Читать книгу: «Мой израильский дневник», страница 13

Благодаря хорошим друзьям последовало приглашение в компанию инициаторов реформирования энергетического рынка Украины. Он взошел и на пост губернатора одной из крупных промышленных областей. А дальше он не сумел найти общий язык с президентом страны Л. Кучмой. В итоге временно пришлось даже оставить большую политику. Алексей вернулся в нее лишь после победы оранжевой революции в начале 2005 года. Тогда на пост президента пришел ранее немногим известный В. Ющенко.

Алексей и на выборах в Раду 26 марта 2006 года оставался в рядах политиков, которые поддержали Ющенко. Соответственно представлениям Алексея, несмотря на падение популярности президента, в той обстановке лишь его дальнейшее пребывание у власти могло обеспечить свободу в развитии частной инициативы, с привлечением капитала богатейших людей мира.

А у большинства обыкновенных граждан Украины, которые поверили в результативность оранжевой революции, оптимизма оставалось все меньше и меньше. Незадолго до появления в нашем доме Алексея я получил несколько писем от своих товарищей из Житомира. Мой сосед по даче инвалид отечественной войны Василий Засаднюк отмечал, что «бывшие партийные чиновники перекрасились и проникли во все звенья власти. Пользуясь новым служебным положением, они погрязли в воровстве, взяточничестве и обмане. Они довели до полного развала страну, а ее народ – до постыдной нищеты». От предстоявших парламентских выборов Засаднюк не ждал ничего хорошего.

Виктор Олейник писал, что «год, прошедший со дня выборов президента В. Ющенко, принес одно разочарование. Это его окружение отстранило от дела правительство во главе с Ю. Тимошенко за то, что она взялась за регулирование цен на бензин, мясо и сахар». Нынешнее отношение Олейника и его окружения к деятельности президента Ющенко отражала присланная им вырезка из газеты в стихах на украинском языке (к сожалению, фамилия автора оказалась отрезанной):

Триста гривень зарплаты.

Йде достаток до хаты,

В мiстi ти чи в селi.

Триста гривень зарплати-

В хатi дiти малi.

Ну, хiба не багато?

Ти-буржуй на весь свiт.

Триса гривень зарплати,

А тобi-тридцать лiт.

Якщо вийдеш iз хати

I зайдеш в магазин,

Триста гривень зарплати-

Це на кiлька хвилин.

Ти не можеш придбати,

Що бажае душа.

Триста гривень зарплати-

Завтра вже нi гроша.

Друже Вiкторе, брате!

Час минае з витяг.

Триста гривень зарплати-

Це невже для життя?

Як на ноги нам встати

I продовжити рiд?

Триста гривень зарплати-

Наче в пазуху лiд.

Страшно навiть вмирати:

Не провiдае пiп.

Триста гривень зарплати-

Ледь припорпаний грiб.

Iдем долi шукати

По европам ми скрiзь,

Наче дуля пiд нiс.

Появление в Израиле других наших приятелей из-за границы в 2006 году я связываю с влиянием моих видеописем. Вскоре после Валентины к нам заехал наш бывший главный энергетик Семен Литинский. С ним мы долго обсуждали, стоит ли сюда подаваться в возрасте 55+. Я не уговаривал бывшего сотрудника, потому что он сам должен принимать такие судьбоносные решения. О достигнутом мной уровне жизни Литинский отозвался положительно. Не смешно ли, что в собственной перспективе его смущал только один вопрос – сумеет ли он здесь обойтись без своего старого «Запорожца»?

Спустя месяца полтора, в Израиле появилась моя винницкая сотрудница Раиса Шиндер. Там до 1990 года она возглавляла службы контроля качества и сбыта готовой продукции. Ее непростая работа требовала оперативного мышления и умения контактировать с капризными оптовыми покупателями. Помогали хорошие внешние данные, одним словом, все, и не будь в ее паспорте «пятой графы», возможно, ей бы доверили и более солидную руководящую должность.

