здорово.
– Размер?
– Как ваша Аленушка.
– Я был уверен, что вы ответите именно так. Вы хотели сестренку для вашей дочери? Родную?
– Да.
– Кукла будет рыжеволосой и зеленоглазой. Именно – сестренкой. Теперь о цене. – Кукольник встал, подошел к буфету, вытащил из ящика листок бумаги и шариковую ручку, сделал запись. Вернулся к столу и протянул листок гостю. – Это плата за мой усердный труд. Вас устраивает?
– Безусловно, – кивнул Оскомин.
– Половина суммы авансом.
– Нет вопросов. Она же будет говорить?
– Разумеется. Эта услуга входит в счет.
– Хотел вас спросить…
– Да?
– Этот дом принадлежит вам?
– А что?
– Просто любопытство.
– Оценили его старину?
– Именно так. Как уже сказал, я – архитектор и строитель, сейчас моя фирма планирует дворцы для нуворишей и небоскребы-офисы, куда они могли бы ездить на работу, но сам очень люблю старину. Ваши наличники – произведение искусства. Да весь фасад дома, укрытый резьбой, уникален.
– Знаю. Код минувших столетий. Я родился в этом доме, как мой отец, дед и прадед, другие предки по отцовской линии. Его много раз перестраивали, укрепляли, но время точит. А этот дом повидал многое, скажу я вам.
Что-то грузно влетело на подоконник. Павел Константинович не сразу сообразил, что это кот. Тенью тот заходил за легкой шторой и призывно заурчал.
– Ваш? – отвлекся Оскомин.
– Соседский. Васька-попрошайка.
Кот за солнечной шторой утробно изрек: «Мяу!»
– Мой дом – хранитель самых сокровенных семейных тайн, – продолжил Беспалов.
– А что за тайны? Если не секрет, конечно?
– Так я вам все и рассказал, – просто ответил хозяин. – А куклу сделаю в срок: будет первый сорт. Как моя бабка Евдокия говорила: «Она и песенку споет, она и сердце украдет, она и сказочку расскажет, и в лес к Кощею заведет».
Голос говорившего неожиданно показался Оскомину чужим. Когда он поспешно поднял глаза на кукольника, то не узнал его. Лицо старика переменилось – оно стало хищным и страшным, злой личиной, но только в первые мгновения. Это было как наваждение: несколько жутких кадров пролетели и сгинули навсегда, и все вернулось – лицо старого кукольника обрело мягкие и дружелюбные черты. Но за эти несколько мгновений бешено зашипел за шторой соседский кот и молнией скрылся.
– Что с вами? – заботливо спросил хозяин дома у оробевшего гостя. – Вы словно призрака увидели?
– Нет, ничего, – смущенно пробормотал Оскомин. – Просто показалось…
– Бывает. Мне тоже иногда всякое кажется. Долго живу – многое видел.
Ровно через месяц Павел Константинович приехал за своим произведением искусства. Предварительно позвонил и услышал: «Она ждет вас». И вот он стоял в середине мастерской, где повсюду теснились куклы-недоделки, кто без рук или ног, кто без глаз и волос, а из коробки, стоявшей в кресле, на него смотрела зеленоглазая рыжеволосая принцесса в багряном платье, расшитом золотом, с легкой короной на голове. Зеленые глаза куклы, в которых сверкали золотые искры, очаровывали, взгляд завораживал.
– Она – чудо, – прошептал Павел Константинович.
– Я рад, что моя девочка пришлась вам по вкусу, – с улыбкой кивнул старый кукольник. – Не хуже Аленки?
– Нет! Но она немного другая…
– Какая же?
– Не совсем кукольная.
– Как это? Поясните.
– Похожа на живого человека.
– А-а… – Глаза Беспалова остро блеснули. – Просто я решил, что у вашей взрослой дочери должна быть не кукольная сестренка, а максимально настоящая. Даже отчасти похожая на нее: рыжие волосы, зеленые глаза.
– Ясно. Мне нравится.
– Теперь я вас научу, как с ней себя вести.
– И как же?
– Терпение, мой друг, сейчас вы все узнаете.
Когда Павел Константинович прошел инструктаж, то вспомнил о важном:
– А как зовут вашу куклу?.. Эту куклу? – поправил он себя.
– Дети сами должны давать своим куклам имена, – многозначительно ответил Беспалов. – Тем более – родным сестренкам.
– Верно, – с улыбкой согласился Оскомин. – Сами. Особенно сестренкам.
