Читать книгу: «Алмазы Таимбы», страница 4
Глава 6
Где-то после пяти в первых сумерках они припарковались у каменистого языка, «лизнувшего» реку на крутом повороте. За ним начинались заросли осинника, хорошо натоптанная тропка поднималась между зеленоватых стволов к нужной им избе.
– Тут вообще недалеко идти, вон там она, в кустах. – Неожиданно Тоня резко обернулась. – Ты это видишь? – чуть ли не шепотом спросила она.
– Вижу, – так же тихо ответил Иван. – Мы избой не ошиблись?
На камнях валялись две консервные банки, в кустах запутался порванный пакет. Проводник подняла консерву, рассматривая.
– Чего увидела? – заинтересовался Поддубный.
– Да пока непонятно. – Она осторожно опустила банку в лодку. – Интересно, кто это здесь так свинячит? Наши так бы не сделали. Пошли посмотрим?
– Пошли, – без особого энтузиазма согласился геолог.
Не ночевать же на улице или, хуже того, в нижнюю избу возвращаться?
Иван подтянул нос лодки на берег, и они гуськом углубились в осинник. Женщина двигалась впереди, сторожко оглядываясь. Сообразив, что не слышит её шагов, Иван тоже постарался топать потише. Через пару минут он криво усмехнулся: у него так бесшумно не получалось. Перед прогалинкой геолог заметил, что Тоня проверила предохранитель ружья.
Длинная прокопчённая труба слабо дымилась. Вокруг избушки валялись пустые жестяные банки из-под тушёнки и стеклянные суповые. А перед низкой прокопченной дверью был кинут матрас с пожжённым углом. Похоже, горел он недавно, стойкий запах палёной ваты ощущался явственно.
Они переглянулись. Тоня скинула ружьё с плеча. Иван придержал её:
– Я первый. Ты страхуй. – Он говорил шёпотом, но голос звучал уверенно.
Тоня удивлённо глянула на Ивана. В этот момент она поняла, что за мужчину, стоящего рядом, в случае необходимости можно спрятаться. Для неё эта возможность вообще была главным признаком настоящего мужика. Но делиться подобными мыслями с Поддубным Тоня ни за что бы не стала. Еще чего! Пусть старается, а уже там посмотрим. Она послушно кивнула, отступая чуть в сторону, чтобы вход оставался в прямой видимости.
Иван сноровисто подскочил к избушке. Ссутулившись, постоял, прислушиваясь, и дёрнул за ручку. Спину скрыла захлопнувшаяся дверь.
Избушка была пуста. На полу наплёвано, доски усыпаны какими-то бумагами, похоже, разорвали на листки тетрадь отзывов. Стол замусорен, крошки, бычки, перевёрнутая на бок пустая консервная банка. В буржуйке дотлевали угольки. Если пошурудить и подкинуть щепок, вполне можно разжечь. Значит, ушли недавно, час, не больше. А то и меньше.
Он осторожно открыл скрипнувшую дверь: ещё стрельнёт ненароком. Тоня вопросительно оторвалась от мушки. Он мотнул головой: «Подходи». Она медленно с опаской двинулась вперед, не опуская ружья.
– Мда… – Тоня возмущённо качнула головой. – Какой же гад тут порезвился? Сколько живу, не помню такого. Хотя… – Она обернулась к Ивану, тоже застывшему у порога. – Как-то отец рассказывал, сбежавший зэк давно-давно мамаем прошёл по избушкам. Всё сожрал, что нашёл, вот так же примерно.
– Так у вас тут что, и зэки бегают? – Поддубный отступил на улицу, за ним вышла и Тоня.
– Был случай. Нормальный человек такого бы не натворил. А здесь, в тайге, все нормальные. Ну, кроме вот таких сволочей. – Она с тревогой глянула на закатное небо, темнеющее прямо на глазах. – Что-то мне тут ночевать не хочется.
– И мне. Что делать будем?
– А что делать? Надо возвращаться.
– В ту загадочную избушку?
– Ну да. Выбора-то нет. Эти могут появиться в любой момент.
– А их двое, что ли?
– Похоже. Консервные банки разные люди открывали. По краям видно.
– Тогда давай поторопимся.
– Давай.