Это Раиса в день моего отъезда в Израиль выпросила на базе «Одежда» полдюжины пакистанских рубах и вместе с Урбан принесла их мне на перрон перед отходом поезда. Я представляю, как Рае довелось выпрашивать у работников базы такой дефицит. А могла бы и не напрягать ни их, ни себя, если бы знала, что в жарком Израиле рубахи из полиэстера не пригодны для носки. После моего отъезда Шиндер проработала в составе аппарата управления удачно реанимированного головного предприятия еще около 10 лет. Выйдя на пенсию, она выехала на постоянное место жительства в Нью-Йорк, где обустроились семьи двух ее сыновей.

Оказавшись в Беэр-Шеве, Рая не могла не зайти в дом, из которого на Володарку поступало много положительной информации об Израиле. За столом и с этой гостьей мы открыли бутылку сухого «Каберне» не столько для того, чтобы выпить, сколько для того, чтобы поговорить. А у Раи было, что рассказать о днях нынешних и вспомнить о совместном прошлом. Тостов оказалось много, но мы не выпили даже половины бутылки. Все уже остерегались прыжков давления и других проблем. Их обострение мы ведь уже не первый год сдерживаем немалым числом таблеток.

А Рая не сомневалась, что именно благодаря им, она могла совершать по две-три заграничных поездки в год. Для этого при ней всегда присутствовал немалый пакет таблеток, мазей и капель. В незабываемой и для нее Виннице она побывала незадолго до приезда к нам. Ее рассказы о наших сотрудниках, большинство из которых являлись женщинами, мы выслушивали уже не первый час. Свои воспоминания о них я решил подкрепить чтением гостье отрывка из написанных мной в Израиле рифмованных строк:

Не знал я женщин благородней,

Богини, нет точнее слов,

Пред ними шляпу и сегодня

Снять с трепетом в душе готов.

Раиса, Эдви, Валентина,

Нередко видятся во снах,

Березка стройная Галина –

Запутаешься в именах.

Все – сестры мне, мужчины – братья,

Ну, как сестрой не предъявить

Кнопочку Веру, что в объятьях

Мы все боялись раздавить

Мне в память ветров дуновенья

Картины тех времен несут,

Свежи их краски, откровенья

Чисты, как капельки в росу.

Наши затянувшиеся разговоры прервал телефонный звонок подруги детства Раи. Она тоже проживала в Беэр-Шеве. По договорённости к ней наша гостья должна была уезжать на ужин и ночлег. Подруга волновалась: время позднее, были нарушены все сроки. Мне пришлось поспешно вызывать для Раи такси. Как же мы хохотали, когда Рая вернулась минут через пятнадцать на той же машине.

– Забыла на диване «кислородную подушку» – мой пакет с лекарствами! Хорошо, что еще не доехала до места назначения. – Объявила Рая. – В обстановке настолько ярких воспоминаний забудешь, что с тобой делается, вообще. Еще раз спасибо. Я давно не проводила время с таким интересом.

А после этого нам позвонила Сара из Ришон ле-Циона:

– Вы хоть догадываетесь, с кем мы сейчас к вам выезжаем?! – кричала она в трубку не своим голосом от радости. – Везем приехавшего из Бремена Нолика Циписа. Оказывается, этот зазнавшийся писатель уже 12 дней собирает материал в разных городах Израиля, а для встречи с нами оставил только один. И это с учетом того, что мы не виделись 20 лет!

В нашем распоряжении оставалось немногим более часа на подготовку. Но Майе и этого хватило, чтобы накрыть достойный стол.

– Разве это проблема, – приговаривала она, – когда в твоем распоряжении огромный холодильник с продуктами и «прекрасный инструментарий» для их приготовления.

Хотя густая шевелюра Нолика совсем побелела, сам он выглядел явно неплохо. Блеск в голубых глазах еще не потух. Осанка тоже не имела ничего общего со стариковской. Так что дай, Бог, здоровья дорогому гостю! С похожего набора слов я и произнес тогда свой тост в качестве хозяина дома.

