Читать книгу: «Псих. Часть 1»
Пролог. Начало круговорота
Ночь окутывала улицы тёмным свинцовым одеялом, обволакивая свет фонарей, тот самый свет, являющийся последней линией обороны, противостоящей тьме. Этот свет – надежда для ночных путников, идущих по тёмным переулкам домой.
Солнечные лучи давно покинули этот мир.
На их место пришли тени, шорохи, отблески лунного света на водной глади луж и окон домов.
Мир находился во власти луны и её приспешников звёзд.
Лишь тёмный заблудший силуэт в одиночестве бродит по окраине города.
Потёртые светло-коричневые ботинки со сбитыми носами шуршат по асфальту, звук шагов отражается эхом от стен домов, звук шагов варварски разрывает тишь одиноких улиц.
«Человек – разрушитель, человек – шумный ребёнок, сеющий хаос, – подумал Мики, когда спугнул мирно спящего кота у мусорных баков, виновато полушёпотом сказав ему вслед: “Извини”. Социофоб, временами просыпающийся в сознании Мики твердил – с животными все проще: они не лгут, не предают, они такие, какие есть, и этого не стыдятся, они не боятся показывать чувства, вся их быстротечная жизнь – это сплошное проявление искренности, от рождения, встречая радостно солнечные лучи сонными глазками, и до момента, когда эти глазки наполнятся грустью и навеки закроются». Человеку, как бы это глупо не звучало, было стыдно перед животным.
Настроение у Мужчины было крайне подавленное, и все вокруг начинало иметь смысл, если даже его там и не было.
В осеннем воздухе летала дымка спокойствия. Даже не верится, что этот сумасшедший город с вечно бегающими, суетящимися людьми – хомячками, вертящимися в золотом колесе – клетке с целью материализовать свои ожидания от этой жизни, подкрепляя это завышенными амбициями, может быть таким беспечным. Купаясь в реках долгов, обещаний, ссор, слез о неразделенной любви и засыпая эти реки песком из алкоголя, нервных срывов и наркотиков, «хомячки» ощущают себя живыми, только лишь когда песок, падая, образует остров страсти, сплетения двух тел, отдыха, кружки горячего кофе напротив монитора. Этот островок из песка носит имя – дом. Ночь – это то время, когда все хомячки скидывают свои маски, приклеенные социумом, скидывают пиджаки и платья и облачаются в истинные нежные шкурки и, улыбаясь, выходят на улицы, смотрят сериалы или, уткнувшись в книгу, жадно впитывают истории, написанные уставшим мечтателем, спасающимся от этого мира в своём идеальном измерении, или сумасшедшим, это уже с какой стороны взглянуть. Ночь – это лишённая лицемерия дама, стучащая в дверь и предлагающая корзину, наполненную мыслями, весельем, мечтами, сексом, безрассудством и свободой – всем тем, чего так не хватает уставшим хомячкам, все самое великое, а также ужасное, рождается, покуда никто не видит, и ночь – это именно та зона слепоты.
Мики наслаждался этой ночью как никогда, впитывая прохладный воздух и пиная листья, время от времени попадающиеся под ноги.
С каждым шагом Мики приближался к месту, где прожил большую часть своей жизни. Каждый дом, каждый камушек был до боли знаком-ностальгия. Вот это отверстие в стене от дроби оставлено мужичком, который в пьяном угаре пытался заставить спуститься к нему жену и с ним поговорить, пальнув при этом из охотничьего ружья в стену и разбив камнями пару соседских окон. Жена мужчины была крайне удивлена, вернувшись из продуктового магазина, застав мужа в компании полицейских, ещё большее удивление было у самого дебошира, когда, протрезвев, он осознал, что дома никого не было и он, поднявшись к себе в квартиру, взял ружье и, спустившись вниз, кричал и пугал людей. А все соседи… Не надо было рассказывать сплетни пьяному человеку об изменах жены, которые они же сами и придумали. Сплетни – это вечная проблема небольших городов, где каждый пятый человек – твой знакомый.
