Читать книгу: «История русской армии. Том 1. От Северной войны со Швецией до Туркестанских походов. 1700—1881», страница 7

Молдавия присягнула на подданство Императрице Всероссийской. Устроив в несколько дней управление краем, фельдмаршал решил овладеть в течение осени Вендорами, занять всю Молдавию и Валахию, устроить здесь прочную базу и весной 1740 года перенести военные действия за Дунай. Однако уже 12 сентября в армию, шедшую к Бендерам, пришло известие о заключении австрийцами сепаратного и позорного мира («мира постыдного и предосудительного» – как выразился о нем Миних) и повеление прекратить военные действия. Миних немедленно сделал представление в Петербург требовать от Турции уступки Молдавии с Яссами и Хотином, срытия Бендер и распространения границы на юге до Берислава на нижнем Днепре. Но мир в Белграде был уже подписан 18 сентября и на условиях, не соответствовавших ни достоинству России, ни огромному количеству жертв… Россия уступала Порте все свои завоевания в Молдавии, обязывалась не содержать флота на Черном и Азовском морях, перевозить русские товары исключительно на турецких судах. Мы получили Азов, но с обязательством не содержать там крепости, наша граница продвинулась на 80 верст к югу в степях – и это ценою 150 000 человеческих жизней…

При разборе войны 1735–1739 годов – четвертой по счету войны России с Турцией за полстолетия – мы должны прежде всего отметить полную несогласованность в действиях союзников – русских и австрийцев. Несогласованность эта с нашей стороны намеренная, три раза цесарь обращался в Петербург за помощью и три раза получал отказ по настоянию Миниха. Лозунг «Сам погибай, а немца выручай» в те времена нашим правительством (хотя и состоявшим из «немецких временщиков») в степень непреложного догмата еще возведен не был. Русские войска поэтому не были вовлечены в австрийскую катастрофу.

Внутренняя политика России все время отражается на ходе войны. Бирон и Миних – соперники, и курляндец был очень рад удалению своего «риваля» в южные степи, подальше от Петербурга, где он тем временем окончательно упрочил свою власть. Однако, когда в 1739 году после Ставучан для Бирона возникла опасность узреть Миниха в ореоле триумфатора, он быстро склоняет императрицу к заключению мира, тем более что война сильно истощила и без того скудные финансы и продолжать ее становилось рискованным, так как разгром Австрии освобождал главные силы турок (русский фронт Порта считала второстепенным, двинув две трети армии своей с самого начала против Австрии).

Русская стратегия в общем плачевна. В четырех крымских походах 1735, 1736, 1737 и 1738 годов в каждый последующий повторяются ошибки предыдущего, а все вместе повторяют ошибки допетровских времен, «хождений» Голицына к Перекопу. Основная ошибка – это слишком большая, громоздкая армия, которую трудно довольствовать. Легкий летучий корпус, «корволант», из драгун с конной артиллерией вполне мог бы ее заменить.

Походы Миниха 1737 года – к Очакову и обратно, в 1738 году – к Днестру и обратно – особенно напоминают допетровское полкохождение. Армия движется одной сплошной массой (в последнем случае одним большим «кареем» с обозом посередине). Не говоря об организационных пороках армии (переобременение ее тяжестями), самый центр войны – безлюдная степь, т. н. «Дикие Поля» – способствовал неудаче этих двух походов, где мы лишились не более 8000 людей в боях, а свыше 60 000 погибшими от болезней и лишений.

Вся эта пятилетняя изнурительная война смело могла бы состоять из одной лишь кампании 1739 года. Более того, Миних мог бы перенести военные действия на север к Хотину еще в 1738 году: неудача предыдущей (Очаковской) кампании, казалось, должна была доказать ему неудобство ведения войны на театре, для которого тогдашняя русская армия не была подготовлена. Повторив в кампанию 1738 года все ошибки предыдущей кампании, Миних затянул войну на год и, потеряв этот год даром, не имел уже времени довести до конца свою кампанию 1739 года.

Ласси, видя страдания своих войск в крымских походах, испросил разрешения их больше не предпринимать. Сравнение его полководчества с таковым же Миниха напрашивается само собой – и оно отнюдь не в пользу этого последнего. Для честолюбивого и эгоистичного Миниха страдания войск решительно ничего не значили, он смотрел на войска главным образом и прежде всего как на орудия для достижения своих целей, своих планов, своей политики.