– Да ты о чем? – широко улыбнулся Наум и сделал глоток «Каберне» из бокала. – Меня немцы семь лет тому назад вытащили буквально с того света. С детства нездоровое сердце потребовало немедленной операции.

А дальше мы услышали, что все утряслось лишь потому, что друзья по перу в Минске своевременно познакомили Наума с молодой немецкой журналисткой. Она и собрала через свою газету в Германии 10 тысяч марок на оплату операции! Вот такие они, сегодняшние немцы. После этого они еще и помогли Науму с женой добиться права на постоянное жительство в Бремене. С той поры Циписы получали от государства все, начиная от добротного жилья и заканчивая раздельными очками для чтения и просмотра телевизора. Но, на этом не очень общительные по натуре немцы дали понять о четкой разделительной черте между нами и ними.

– Можете ли вы представить, – подытожил Наум, – как немцы восприняли бы попытку нашей «еврейской общинной партии прорваться в Бундестаг с 7-ю мандатами», как это сделали ваши «русские евреи» в израильском Кнессете? Смешно, правда? Потому такое реально только в Израиле.

Здесь Ципису тоже понравилась возможность запросто встречаться с теми, кто понимает друг друга с полуслова (подразумевались его друзья по Виннице и Минску). Разумеется, русскоязычному писателю в Германии тоже недоставало ушей.

Как бы в подтверждение этого, он открыл стоявшую рядом с его стулом походную сумку и извлек из нее пачку заполненных печатным текстом листов.

– Это – моя новая книга, предлагаю послушать небольшой отрывков, – сказал Наум и приступил к чтению.

Я тогда пожалел, что до смены кассеты в моей работавшей видеокамере оставалось только 7 минут. Но Сара иначе завершила наше трехчасовое застолье.

– Нолик, ты нам лучше пришлешь саму книгу, – так она остановила автора и мою съемку, пояснив, что доставивший всех их на своей машине сын, должен вернуться к определенному времени на работу в Тель-Авив.

Пока гости собирались, я нашел письмо Виктора Олейника с вырезкой из винницкой газеты о повести Нолика «Билет до станции юность». То и другое я вручил ему уже у машины и попросил отправить этому необычному человеку свою книгу.

– Он достоин того по многим соображениям, – дополнил я, – в том числе, и в связи с тем, что отмечает в следующем месяце свое пятидесятилетие.

А я подготовил к юбилею Пасечника видеописьмо, с отснятым в нашем доме приемом автора повести. К нему я приложил открытку со словами:

Мудрец не зря такую дату

С прекрасной осенью сравнил,

Когда листвы на ветках злато

И красоты полно, и сил.

В расцвете сил и ты, я знаю,

Так будь, и впредь храним судьбой,

А я не зря соизмеряю

Порядочности эталон с тобой.

Глава 11

В конце апреля 2006 года мне позвонил из Москвы мой брат Фима:

– Я специально связываюсь с тобой на три месяца раньше – чтобы вы ничего другого не планировали на это время. Надеюсь, ты не забыл, что 1 августа мне исполнится 60. В связи с этим я жду вас у себя, как минимум на две недели. Соберется наша самая близкая родня. Попробуйте не приехать. И имейте в виду: я оплачиваю проезд пенсионеров.

Наученные своим полетом в «Дортмунд через Мюнхен на перекладных», мы сразу заказали авиабилеты, визы и страховочные полюса на поездку. Об отказе от нее не могло быть и речи. Притом, мы подключили к ней посещение Винницы, Киева и Немирова. А в Израиле все еще не успокаивались страсти поселенцев, которых вывели из сектора Газа с невероятными усилиями полиции. И вот, уже под руководством Ольмерта, свершается жесткое выдворение поселенцев из Амона в северной Самарии.

Так он доказывал, что является преемником политики находившегося в коме Ариэля Шарона. Обстановка осложнялась еще и убедительной победой ХАМАСа на парламентских выборах в Палестинской автономии. Его лидеры продолжали заявлять о непризнании государства Израиль и ранее достигнутых договоренностей прежнего руководства автономии о мирном урегулировании.