Обратно под горку они добрались быстрее, чем двигались к домику. Пока спускались по тропке, Иван, шагавший последним, несколько раз беспокойно оглядывался. Он не мог отделаться от ощущения, что за ними наблюдают. Раз даже показалось, что качнулась ветка осинки, отпущенная осторожной рукой. В этот момент он еле сдержался, чтобы не рвануть к лодке бегом. Сжав кулаки, он невольно втянул голову в плечи. Так хотелось поторопить, казалось, неспешно двигающуюся впереди женщину. Но не рискнул.
Наконец Тоня, тоже тревожно поглядывая на берег, забралась в лодку. Столкнув посудину, Иван запрыгнул следом.
Отплыли на середину речки, на этот раз мотор завёлся от кнопки, и лодка, задрав нос, устремилась вниз по течению. Берег, неожиданно ставший чужим и опасным, отдалялся. Оба проводили его напряженными взглядами.
Если бы Тоня не велела ему повернуть к берегу, сам Иван никогда бы не нашёл эту избушку. Она и стояла необычно, на противоположном берегу от разорённой хибарки. К реке тут спуск каменистый, это склон той коронованной скалы, сползающей к самой воде, и дорожку не заметить, как ни старайся. Только уже встав на неё, можно догадаться, что когда-то здесь проходили. Но, судя по всему, очень давно. Не ближе, чем в начале лета. Во всяком случае, Тоня была в этом уверена. Уже радовало, что эти варвары сюда не добрались. Хотя они же без лодки, значит, только по противоположному берегу двигались. А мостов тут, к счастью, нет.
Тоня, пояснив, что около избушки воды нет, посоветовала набрать пятилитровую баклажку из Таимбы. Захватив рюкзаки, затянули судно повыше. Лодка тягуче скрипела по камням, с трудом подняли от воды метра на полтора. По команде Тони наломали веток малины и карликовых берёзок, кое-где спускающихся по дальнему краю насыпи. Накидав сверху, отошли подальше, проверяя.
– Если не приглядываться, не видно, – вполголоса резюмировала Тоня. – Двинули, а то скоро совсем стемнеет.
Топать по мрачной, еле угадываемой тропинке в стремительно сгущающейся темноте – это как со зрением минус три пытаться прочитать мелкий шрифт на договоре. Сапоги то и дело цепляли выпирающие булыжники, мыски пинали невидимые бугорки. То и дело проваливался в незамеченные ямки. Даже Тоня, двигающаяся в двух метрах впереди, пару раз споткнулась. Разок по лицу до искр в глазах стеганула ветка редкого здесь куста. Но Ивану хватило. Вытерев слёзы, он постарался удвоить бдительность, теперь периодически вытягивая руку перед собой. Оба молчали, на ходу пытаясь прислушиваться. Тайга, раскинувшаяся в некотором отдалении, шумела. На разные голоса поскрипывали булыжники под ногами, ветер шуршал далёкой листвой, в тёмном небе плыли тяжёлые тучи.
Избушка вынырнула из темноты неожиданно. Она стояла прямо на осыпи, неизвестно каким образом цепляясь за каменистую площадку. Крыша, затянутая рубероидом, как и у других избушек, низенькая, под стреху разве что ползком подлезешь.
Внутри темно, за сумрачным окошком поднимается громада коронованной скалы. У стены грубо сбитый столик на четырёх ножках. Керосинка. Тоня сняла стеклянный колпак. Чиркнула спичка, и слабый огонёк неуверенно закачался, улавливая самые слабые движения воздуха. Неуверенный свет выявил два настила: один пошире, другой узкий – на нём лучше не вертеться, можно свалиться сонным. На стенке у входа, как обычно, полка с консервами, тут же металлическая коробка с крупой, ага, греча. Сбоку примостились спички и пару листиков бересты для растопки. На стене традиционная тетрадка отзывов. Буржуйка чистая, без золы. Последний, кто заходил, оставил образцовый порядок. Избушка как избушка, пока никакой мистики.
– Дрова должны быть у стенки с солнечной стороны, глянь. А я пока котелок приготовлю.
Иван молчком шагнул за порог.
Едва первые огоньки ухватили нижние поленья, Тоня отрезала от шмата сала небольшой кусочек.
Переглянувшись с Иваном, склонилась над печкой.
– И я тоже хочу. – Иван отрезал кусочек побольше.
Почему-то ему показалось, что Тоня неоправданно экономит. Что-то приговаривая, она кинула на дрова сало, и оно зашипело, плавясь. Иван, мысленно попросив у духа домика поддержки и прощения за то, что потревожили, засунул в нутро буржуйки и свой кусочек. Теперь рядом плавились оба.
