Читать книгу: «Опасный трафик», страница 5

Перевалка

Еще один пустой мир. В бортовом компьютере он значился как Орлин.

Только было в нем одно отличие от других пустышек, бескрайних и диких миров. Следы. Следы, оставленные человеком, и не успевшие стереться с поверхности материков.

Орлин мне не нравился. Уж больно он был похож на Землю. На нашу привычную Землю. Те же города. Те же машины, улицы, железные дороги, магазины, супермаркеты, школы, больницы. Все почти такое же. И совершенно пустое. Ни единой живой души.

Улицы, заполненные брошенными автомобилями. Остатки продуктов на витринах и полках магазинов. Все покрыто пылью и забвением.

Я долго не мог понять, почему этот заброшенный и пустынный мир так угнетает меня. А потом понял это в одночасье. Я его боялся. Боялся, что и Земля внезапно станет такой. Безмолвной и мертвой.

В Орлин мы наведывались часто. От остальных транзитных миров его отличала одна особенность. На Орлине находилась одна из немногих перевалочных баз. И, наверное, это было единственное место во всем этом мире, которое мирило меня с ним и не позволяло возненавидеть его окончательно.

Лагуна находилась буквально в пяти километрах от города. Маршрут в мире Орлин был у нас всегда один. Где бы мы не высаживались, нам приходилось проезжать через город, через Лагуну, а потом уходить дальше на самый конец небольшого полуострова, туда, где находилась единственная в этом мире точка перехода.

В начале своей карьеры контрабандиста я пытался даже разработать целую теорию переходов. Правда, ничего особенно путного у меня не получилось. Из всех собранных фактов я выяснил только одно. Прямых переходов между всем множеством миров не существует. Это значит, что, например, с Орлина напрямую на землю я попасть не могу. И наоборот. Почему это было так, я не понимал. Хватало того, что бортовой компьютер при постановке ему задачи с указанием конечного пункта, всегда выдавал несколько вариантов маршрута, включающем в себе зачастую промежуточные миры. Точек высадки же в мире, куда совершался переход, всегда было несколько. И определить, в каком месте тебя выкинет, заранее было нельзя. Была только одна закономерность. В течении суток выход был фиксированным. Потом он обязательно смещался. Иногда на пару километров, иногда на пару сотен.

Кроме этого я выяснил, что точки перехода всегда попадают в так называемую зону высадки. Окружность с диаметром примерно в пятьсот километров. С чем это было связанно и почему так происходило, я мог только гадать.

Но вернусь к Орлину. В тот день мы выскочили всего в нескольких километров от города. Можно сказать на окраине. Шли мы двумя машинами, и были в рейсе уже третьи сутки. Видимо у нашего руководителя проснулись до того момента дремлющие способности великого логиста. И потому мы, вместо того, чтобы взять в одной точки груз и доставить его в другую, носились взад перед словно курьер пиццерии.

Вымотались все до предела, поскольку этот безумный марафон проходил в режиме нон-стоп. Я мудрил, пытаясь организовать посменное дежурство. Заставляя отдыхать стрелков, штурманов и водителей попеременно. В итоге за последние семьдесят два часа, сам проспал не более десяти. Радовало одно, Орлин был последней промежуточной точкой перед возвращением на землю. Тем более, что срок нашего возвращения домой не был определен командой с верху. Это означало, что в Орлине мы могли провести сутки, а то и двое.

То, что впереди нас ждет заслуженный отдых, придавало нам силы на последних километрах пути. Был полдень. Солнце палило изо всех сил, пытаясь расплавить бронированные борта наших машин.

Дорога была знакомой. Сначала нам предстояло проехать под скоростными эстакадами, на которых навсегда замерли сотни брошенных машин. Этот этап дороги был самым простым. Тропа среди ржавеющих скелетов застывшего автотранспорта была знакома нам как пять пальцев.