В этот день они рассчитались, и Оскомин повез чудесную куклу домой, где был встречен восторгом дочери и легким смятением со стороны своей жены.
3
Илона везла коляску с Женечкой по аллеям парка, мимо слонов, носорогов и львов. Зеленые, плотные, аккуратно подстриженные, они бы и готовы были приветствовать свою госпожу, как это всегда происходило в детском воображении, да ей было не до того. Сама Женечка даже не управляла коляской, а раньше водила ее как настоящая гонщица, и попробуй не разреши. Она держала в руках куклу Лилит и что-то настойчиво бормотала. Несомненно, они разговаривали. Илона, сосредоточенно морщась, то и дело прислушивалась к своей подопечной, но могла разобрать только обрывки фраз. «Да, конечно, сестренка, я так и сделаю, если ты хочешь…» Или: «Она не такая плохая, как ты думаешь, правда, хотя иногда мне хочется ее убить…»
«О ком она говорит?» – спрашивала себя Илона.
Слова Женечки становились неразборчивы и скоры. Она словно о чем-то упрашивала куклу, а та настаивала. Девочка жалобно клянчила: «Нет, Лилит, не надо, все и так будет хорошо, правда…»
«Привез хозяин подарочек, – плавно толкая коляску, размышляла Илона, – чтобы дочку занять и отвлечь. Да перестарался наш добрый Павел Константинович. И ведь целое состояние за это чудо отдал! Посмотреть бы на этого кукольника, доморощенного гения…»
Женечка держала куклу на коленях так, что миловидное личико рыжеволосой Лилит было обращено к Илоне, глаза, живые изумруды, так и сверкали, попадая в солнечные потоки. В какой-то момент, глядя на куклу, горничная не выдержала и из-за спины девочки показала ей язык. Они проехали еще немного, и вдруг Женечка выкрикнула:
– Стоп!
Илона, вцепившись в коляску, буквально вросла в плиты аллеи.
– Господи, Женя, ты меня так заикой сделаешь. – Она поставила коляску на тормоз и обошла ее. – Что случилось?
– Извинись.
– Перед кем? – удивилась домработница.
– Ты знаешь.
– Понятия не имею, – честно призналась Илона.
– Знаешь.
– Да перед кем и за что?
– Перед Лилит.
– Перед кем, перед кем?
– Ты слышала: перед моей сестренкой.
Илона снисходительно вздохнула:
– Девочка, ты на солнце не перегрелась?
– Будешь извиняться или нет?
– И не подумаю. С какой стати я буду извиняться перед куклой?
– Это моя сестренка.
– Хорошо. С какой стати я буду извиняться перед твоей сестренкой из пластмассы?
– Ты оскорбила ее – дразнилась.
Только тут Илона поняла, о чем идет речь: она показала проклятой кукле язык! Но как Женя узнала? У домоправительницы даже легкий мороз пробежал по коже. Чушь какая! Быть такого не может.
– Видишь, она рассердилась, – добавила Женечка и повернула куклу лицом к прислуге. – Тебе должно быть стыдно, Илона.
Именно в эту минуту заботливой домработнице и показалось, что изумрудные глаза куклы Лилит смеются над ней – и зло, с издевкой. Словно говорят: «То ли еще будет!» Но как Женя могла увидеть ее и то, что она делает? Спиной, затылком? В отражении глаз куклы? Или это шестое чувство? Где ответ?
Илона решила пока не забивать голову догадками и достойно выйти из положения. Положив руку на грудь, она жалостливо проговорила:
– Ах, простите, добрая госпожа Лилит, если я вас чем-то оскорбила. Я больше так не буду.
– Слова правильные, но не от чистого сердца, – заметила Женечка. – Знаешь, что мне говорит о тебе Лилит?
– Что же?
– Если ты позволишь себе еще раз так поступить, тебе придется получить расчет.
Илона, всегда спокойная, не сдержалась и вспыхнула:
– Вот это решать не Лилит, а твоим родителям. Так и передай своей новой сестренке, Женечка.
– А зачем мне ей передавать, Илона? Она тут и все слышит.
– Ты заигралась со своей куклой. Едем домой.
– Я хочу еще кататься. Мы с Лилит хотим!
– Тогда я вас обеих, двух принцесс, передам Аннушке, а сама займусь более полезными делами.