В конце улицы виднелись очертания старого полуразрушенного здания театра, освещённого яркими, противными, рыжими фонарями. Здание было давно заброшено, и единственными посетителями «представлений» была местная шпана, прячущаяся от подростковых проблем по тёмным углам с бутылкой чего покрепче. Театр – институт становления личности. Именно тут дети понимали всю бренность жизни и превращались из мальчиков и девочек в мужчин и женщин, наполняя стены развалин стонами под звуки музыки из динамиков телефонов и переносных колонок. А если забраться по деревянным перекрытиям на крышу, то можно было устроить свидание под звёздами или переночевать.
Это было уникальное здание: отель, притон, школа жизни, место рождения и проживания большинства субкультур города. Театр признали исторически важным объектом, не могли его снести и также не могли отремонтировать из-за отсутствия финансирования и наличия дорогих машин и загородных домов у членов управления городом. По мнению Мики это было взаимосвязано. Театр выглядел как нечто выбивающееся из общей картины города, то, что всем своим видом выдвигает протест против системы и не поддаётся изменению и времени, оставляя за собой право называться носителем своего, присущего лишь ему, своеобразного, аутентичного внешнего вида.
Серые переулки сменились яркими вывесками. Повсюду светились таблички – вывески, заманивающие заблудшие души.
– Да…, – вздохнул Мики, – трудно представить, что когда-то это было очень даже приличное место. Вместо этого мотеля, скажем, была школа для одарённых детей, – произнёс Мики, проходя здание из красного кирпича с полукруглыми окнами на верхних этажах. Когда-то семейка Мордео проживала в этом квартале в уютной квартирке, где по утрам играла музыка и пахло кофе, а по пятницам утром Мария – жена Мики – готовила блинчики, напевая песни, игравшие в тот момент по радиоприёмнику.
Её голос был завораживающим, живым, наполненным красками, как будто. Иногда казалось, что если она замолчит, то певичка на записи просто будет не в состоянии закончить песню и, сделав пару попыток спеть, замолчит. Вспоминались выходные дни, когда после завтрака семья усаживалась за стол и, Мери доставала свёрнутые листочки, из коробочки набросанные за неделю, с предложениями, куда можно пойти на выходных – это было некой традицией – вместе решать и планировать отдых.
Задорный смех детей – сына Генри и дочки Лизи – звучал в голове, Мики искренне улыбнулся в пустоту. Возвращаться сюда было волнительно, а для расшатанной нервной системы Мики это была мука, Приняв пару таблеток-психоделиков, запив их односолодовым виски с чёртиком на бутылке и выкурив полпачки сигарет, заглушив паранойю и страх, мучащий в последнее время, мужчина шёл, зная, что это последняя прогулка в его жизни.
Ослепляющая вывеска прожигала ночь. Название – «Падший ангел» – было подходящим для ночного клуба, славящегося огромным выбором ночных бабочек. Напряжение нервной системы увеличивалось в геометрической прогрессии. Задорно завывая, протяжно свистнув, протиснувшись через щель между домами, ветер схватил невидимой рукой пустой бумажный пакет из забегаловки быстрого питания с изображением пухлого, довольного на первый взгляд своей жизнью мужичка с натянутой до ушей улыбкой и взглядом, наполненным безразличием к происходящему. Физиономия была похожа на восковую маску, надетую явно лишь на время рекламы. В одной руке пухляк держал что-то сплющенное с вываливающимися кусками мяса и потёкшим по булке сыром, присыпанным чем-то напоминающим чёрный перец, это нечто напоминало отдаленно многослойный бутерброд, раздавленный подошвой ботинка, заново собранный и повторно засунутый между двух булок. Рекламщики где-то просчитались – это вызывало лишь отвращение, а не голод и интерес. Красными большими буквами на упаковке был написан слоган компании: «ЛУЧШАЯ ЕДА ДЛЯ ЛУЧШИХ ЛЮДЕЙ, НАКОРМИМ БОГАТЕЯ, БЕДНЯКА, ВЕДЬ НЕВАЖНО, КТО ВЫ, ГЛАВНОЕ, ЧТО В ЖЕЛУДКЕ ВКУСНАЯ СЫТНАЯ ЕДА».
– Они думают, что если бы у людей были деньги, они бы пошли в эту дыру?! Был бы у людей выбор, куда пойти, они бы это не выбрали. Люди забыли уже, как выглядит нормальная качественная одежда, еда и прочее, в чем нуждается человек. Люди страдают от навязанных мнений, и стереотипов, находясь под прессом непонимания и осуждения. они впитывают всё, подобно губке заведомо соглашаясь со всем, убивая последнее, что осталось от собственного мнения – мужчина злобно ворчал, рассматривая обрывок упаковки.