При въезде в город обычно начинались проблемы. Почти каждый раз нам приходилось пробиваться через завалы, образованные обрушившимися зданиями. Окраина города была подчистую уничтожена пожаром, и поэтому обветшалые и истерзанные огнем здания постоянно осыпались.

Дорога, по которой мы последний раз въезжали в город, на сей раз была перекрыта осевшей пятиэтажкой. Пришлось останавливаться и выходить из машин. Беглый осмотр показал, что штурмом завал не преодолеть.

Поехали искать объезд. Окна пришлось закрыть, поскольку летящие из- под колес пепел и сажа подымались сплошной стеной. Видимость была настолько ужасной, что ведомому приходилось идти по габаритным огням первой машины.

Сунулись в один проезд, показавшийся перспективным, и почти сразу же выскочили из зоны пожара. Все с облегчением перевели дух. Тыкаться, как слепые котята, до самого вечера не хотелось никому. Места были конечно незнакомыми, но, оказавшись в городе, мы уже не боялись заблудиться. Вильнув раз, другой, мы наконец таки выбрались на знакомую дорогу.

Настроение у команды поднималось с каждым пройденным километром. Город не мог своим мрачным давящим видом нагнать подобающую месту тоску и ощущение безнадежности. Из динамика рации послышались шутки и смех. Между экипажами незаметно затеялась игра. Экипажи по очереди ставили миди минусовки популярных песен, а оппоненты должны были угадать произведение. Вот такая вот передача «Угадай мелодию» на колесах. Дисками запаслась Маринка, поддерживающая имидж массовика затейника и души компании. Веселье набирало обороты. Впереди нас ждал песчаный берег и теплое море. Вкусная еда, и самопальное виски деда Кирилла – смотрителя станции. И, самое главное, отдых.

Поначалу я поддался атмосфере общего веселья, даже сонливость отступила. Но в очередной момент меня вдруг охватило смутное предчувствие.

Отобрав рацию у разошедшегося Генчика, временно исполняющего в моем экипаже обязанности водителя, я приказал прекратить веселье.

Мариша тут же назвала меня букой и пообещала на меня обидеться, если я не передумаю. Но настаивать на своих требованиях не стала.

Прошло пять минут, потом еще пять. Я уже начал подозревать себя в обострившейся на фоне переутомления мании преследования, когда грянул гром среди ясного неба.

Откуда- то слева раздался хлопок, который я ни с чем бы не перепутал. Так может звучать только подствольный гранатомет.

Еще не до конца осознав, что происходит, я заорал в рацию:

– Вспышка слева!

Остаток моей фразы потонул в грохоте взрыва. Уши заложило, а машину основательно тряхнуло. Гад стрелял на редкость точно. Граната взорвалось в аккурат перед передним колесом. Бронированная покрышка, рассчитанная на попадание десятка пуль, не выдержала подобного обращения. Точнее говоря, она попросту разлетелась в клочья. Благодаря бога и добростность машины, в следующую секунду я уже выпрыгивал в открытую дверь машины, крича на обалдевшего Генчика:

– Гони, к домам! В укрытие!

Юрка, управляющий второй машиной, среагировал молниеносно и грамотно. Его джип, взревев мотором, резко рванул вперед, объезжая подбитого собрата. И скрылся во дворе ближайшего дома. Генчик, борясь с вышедшим из- под контроля железным конем, высекая снопы искр из асфальта голым диском переднего колеса, старался повторить Юркин маневр. По корпусу машины щелкали пули.

Я понимал, что еще один удачный выстрел из гранатомета, и джип встанет. И еще я понимал, что сколь надежной ни была бы броня, оставлять товарищей в неподвижной консервной банке мне не хотелось.