– Ну всё, с церемониями покончено. Ждём воду.
Иван почувствовал, как устала натруженная за день спина. Он и на самых интенсивных тренировках по самбо в молодости так не уставал, как здесь, на реке. Сдерживая кряхтенье, улёгся, не поднимая ног, на полати.
Уютно потрескивала печурка, за чёрным окошком завывал нестрашный теперь ветер, и на душе спокойно. Как же мало человеку надо для умиротворения! Тоня суетилась у буржуйки, проверяя готовность пшёнки с тушёнкой. Пока продуктов хватает, запасы избушек они ещё не трогали. Может, обратно пойдут, и пригодятся.
Наконец Тоня разложила густую кашу по личным тарелкам. Молча поели. Каждый сам вымыл за собой посуду. На чай Поддубного уже не хватило. Не раздеваясь, завалился на узкий топчан. Ещё пару минут он слышал, как проводник переливает горячий напиток в кружку, что-то достаёт из рюкзака, а на исходе этого времени он уже крепко спал.
Ночью ему снился незнакомый голос, что-то нашептывающий в уши. Голос был спокойным и доброжелательным. А проснулся Иван с неясными словами, застрявшими в сонном мозгу: «Ищи под ликом».
За окном разливался яркий восход, весело тренькала незнакомая пичужка, второй топчан пустовал. «Ну что ж, надо будет поискать этот неведомый лик. Интересно, что за лик, на скале или где?» Почему-то он не сомневался в его существовании. Потянувшись, Иван тоже поспешил на улицу.
Костерок развели уже по обычаю, на улице, перед этим наведя порядок в домике. Иван вычистил буржуйку, а Тоня прибрала на столе и на топчанах. Выпив по кружке горячего чая с уже изрядно подсохшим хлебом, но не утратившим замечательного вкуса, пошагали к лодке. Отплыли от гостеприимной избушки, когда солнце краешком выплыло над порозовевшими верхушками деревьев.
Глава 7
Река парила, клубы тумана тянулись навстречу, обдавая сыростью и свежестью. Небо очистилось, голубые островки проглядывали в туманных разрывах, настраивая на мирный лад. Было прохладно, не больше десяти тепла, Иван кутался в бушлат, завистливо поглядывая на Тоню, похоже, ей совсем не холодно в энцефалитке. Бушлат у неё тоже есть, но пока в рюкзаке, свёрнутый.
Место причала к разорённой избушке миновали на скорости, провожая напряжёнными взглядами неуютный берег. Иван прислушался к себе. Неожиданно кольнуло дурное предчувствие и окрепло ощущение чужого взгляда. Стараясь не выдать ощущения, покосился на Тоню. Женщина тоже не отрывала глаз от замершего в утреннем полусне берега. Ветерок кинул на лоб прядь волос, и она, оторвавшись от наблюдения, закинула её назад.
Только дождавшись, когда лодка проскочит подозрительный участок, Иван позволил себе расслабиться. Глубоко вздохнув, он снова уставился вперёд по ходу движения. Мысли потекли размеренно и спокойно. Вновь захотелось помечтать, как он будет тратить заработанные в походе деньги. Удержал себя от фантазий лишь неимоверным волевым усилием. «Лучше не думать заранее, это ж как делить шкуру неубитого медведя. Лучше полюбоваться тайгой». Хорошо бы, безлюдной. Узкая Таимба продолжала вилять, словно её рисовал младенец, которому сунули в руку ручку и подставили листок бумаги. Он решил, что не будет говорить Тоне о своих подозрениях, тем более что все они непонятно на чём основаны. Ну, показалось ему. Так, может, эта мнительность сыграла с ним злую шутку. Или он подсознательно сам настроил себя на тревогу. В любом случае пока одни домыслы. Не хватало ещё на насмешку нарваться.
Часа через три река резко обмелела, и Ивану пришлось снова взяться за опостылевший шест. После десятка толканий почувствовал, что начал согреваться, а то, пока сидел на носу, продрог: стылый ветер пробирал насквозь. Туман давно растаял, но от реки по-прежнему тянуло сырым холодом. Берег пошёл крутой и неприступный, высоченные овражные края нависали над шумливой водой. По правой стороне лиственницы сменились мрачным, непролазным ельником, по левой тянулся березняк, скорей всего поднявшийся после пожарища. И с обеих сторон поднимались вдалеке холмы, заросшие лесом, а их верхушки подпирали хмурые небеса.