Взгляд скользнул по правой руке здоровяка. Причудливо загнув безымянный палец и развернув тыльной стороной ладонь, он демонстрировал идеальные ровные ногти и безупречные ухоженные руки, не было даже намёка на то, что этими нежными руками всерьёз работали. Как может рекомендовать что-то тот, кто не имеет представления о жизни обычных рабочих, решивших по-быстрому сбегать в «гости к изжоге и гастриту» во время обеденного перерыва. Зайдя в обитель развалившегося нечто в руках у человека с этикетки, можно с уверенностью заявить, что этот рекламный карапуз ни за что на свете добровольно не перешагнул бы порог забегаловки, чью рекламу он так яро продвигал. Весь его вид был явной издёвкой и насмешкой над всеми бедолагами, кто купится на его розовые поросячьи щеки и решит прийти в забегаловку с громким названием «ресторан». «Приходите, я вас жду. Мы ждём вас, вас ждёт дорога к сытости и счастью, вы будете есть, есть, есть, есть… ха-ха-ха… пока не сможете встать, вы не уйдёте от нас, я вас жду…»
Рука схватила бумагу и кинула на асфальт. Тяжёлый ботинок со злостью пнул здоровяка прямо в нос.
– Нет, нет, не надо! – вскрикнул толстяк. – Нет!!…
Башмак с силой обрушился, сровняв с асфальтом несчастное лицо, крик стих.
– Ненавижу напыщенную рекламу. «Мы лучшие на рынке, приходите, мы высосем из вас деньги, верьте нам, верьте», – Мики шипел, как расплавленный металл, брошенный рукой кузнеца в ледяную воду.
Он сам не понимал, чем обычный кусок бумаги его так раздражал.
Затылок горел, голова была как раскалённая сковорода, казалось, ещё немного – и волосы начнут плавиться, и кожа, обугленными кусками отваливаясь, обнажит череп. Мики приподнял подошву своих ботинок. Здоровяк больше не кричал, это был мёртвый, неживой кусок бумаги. Мики истерически смеялся, было неважно, что говорящая бумага – всего лишь плод бурного воображения Мики, было чертовски приятно размазать эту наглую физиономию. На улице было подозрительно тихо и безлюдно. Окраину «огрели тяжёлым валуном», передавив всех местных жителей.
У Мики промелькнула мысль: «А что если это всё неслучайно, и что-то затевается, и все специально в страхе прячутся по укромным местам, боясь за свои шкуры?»
– Это бред… Но… вдруг они меня нашли? Никто из разумных не высунется на улицы, когда они выходят из тени. Вдруг они узнали?!
Мики прервал свои размышления. В каждом углу мерещились тени, шорохи. Чей-то хриплый смех прокатился по переулкам. Всё приходило в движение. Паника захватила тело, дышать становилось всё тяжелее, голова пылала огнём.
– Они повсюду! Они повсюду, они не отпустят меня! Они не отпустят!
Мики опёрся на стену, её холод и сырость, ощущавшиеся на коже, хоть как-то держали в мире реальности. Все разделилось на чувства за туманом и в тумане. О реальности напоминали лишь телесные ощущения. В данном случае спасителем выступал холод и старая потёртая кирпичная стена здания бывшей библиотеки – нынешней пивной.
В тумане бродили тени – тени прошлых событий и додуманных непосредственно воспаленным разумом Мики картин из несуществующих реальностей. Их ворчание сливалось в единый ужасный рокот. В детстве Мики рассказывали историю о звере, живущем в лесу на окраине города, по представлению Мики, именно такие звуки должен издавать зверь. Тени стонали, сердце – ещё немного – и вот-вот выпрыгнет из груди, тело парализует ужас и паника. Тени слились в одно пятно, приняв силуэт человека – тощего парня в рваном пиджаке. Парень поклонился и озарил Мики своей улыбкой.
