Цитаты из книги «Этюд в багровых тонах», страница 2

Головой надо иногда думать, а не носить ее, как украшение. That head of yours should be for use as well as ornament.

Месть не приносит удовлетворения, если жертва не успевает сообразить, кто нанес удар и за что на нее обрушилась кара.

– По моему убеждению, человеческий мозг изначально представляет собой маленькую пустую мансарду, которую вам предстоит обставить по собственному усмотрению. Дурак тащит туда всякую деревяшку, какая встретится на пути, поэтому знание, которое ему действительно может понадобиться, вытесняется оттуда или оказывается захламленным стольким количеством ненужных вещей, что добыть его в случае необходимости просто невозможно. Человек же разумный очень избирателен по отношению к тому, что он размещает в своей интеллектуальной мансарде. Он не станет заполнять ее ничем, кроме инструментов, нужных для выполнения его работы, но уж их-то ассортимент у него исключительно богат, и содержит их он в идеальном порядке. Ошибочно полагать, что у этого маленького помещения эластичные стены и оно может растягиваться до любых размеров. Поэтому неизбежно наступает момент, когда для того, чтобы добавить любое новое знание, приходится выкидывать из головы какое-то из ранее приобретенных. Чрезвычайно важно не допустить, чтобы бесполезные факты вытесняли полезную информацию.

Ростом он был больше шести футов, но при своей необычайной

худобе казался еще выше. Взгляд у него был острый, пронизывающий, если не

считать тех периодов оцепенения, о которых говорилось выше; тонкий орлиный

нос придавал его лицу выражение живой энергии и решимости. Квадратный,

чуть выступающий вперед подбородок тоже говорил о решительном характере.

Жизнь гораздо более удивительна, чем все, что способен создать человеческий разум.

I had neither kith nor kin in England, and was therefore as free as air — or as free as an income of eleven shillings and sixpence a day will permit a man to be. Under such circumstances, I naturally gravitated to London, that great cesspool into which all the loungers and idlers of the Empire are irresistibly drained.

— Вы читали Габорио? — спросил я. — Как, по-вашему, Лекок — настоящий сыщик?Шерлок Холмс иронически хмыкнул.— Лекок — жалкий сопляк, — сердито сказал он. — У него только и есть, что энергия. От этой книги меня просто тошнит. Подумаешь, какая проблема — установить личность преступника, уже посаженного в тюрьму! Я бы это сделал за двадцать четыре часа. А Лекок копается почти полгода. По этой книге можно учить сыщиков, как не надо работать.

Он так высокомерно развенчал моих любимых литературных героев, что я опять начал злиться. Я отошел к окну и повернулся спиной к Холмсу, рассеянно глядя на уличную суету. «Пусть он умен, — говорил я про себя, — но, помилуйте, нельзя же быть таким самоуверенным!»

— Да нет, я даже не пойму, чего он хочет. По-моему, он отлично знает анатомию, и химик он первоклассный, но, кажется, медицину никогда не изучал систематически. Он занимается наукой совершенно бессистемно и как-то странно, но накопил массу, казалось бы, ненужных для дела знаний, которые немало удивили бы профессоров.

Все теории, объясняющие явления природы, должны быть смелы как сама природа.

- Говорят, будто гений - это бесконечная выносливость, - с улыбкой заметил он [Шерлок Холмс]. - Довольно неудачное определение, но к работе сыщика подходит вполне.