Тоня первая нарушила утреннюю тишину:
– Как тебе в избушке спалось?
Иван шевельнул плечом:
– А ты знаешь, неплохо спалось. Сны видел.
– Про что, помнишь?
– Точно не скажу, но вроде как все положительные. Кстати, голос слышал.
– Что говорил?
Иван с трудом вытянул застрявший шест:
– Так, шептал что-то на ухо. А проснулся с точным указанием искать под ликом. Не знаю, что за лик, но теперь буду ещё внимательней осматриваться и не уйду, не перекопав всё, что можно.
– Интересно. А мне ничего не снилось. Как легла, так и встала. Вот они, родимые. – Она вытянула шею, рассматривая что-то впереди. – Пороги. Придётся повозиться.
Речка здесь раздалась, правый берег отступил вместе с деревьями, пологое пространство у воды заполнилось кустарником. Лодка заскрежетала дном по камням, и Иван вопросительно обернулся к проводнику.
– Что делать будем?
Перекинув ремень ружья за грудь, Тоня неторопливо выбралась из лодки:
– Попробуем протолкнуть в самом глубоком месте. Вылазий.
Сапоги погрузились по щиколотки – это около берега. Ближе к середине реки глубже. Иван, не дожидаясь распоряжений, направился к противоположному боку лодки. Ухнув почти по колено, уцепился за борт. Крепкое течение сдавило сапоги как тисками. Внутрь потекла вода, ноги охватило холодом. Стараясь не обращать внимания на немеющие ступни, ухватился за борт. Тоня прицепилась с другой стороны. На счёт раз-два двинули. Камни заскрипели под днищем, и лодка сдвинулась. Поднажали ещё чуток, и, скрежеща и поскрипывая, моторка пошла. Старались сталкивать её на относительную глубину, но и там металл цеплялся за каменистое дно. Ноги быстро заледенели, озноб пробирался выше и выше. Сначала заледенели голени, потом холод охватил мышцы бёдер, сжал мёрзлым обручем талию, и стало труднее двигаться: жилы словно задеревенели. Кроме того, приходилось постоянно поглядывать под ноги: попади ступня на камень, и оскользнёшься. Каждый шаг давался с неимоверным усилием, будто шагал по горло в воде.
Мелкое, но стремительное течение, ударяя ледяными ладошками, старалось сбить людей с ног. Но даже физическое напряжение не избавляло от холода. Иван сжимал зубы, стараясь не выдать дрожи. Уже в самом конце перехода, когда моторка неожиданно легко прыгнула вперёд, он в довершение неприятностей плюхнулся в реку плашмя. Тоня охнула, а он тут же подскочил, насквозь промокший, шёпотом матерясь.
– Живо к берегу! – Тоня перебралась к носу, находя рукой верёвку.
Он не стал себя упрашивать, тем более что моторка уже приткнулась к травянистому склону, круто уходящему вверх. Тоня торопливо обернула конец за тальниковый куст, завязав крепкий узел.
Иван скинул сапоги, вылив из них по ковшику воды. Стянул бушлат, с которого текли ручьи, расстегнул ремень брюк. Спохватившись, вытащил из моторки рюкзак. Кое-как развязав непослушными пальцами, распаковал сухие вещи. Проводник, порыскав в кустах, вернулась с охапкой сушняка.
Пока Иван раздевался, робкий дымок поднялся над кучей валежника.
Торопливо переодевшись в сухое, дрожа всем телом, он подсел к разгорающемуся костру.
Тоня, вытянув из своего рюкзака шерстяную, похоже, самовязанную кофту, вполголоса ворча на неуклюжесть мужчин, завернула в неё Поддубного. Он с благодарностью принял заботу.
Костерок разгорался, и подеруха10 постепенно отпускала. Он поочерёдно вытягивал руки к огню, и пальцы вскоре тоже отогрелись. Мокрые сапоги и такую же одежду Тоня развесила на расставленных вокруг костра шестах, которые вырубила в тальнике, и от вещей поднимался пар. Потом она вырубила пару палок с вилками на конце, и они скрестились над огнём, легко удерживая котелок с водой.