Подняв голову я посмотрел в сторону, с которой велся огонь. Нападавшие расположились на руинах дома, возвышавшегося в стороне от дороги на небольшом холме. Мои худшие опасения тут же оправдались. Фигура, закутанная в невообразимое тряпье, занималась тем, что перезаряжала подствольник. Еще пятеро с энтузиазмом палили в уползающий джип. Я вскинул руку с пистолетом. На защитном стекле шлема фигура врага с гранатометом подсветилась красным цветом, указывая на то, что зона прицеливания совпала. Я вдавил спусковой крючок. Пистолет-пулемет разразился сухим стрекотом. Пули одна за другой плотным потоком устремились к цели.

Расстояние в сто метров дистанция отнюдь не для пистолетной стрельбы, но своей цели я все же достиг. Одна или несколько пуль попали гранатометчику в ноги, подрубив его как подкошенного. Он театрально взмахнул руками, роняя ствол. Опять послышался хлопок от самопроизвольного выстрела упавшего гранатомета. На счастье нападающих граната ушла далеко в сторону, а не врезалась в стену ближайшего дома.

Вспомнилось наставление для американских пехотинцев: «Старайтесь не держать гранатомет на боевом взводе, когда находитесь в не в зоне боевых действий. Случайное движение может привести спусковой механизм в действие, что сделает вашу фигуру непопулярной среди товарищей». Посмеяться над своей собственной шуткой я не успел. Стрелки, забыв о джипе, полностью переключили свое внимание на мою персону.

Перекатившись в бок, я спрятался за небольшой бетонной тумбой, в прошлом возможно служившей клумбой. Пули щелкали по моему укрытию, щедро осыпая меня бетонным крошевом. Я сжался, стараясь сгруппировать свое тело таким образом, чтобы оно не выступало ни одной свое частью из укрытия. Как ни крути в такой ситуации дорожишь не только жизнью в общем, но и любой конечностью в частности

Находиться под обстрелом, скажу я вам, довольно таки не приятно. В этот момент отчетливо понимаешь, сколь тонкая грань отделяет тебя от смерти. И насколько хрупка ваша жизнь. В принципе вы сами можете испытать подобные чувства, посетив хотя бы одну пейнтбольную баталию. Особенно ярко оно проявляется у новичков. Представьте, вы впервые взяли в руки подобие оружия, и, возомнив себя героем боевика, рветесь в атаку, представляя как будете косить противника штабелями. И в тот самый момент, когда вы только высовываетесь из укрытия, в маску вам бьет шарик с краской, выпущенный чуть более опытным или же более удачливым противником. И все, вы уже вне игры. В полном разочаровании покидаете поле боя. Если у вас в голове находится достаточное количество мозгов для комплексного анализа жизни, вы начинаете осознавать, что подобное зачастую происходит и в обычной жизни, в тех местах, где происходят боевые действия. И тогда, вам, наконец то, становится страшно. Бах, и человека нет. Не успел моргнуть глазом, и ты уже мертв.

Конечно, азарт игры снова захватывает тебя, и ты опять рвешься в бой, сея вокруг себя шарики с краской. Но где- то в глубине души, чувство скоротечности и неотвратимости смерти остается с тобой навсегда. И впредь, глядя на экран кинозала, наблюдая за очередным удалым киногероем, с легкостью уничтожающим десятки врагов, ты уже понимаешь, какую чушь тебе показывают.

Естественно, данный способ действует только на тех, кому посчастливилось избежать все это по-настоящему.

Я бы конечно мог признаться, что мой первый опыт боя прошел на заброшенном заводе посреди мирного города, и над моей головой свистели не пули, а шарики, выпущенные из маркера. Да только за последние несколько лет моей новой работы я успел побывать во стольких переделках, что мое стыдливое признание уже попросту не имело бы смысла. Бесстрашным рейнджером я, конечно, не стал, но человеком опытным стал несомненно.