– Мики, Мики, это уже паранойя. Ты опять себе все навыдумывал. Спокойствие, это твоя фантазия, это все яд в твоём теле, он убивает тебя. Это иллюзия, иллюзия того, что боль уходит. Ты не замечаешь, как ты гниёшь душой, зачем?!!
Голос был мягким, с нотками неприкрытой нежности и заботы. Обычно голос подсознания – это отражение твоего собственного голоса, но на удивление Мики голос был женским, знакомым, родным. Голос проникал во все клетки тела и болью пронзал грудь и голову. Голос был туманным и смазанным, но его было не спутать ни с чьим другим. Голос Марии жёг изнутри и топил восприятие в «мягкой тёплой вате».
Туман окутал сознание, связав его плотной верёвкой. Из всех щелей, дверей, окон и даже из трещинок между камнями клубами вырывался тёмный беспросветный туман. Глаза не видели.
– Тук-тук-тук-тук-тук-тук-тук… Это я, твоё сердце.
– Уважаемый, у наших стен паническая атака, – звучал вялый, на этот раз тот нужный мужской хриплый голос, принадлежавший самому Мики.
– Заткнись! Все в порядке…
– Скажи это своему телу, аха-ха… а не мне.
– Заткнись, я в порядке, я же сказал…
– Дорогой, он нас спасёт, не беги! Дорогой…
– Заткнитесь…
Силуэт, подобно туману, скользил сквозь предметы и, продолжая улыбаться, приближался. Воздуха не хватало, тело немело, лицо Мики побелело и в ужасе застыло.
– Не бойся, друг мой, все реально. Ты не сумасшедший, – прошипела тень.
– Я реален, а не остаточный эффект от препаратов, что ты принял. Это не конец. Не бойся.
Холодная, как лёд, рука коснулась щеки Мики.
– Игра не закончена, песня не спета.
Раздвинув онемевшие от ужаса пальцы, тень вложила нечто в руку Мики.
– Выходи из тумана. Выходи, они рядом, выходи! – ревел внутренний голос. Незнакомец озадаченно нахмурился, взгляды встретились, по телу вновь разлилось тепло. Глаза были живые и пылали пламенем, и в них было столько страсти, разума, безумия и нежности, переплетающейся с любовью, что казалось – все доброе, злое, светлое и тёмное, абсолютно всё – это его глаза.
Мики сам не заметил, как улыбнулся в ответ тени, и на душе стало спокойно.
– Друг, беги, доверься, ради всех них…
Боль электрической волной, подобной глотку свежего воздуха, облетела тело от головы до кончиков пальцев на ногах. Туман со свистом втянулся в трещины близлежащих строений. Шляпник лишь улыбнулся напоследок и, громко смеясь, исчез.
Мики с диким смехом со всего размаха врезал по кирпичной стене. Удар, удар и вновь удар, рубашка с треском разорвалась на лоскуты и обернулась вокруг разбитых костяшек. Рука ныла, кровь просачивалась через ткань, оставляя красные отметины на синем лоскуте, боль вернула в реальность.
Мики прошёл до середины улицы и остановился у того самого дома, где когда-то жил.
– Ну что, я готов! Я жду! Где вы?! – крикнул во всю глотку Мики.
Долго ждать не пришлось – на асфальт упала тень. Тень бесшумно меняла свой размер, пока из-за угла не высунулась морда с засаленными взъерошенными волосами. Морда улыбнулась кривыми зубами и скрылась за углом. Раздался истерический крик, сопровождаемый звуком лязгающего металла. Психопат на всех парах летел к Мики с двумя тесаками и болтающимся шлангом от противогаза, который тот натянул в качестве маски, на ногах не было обуви – здоровяк был босиком. Мики едва успел закрыть дверь перед носом нападавшего, старая задвижка, лязгнув, попрощалась с этим миром, перед тем как мощный удар выломал дверь.
– Стой, мясо!! Я поймаю тебя, нечестивец!! Ты осознаешь свою ошибку!! – крикнул здоровяк, сняв противогаз и метнув его в сторону убегающего. Захлопнув дверь, Мики оказался в до боли знакомой гостиной. От былой жизни здесь осталось только кресло, хлам, и сам Мики.
– Я тебя достану, птичка моя, и сожру! – кричал психопат, пытаясь разнести дверь. Теперь, когда Мики знал, кто конкретно его преследует, ему было уже не так страшно. «Гораздо страшнее, когда не знаешь, кто рычит в темноте, чем когда видишь перед собой волка и примерно знаешь, что от него ожидать».