– Будем обедать. – Она глянула на затянутое мутью небо. – Недалече предпоследняя избушка есть, из тех, что на отцовской карте помечены. Попробуем успеть сегодня. Надеюсь, до неё те варвары не добрались.
За секунду до её слов Иван подумал о том же. Хмурясь, он покивал:
– Да уж. Не хотелось бы.
– Ладно, будем рассчитывать на лучшее. Счас быстренько кашки сварганю. Поедим да тронемся. Тут вроде можно на моторе проскочить. А одежду твою уже на месте досушим.
Вода в котелке закипела, и Тоня засыпала туда кружку крупы.
После обеда ароматной кашей, заправленной кусочками сала, Иван понял, что окончательно согрелся. Вот только в чём же ему идти? Одежда ладно, можно закутаться в одеяло из запасов, что прихватила Тоня, но обутки другой нет.
Его сомнения разрешила Тоня:
– Забирайся в лодку пока так, босиком, там избушка почти на самом берегу, доберёшься как-нибудь.
Иван с сомнением покачал головой, но спорить не стал. Другого варианта всё одно нет. Придётся потерпеть. Сам виноват, надо было крепче за лодку держаться.
Избушка выплыла из-за поворота часа через два. Всё это время Поддубный просидел на носу, поправляя сползающее одеяло на плечах. И снова продрог.
Лодка двигалась на малых оборотах, но, слава богу, без остановок. Река то раздавалась в стороны метров на десять, подмывая крутые берега, то сужалась чуть ли не до лесного ручья, накатывая волной на купающиеся в воде тальниковые ветки. Неожиданно начало подтекать дно лодки. Тоня предположила, что подорвали немного на перекатах. Пока не критично. За всю дорогу после обеда она всего лишь разок, не выпуская из одной руки румпель, другой вычерпала накопившуюся воду. Иван порывался ей помочь, но проводник махнула на него:
– Сиди уже, помощник. Опять промокнешь. Заболеешь, возись с тобой потом.
Вздохнув, Иван присмирел. Заболеть вовсе не хотелось, тем более что ближе к вечеру начало холодать, и он почувствовал, как ветерок всё глубже проникает под одёжку.
Наконец, укоренившаяся на травянистом грунте, метрах в двадцати от воды показалась следующая охотничья избушка. Лодка с заглушенным мотором медленно ткнулась в глинистый берег. Но выходить оба не спешили: в воде покачивалась вскрытая консервная банка. Тоня, не выпуская из поля зрения, казалось, нежилую избушку, выловила её. И тут же выбросила в траву с кратким комментарием:
– Те же самые варвары. Знакомый почерк.
Иван тоже присмотрелся к краю открытой банки, но ничего знакомого так и не увидел. Однако Тоне поверил с первого слова. Пока она не ошибалась.
Иван на всякий случай подтянул поближе мокрые сапоги, вдруг придётся срочно надевать, а Тоня положила на колени ружьё.
– Какие будут предложения? – Иван говорил шёпотом.
– Да ладно, можешь не шептать, если здесь кто есть, всё равно мотор слышали. Думаю, надо осмотреться. Похоже на то, что избушка пустая. Ночевать в палатке у меня желания нет. Ещё наночуемся. Да и тебе досушиться надо.
Иван скинул одеяло:
– Тогда пошли?
– Пошли. – Тоня перекинула ноги через борт.
– Подожди, я сапоги натяну.
Перед избушкой остановились, прислушиваясь. Обычные лесные звуки: скрип деревьев, шуршание листвы на вершинах покрасневших, словно девушки, услышавшие нескромное слово, осинок. Иван жестом показал, что он пойдёт первым. Кивнув, Тоня отступила в сторону, приклад ружья прижался к плечу. Но пока не целилась.
Дверь отворилась с лёгким скрипом. Пусто! Обернувшись, он мотнул головой, приглашая проводника подойти, и сам нырнул в тёмное нутро домика.
Опять на столе мусор, те же бычки, консерва. Что они тут ели? Ага, перловый суп. Но почему бы не выбросить куда-нибудь, не прикопать? Что за неуважение к людям? Похоже, те, которые устраивали беспорядок в домиках, думать о ком-нибудь, кроме себя, не приучены.
Печка, сложенная из камней, холодная. Золу, конечно, никто и не подумал вычистить.
Тоня заглянула в поддувало. Выпрямившись, вынесла вердикт:
– Топили давно. Никак не меньше двух дней, а может, и больше. Дом выстудился полностью.