Совершенно другой характер носит деятельность Ласси. Это – благородная солдатская фигура, старый честный и храбрый воин, всегда стоявший в стороне от придворных интриг, живший интересами армии и нуждами своих подчиненных. По словам генерала Д.Ф. Масловского, «он был бессменным часовым на страже действительных нужд осиротевшей русской армии, заброшенной во все время владычества Бирона и Миниха…». Этой армии он отдал пятьдесят лет своей жизни и, умирая в 1750 году, мог сказать, что вся его жизнь была дана «на потребу воинскую» его второй родины.

Как бы то ни было, Миних, всегда старавшийся быть на виду, получал первые роли – Ласси оставался в тени.

Рассматривая состав русской армии в этот упадочный для нее период, мы не можем не поразиться огромным количеством артиллерии и всякого рода обозов. Отправляясь в Степной поход 1737 года и имея в строю 60 000, Миних запасается колоссальным количеством артиллерии – 646 пушек и мортир, т. е. 11 орудий на тысячу бойцов (тогда как нормой для того времени считалось 3, самое большее 4). Это показывает, что Миних, несмотря на опыт своего похода в Крым в 1736 году, не отдавал себе отчета в свойствах противника и особенностях степной войны. Подвижные скопища татар требовали для борьбы с собой именно легких войск. Собственно осадных орудий (для Очакова) запасено было немного. Последствия этого не замедлили сказаться, и большая часть этой артиллерии брошена в степи. Еще более обременяли армию обозы: в 1737 году – 28 000 телег и 2000 верблюдов, в 1738 году – 40 000 телег, буквально сколько солдат, столько повозок. По штатам 1731 года на пехотный полк (8 рот) полагалось 152 телеги, но в 1737–1738 годах их было по 250–300. Этот безобразный обоз, парализовавший всю армию, объяснялся отчасти тем обстоятельством, что действовать приходилось в пустынной и ненаселенной местности и все запасы приходилось везти с собою; однако сибаритство и распущенность имеют тоже свою долю вины. Санитарное состояние армии было самым плачевным: не хватало ни лекарей, ни лекарств, большая часть больных умирали. Нераспорядительность провиантской части присоединялась к болезням – при отступлении от Очакова, например, армию несколько дней довольствовали одним сырым тестом.

Австрийский военный агент капитан Парадиз, бывший в Степном походе 1738 года, пишет следующее: «Русские пренебрегают порядочным походом и затрудняют себя огромным и лишним обозом: майоры имеют до 30 телег, кроме заводных лошадей… есть такие сержанты в гвардии, у которых было 16 возов. Неслыханно большой обоз эту знатную армию сделал неподвижною… Русская армия употребляет более 30 часов на такой переход, на который всякая другая армия употребляет 4 часа… При моем отъезде из армии было более 10 000 больных: их перевозили на телегах как попало, складывая по 4, по 5 человек на такую повозку, где может лечь едва двое. Уход за больными не велик; нет искусных хирургов, всякий ученик, приезжающий сюда, тотчас определялся полковым лекарем…» Кавалерия, по словам Парадиза, настолько отягчена оружием и кладью, что ее «за драгунов почитать нельзя…».

Еще так недавно, при Петре, за каких-нибудь 15 лет до этих событий – русские войска без чрезмерного напряжения проделывали за одну кампанию 1000 и 1500 верст, нисколько не теряя боеспособности: от Минска с боями до Полтавы, от Полтавы до Риги, от Риги до Ясс… Теперь те же войска не могут сделать и 200 верст, не придя в полное расстройство!

«Все, что приготовил Петр Великий своим мозолистым трудом, было растеряно, – пишет один из исследователей этой эпохи, – и в Турецкую войну перевелись ветераны Полтавы…»

Шведская война 1741–1743 годов

Война за польское наследство и Данцигская экспедиция принесли Франции мало славы. В чаянии реванша правительство Людовика XV повело интригу в Швеции. Происки эти увенчались успехом, и 28 июля 1741 года Швеция, отказавшись признать императорский титул Иоанна VI, объявила России войну под предлогом различных «обид и несправедливостей», чинимых ей Россией.