– Ты не веришь! Я заставлю тебя уверовать! Свинья!
Дверь содрогалась от ударов огромного мясницкого тесака.
Мики сидел в кресле и, закурив, ожидал конца, крутя в руках полированную бензиновую зажигалку.
Начало погружения. Сумасшествие между строк
– Ого, да тут уютно. Хоть это и пристанище тараканов и крыс, но прошлые хозяева знали толк в уюте. Стив, ты только посмотри, какое шикарное кресло!!
– Обычное кресло.
– Обычное! Обычное кресло? Да ты зажрался! Ты взгляни, оно ведь просто огромное, на него можно влезть не то что с ногами – в нём можно свернуться калачиком и спать. Будь я огромным котом, я бы из такого кресла даже не вылезал – жил бы в нём.
– Может, ты остальное осмотришь?
– Да что тут смотреть? Старая мебель: пара стульев, стол, детская колыбель у стены и, конечно, шикарное, хоть и вонючее, огромное кресло. Аха-ха! – Фил потёрся щекой о спинку кресла, прищурив глаза.
– Давай работать, барахольщик!
– Ладно, занудный старикашка.
– Я всего на два года старше тебя! – возмутился Стив.
Старый камин, по-видимому, был отдушиной хозяев-деревянный короб расписывали вручную.
– Луна, звезды, ты посмотри, это ведь нарисованное звёздное небо. Обожаю бытовой фольклор. По-видимому, это столовая, она же гостиная. Квартирка не очень большая, и по ночам столовая становилась местом романтических посиделок, пока… – Не закончив предложение, мужчина открыл соседнюю комнату.
– Пока дети спали. Две кровати, изрисованные обои. Эх, чем-то детство напомнило, я так же обои изрисовывал и цемент из стен выковыривал.
– Фил, это все, конечно, замечательно, твои навыки дедукции поражают, ты прям Шерлок, но это не жилое помещение. Тут много лет никто не живёт, и все эти вещи скапливались тут годами. Каждый раз, когда кто-то из хозяев съезжал, оставались ненужные вещи. Это вещи разных людей.
– Как будто я этого не понимаю, – обиженно протянул Фил.
– Ты не понимаешь, у всех мест своя душа. Если понять все об определённой локации, ты узнаешь подробности о людях, бывающих и бывавших в ней, это новые истории и новые сюжетные линии, а это пища для ума, развивающая фантазию. К тому же я уже все осмотрел, и мне довольно скучно – вещи оставались на местах, их никто не передвигал, об этом говорит слой пыли. Двигали только кресло, смотри на следы грязи на полу… Мне лень тебе объяснять… Будь ты хоть немного наблюдательным, сам бы заметил. Единственное, что меня смущает, это то, что окно разбито телом… хм, пострадавшего.
– И что тут странного?
– Вот если бы ты захотел выпрыгнуть из окна, ты бы разве не открыл створки оконной рамы?
– Продолжай.
– Он чертовски чего-то испугался, и это нечто или некто страшнее смерти. У него не было времени на раздумья. Мой вердикт – убийство. Именно поэтому… – Разговор прервал звук с улицы.
– Фил!! Фил! Где ты?!
– А-а, черт, что он хочет?.. Подошёл к окну, рукавом кофты, боясь порезаться, взялся за оконную раму, выглянул наружу.
– Чего разорался? У тебя туалетная бумага закончилась? Или тебя пристегнула красотка к кровати и села тебе на лицо, а у неё там… здоровенный волосатый прибор? – Стив свалился со смеху.
– Завали… кретин! Тащи сюда свою тупую морду, я буду с тобой разговаривать, хочу посмотреть, как у тебя рожа меняется, когда ты слышишь незнакомые слова!
– Ты бы лучше шутить научился!! – крикнул Фил и вальяжно зашагал по лестнице.
– Стив, я пойду узнаю, что от меня хочет этот кретин, и вернусь, не скучай.
* * *
– Зачем звал, просто так или хотел покомандовать, самоутвердиться?
– Ты бы поуважительней разговаривал с начальством, а то и с работы вылететь можно… – шёпотом пригрозил собеседник. Фил проигнорировал угрозу.