Иван присел на голые доски топчана:
– Будем ночевать?
Тоня устало опустилась рядом:
– Думаю, рискнём. Дверь изнутри закроем, из лодки всё сюда перенесём. Похоже, ночью дождь будет. Палатка – не выход.
– Лады, давай порядок наводить, что ли?
– Давай. Только ты сиди и сапоги сними. Они же, поди, ледяные.
Иван вынужденно покивал:
– Ладно, в следующий раз я тебе помогу.
Глава 8
Выбросив за дверь затлевший матрас, рецидивист Малахай, высокий, ощутимо сильный, с лопатообразными ладонями, сжав в неполный кулак скрюченные пальцы, когда-то жилы в драке порезали, крепко выматерился:
– Ну Тюня ты, точно Тюня, так тебя через так.
Тюня – по плечо Малахаю, шустрый, с вечно прищуренными глазами, в которых навсегда застыли недоверие и опаска, плюнул в угол избушки, не вставая с полатей.
– Я чё, виноват? Заснул, а окурок вывалился.
– Окурок у него вывалился, а огузок не вывалился? – уже теряя запал, проворчал он. – Сгореть же могли. Причём естественно.
– Ну, не сгорели же.
– Ладно, вставай, хорош валяться. Счас часа три, до вечера должны успеть. Жрать охота, может, тут ещё по берегу где избушка найдётся.
Тюня рывком скинул ноги на земляной пол:
– Пожрать я не дурак.
Оба остановились за домиком, настороженно поглядывая на раскачивающиеся лиственницы: ветер тянул плотный, стылый, коротко стриженные головы мёрзли. Наконец, застегнув телогрейки на все пуговицы, неуверенно пошагали, выстроившись гуськом: впереди Тюня, Малахай замыкал.
Идея пошарить по охотничьим заимкам подал Малахай, почти местный житель, он когда-то пахал в одной шарашке под Красноярском, а там такой домик стоял на ручье. На этом же ручье, дальше по течению и промышлял с ситом Малахай, конечно, нелегально.
Тюня, загремевший на первый срок по хулиганке, уходил на зону из Саратовской области и в таёжных делах почти ничего не смыслил, полностью доверяя опытному напарнику. Он и в побег пошёл, поддавшись на посулы Малахая, обещавшего чуть ли не золотые горы, а, точнее, золотые ручьи, на деле оказавшиеся мифическими. Зачем он взял с собой в побег неопытного первоходку, на что рассчитывал опытный зэк, не поняли даже граждане начальники в зоне, получившие впоследствии за то, что не уследили, строгие выговоры. Толку с Тюни в тайге – ну примерно как с эвенка в городских трущобах. К тому же золото в местных водоёмах если и было, то в мизерных количествах. Да и извлечь его оказалось нечем, ни инструмента, ни каких присоб для золотодобычи найти не удалось.
Скорей всего, Малахай не был до конца искренен с Тюней, тая от напарника по побегу какие-то свои, только ему ведомые планы на будущее. Тюня начинал что-то такое подозревать, но твёрдого мнения на этот счёт сложить не мог. Фактов мало. Они собирались отсидеться в этих местах, пока там, в лагере, не утихнет шум после их исчезновения, а у краснопогонников не иссякнет желание рыскать в поисках беглецов по необъятным просторам эвенкийской тайги и редким местным посёлкам.
Проблему пропитания пока решали за счёт заимок, разорив уже вторую, но оба понимали – долго так продолжаться не могло: или избушки закончатся, или повстречается какой-нибудь не слишком вежливый охотник, владелец домика. Вряд ли такая встреча принесёт им положительных эмоций. Хотя тут ещё как посмотреть, неизвестно, на чьей стороне фарт ляжет. Во всяком случае, убивец Малахай никакими нравственными нормами себя не отягощал, прихлопнуть человека рука бы не дрогнула. Да, ружьё им бы пригодилось.
Моторная лодка проскочила по реке, когда солнце встало над тайгой в полный рост. К этому времени они удалились от домика километра на три. Пройти больше просто не получилось – заваленная буреломом и валежником тайга не позволяла развить скорость хотя бы пешехода. Плелись не больше километра в час, как предположил Малахай, пытаясь отдышаться после очередного подъема на заваленный булыгами склон невысокого, но давшегося чуть ли не с кровью, холма.