Однако удобный момент был пропущен. Турецкая война уже закончилась, и Россия могла обратить все свое внимание на северного врага. К тому же, несмотря на долговременную подготовку к войне, шведские силы оказались совершенно недостаточными для наступления, их не хватало даже на сколько-нибудь серьезную оборону (не свыше 15 000 на широком фронте).

13 августа состоялся указ императора-младенца о войне со Швецией, а уже 26-го главнокомандующий, фельдмаршал Ласси, наголову разбил корпус шведского генерала Врангеля под Вильманстрандом. У Ласси было 10 000, у Врангеля 6000. Наш урон – 2400 убитых и раненых, шведов – 3300 убитых и раненых, 1300 пленных, 4 знамени, 13 орудий.

Этим сражением и закончилась кампания 1741 года. В дальнейшем война велась не столько в поле, сколько в кабинетах. Шведский главнокомандующий граф Левенгаупт, по совету хитроумных версальских политиков, опубликовал манифест, в котором уговаривал «достохвальную российскую нацию» не сопротивляться шведам, идущим освобождать Россию от ига иноземных временщиков. Манифест этот не имел ни малейшего успеха, но замечателен, как одна из первых попыток разложения тыла противника в военной истории Нового времени. По словам Левенгаупта, Швеция взялась за оружие «для освобождения русскаго народа от несноснаго ига, которое позволяют означенные иностранные министры… Намерения Короля Шведскаго состоят в том, чтобы избавить достохвальную русскую нацию для ее же собственной безопасности от тяжкаго чужеземного притеснения и безчеловечной тирании и представить ей свободное избрание законного и справедливого правительства… Этого достигнуть будет невозможно до тех пор, пока чужеземцы по своему произволу и для собственных целей будут господствовать над русскими. Вследствие таких справедливых намерений Его Королевскаго Величества, должны и могут все русские соединиться со шведами и, как друзья, отдаваться сами и с имуществом под высокое покровительство Его Величества…».

Вступившая 25 ноября 1741 года на всероссийский престол императрица Елизавета Петровна, хотя и расположенная к Франции (Шетарди, Лесток), с негодованием отвергла франко-шведские предложения уступки Выборгской области. Война продолжалась, и непрошеным «освободителям» пришлось круто.

В июле 1742 года русская армия перешла в решительное наступление по всему фронту за Кюмень. Были взяты Таваст-гус и Борго, а 26 августа под Гельсингфорсом Ласси отрезал отступление шведской армии, которая и положила оружие в количестве 17 000 человек (русских было столько же).

Гельсингфорсская капитуляция нанесла решительный удар Швеции, начавшей мирные переговоры. Переговоры эти, долго тянувшиеся, привели 16 июня 1743 года к подписанию Абосского мира, по которому Россия получала известные территориальные приращения. Граница со Швецией пошла по реке Кюмень.

В общем, война эта велась вяло, несмотря на наличие с нашей стороны бесспорного превосходства в силах. Военные действия сводятся к двум эпизодам: Вильманстрандской баталии и Гельсингфорсскому маневру, делающим честь фельдмаршалу Ласси. Миних не принимал в этой войне участия. Он стал первым лицом в государстве, свергнув Бирона, но свержение брауншвейгской династии положило конец его политической и военной деятельности.

Елизаветинская эпоха

Воцарение дочери Петра Великого встречено было общим ликованием в армии и во всей стране, как избавление от немецких порядков и засилья немецких временщиков.

Гренадерская рота Преображенского полка, способствовавшая перевороту 25 ноября, была названа «лейб-кампанией», служившие в ней офицеры пожалованы генеральским чином, сержанты и капралы – штаб-офицерами и капитанами, все рядовые не дворяне возведены в дворянское достоинство. Императрица Елизавета приняла на себя звание полковника всех гвардейских полков. Значительное количество старших начальников из немцев было уволено, Миних сослан в Сибирь, где оставался все царствование Елизаветы. Из ссылки Миних (стараясь все время быть на виду) присылал всевозможные «прожекты», так что ведено, наконец, отобрать от него бумагу. Возник вопрос, как быть с кирасирским полком опального фельдмаршала, носившим его имя согласно указу императрицы Анны «во веки». Выход был найден, и полк назван «бывшим Миниховым кирасирским», но уже в 1756 году получил № 3 (ныне 13-й драгунский Военного Ордена).