И вот я лежал за клумбой, ежась под градом бетонных осколков, и мечтал только об одном, чтобы экипаж первой машины поскорее вступил в бой. В тот раз стрелком во втором экипаже был Виталик. Как впоследствии показало время, он был не сильно хорошим человеком, но вот солдатом он был далеко не плохим. Первая же очередь из его автомата сбила с ног двоих нападавших. И отвлекла их внимание от моей персоны.

Оставшиеся враги кинулись врассыпную, ища укрытия. Я наблюдал эту картину краем глаза, одновременно несясь со всех ног к ближайшему дому.

Нырнув в зияющий пустотой дверной проем, я, не останавливаясь, рванулся через полуразрушенную постройку, стремясь зайти в тыл нападающим. С улицы доносились редкие выстрелы. Видимо противники перешли от тактики блицкрига к позиционной войне. Виталик огрызался короткими очередями, но, судя по всему, на более активные действия с его стороны рассчитывать не приходилось. Атакующие вели прицельный огонь по его укрытию, не давая моему стрелку поднять головы. Бедняги и не подозревали, что действуют согласно отработанному и откатанному на неоднократных тренировках сценарию. Нашему сценарию. Виталик нарочно не менял позицию, хотя мог бы и отступить, подзадоривая этим противника. В это время Маринка должна была занять удобную точку для стрельбы из снайперской винтовки. Мои же действия тоже входили в схему. По возможности я должен был локализовать противника, отрезав ему путь к отступлению.

Грохнул выстрел крупнокалиберной снайперки. И одновременно с позиций врага донесся предсмертный крик, переходящий в хрип. Виталик, воспользовавшись замешательством, сменил позицию, и, поймав на мушку очередного агрессора, выпустил длинную очередь. Раздался еще один вскрик. Ситуация была переломлена в корне. Оставшиеся, в количестве двух человек, враги побежали. Вернее побежал один. Раненый мною гранатометчик только то и успел, что попытался отползти за верхний край развалин. Пули, выпущенные из автомата Виталика, и тяжелые заряды снайперской винтовки Марины, пригвоздили его к земле, прервав неудачную попытку.

Я замер, затаившись на противоположной стороне дома, который успел пробежать насквозь за те секунды, которые шел бой. Сердце буквально вылетало из груди после такого спринтерского броска по пересеченной местности. Дальше за холмом, с которого нас атаковали бандиты, была открытая местность. Возможно, раньше это был бульвар или площадь. Теперь же передо мной раскинулся обширный пустырь, гладь которого нарушали только остовы нескольких машин. Путь неудавшегося разбойника пролегал как раз мимо угла дома, за которым затаился я.

Враг выскочил буквально в паре метров от меня. Я уже хотел спустить курок, но, увидев лицо беглеца, замер не в силах что-либо сделать.

Передо мной стояла Инга – дочка деда Кирилла. Девушка дернулась, пытаясь навести на меня оружие. Я оказался быстрей. Схватив автомат за разгоряченный ствол я резко отвел его в сторону. Короткая очередь ударила в стену, нещадно кроша кирпич. Патроны в автомате кончились почти сразу. Поняв это, девушка бросила бесполезный теперь автомат, и, отскочив от меня на шаг, выхватила нож. Только тут я понял, что она не узнает меня. Лицо было скрыто темным зеркалом защитного стекла. Я рванул с головы шлем, бросив его на землю.

– Что ты делаешь? – тихо спросил я.

– Я ошиблась, – всхлипнула Инга. Губы у девушки дрожали.

– Иди домой Инга, вечером поговорим.

Девушка испуганно кивнула.

– Давай, – я легонько подтолкнул ее в сторону развалин дома, из которых сам только что выскочил.

Девушка, все еще медля, вошла в дверной проем. Я огляделся и, подняв руку, выпустил остаток обоймы в сторону пустой площади. Пули засвистели, уносясь в даль. Когда я вышел из-за развалин, передо мной возник запыхавшийся Генчик с автоматом в руках. Завидев меня, он было дернулся и собрался навести на меня ствол, но вовремя опомнился. Я же продолжал идти навстречу ему спокойной размеренной походкой, с таким видом будто бы вообще ничего не произошло.