Забыв про усталость, рванули к берегу наперегонки, будто по спортивной дорожке с препятствиями, перепрыгивая камни и подгнившие стволы. Успели в самый последний момент. Запыханные, выскочили на простор берега, когда лодка втягивалась в изгиб реки. Но то, что в ней всего двое, мужик и баба, разглядеть успели. Проводив исчезаюшую корму злыми глазами, Малахай бессильно выругался: «Эх, чуть бы раньше!»
Моторка двигалась в сторону разоренной избушки, оставленной ими несколько часов назад, и это предстояло обдумать. Тяжело дыша, беглецы уселись на травянистый край высокого берега, круто спускающегося к воде.
Ноги подрагивали, дыхание долго не могло успокоиться. Первым молчание нарушил Тюня:
– Ну, что будем делать?
Малахай кивнул:
– Будем, естественно. Делать. Сам что думаешь? – Он смотрел искоса, по старой лагерной привычке стараясь не встречаться взглядом, будто вскользь.
Тюня поёрзал:
– Тю… чё думать? За ними надо топать. Может, жратвой какой поделятся.
Малахай поднял голову, всматриваясь в противоположный берег, тоже высокий, но каменистый.
– А не поделятся, вежливо попросим. Пошли, чё расселся? – Он упруго поднялся, отряхивая штаны. – Возвращаемся.
Напарник подскочил следом.
Они миновали уже почти половину пути до разорённой избушки, когда звук мотора снова растревожил таёжную тишину. Оба замерли, напрягая слух. До воды метров пятьдесят, да через заваленный гнилыми стволами и крупными булыгами лес. Опять не успеют. А лодка явно двигалась навстречу.
– Что б вас, – уже понимая, что они снова остались не у дел, выругался рецидивист.
– Может, рванём? – Тюня, готовый сорваться с места, повернулся к старшему товарищу.
– Ага, чтобы ноги переломать, – он снова собрал в конструкцию несколько витиеватых выражений. – Они издеваются, что ли?
Первоходка расслабился:
– Наверное, не захотели в нашем домике останавливаться. Не понравилось.
– Естественно. Кому понравится в бардаке ночевать, – задумчиво протянул Малахай. – Это мы ошиблись. Не мог прибрать хоть малость?
– А чё я? Ты и не говорил ничего.
– А у самого мозгов вообще нет?
Тюня, обидевшись, засопел, но ответить не решился. Хотя на язык лезло.
– Выходит, в этой стороне домишко имеется. В него-то они, похоже, и едут ночевать.
– Может, найдём?
– Найдёшь тут. – Рецидивист задрал голову. – Стемнеет скоро. Айда, куда шли. Хоть крыша над головой будет.
– А пожрать так и не надыбали, – уже начиная движение, заметил Тюня.
– Ладно, придётся не жрамши ночевать. Может, что завтрева получится.
Моторка прошла мимо затаившихся в кустах зэков поутру. Сегодня они встали рано, с животами, подведёнными голодом, долго не разлежишься. Лодка, чуть приподняв нос, двигалась ходко. Баба, кстати, довольно симпатичная, за рулём, мужик на носу. И оба пристально так рассматривают берег. Неудивительно, понимают, что гости, давеча заглянувшие в домик, не из лесных людей. Вот и настороже. Малахай расстроенно цокнул. Знал бы, что так сложится, заставил бы Тюню языком избушку вылизать. И были бы у них и лодка, и оружие, и хавчик. И ещё что-то наверняка не лишнее, мешки и сумки, сваленные на дно лодки, приятно полнились.
Вот стих мотор за поворотом, и оба неспешно выпрямились.
– Ну чё, потопали?
– Ага. – Тюня жизнерадостно кивнул. – Будем догонять?
– Естественно. Жрать-то что-то надо. А у них, видал, полные рюкзаки. Может, ещё чего полезного с них снимем.
Сглотнув слюну, Тюня снова занял место во главе их маленькой колонны. Ещё в самом начале робинзонады так решил Малахай. Мол, у тебя глаз моложе, если что, и опасность заметишь первым. Тюня не спорил. Он вообще избегал спорить с напарником, признавая его авторитет не только в лесных делах, но и помня высокое положение Малахая в лагерном табеле о рангах.
Через минуту спины беглых лагерников, обтянутые чёрными телогрейками, скрылись в густой прибрежной зелени.