Первое время петербургскому населению много приходилось терпеть от самоуправства гвардейских солдат, особенно лейб-кампанцев, не признававших над собой никакой власти. Весною 1742 года гвардия отправлена в поход в Финляндию, где не без труда удалось ее взять в руки.

Войска подвергались ряду важных преобразований. В 1741 году – еще в правление Брауншвейгской фамилии – в полках восстановлены гренадерские роты, упраздненные было за десять лет до того. В 1747 году, по представлению Ласси, все полки переформированы из 2-батальонного в 3-батальонный состав с 1 полковой гренадерской ротой, а в 1753 году гренадерские роты образованы (сверх 4 фузилерных) в каждом батальоне. В 1756 году, накануне Семилетней войны, из третьих гренадерских рот различных полков сформировано 4 номерных гренадерских полка и в полках осталось по 12 фузилерных и 2 гренадерских роты.

Вообще гренадеры были любимым родом войск императрицы Елизаветы и притом не только в пехоте. В кавалерии было образовано 9 конно-гренадерских полков (некоторые из них вскоре опять обращены в драгунские).

Когда по Белградскому миру 1739 года Австрия отдала Сербию туркам, сербы десятками тысяч устремились в Россию. Императрица Елизавета отвела им места на поселение вдоль южных границ на усилие ландмилиции (начало сербской колонизации было положено еще в царствование Анны Иоанновны). Сербы поселены частью на правом берегу Днепра – в Новой Сербии (Елизаветграде), частью на левом – в Славяно-Сербии (Славянок). Из поселенцев этих, стараниями Депрерадовича и Шевича, к концу царствования сформировано 12 гусарских полков, именовавшихся частью по национальностям (Сербский, Венгерский…), частью по цветам (Черный, Желтый и т. п.).

В 1748 году учреждено Оренбургское казачье войско (из Исетского войска и части Закамской ландмилиции), а в 1752 году учреждением в низовьях Волги Астраханского казачьего полка положено начало Астраханскому войску.

Важнейшим военным событием первой половины этого царствования, по окончании Шведской войны, был поход 30-тысячного корпуса князя Василия Репнина (сына князя Аникиты Ивановича) весной 1748 года из Лифляндии через Богемию и Баварию на Рейн для помощи союзнице Елизаветы, австрийской императрице Марии-Терезии. Поход удался вполне. Пруссия склонилась на мир, русской же крови за чужие интересы на этот раз проливать не пришлось. Своим видом, порядком, дисциплиной русские войска, подобно корпусу Ласси за 13 лет до того, и теперь вызвали удивление и зависть иностранцев, начиная с императрицы, смотревшей корпус в Кремзире. В донесении Репнина военной коллегии: «Императрица объявила удовольствие о добром порядке войск, тако же, что люди хорошие… Еще же удивляются учтивости солдатской. Мы де вчера ездили гулять и заехали нечаянно в деревню. Солдат побежал дать знать без всякаго крику и дал знать; до того часу как офицеры, так и солдаты из своих квартир выступили и отдали шляпами честь…» Императрица выразила сожаление, что не обратилась раньше за помощью к русским: «Тогда бы мы того не терпели, что ныне терпим». Француз Лопиталь, смотревший корпус Репнина в Риге, записал: «Русская армия хороша, что касается состава. Солдаты не дезертируют и не боятся смерти».

Особенное влияние на дела армии приобрел в 50-х годах президент Военной коллегии – генерал-фельдцейхмейстер граф Петр Иванович Шувалов.

Обладая универсальными способностями (при полном неумении, однако, их согласовать), Шувалов брался за все, напоминая в этом отношении Миниха. Он упорядочил систему рекрутских наборов, до того времени производившихся неравномерно. В 1757 году вся страна была разделена на 5 полос. Ежегодно производился набор в одной из них по очереди – так что в каждой полосе набор бывал раз в пять лет. Порядок сдачи рекрут был настоящей язвой нашей военной системы. Люди отправлялись в полки, зачастую за тысячу верст, обычно осенью и зимой. В рекруты сдавали многих заведомо негодных по здоровью и бесполезных общине. Смертность среди рекрут в пути и по прибытии была громадна, побеги были тоже часты, и до полков доходила едва половина. Например, в набор 1756 года приговорено к отдаче 43 088 рекрут, сдано приемщикам 41 374, отправлено теми в полки 37 675, прибыло 23 571…

Убежденный сторонник огневой тактики, Шувалов считал главным родом оружия артиллерию. Пехота и конница должны были лишь обслуживать этот главный род оружия.