Уже через десять минут Илона всё подробно рассказывала хозяину и хозяйке. Павел Константинович недоуменно качал головой, Зоя Владимировна, докуривая черную ароматную сигарету, барабанила длинными перламутровыми ноготками по столику. На нем стояла пепельница с тремя окурками, початая бутылка красного сухого вина, и только один бокал – со следами помады. После аварии, потери ребенка и жестокого приговора врачей хозяйка стала слишком много курить и часто «дегустировать» вина – так однажды за ужином интеллигентно пошутил по этому поводу ее муж. Но Зоя, даже не удостоив Павла Константиновича взглядом, отбрила: «Ты был за рулем – не я». Больше он не делал жене замечаний. Только старался как можно надежнее окружить ее заботой.
– А ведь прошло всего две недели, как ты привез домой эту куклу, – сказала Зоя. – И такое превращение.
Она полезла за новой сигаретой. А вот эту страсть было принять куда сложнее, и он красноречиво вздохнул. Но Зоя была умной, проницательной и все понимала с полуслова.
– Я буду курить столько, сколько мне захочется, – предупредила она. – Щелкнула зажигалкой и глубоко затянулась. – Это же надо: «Извини, Лилит, я показала тебе язык»! Дурдом.
Илона усмехнулась:
– Но так оно и было, Зоя Владимировна.
– Она действительно изменилась на глазах: стала дерзить, препираться, – заметила мачеха. – И смотреть как-то странно. Иногда словно видит меня впервые. Я раз десять пыталась с ней заговорить, поболтать, как раньше, хотя она никогда не любила со мной разговаривать, тем более по душам, и я с этим смирилась. А тут и совсем – стена! Ни на минуту не расстается со своей куклой. Завтрак, обед и ужин с ней. Прогулки только с Лилит. Спит в обнимку со своей сестренкой. Когда Женя уснула, я попыталась взять у нее куклу и переложить в кресло, так она мгновенно открыла глаза и чуть меня не укусила – лязгнула зубами у самых пальцев.
– Ну вы же говорили с психиатром? – поинтересовалась домоправительница.
– Говорила – да что толку? Его вывод: компенсация. Женечка устала от одиночества, Женечка мечтала о сестренке, Женечке нужно было кому-то открыть душу и сердце. Плюс ко всему – потеря матери, и как следствие – тяжелейший стресс, а второй, когда ее отец нашел замену – меня. Но Женечке-то я второй матерью не стала. Более того, в глубине души она, чувствую, возненавидела меня и на отца затаила злобу.
– Думаешь? – озадаченно спросил Павел Константинович.
– Чего теперь таиться, лукавить и лгать самим себе? Уверена в этом. Третий стресс – авария и паралич. Все эти пустые места, лакуны, каким-то хитрым образом заняла вездесущая Лилит. Вернее, то существо, которое создала себе Женя. Подсознательно придумала во свое спасение уже давно, как объяснил психолог, и только сейчас воплотила в жизнь. – Зоя наполнила треть бокала красным вином, выпила разом, накрыла ладонью руку мужа. – Что скажете о таком психоанализе, Павел Константинович?
Но муж ответить не успел. В коридоре послышалось тихое жужжание автоматической коляски, дверь открылась, как от порыва ветра, и на пороге возникла Женечка на своем дорогом драндулете в обнимку с куклой.
– Ябедничаешь, Илона? – с ходу спросила она у горничной. – Смотри, Лилит, она – ябеда. Прибежала к маме и папе: меня обидели, заставили просить прощения. Как же это гадко, Илона! И стыдно.
Домработница как в рот воды набрала. Но Зоя не стала молчать.
– Боже, – пробормотала та. – Зачем ты так с нами?
– Как? – спросила девочка.
– Зло, – ответила мачеха.
– Я-то еще добренькая, – парировала та. – С вами пока Лилит не говорила.
– О, ну да! – воскликнула Зоя, потушила окурок и плеснула себе еще вина. – Может, нам всем перед ней извиниться? Мне, твоему отцу, Илоне еще раз, остальной прислуге, водителю и садовнику?
– Когда будет нужно – все извинитесь.
– У детей, которые плохо себя ведут, отнимают любимые игрушки, – с легкой угрозой предупредила Зоя.
– Хочешь отнять у меня Лилит? – спросила Женечка. – Папа, ты хочешь того же, отнять у меня сестру? Которую сам подарил?
Павел Константинович еще раз тяжело вздохнул и не произнес ни слова.
– Папочка, как всегда, решил промолчать, – поделилась с куклой девочка и переключилась на мачеху: – А ты попробуй, Зоя, попробуй! Только лак для ногтей тебе уже не понадобится.
– Что?
– То, что слышала, – парировала Женечка, – без пальцев останешься.