И не думавшие разоружаться террористы продолжали обстреливать из автоматов автомобили мирных граждан на прилегавших к их поселениям дорогах.

Ракеты Кассам взрывались на наших, прилегающих к Газе территориях и в предместьях промышленной зоны Ашкелона. В то же время Абу Мазен уступил требованию ХАМАСа и освободил убийц Рехаваама Зеэви, которые находились в тюрьме в Иерихоне под наблюдением международных сил США и Великобритании. ЦАХАЛ и ШАБАК, по указанию Ольмерта, проводят полную неожиданности операцию по задержанию убийц и передаче их суду Израиля. Вирус опасного птичьего гриппа впервые обнаружили в нескольких точках Западного Негева и опасались распространения эпидемии на север страны.

В такой обстановке 28 марта проходили очередные досрочные выборы в Кнессет. В итоге партия Кадима возглавила коалицию всего с 30 мандатами. Правившая накануне партия Ликуд оказалась лишь четвертой в списке – с 11 мандатами. Немаленькая прежде партия Шинуй проиграла вообще. Эти события оказались лишь незначительной частью того, что ожидало граждан Израиля в 2006 году.

В конце июня террористы из Газы внезапно атаковали израильский блокпост, с применением подкопа, и подбили танк. При этом погибли двое военнослужащих и четверо были ранены. Рядового Гилада Шалита захватили в заложники и взамен потребовали освобождения из израильских тюрем более 1000 палестинских заключенных. 12 июля террористы Хезбаллы нарушили границу с Ливаном и атаковали два наших патрульных джипа. В результате восемь пограничников погибло, а двое, Эхуд Гольдвасер и Эльдад Регев, были похищены, соответственно заявлениям террористов.

В ответ Армия Обороны Израиля развертывает широкие военные действия с подключением авиации, морских и сухопутных сил. Тысячи бомб и снарядов превратили оплот Хезбаллы, юг Бейрута, в сплошные руины. Кроме того, в Ливане была парализована работа авиационного и морского портов. Разрушению подверглись мосты и дороги, по которым могла продолжаться поставка оружия Хезбалле из Ирана и Сирии. Его у вооруженных подразделений противника было уже огромное количество, и они стали оказывать мощеное сопротивление.

30 июля я с Майей улетел в Москву на юбилей брата по заранее приобретенным билетам. Мы, как и все израильтяне, настолько верили в превосходство наших вооруженных сил, что не сомневались в завершении и этой военной операции убедительной и скорой победой. А, кроме того, дети нас просто вытолкали в ту действительно необычную поездку. В московском аэропорту нас встречали Фима, Мира и их дочь Наташа. Женская часть семьи моего брата, и сама-то прибыла на празднование из Филадельфии всего на неделю раньше нас. Вчера они встретили прилетевшую из Израиля Жанну с Сонечкой, а днем ранее – нашу двоюродную сестру Люду, которая прибыла из Сан-Франциско со своей дочерью.

Заваленная чемоданами и баулами немалая квартира Фимы напоминала зал ожидания вокзала. Из-за беспорядка и тесноты здесь было трудно рассмотреть результат недавно выполненного «евроремонта с широким использованием иностранных материалов». Сейчас для этого дома была очень уместна поговорка «в тесноте, но не в обиде». Так неудобства и в самом деле не мешали оживленным разговорам гостей до поздней ночи.

Сам Фима в первые дни с нами почти не общался. В 7 утра к подъезду начальника монтажного управления №9 подъезжала черная «Волга» и увозила его на одну из окраин Москвы. Там руководимый Ефимом коллектив уже третий год подряд возводил 18-этажки по улучшенным проектам. Лишь дважды Ефиму удалось пораньше вернуться. В те вечера он отправлялся с нами на автомобильную прогулку по Москве.