Главным же видом артиллерии, по его мнению, являлся единорог (гаубица). Шувалов даже проектировал вооружить всю артиллерию исключительно единорогами.

Свои теории фельдцейхмейстер стал проводить в жизнь в середине 50-х годов – перед самым началом Семилетней войны. Он сформировал особый «Обсервационный корпус» из 11 000 человек, составивших 5 «мушкетерских» (номерных) полков особого устройства. Полки эти должны были являть сочетание пехоты с артиллерией, и на вооружении их состояло 36 единорогов особенной «шуваловской» конструкции – так называемых «секретных» (орудия эти окружены были большой таинственностью, их возили всегда закрытыми, прислуга особою присягою обязывалась никому не сообщать их устройства, хотя, по правде, эти единороги ничего особенного собой не представляли). Единорог – геральдический зверь герба Шуваловых. В честь него в русской армии всю вторую половину XVIII и начало XIX века гаубицы звались единорогами. «Секретные» гаубицы отличались тем, что в одном теле было высверлено два канала – для стрельбы ядром (3-фунтового калибра) и специально для стрельбы картечью (в форме эллипса для лучшего рассеяния). По общему отзыву эти универсальные орудия стреляли одинаково плохо как ядрами, так и картечью. По уходе Шувалова (1762) единороги его в армии не удержались. Их пробовали продать французам, но те забраковали их по причине чрезмерного отката при выстреле. На составление «Обсервационного корпуса» из полков отбирали лучших людей, что влекло за собой всеобщее неудовольствие. Корпус этот сборного состава, громоздкий и тяжеловесный на походе, неповоротливый в бою (несмотря на то, что число орудий в полках было убавлено наполовину – с 36 на 18), не имевший ни сколько-нибудь продуманной организации, ни полковых традиций – не выдержал боевого испытания: он был наголову разгромлен под Цорндорфом, остатки его расформированы, а «секретные» единороги Шувалова, попав в руки пруссаков, перестали быть секретными… «Обсервационным» корпус этот был назван в смысле «опытнаго» («обсервации» подвергались здесь знаменитые единороги).

Артиллерия была в общем значительно усилена. Полковая была еще в 1745 году усилена (4 пушки на пехотный полк), а с переходом пехотных полков на 3-батальонное положение даже удвоена против прежней нормы (6 3-фунтовых пушек на полк, по 2 на батальон). Полевая артиллерия была сведена в 2 полка, общей численностью 140 орудий в строю и 92 в резерве при фурштадских (обозных) ротах. Сверх того имелось 73 осадных орудия и 105 «секретных» гаубиц «Обсервационнаго корпуса». Число орудий действующей армии было доведено в общем до 800. Для подготовки офицеров артиллерии был в 1758 году основан Артиллерийский и Инженерный кадетский корпус (ныне 2-й Кадетский).

Идеи Шувалова в сильной степени отразились на составлении Устава 1755 года, заменившего старый петровский Устав 1716 года, во всем касавшемся обучения и тактики войск. Придерживаясь оборонительных начал и строго огневой тактики, устав этот особенно важное значение отводил артиллерии. От пехоты требовалось главным образом – и в первую очередь – производство огня.

Пехота строилась в четыре шеренги, первые две стреляли с колена. Для стрельбы батальон (гренадеры и фузилеры вместе) рассчитывался на 4 плутонга, так что стрелковые подразделения не совпадали с административными. В развернутом строю гренадерские роты шли полуротно на обоих флангах батальона.