Она повернула автоматическую коляску и в обнимку с куклой поехала прочь по коридору.
– Паша? – требовательно позвала мужа Зоя. – Это переходит все границы.
Тот закрыл лицо ладонями. Илона поспешно извинилась и быстро покинула гостиную – ей хватило домашних хозяйских разборок.
– Я должен позвонить, – наконец сказал Оскомин. – Поговорю из кабинета, дорогая, хорошо? Потом расскажу.
В кабинете он первым делом открыл шкафчик, плеснул в широкий бокал виски, расположился в роскошном кожаном кресле-троне и минут пять, уставившись в пространство, цедил крепкий ароматный напиток. Потом взял телефон и нашел нужный номер.
– Алло, Савва Андронович Беспалов?
– Он самый.
– Здравствуйте, вас беспокоит Павел Константинович Оскомин, которому вы куклу две недели назад продали – рыжеволосую, зеленоглазую.
– Здравствуйте, Павел Константинович, слушаю вас.
– Вот какое дело…
Он пока и не решил, с чего начать. И виски не помогло. Наводящий вопрос задал мастер:
– Кукла понравилась вашей дочери?
– В этом все и дело – очень понравилась.
– Отлично, я рад.
Оскомин выдержал непроизвольную паузу.
– Она ей даже слишком понравилась.
– Что это значит – слишком?
– Как бы вам сказать… Между ними появилась некая связь…
– Связь?
– Да. Особая эмоциональная связь.
– Особая?
Павел Константинович усмехнулся:
– Да просто мистическая.
– Так-так, очень интересно…
– С самого первого дня, как только кукла попала в руки Женечки. Когда она схватила и прижала ее к себе. Девочка, конечно, и раньше была избалована, я потакал ей во всем, ведь ее мать умерла. А потом моя новая женитьба, авария, недуг Женечки. Я вам уже говорил об этом…
– Да, я хорошо помню наш разговор. Продолжайте.
– Но тут река просто вышла из берегов.
– Поясните.
– Женечка стала дерзкой, непослушной, гневливой, будто ее не лучшие качества, которые есть у всех людей, усилились раз в сто.
– Ого!
– Вот именно: ого. Она то и дело советуется с куклой, как с живым человеком. Представляете? И поступает будто по указке своей «сестренки». Я понимаю, кукла вышла удивительной, настоящим произведением искусства, да что там, почти живой – видимо, именно поэтому она смогла так воздействовать на девочку-подростка, очаровать ее. Тем более ту, что оказалась прикованной к креслу-каталке.
– Да, история! Видимо, в этот раз я превзошел сам себя.
– Но это не все. Вы верите в телепатию?
– Во что, простите?
– В телепатию.
– Хм. Я – реалист. Но верю в художественное воображение и в то, что оно творит чудеса.
– Нет, я о другом. Сегодня случилось нечто! Наша домработница везла Женечку в коляске по аллее сада и за ее спиной показала кукле язык. Женечка держала ее на коленях. Дочка остановила коляску и устроила домработнице разнос за этот поступок, хотя сама видеть ничего не могла. Что это такое? Как вы объясните?
Беспалов долго сопел в трубку.
– Задачки вы задаете, уважаемый Павел Константинович! Я же не экстрасенс и не психолог. Я – художник.
– Вот именно! Вы – автор большого количества кукол, у вас было много частных заказов. Случалось хоть что-то подобное с другими владельцами ваших кукол?
– Если и случалось, то мне об этом ничего не известно.
– Значит, нет. – Оскомин тяжко вздохнул. – Да, забыл сказать! Женечка удивила нас, как только кукла попала ей в руки. В тот самый день, когда я приехал от вас. Уже тогда что-то укололо меня. Подозрение, догадка. Помните, вы сказали, что дети сами должны давать куклам имена?
– Конечно. И что же?
– Я предложил дочери дать кукле имя, она задумалась, а потом очень уверенно произнесла: «Лилит».
– Что вы сказали? – поспешно переспросил кукольник.
Даже голос его изменился – так было, когда они обговаривали условия, а на подоконник запрыгнул соседский кот, походил туда-сюда, зашипел и сбежал.
– Лилит, – повторил Оскомин. – Она назвала ее Лилит. Разумеется, я предлагал другие имена, но Женечка вцепилась в это буквально мертвой хваткой. Как будто она услышала его, ей кто-то нашептал. Мы согласились, конечно. Она же хозяйка этой куклы.
– Ну, разумеется.