– Я шучу, – на всякий случай сказал Фил, опасаясь, что угроза осуществится и денежная дыра у него в кармане станет ещё больше, от этого человека можно было ожидать всего.
– Ну что тут у вас, Кристиан? – обратился Фил к врачу умышленно избегая продолжения разговора с непосредственным начальником.
– С виду ничего не обычного: порезы на лице и теле от стёкол, открытый перелом правой руки, разбитая голова и перелом шейных позвонков – травмы, полученные в результате падения.
– Но?? Ведь есть какое-то «но», оно всегда есть, ведь так?
– А ты догадливый…
– Смотри, вот эти следы.
– Об него что, окурки тушили?
– Нет, это нечто необычное, как будто кто-то коснулся пальцами обеих рук кожи и прожёг тело насквозь, при этом кожа не прогорела, она застыла, подобно пластику.
– Хм… Какая-то чушь, честно говоря.
– Знаю, но это единственное предположение, откуда могли появиться эти следы.
– Да это прям фантастика какая-то, следы, пальцы… А летучих тарелок тут, случайно, нет?
– Да ну тебя, шутник.
– Знаешь, Фил, мне кажется, этот смерть несёт в себе гораздо больше информации, чем кажется и отличается от других случаев суицида происшедших за последнее время, тут хотя бы какие-то следы есть.
– Крис, я уже об этом догадался, когда увидел капли крови на полу и превратившуюся в труху входную дверь, но пока что этого мало, чтобы делать выводы. Но то, что всё это связано, это точно, иначе зачем состоятельному человеку ночью ехать в эту дыру? Это всё не так просто, как кажется.
– Угу… Ты мне лучше скажи, ты звонил Морису?
– Я… пока не решил, как ему это сказать. Закончу работу и съезжу с парнями к нему. Это не телефонный разговор… Он всё-таки…
– Фил, ты нашёл что-то в квартире? – бестактно прервал разговор капитан Жан. Морис – напарник Фила – всегда удивлённо вскрикивал в таких ситуациях: «Господи, как такое имя могло достаться такому уроду?!!» По мнению Мориса, это было крайне романтичное имя и не подходило такому невоспитанному и алчному человеку.
– Нет, – всем своим видом выказывая презрение, прошипел Филипп. – Не нашёл, но это именно тот случай, когда важно не то, что находится в комнате, а то, где находится эта комната. А именно – что этот человек тут делал? Но это я уже говорил, повторил так, для информации. – Крис отвлеченно смотрел в сторону.
– Фил ты знаешь этих клоунов? – Фил повернулся.
– Нет.
– Эй!.. – Жан перебил Фила своим криком. – Вы чего тут трётесь?! Вход за ограждение запрещён, убирайтесь!!
Два человека в чёрных фраках, будто вернулись только что с похорон, не реагировали на угрозы и просьбу удалиться.
– Эй, вы что, глухие? – не унимался Жан. Мужчины стояли и по-прежнему не реагировали.
– Сюда нельзя посторонним! Убирайтесь!
Один из не званных гостей устав слушать крики Жана, улыбнулся рядом жёлтых зубов и, показав средний палец, пошёл к центральному входу в здание. Жан буквально закипал, ещё немного – и у него из ушей повалил бы пар.
– Эй, вы, недоумки, выведите их отсюда! – Жан крикнул молодому стажеру из академии полиции, проходящего практику. Молодой парнишка, вздрогнув, галопом помчался исполнять приказ.
– Зачем ты его отправил? Он ведь зелёный. А если это не просто зеваки и у них оружие? – Достал пистолет из кобуры.
– Не учи меня с подчинёнными разговаривать! В папочку решил поиграть, пускай учатся.
– Надо сначала показывать и обучать, а потом уже требовать…
– Замолчи, Филипп, из-за твоего мягкотелого бреда какие-то проходимцы утащат что-то важное с места преступления, а потом подкараулят возле дома и воткнут нож между рёбер.
Фил не мог понять: Жан бредит или он серьёзно верит в то, что делает благое дело, боясь что-то делать сам и подставляя неопытных парней. Один из мужчин, стоящий у стены, не обращая внимания на подбежавшего стажера, что-то засунул во внутренний карман пиджака, сделав это крайне медленно и пренебрежительно, будто специально хотел, чтобы это заметили окружающие.