– Шеф, вы в порядке? – задыхаясь спросил меня Генчик.

– Все ОК, пристрелил гада. Откуда только взялись супостаты, не первый же год здесь ездим, а людей сегодня повстречали.

– Лучше бы и дальше не встречались. Уроды! Всю машину мне исковеркали! – пожаловался штурман.

– Да ладно тебе, починим. С Семенном все в порядке?

– А что ему станется? Я думал, что он вообще не проснется, уж больно здоров он спать.

Я не стал напоминать Гене, что до этого Семен вел машину почти восемнадцать часов без передышки. Сам Семен маячил впереди подле машины, держа в руках снайперскую винтовку. Он отчаянно зевал, и было понятно, что винторез он взял скорее автоматически, чем осознано. Что с ним теперь делать, он особо и не знал. Отличный водитель, он был совершенно бесполезным солдатом. Может, оно и к лучшему, что он спал. А то еще бы попал под шальную пулю.

К подбитой машине подъехал второй джип. Его экипаж в полном составе выбрался наружу и со скорбными лицами стал изучать повреждения Семеновского железного коня. Да и сам Сеня, бросив наконец бесполезную винтовку, сидя на корточках, заглядывал под крыло машины.

Мы с Генчиком неспешно вернулись обратно.

– Что, Семен, запаску есть смысл ставить? – поинтересовался я.

– Да какая там запаска, – Семен в сердцах выругался, – рычаг передний оторвало напрочь, хорошо, что двигатель и салон цел. Если бы не броня, это бы сейчас настоящий БМП был.

– Почему БМП? – спросила Маринка, далекая от солдафонского юмора.

– Братская Могила Пехоты – потому что, – пояснил эрудированный Генчик.

– Вот-вот, братская, – подтвердил Семен.

– Что предлагаешь? – обратился я к Семену, переходя на деловой тон.

– Волоком до деда Кирилла дотянем, а там видно будет. Может у старика запчасти есть, не одни ж мы к нему наведываемся. А если нет, то домой за Егором и ЗИПом. У нас то на складе точно рычаги есть.

– Действуйте – скомандовал я.

Началась суета. Юрка подогнал задом машину. Семен вытащил из багажника прочный металлический трос. Через минут пять наша траурная процессия двинулась вперед, оглашая окрестности ужасающим лязгом. Наша машина, высекая искры голым диском, тяжело волочилась за Юркиным джипом. Надежда добраться до деда Кирилла засветло таяла на глазах. Да, можно сказать, теперь уже было не до этого. Оставалось только молиться, чтобы покореженный и наполовину оторванный рычаг не потерял остаточную связь с кузовом.

На наше счастье ситуация на самом деле оказалась не столь безнадежной. Рычаг выдержал самый трудный участок до окраины города. А там мы свернули на знакомый проселок, и машина пошла легче. Мягкий песчаный грунт не издавал от соприкосновении с диском столь страшных звуков, да и опасность окончательной поломки машины стала уже не столь явной. На оставшиеся до Лагуны десять километров мы потратили около двух часов. Это время я провел, высунувшись из люка на крыше машины, осматривая окрестности в электронный бинокль. Но поскольку, по всей видимости, мы успели исчерпать весь лимит неприятностей, отведенный на тот день, ничего особенного больше не произошло.

Взобравшись на очередную песчаную дюну, мы увидели конечную цель нашего путешествия. Посреди серповидного песчаного пляжа на небольшом скальном выступе стояла усадьба деда Кирилла. За ней виднелся длинный дощатый пирс, уходивший далеко в море. Картина прямо можно сказать почти идиллическая. Общий вид немного портил виднеющийся на заднем плане борт затонувшего теплохода. Хотя с другой стороны, возможно, именно он придавал Лагуне ее неповторимый шарм.