Наконец, брату удалось вырвать отпуск на целый день. С раннего утра он повез меня с Майей на свою загородную дачу. Фима знал о нашем пристрастии к земле в Виннице и в Беэр-Шеве. Возможно, поэтому ему захотелось показать, что он тоже не новичок в таких делах. Мы прибыли на место около 10 часов. В ходе поездки мы познакомились и с невероятными пробками на московских на дорогах.

На даче, ко времени нашего приезда, уже была натоплена баня с парной. Она размещалась в немалой бревенчатой подсобке. С этого места и начался наш дачный день – с тазиками, березовыми вениками и пучками сушеных душистых трав. Еще с советских времен я знал, что баня являлась самым излюбленным местом отдыха брата по завершении трудового дня. В его предпочтениях она стояла впереди стадиона и театра.

Парная и на даче была обшита пахучей осветленной доской. После купания нам подали крепко заваренный чай на остекленной веранде. Мы его отхлебывали, не торопясь, чтобы отличить в привкусы особенных трав. Не трудно представить наши ответы на вопрос брата «Ну, как банька?». После этого мы пошли осматривать жилую часть кирпичного двухэтажного дома под фигурной черепичной крышей. В обставленных хорошей мебелью и коврами просторных комнатах первого и второго этажа было по-домашнему уютно. Фима пояснил, что все это перекочевало сюда из его квартиры. В нее он завез итальянские гарнитуры незадолго до нашего приезда. На дачных диванах и креслах не видно было пылинки.

– Безупречный порядок. Такое впечатление, что ты здесь проживаешь, – заметил я.

– Обжито, но не мной, – подтвердил мое предположение Фима. – Здесь уже несколько лет обитает один из моих немолодых рабочих с женой. Зимой их обогревает система центрального отопления. Котелок в подвале.

– Вижу радиаторы под окнами, – заметила Майя – так что нашу дачу, Фима, ты обошел по всем статьям. Интересно, как это строение описывали бы в газетах те винницкие жалобщики, которые называли дворцами подобные нашим садовые дома со стенами толщиной в один кирпич.

– Времена другие, – заметил Фима и прикурил сигарету, – а вам я показываю все это и для того, чтобы знали, что места здесь хватит всей вашей семьей до наступления лучших времен в Израиле. Так не перебраться ли вам сюда, пока там покоем не пахнет, как отмечают российские СМИ.

Брат хотел еще что-то добавить, но Майя его перебила:

– Японцы не покидают свои острова из-за смертельно опасных цунами. Не намерены и мы покидать Израиль из-за очередных устрашений террористов. Они свое получат. Ведь ЦАХАЛ знает, как им указать свое место.

Завтракать мы вернулись на веранду бревенчатой подсобки. Там нас ожидали только что отваренные вкрутую яйца, сосиски, нарезанные крупными кусками помидоры, огурцы, зеленый лук и французские булки. Крепко заваренный чай с мятой принес неразговорчивый мужчина лет пятидесяти. На нем была светлая рубаха, перетянутая ремешком на талии. Несколько пуговок под воротником были расстегнуты. На загорелой шее висел на нитке серебряный крестик. Лицо было гладко выбрито. Глаза голубые. Цвет давно не стриженых волос на голове напоминал цвет пшеничной соломы.

На обратном пути Фима связался по мобильнику с женой. Мира продолжала развлекать остальных гостей дома. У них все было в порядке, и Фима предложил нам заскочить к нему на работу. Это был второй его дом. Я понимал, что ему очень хотелось показать старшему брату и эту важную сторону его жизни. Фима повез нас той дорогой, с которой были видны возведенные его монтажным управлением дома.

В конце 80-х годов это были малопривлекательные девятиэтажные коробки. Восемнадцатиэтажные башни последнего десятилетия смотрелись намного эффектней. Квартиры в них были несравненно комфортней. Поэтому стоимость квадратного метра колебалась от одной до двух тысяч долларов. Соответственно и у строителей существенно выросла заработная плата. Она-то и дала возможность комбинату сколотить надежный костяк из местных специалистов. Фима именно этому уделял особое внимание в своем коллективе.