– Ты это видел?
– Эй, Рон! Вяжи его, проверь карманы.
Рон получил оплеуху от желтозубого и ретировался. Фил взвёл курок. Ему было уже не до шуток, он надеялся на психологический эффект – люди всегда сговорчивы, когда их жизни что-то угрожает. Пуля вонзилась в пятнадцати сантиметрах от ног человека в фраке, тот лишь оскалился краем рта и кивнул второму, похоже, они именно этого и ждали. Второй убежал вверх по лестнице, преследуемый стажером. В момент, когда Фил отвлёкся на убегающих, его оппонент прыжком сократив дистанцию, со всего размаха зарядил полицейскому с ноги под дых. Задыхаясь, Фил согнулся пополам. Нападавший Рывком развернул мужчину к себе спиной, приставил его же пистолет к его голове.
– Двинетесь – убью.
* * *
Старомодный, обтянутый кожей комод занимал большую часть комнаты. Старые выцветшие обои в некоторых местах лоскутами свисали со стен, виниловый проигрыватель на комоде, стопки книг и пластинок – ничего, что имело бы отношение к делу. Стив изо всех сил пытался найти что-то необычное, чтобы оправдать возложенные на него ожидания и доказать Филу, что он способен не только на перебирание бумажек. Но, к его разочарованию, каждая попытка это доказать заканчивалась провалом, сегодняшний день не исключение.
– Черт, я бесполезен, – прошипел мужчина как можно тише, опасаясь, что кто-то может быть поблизости и услышит. С досады пнув стиральную машинку, изъеденную ржавчиной, выругавшись, Стив собирался продолжить поиски, но в комнате с камином послышалась возня.
Стив приоткрыл дверь, собираясь позвать Фила, думая, что это он, но вместо Фила он увидел тело молодого паренька. Стив видел его утром, тот разговаривал с Жаном, стажер, кажется. Стив надеялся, что он живой, без сознания, но всё же живой. Неизвестный мужчина худого телосложения в чёрном похоронном костюме, с принтом в виде безумной улыбки с стекающими слюнями и с неестественно белыми волосами – похоже, они были крашеными – возился у камина. Стив закрыл дверь.
«Фух… не заметил…» – подумал Стив. Стараясь не дышать, чтобы не спугнуть гостя, Стив достал пистолет из кобуры и, распахнув дверь, выпрыгнул в сторону камина.
– Что?.. Где он?.. Черт, неужели он за спиной?.
Стив резко развернулся навстречу летящему удару, голова на секунду «превратилась в колокол», Стив упал. Нападавший уже восседал сверху, злорадно скалясь. Стив махнул рукой в сторону физиономии, но беловолосый с лёгкостью заломил руку.
– Что это ты ручками размахался? Ручки лишние – так мы их поотрываем…
Его голос был мерзким, сюсюкающим, как у маньяка из сериала, лапающего связанную жертву.
– У меня к тебе вопрос как к человеку, чья жизнь – игра. Хочешь снова стать собой?
– Заканчивай с заигрываниями и возвращайся в бюро ритуальных услуг, ты ведь там костюмчик взял?
– Тс-с-с-с, какие очевидные шутки, но стоит отдать должное, для такого слабака, как ты, это довольно остро. Человек – игра, человек – азарт. Ты не устал еще себе внушать, что ты способен жить обычной жизнью?
– Что? О чем ты?
– Ха-а-а-аха-а, опустим эту тему, у меня нет на это времени. Перейдём к делу. У меня есть игра, достойная тебя, самая крупная игра в твоей жизни и, что самое важное, очень дорогая игра.
– Я тебя не понимаю.
– Тс-с-с-с, вот это. – Показывает карточку.
– Я положу тебе в кармашек. Если ты решишь стать вновь собой, обращайся. Для тебя ведь мука – находиться в сырой реальности, голубчик… И знай: звони только по поводу игры, а то мы найдём всех, кого ты знаешь.
* * *
– Стой, не стоит этого делать, не стреляй – Крис пытался разрядить обстановку.
– Номер 2, как обстановка? – крикнул беловолосый, с опаской выглянув из-за угла.