Зачарованный видом райского уголка, я внезапно подумал. А смог ли бы я бросить все и поселиться в этом диком краю? Чтобы наслаждаться его безбрежным спокойствием до конца своих дней. Скорее всего нет. Я еще не настолько устал от жизни, чтобы предаться добровольному отшельничеству. Конечно, здесь есть дед Кирилл с неисчерпаемым запасом его неповторимого виски, и его миловидная внучка Инга, оказавшаяся при более близком знакомстве не столь безобидной малышкой, которой казалась на первый взгляд. Но жить в мире, в котором кроме тебя вряд ли еще наберется хотя бы одна сотня обитателей, мне почему- то не хотелось. Было в этом что- то немного жуткое.

Мы подъехали к усадьбе. Юрка заглушил машину, и я сразу услышал доносящуюся с веранды музыку. Тихо и немного хрипло играл патефон. Звучал вальс. Мне почему- то пришло в голову, что нам очень повезло. Мы имели счастье слышать забытую музыку опустевшего мира. Кроме немногих избранных, которым доводится добираться в эти оставленные божественным благословением места, никто во всех остальных мирах не может насладиться этими прекрасными звуками, доносящимися из допотопного устройства. Дед Кирилл рассказывал нам, что нашел патефон в городском музее. Там же он нашел и чудом уцелевшие полсотни старых пластинок.

Попадая на землю, я зачастую посещал антикварные магазины и блошиные рынки, чтобы отыскать староформатные пластинки, подходящие для дедовского патефона. Старик был всегда очень благодарен, когда я привозил ему гостинцы.

Сегодня у меня не было чем порадовать деда Кирилла, да и, судя по встревоженному выражению его лица, старику явно было сегодня не до пластинок.

В ответ на приветствия членов команды он натянуто улыбался и рассеянно кивал. Но никто особенно не обращал на это внимания. Люди были настолько уставшими, что им не было никакого дела до нюансов мимики хозяина усадьбы.

От меня же его настроение не ускользнуло, поскольку я догадывался, чем может быть вызвана такая тревога.

– Вы не в курсе, что за шум был сегодня в городе? – спросил у меня дед Кирилл, когда я поднялся на веранду.

– А, – опередил меня с ответом Генчик, уже успевший вольготно расположиться за столом и вгрызться зубами в наливное красное яблоко, взятое из корзины, стоявшей подле, – это нас сегодня ограбить хотели. Напала какая- то шайка. Вон даже машину раскурочили, сволочи.

Генка продолжал жевать яблоко, не обращая внимание на то, как побледнел старик.

– И как вы? – спросил он хриплым шепотом.

– Да как видишь, живые, здоровые. Положили гадов, всех как один.

На деда Кирилла было жалко смотреть.

Я перехватил его взгляд, полный слез и отчаяния, и одними губами прошептал.

– С Ингой все хорошо.

Старик испустил долгий и тяжелый вздох облегчения.

– А где внучка? – не унимался Генка, – Чего ее не видать?

– Да за яблоками, поди, в рощу пошла, теми самыми, которые ты, троглодит, пожираешь.

Генка изобразил на лице раскаяние, что не помешало ему взять из корзины очередной фрукт.

– Ладно, дед Кирилл, пойду я отсыпаться, – потянувшись, сказал я – До утра не будить.

И полный оптимистического настроения наконец отоспаться, я ушел внутрь дома.

На улице тихо матерился Семен, пытаясь открутить раскуроченный рычаг. Издалека доносился смех Маринки и плеск воды. Роковая женщина организации увлекла за собой на берег океана Юрку и Виталика. Генчик, по всей видимости, не теряя времени, переключился с яблок на более интересный и крепкий продукт, а именно на виски из запасов старика. Я откинулся на подушку и закрыл глаза. Больше всего на свете сейчас я хотел спать.