О том, что и его ценили на работе, говорили и необыкновенной красоты розы в вазах невероятной величины. Их было около полутора десятков вдоль правой стены немаленького кабинета. В связи с юбилеем начальнику МУ9 вчера их торжественно вручали руководство комбината и его коллеги из других монтажных управлений.

Я с Майей здесь обосновывался за длинным столом заседаний. Фиму сразу окружили за его огромным столом четыре управленца – начальники отделов и ведущие специалисты. Они прибежали для согласования какого неотложного вопроса. Вместе с подписанием документов это заняло минут 15. Когда после этого Фима представил сотрудникам брата с женой из Израиля, слова дружелюбных приветствий и вопросы посыпались в наш адрес.

Наконец, мы остались одни, и секретарь принесла нам на подносе пахучий натуральный кофе. Наступила располагавшая к размышлениям тишина. Фима заговорил первым. В нескольких предложениях он рассказал о вчерашнем торжестве и стал вспоминать весь свой непростой жизненный путь. Мы сидели поодаль, в конце длинного стола. На нем стояла моя видеокамера, и я продолжал незаметно снимать отдельные фрагменты беседы.

Ну, конечно, мне хотелось показать рабочую обстановку брата моей родне, которая ожидала нас в Израиле. И тогда, словно сговорившись со мной, вошла секретарь и попросила Фиму принять бригадира малярной бригады, которая вчера впустую прождала под дверью два часа. Боевая женщина лет сорока вручила брату букет и, в знак глубокого уважения ее коллектива, выставила на стол подарочную бутылку водки.

Вслед за этим за подписью неотложного документа к брату вошел главбух. Пока они разговаривали, я обнаружил на нашем столе несколько экземпляров многотиражек комбината. Цветной портрет юбиляра занимал почти во всю первую страницу. То, что было о нем написано на следующей странице, превосходило все мои ожидания.

Еще более сильное чувство гордости за своего брата я испытал в просторном зале ресторана вечером пятого дня нашего пребывания в Москве. Там собралось около двухсот самых близких друзей и родственников. Чтобы принять участие в необычном торжестве, немало гостей преодолели расстояния в тысячи километров. За центральным столом, справа от юбиляра сидели его жена Мира и дочь Наташа. Я и Майя сидели слева от Фимы.

За ближними столами впереди от нас я увидел гостей из Америки, Израиля и семьи не покидавших Москву моих двоюродных племянников Саши и Рашида. На роль тамады был приглашен один из ярких актеров театра имени Вахтангова. Ему помогал хороший джазовый ансамбль, и они умело чередовали музыку, танцы и полные искренней любви и уважения тосты. В них уже не первый раз звучали воспоминания о бегстве Фимы из США в Москву на третьем месяце эмиграции.

Все, кто затрагивал эту тему, подчеркивали, что были уверены в возвращении Фимы, потому что он не мог жить без них, как и они без него.

– Дорогой и любимый дядя, – так начинался тост Жанны, – я знаю, что именно ты морозным зимним днем забирал маму со мной из роддома. Вы тогда шли пешком потому, что у вас не было денег на такси. Спасибо, что донес меня благополучно. С той поры я непрерывно ощущаю твою заботу на протяжении многих лет.

Вслед за этим Жанна, которая унаследовала у матери рост и красоту, приглашает на вальс дядю. А он буквально прослезился от нахлынувших воспоминаний. Вдвоем они кружат, легко и непринужденно по просторному залу, под аплодисменты гостей. Все это было потом, а слово для первого тоста тамада предоставил мне, старшему брату юбиляра из Израиля.

И я зачитал все, что думал о нем, в рифмованных строках, которые написал еще дома. Пробежался и я по его оригинальному жизненному пути, включая возвращение из США в Москву. Получилось что-то вроде мини поэмы. Зал отреагировал дружными аплодисментами. Вам я привожу лишь последние три куплета:

Там снилась Москва в какой уже раз,

Там избы Немирова не забывались,

А из той, где поставили на ноги нас,

Мы только вдвоем с тобою остались.