– Можешь выходить.
Беловолосый быстрыми пружинистыми шагами приблизился к напарнику.
– Возьми это непослушное дитя с собой.
– Дитя… Ты кого ребёнком назвал?!
– Уходим!!
– Ага, хорошо, Змей.
– Не идите за нами, если не будете преследовать, он к вам вернётся живым в ближайшие часы, если увидим преследование, ему не жить.
Змей облизал губы, явно довольный собой, и, отвесив саркастично поклон, исчез между домами, прикрываясь Филом. Номер 2 неторопливо шёл через дворы. Дворы были пустынные, большая часть населения работала в ночных заведениях и днём отсыпалась. Надеяться на помощь Филу не стоило если бы кто то и встретился по дороге он вряд ли бы помог. Местные жители, состоящие в основном из бывших чиновников и бандитов, не были настроены лезть в дела других, да и, честно говоря, для них вид приставленного к чьей-то голове пистолета был обыденностью. Этот участок города был элитным районом для всех, у кого есть деньги, и он не подчинялся ни власти, ни законам. Здесь люди с деньгами подчинялись только людям с ещё большими деньгами. Фил мог в любой момент вырваться и обезоружить нападавших, по крайней мере, он надеялся, что физической подготовки хватит на это, но решил не спешить с этим и проследить за этой парочкой в качестве заложника до конечной точки увеселительной прогулки. Дойдя до арки, ведущей во двор большого жилого дома с треугольной крышей, с радостной ярко-оранжевой расцветкой стен и не дающими забыть о том, что дом находится на окраине, решётками на окнах, Змей, крутя ключи на пальце, пошёл в сторону новенького зелёного микроавтобуса с беспросветной тонировкой стёкол. Ярко-оранжевый дом и зелёный микроавтобус, слишком много цветных пятен в одном месте для этих серых улиц. Что ж, похоже, это и есть конец прогулки – ехать с ними Фил никуда не собирался. Метрах в пяти от полицейского лежал обломок металлической трубы, если успеть до неё добежать, можно попробовать обезоружить здоровяка и, забрав у него пистолет, управлять ситуацией, ну или просто вырубить. На махание кулаками не было времени, нужно все сделать быстро. Что-то подсказывало Филу, что этих ребят пара ударов по физиономии не остановит, и в случае, если они нападут вдвоём, шансов на победу будет мало. Змей открыл боковую раздвижную дверь и скрылся в автомобиле. Момент настал, локоть вонзился снизу в челюсть стоящему позади бандиту, пистолет был быстрым движением выбит из рук. Филипп вошёл в раж, забыв абсолютно о плане быстрой победы, нанося удары по лицу. Об этом ему пришлось вскоре пожалеть. Мощный удар сломал бедолаге нос. Серия ударов по рёбрам заставила Фила заскулить и вспомнить о запасном плане, а именно трубе, валяющейся на асфальте. Фил схватил трубу, собираясь хорошенько ею приложиться по крепкому телу. Подняв голову, Фил встретился взглядом с беловолосым, он стоял, опёршись на автомобиль, ехидно улыбался и наблюдал за ходом драки.
– Змей, ты ведь знал, что он начнёт сопротивляться, зачем ты дал ему ложную надежду на успех, оставив нас на едине? У него нет шансов против меня.
– Стоун, это его счастье, его фетиш – быть везде победителем. Не хотел разочаровывать его раньше времени.
– Змей, ты прав.
– Я вам головы поотрываю! Что вы несёте?!
– Тс-с-с, какой невежливый, перебивает, хамит, непорядок.
– Тс-с-с, дружок, поиграли – и хватит.
– Заткни это, Стоун.
– Не дождётесь, идиоты, думаете, вы крутые?
Фил бросился в атаку, Стоун, предсказав каждое движение Фила, увернулся от удара трубой, руки ужами обвили шею. Фил брыкался, пытался вырваться – все тщетно. Фил бил локтями, пытался перебросить оппонента через себя. Ужи сдавливали все сильней, Фил чувствовал себя жалкой букашкой, попавшей под свёрнутую в рулон газету. В глазах потемнело, мерзкая улыбка беловолосого и толстая верёвка у него в руках – это последнее, что увидел Фил, перед тем как потерять сознание.