Павел Константинович помедлил.
– Мне показалось, вам знакомо это имя.
– Оно знакомо всем, кто интересуется историей религии, – ответил кукольник. – Кто читал древние и средневековые тексты. Было у меня и такое увлечение.
Оскомин чуть осмелел:
– Я имел в виду другое, Савва Андронович. Мне показалось, будто это редкое в современном мире имя – «Лилит» – как-то связано именно с куклой, которую вы продали мне. Только с ней, ни с какой другой.
На другом конце связи возникло молчание.
– Нет, это вам только показалось. Поверьте мне!
– Но вы же даете своим куклам имена, той же Аленушке, например?
– Даю, но только в том случае, когда я делаю персонажа той или иной сказки. Аленушка – одна из самых любимых героинь русского фольклора. «Говорящий персонаж». Если вы помните, никакой бирки с именем «Лилит» на вашей кукле не было.
– Разумеется, нет.
– Просто у вашей дочери прекрасно развито воображение, я это понял сразу, как увидел ее фото: необыкновенная девочка – одна на миллион.
– Благодарю вас, это правда: Женечка – особенная.
– Поэтому берегите ее, особенно от недоброжелателей. – Голос кукольника оживился: – Ну так что, будем прощаться? Ко мне с минуты на минуту придет заказчик, я должен подготовиться. Но если что – звоните.
– Хорошо, тогда всего наилучшего.
– И вам, уважаемый Павел Константинович. Здоровья всей семье и в первую очередь вашей дочурке. Я уверен, она рано или поздно поправится.
На том их разговор закончился.
«О чем он говорил? – подходя к шкафчику, размышлял Оскомин. – «Берегите ее от недоброжелателей». Что это значит? И как понять: «Она рано или поздно поправится»? Он что, доктор, светило науки?»
Павел Константинович выпил еще треть бокала виски и отправился к жене, чтобы в подробностях пересказать разговор с таинственным кукольником. Зоя потягивала вино, курила, выпуская вытянутыми яркими губами колечки дыма, и слушала, не перебивая.
– Ты думаешь, он бы сознался, если бы и с другими его клиентами происходило то же самое? – когда муж выговорился, скептически спросила она. – Если бы дети, поиграв с его куклами, менялись на глазах и сводили родителей с ума?
– А вдруг?
– Наивный! Он же – старый хитрец, это понятно.
– Не без этого. Но в первую очередь фанат своего дела. У него весь дом заготовками кукол уставлен.
Она выпустила очередное колечко дыма.
– Значит, переменился, когда услышал имя «Лилит»?
– Еще как переменился!
– Я бы не удивилась, если бы он читал заклинания над своими проклятыми куклами.
– Думаешь?
– Уверена. Мало ли психов? А все творческие люди – психи в квадрате. Ладно, черт с этим кукольником! Мавр сделал свое дело. Если Женечка будет вести себя так же, как эти две недели, я отберу у нее эту куклу, и ты не помешаешь мне. Слышишь?
– Хочешь, чтобы она тебя искусала? – попытался пошутить Оскомин.
– Я надену зимние перчатки, а сверху варежки для жаровни – пусть кусается, сколько влезет. Куклы ей не видать, как собственных ушей.
– Не будь с ней жестока, прошу тебя!
– Я не жестока, а справедлива.
– Ну-ну, – миролюбиво кивнул хозяин дома. – И все-таки лучше обойтись без эксцессов.
– Я тебе скажу, что было бы лучше: отправить эту куклу в Петербург, в Кунсткамеру.
Не видел и не знал Павел Константинович того, что происходило за речкой Лиховой, на краю села Зырино, в доме Саввы Андроновича Беспалова, когда тот услышал фразу: «Она назвала ее Лилит». То, что случилось с лицом кукольника при визите к нему Оскомина, не было даже ничтожным эхом произошедшего с Беспаловым теперь. Припадая на одну ногу, словно его перекосило, Кукольник добрел до зеркала и уставился в него так, как смотрел бы на трещину в земле, откуда вырывались языки пламени. Вначале почуяв, а потом увидев его, дымчатый кот подскочил на диване, остервенело зашипел и шарахнулся к окну, едва не снеся штору, и откуда сиганул в сад. И хотя ему, Савве Беспалову, было чудовищно больно, ломило все тело и нутро выворачивалось наизнанку, кривая улыбка, готовая испугать любого храбреца, бешено плясала на его губах, а волчьи глаза горели восторгом.
– Свершилось! Свершилось! – огненно прошептал он.