Негромкий кашель деда Кирилла не дал сбыться моим мечтам.

Я открыл глаза. Старик стоял у двери, не решаясь войти.

– Не топчись у входа, ты как-никак хозяин в этом доме, – обратился я к нему.

– Извини, командир, что беспокою, – старик неуверенно вошел в комнату и тяжело опустился на стул, стоящий у окна.

Дед Кирилл тяжело вздохнул.

– Так быстро все не объяснишь.

– Объясняй медленно, – я уселся на кровати и достал сигарету. Закурил.

Старик мялся, явно не зная с чего начать.

– В общем, командир, ты наверняка догадываешься, что не одни вы ко мне в гости заезжаете.

Я кивнул.

– Конечно, кто-то ж должен нами привезенные грузы забирать, и те, которые для нас предназначены, оставлять. Наверняка, не одна команда ездит.

– Не одна, – согласился старик – конечно, не одна. Это вы думаете, что у нас тут забытый богом уголок, а на самом деле здесь натуральный проходной двор. Я не жалуюсь, если бы не вы все, мы бы тут давно с ума сошли.

Старик надолго замолчал, печально склонив голову.

– Так что все- таки случилось? – поторопил я его.

Сил на длительные театральные паузы у меня не было.

– Беда случилась, – еле слышно произнес дед Кирилл, на лице у него проступила одинокая слеза.

– Не тяни, старый, говори конкретней.

Дед Кирилл вздрогнул. Неожиданно его сгорбленная спина выпрямилась и приняла гордую волевую осанку. А в руках у него, откуда ни возьмись, возник обрез угрожающего вида, в обоих стволах которого как мне показалось, таились бездонные черные дыры, обещающие бесплатный пропуск к другим мирам. Обрез смотрел мне прямо в лицо.

– Не торопись, командир, и выслушай старика, не перебивая. Ты неплохой человек, и мне не хотелось бы убивать тебя. Но боль, которую причинили мне такие как ты, становиться невыносимой. И молю тебя, не искушай человека, которому нечего терять в его жизни.

Я сглотнул подступивший к горлу ком и кивнул.

– Так вот, мы будем сидеть с тобой до самого вечера. И будем ждать мою девочку. И дай то бог, чтобы ты сказал правду, и она пришла живая и невредимая. Иначе, сегодняшний закат будет последний для тебя и всей твоей команды.

Не смотря на угрожающий вид старика, я все же не выдержал.

– Да какого черта у вас тут творится? Эпидемия сумасшествия, что ли? Сначала Инга палит в нас, как будто пришла в тир на цыганской ярмарке. Теперь ты нацелил на меня свой карамультук. Объясни же наконец, дьявол тебя забери, что здесь происходит, – я говорил шепотом, но с таким напором, что мой едва различимый голос давил на старика, так, словно бы я орал на него в рупор.

Руки деда Кирилла задрожали, и я всерьез обеспокоился, что, если он не выронит обрез, то уж точно проделает в моей груди отверстие, которое не запломбирует ни один доктор во всех известных мне мирах.

Наконец, старик опустил оружие. Из глаз его ручьем покатились слезы.

– Ты прости меня, командир. Зря я так. Ты и вправду не такой, как остальные. И хоть сеешь зло, но не по своей вине, и не знаешь, что творишь.

Я не перебивал деда, пытаясь хоть что-нибудь понять, из того. что он говорит.

– Ты же понимаешь, мы тут с Ингой вроде как отшельники. Живем себе тихо, никого не видим, никуда не ходим. Да и некого тут, собственно, видеть, и ходить некуда. Были, конечно, еще несколько человек, из тех, которые в городе жили. Поначалу мы с ними не очень общались. Потом вроде чаще начали. Тяжело человеку без общества жить, вот и потянуло нас друг к другу. И Инге дома- то не сидится, она ж молодая. Что ей со мной в Лагуне скучать. Ей любовь нужна, романтика, понимаешь…

Старик на некоторое время замолчал, собираясь с мыслями.