Наиболее употребительные «карей» были: полковой, употреблявшийся при неподвижной обороне, преимущественно отражении конницы: три первые фузилерные роты образовывали передний фас, три последние – задний; из оставшихся средних – три четные (4-я, 6-я, 8-я) образовывали правый, три нечетные – левый фасы. Гренадеры распределялись по фузилерным ротам и все вместе рассчитывались на плутонги, по 3 плутонга на фас. Полковая артиллерия становилась на углах, обычно по две пушки на передних, по одной на задних. При наступлении «сочинялся карей» иного рода – длинный, или «долгий» – о трех сторонах: 8 рот в переднем фасе, по 2 в каждом из боковых, заднего фаса нет. Этот трехсторонний «карей» был излюбленным построением нашей армии в блестящий период второй половины XVIII века.

Строевая часть усложнялась до чрезвычайности введением в каждодневный обиход громадного количества ненужных команд, приемов и построений, рабского копирования пруссачины. Петр Великий учил войска лишь тому, что им сможет пригодиться на войне. В середине XVIII века (в эпоху Шувалова и Чернышева) плац-парадные требования начинают заслонять собственно боевые. Команды были лихие «с замиранием сердца», но многословные и часто походили на монологи. Для заряжания, приклада и выстрела требовалось, например, по разделениям подача тридцати особых команд – «темпов» («пли!» лишь на двадцать восьмом темпе, а на тридцатом ружье бралось «на погребение»). Введен был прусский журавлиный шаг и прусское наказание – палки – за плохой строй. Особенное внимание обращалось на быстроту заряжания и отчетливость приемов при этом. Если солдат ронял патрон, то тут же перед фронтом его нещадно били палками либо фухтелем.

Уставу 1755 года суждено было остаться мертвой буквой для большей части русской армии. Год спустя был объявлен поход, и на полях Пруссии было не до выстрелов «в тридцать темпов». А вскоре, по окончании Семилетней войны, вся эта плац-парадная премудрость сошла на нет в славное царствование Екатерины II, чтобы с новой силой воскреснуть при императоре Павле и его двух сыновьях.

Надо заметить, что отношения России к Пруссии были при Елизавете самые холодные. Вводя в армию пруссачину, Шувалов отдавал лишь дань общему для всей тогдашней Европы преклонению перед Фридрихом II, доведшим автоматическую выучку своих солдат до крайней степени совершенства и превратившим свои батальоны в «машины для стрельбы».

С этой армией-машиной нам и пришлось помериться силами два года спустя.

ПОЛКИ, ОСНОВАННЫЕ ИМПЕРАТРИЦЕЙ ЕКАТЕРИНОЙ I:

лейб-гвардии С.-Петербургский (1726 г. – Аджеруцкий, с 1790 г. – С.-Петербургский);

15-й гренадерский Тифлисский (1726 г. – Куринский, с 1784 г. – Тифлисский);

23-й пехотный Низовский (1726 г. – Астаринский, с 1732 г. – Низовский);

80-й пехотный Кабардинский (1726 г. – Ранокуцкий, с 1732 г. – Кабардинский).

ПОЛКИ, ОСНОВАННЫЕ ИМПЕРАТРИЦЕЙ АННОЙ:

лейб-гвардии Измайловский (1730 г.);

31-й пехотный Алексопольский (1731 г. – Алексеевский, Закамской ландмилиции, с 1784 г. – Алексопольский);

1-й кадетский корпус (1731 г. – Офицерское училище, с 1801 г. – 1-й кадетский корпус).

ПОЛКИ, ОСНОВАННЫЕ ИМПЕРАТРИЦЕЙ ЕЛИЗАВЕТОЙ:

лейб-гвардии Гренадерский (1756 г. – 1-й Гренадерский, с 1813 г. – лейб-гвардии Гренадерский);

1-й гренадерский Екатеринославский (1756 г. – 3-й Гренадерский, с 1785 г. – Екатеринославский);

6-й гренадерский Таврический (1756 г. – 2-й Гренадерский, с 1785 г. – Таврический);

10-й гренадерский Малороссийский (1756 г. – 4-й Гренадерский, с 1790 г. – Малороссийский);

11-й уланский Чугуевский (1749 г. – Чугуевский слободской казачий, с 1808 г. – уланский Чугуевский);

4-й гусарский Мариупольский (1748 г. – Бахмутский слободской казачий, с 1801 г. – гусарский Мариупольский);

2-й кадетский корпус (1758 г. – Артиллерийский и Инженерный кадетский корпус, с 1801 г. – 2-й кадетский корпус).