Насквозь пропитались мы духом ее,

И помнить до вздоха последнего будем,

Что в доме у нас осуждалось нытье,

Ценилось сполна уважение к людям.

Друзей ты и поддерживал, как мог,

Им хлеб и кров нередко представлял,

В Москве и впредь хранит тебя пусть Бог,

А я в Израиле, чтоб горюшка не знал!

Утром следующего дня Фима привез нас на Востряковское кладбище. У ворот нас уже дожидался, с цветами и свечами, наш двоюродный племянник Саша. Отмытые до блеска памятники на могилах бабушки Соси, мамы, отчима и Фриды, мамы Саши, находились в густой тени высоких деревьев. У каждого из них раввин прочитал поминальную молитву. Мы, соответственно местной традиции, возлагали цветы и зажигали свечи.

После этого Саша посадил меня с Майей в свой американский джип. Он сам сидел за рулем и доставил нас в один из своих немаленьких мебельных салонов в самом центре столицы. Он занимал два этажа, помещения которого были заполнены образцами дорогих гарнитуров известной итальянской фирмы. Нам их не без гордости представлял сам хозяин. Показ продолжался около двух часов. В заключение Саша познакомил нас с немаленьким коллективом продавцов.

Среди них были и родственники хозяина. Так он уже давно помогал им всем выжить в новых условиях. Мне в тех продавцах виделось новое поколение нынешней молодежи. Чувствовалось, что эти парни и девушки дорожили работой, которая давала им возможность вкусно поесть и неплохо одеваться. Из того, прежде всего, и вытекало уважительное отношение к хозяину магазина.

Приближалось время полудня, и Саша пригласил нас на обед в грузинский ресторан. Он находился в нескольких минутах пешей ходьбы. Туда же подъехали Мира с Фимой, вся приглашенная им из-за границы родня, жена, дочь и зять Саши. Более 20 человек распорядитель ресторана пригласил за общий стол на уютной веранде. Наши дальнейшие действия состояли из вкусной и обильной кавказской еды, которая временами прерывалась тостами, воспоминаниями и шутками.

В левом ряду Люда, Мира, Майя, в правом Таня, Саша, я, Фима, Соня, Жанна

А я и здесь обратил внимание на умение представлять себя Саши и Фимы. Это замечалось в их одежде, жестах и манере разговора. Меня это тоже приятно удивляло, и я даже подумал, что, если хорошим манерам когда-то обучали юнкеров и будущих актеров, то почему нынешние российские бизнесмены не могли себе позволить пусть и платные курсы хороших манер у профессиональных имиджмейкеров.

Продолжить интересные воспоминания о прошлом за чаем, Саша и его жена Таня позвали всех нас к себе на квартиру. Время пешего перехода до их трехэтажного дома тоже не превысило 10 минут. Со слов Саши, дом был не так давно построен по специальному проекту. В нем проживало всего 12 зажиточных семей. Судить об этом можно было и по солидной подземной автостоянке в подвальном помещении. На своем джипе Саша привез меня с Майей и сюда. Ему тоже хотелось показать, что 16 с половиной лет со дня нашей последней встречи им прожиты здесь не зря. Свою машину он поставил рядом с «Мерседесом» известной фигуристки Елены Водорезовой. Я надеюсь, что не перепутал имя названной мне чемпионки, чтобы подчеркнуть статус дома в самом центре Москвы.

Это подтверждал и блестевший хромированными деталями и зеркалами лифт. На нем нас поднял на последний 3-й этаж представительный лифтер в лакейской ливрее. А на лестничной площадке было всего 2 квартиры. Та, что принадлежала Саше, отличалась просторными комнатами, которые были обставлены роскошной мебелью из его салона.

К нашему приходу на огромном столе уже были расставлены разнообразная выпечка и конфеты особых сортов. Пока женщины расставляли чайную посуду,

Саша предложил мне и Фиме подняться на плоскую крышу дома. От многих других она отличалась не только простором, но и необычными видами. Памятник Петру Первому работы Церетели, купола храма Христа-Спасителя и рубиновые звезды спасской башни Кремля были видны, как на ладони.