– В общем, нашелся для нее в городе жених. Уж не знаю, откуда он там взялся, да только, и правда, парой он ей мог стать неплохой. Парень молодой, бойкий, – Дед Кирилл невесело усмехнулся. – Да и что говорить, это в наше время девушку закадрить было тяжело. Вокруг парней сотни, а тебе надо ей, голубушке доказать, что ты из них самый лучший. Хотя, конечно, и девушек тогда, не в пример нынешним временам в округе побольше было. А тут на всем побережье одна невеста на выданье, да один жених на тысячу километров. Чтоб им не сойтись было? Начала моя внученька в город бегать, с женихом своим встречаться. Я было волноваться стал, даже следил за ними. Да только смех одни. Они ж словно дети малые, то за ручки держатся, то в щечку целуются. Не успела их цивилизация развратить. И все бы хорошо было, пока не появился у них третий лишний. Есть во второй бригаде, той, что окромя вас ко мне ездит, парень один, Гарсиа зовут. Такой весь из себя.

И глянулась ему моя внученька. Поначалу, все шуточки были – прибауточки. Я, дурень старый, внимание на это не обращал, думал, просто молодой павлин перья свои распускает перед девчонкой из забытого богом угла. Так то оно и оказалось, да только делал он это не с добрыми намерениями. Закружил он Инге голову рассказами о других мирах, да о жизни далекой и красивой. Стал с ней вечерами по пляжу прогуливаться, да речи свои медовые расточать. Она глупая все и слушала и верила всему.

Я грешным делом обрадовался, думал может он ее с собой заберет. А то умру я, что она здесь одна делать будет. Да только зря я, старый дурак, на хорошее надеялся. Всю жизнь меня судьба лицом в грязь макала, да так ума и не прибавила

Не прошло и пару месяцев с их знакомства, как беда случилась. Гулял этот Гарсия с моей Ингой как- то вечером по пляжу. Далеко ушли, почти до дальней косы добрались. А там им, как назло, жених Ингин, тот что из местных, повстречался.

Дед Кирилл опять замолчал.

– Дальше можешь не рассказывать, – прервал его мрачные раздумья я.

– Вышли у них скандал и драка. Порешил Гарсиа местного жениха.

Старик вскинулся.

– Да, порешил. Только не кончилось все этим, он еще и над моей Ингочкой надругался, тварь.

Я вскинул голову и упер взгляд в деда Кирилла.

– И что было дальше?

– А ничего, – бросил он в сердцах.

– Ты говорил об этом с их старшим?

– Говорил, только без толку. Посмеялся и сказал, что я ему еще спасибо сказать должен, что если б не Гарсиа, то кто ж меня еще правнуками осчастливил.

Старик горестно уронил голову на грудь.

– Дед Кирилл, ты меня не первый день знаешь, мне то ты мог сказать сразу, а не ломать мне тут комедию с обрезом и партизанские движения организовывать.

– Я за Ингу боялся, – прошептал старик – А про засаду я и вообще не знал. Даже не представляю, когда она сумела с городскими сговориться. Сколько их хоть было? – спросил он глядя на меня.

Я потупил взгляд.

– Пятеро их было, кроме Инги.

– Значит теперь в городе и вправду никого не осталось, – сокрушенно произнес дед Кирилл.

– Я себя виноватым не считаю, – жестко ответил я. – Когда в меня стреляют, я привык отвечать.

– Да я тебя и не виню. Я просто не знаю, как теперь мне дальше жить. И что делать. Этот гад, не сегодня – завтра опять приедет, и будет своими наглыми зенками мне и внучке в глаза смотреть.

Старик ушел, оставив на тумбочке свой обрез. А я напрочь лишился сна, несмотря на дикую усталость.