А гостеприимство Саши напомнило мне доброту и щедрость его родителей. Он рос в удивительной семье, разумеется, совершенно других возможностей. В какой-то момент Саша по-особому улыбнулся. Его улыбка напомнила мне того озорного первоклассника, который не вынимал изо рта указательный палец и смотрел на свою придирчивую учительницу, словно на пустое место. Могла ли она тогда подумать, что перед ней стоял будущий бизнесмен, который будет свободно оперировать миллионными сумами денег.

Перед тем, как вернуться с крыши в квартиру, Саша протянул мне сложенный вдвое конверт:

– Здесь полторы тысячи долларов, – сказал он. – В Израиле за ними к тебе заедет мой брат Яков. Так я помогаю и ему, по мере возможности.

Яков, бывший сменный мастер московского автомобильного завода, работал в Израиле сварщиком. В периоды межсезонья его еще и увольняли на несколько месяцев из-за отсутствия работы. Жена Саши не работала вообще по состоянию здоровья. Теперь мне стало ясно, каким образом Яков достаточно быстро погасил в банке долг за квартиру. Так ведь у него и автомашина была, само содержание которой обходится очень дорого.

Проводами на перроне Киевского вокзала завершался последний день нашего пребывания в кругу хлебосольной московской родни. И вот уже здесь мы перебрасываемся последними короткими фразами из открытого окна нашего вагона. Разговаривают, главным образом, женщины. Фима молчит и часто моргает. Возможно, он думал, встретимся ли мы еще когда-либо, учитывая, что наша предыдущая встреча в Москве состоялась около 17 лет тому назад.

Не исключаю, что его могла тревожить затянувшаяся на севере Израиля война с боевиками Хезбаллы. Ее в сводках российских вечерних теленовостей представляли тысячами стариков, женщин и детей южного Бейрута, которые остались без крова. Лишь вскользь тогда упоминалось, что в их дворах и подвалах боевики Хезбаллы размещали свои штабы, оружейные склады и установки для запуска ракет. Вскользь говорилось о жертвах и разрушениях в мирных городах и поселках Израиля.

На самом деле это были размышления мои. Волновался и я о младшем брате, которым очень дорожил. Через неделю его жена и дочь возвращались в США, и Фима снова оставался один. Мне трудно было это представить на основе сложившегося у меня образа жизни. Когда поезд тронулся, Майя, исключительно тепло отозвавшись о приеме в доме Ефима, с волнением рассуждала о том, что ему придется и дальше проживать в режиме, который бесцеремонно закрыл независимый телеканал НТВ, учинил политическую расправу с Михаилом Ходорковским и замешан в убийствах неугодных бизнесменов, политиков и журналистов.

Поезд постукивал колесами на рельсовых стыках и продолжал мчаться навстречу ночи. Завтра ему предстояло доставить нас в мир, который обновлялся по другим правилам. С людьми из этих мест нас связывали многие годы сотрудничества и искренней дружбы. К этой поездке планировал приобщиться и Фима. Непредвиденные обстоятельства на работе сорвали его планы. Поэтому он попросил меня отснять как можно больше материала о Немирове, городке его детства.

Но пока нам предстояло преодолеть непредвиденные неудобства в своем отдельном двухместном купе. Централизованная вентиляция наполняла его зловоньем из плохо убираемого туалета. Окно мы не могли открыть из-за врывавшегося сюда со свистом ночного холода. Незначительно помогала узкая щель в двери. Из-за этого мы с трудом заснули лишь после полуночи, но ненадолго. Нас разбудил невероятно громкий стук в дверь. Так представились бесцеремонные российские таможенники, чтобы расспросить, что везем, куда и откуда едим.

Появившиеся вслед за ними украинские пограничники оказались намного более обходительными. Возможно, это объяснялось и тем, что это были две женщины. Они разговаривали с нами с подчеркнутой теплотой.