Читать книгу: «Кольцо разбойника», страница 3

– Все. В таком виде и отнесешь. Заметила – есть на том доме почтовый ящик? Если есть, бросишь прямо туда, нет – отдай привратнику.

– Так ведь торговец поймет, что я за ним следила!

– Конечно, поймет… Вот и хорошо, пусть знает, что ты особа ловкая и беспринципная. Дай клей, будь добра. Спасибо, – я заклеила конверт и положила под пресс-папье с гостиничным гербом. – А то за своей хозяйкой она шпионить не стесняется, а за чужим человеком, видите ли, стыдно! Держи. Одна нога тут, другая там. Пусть Шаванн получит его уже сегодня и быстрее решает что-нибудь. Нам здесь рассиживаться не по карману…

Гретхен выхватила из шкафа накидку и от спешки сунула руку не в тот рукав.

– Да, мадам!

– Вернешься – буду ждать тебя на той улице, у Биржи, отправимся ужинать.

– А куда ужинать пойдем – к Колоннаде?

– К Колоннаде! Нам-то как раз и надо поискать место для бедных, как ты выразилась. Будем питаться в ресторане гостиницы – так в следующем месяце опекунский совет рискует остаться без процентов. Не думаю, чтобы ему это понравилось…

Грета выскочила из номера, и я услышала ее топот по коридору, приглушенный дорогими коврами. С балкона было видно, как она пронеслась через площадь, вспугнув стаю голубей. Я обернулась в комнату, еще раз оглядела наше временное, весьма неплохое, должна заметить, пристанище… И тут вспомнила странный взгляд, которым Шаванн обменялся с блондином, когда выписывал чек. Что-то они как будто заметили… Что-то поняли.

Я обошла комнату, внимательно осматривая каждый уголок. Шкафы закрыты, дверь в соседнюю комнату – тоже. Все мелочи с туалетного столика убраны в несессер, на нем никаких монограмм. Я опустилась в кресло, где сидел блондин, еще раз оглядела комнату уже оттуда. Туалетный столик с зеркалом, диван, еще кресло, стол…

Стол.

Моя чернильница. Точнее, бабушкина. Круглая бронзовая чернильница, украшенная речным жемчугом. Бледно-розовые жемчужины были неровные и разного размера, как и положено дикому жемчугу, и удивительно сочетались с бронзовым плетением, отчего вещица выглядела одновременно и старинной, и по-дамски изящной.

Сами жемчужины всегда казались вставленными без какого-либо рисунка, но теперь, с этого места, я вдруг увидела, что рисунок все же был, только выступал под определенным углом. Бело-розовые капли складывались в старый, вековой давности шрифт, к нашему времени уже почти вышедший из употребления и применявшийся только на официальных документах. И на бронзе чернильницы он рельефно изображал… Литеру.

Литеру «В».

Как помнилось, от Биржи до Променада можно добежать минут за семь, так что Грета должна вернуться совсем скоро.

Я спустилась вниз, оставила ключ на стойке и вышла из гостиницы. Обошла здание Биржи и села на скамью под липами, не сводя глаз с часов на башенке. Стрелка ползла еле-еле, и когда часы наконец звякнули, показывая четверть часа, я даже вздрогнула. Моей камеристки не было.

Из дверей Биржи один за другим выходили служащие. За зеркальными окнами первого этажа неторопливо ходили официанты, раскладывая серебро на белоснежных скатертях. Часы на башенке звякнули еще четверть часа. Грета не появилась.

Я поднялась со скамьи и направилась в сторону Променада, раздумывая, с чего начать. Номер доходного дома Грета не сообщила, а где находится «Пилястр», я и так знала. Сейчас на ходу придумаю какой-нибудь предлог, а может, выцарапаю глаза блондину и безо всякого предлога… Со своим нахальным оскалом он уже на это напросился.

Шла я всего-то минуты две, но за это время в голове пронеслось с десяток разных мыслей о том, где сейчас могла быть Грета, и каждая казалась ужаснее предыдущей. Самым безобидным было предположение, что камеристка моя сидит под замком в преступном притоне и сочиняет подметное письмо наподобие того, что сама пыталась вручить…

Свернув за угол, я остолбенела.

Эта негодяйка стояла перед витриной кондитерской лавки и с интересом рассматривала разноцветные банки с леденцами. Мысли ее, судя по всему, были далеки от моих дел.

– Да ты никак смерти моей хочешь? – с возмущением прошипела я.

Грета вздрогнула, увидев меня в витрине, и обернулась.

– О! Мадам! Смотрите – леденцы из белой черешни! Да еще из крыжовника! У нас дома такие же делали…

– Ты у меня сейчас таких леденцов получишь, на неделю хватит! Сказано же было – одна нога здесь, другая там! – от негодования я чуть на крик не перешла. Увидел бы кто нас в этот момент, так и тени сомнения бы не возникло, что хозяйка у Греты настоящая мегера… Но я и вправду за нее испугалась. – Ты где пропадала?!

– Как где? Я исполнила ваше поручение в лучшем виде, мадам!

– Благодарю, – я выдохнула. – Идем быстрее…

Пока мы шли в сторону от Биржи, Грета рассказала, что добежала до особняка, где квартировал наш торговец, безо всяких приключений. Постучалась в окошко и отдала привратнику письмо, наказав передать строго в руки жильцу.

– Теперь, наверное, сидит читает, – заключила она.

Будем надеяться, что так оно и есть… Мы вышли на улицу Менял, оттуда на зеленую и холмистую городскую окраину. Бестам здесь несколько утрачивал свой лоск модного курорта, и местами напоминал обычный городок. У крепостного вала с давних времен распродавали по бросовым ценам овощи и рыбу, не проданные на рынке, тут же их покупали владельцы заведений и готовили такие блюда, что никакому ресторану и во сне не привидится. Где-то варили говяжий бульон с мясными клецками, где-то – суп в хлебных горшках, где-то жарили на углях рыбу. На дороге играли скрипачи. Так что ведьма-хозяйка и камеристка-доносчица неплохо провели время…

Возвращались к «Двум медведям» уже в сумерки, когда на игрушечных чистых улочках загорались газовые фонари.

Служащий за стойкой разбирал почту. Увидев меня, он вежливо кивнул и повернулся к полке с ключами – видимо, после Греты хорошо запомнил, в каком номере проживали эти престранные дамы… Я облокотилась о стойку и глянула на пачку корреспонденции, лежавшую рядом с гостиничным реестром.

Из писем с марками и штемпелями разных городов торчал неприметный серый уголок безо всяких оттисков и других опознавательных знаков. И тут же взгляд выхватил пометку, сделанную аккуратным убористым почерком: «У „Двух медведей“, до востребования, для Г.»

Я через силу отвела глаза от стойки и осведомилась насчет письма, адресованного до востребования. Служащий с готовностью покивал, выудил его из пачки и вручил вместе с ключом. От нетерпения мне было даже не дойти до номера, чтобы спокойно распечатать и прочитать – я отошла на шаг от стойки, с дрожью в пальцах разорвала конверт и пробежала глазами короткое:

«Завтра в шесть вечера, Променад, 2.

Привратнику сообщите, что принесли вексель для нового жильца, и вас пустят».

Это было похоже на Шаванна, очень похоже. Писал человек, основательно поднаторевший в таких вопросах – осторожно, кратко. Без имен. И замысел мой, кажется, удался… Я вздохнула и улыбнулась. Завтрашний день много чего обещает…

В номере было темно, спокойно и тихо. На фоне догорающего заката рисовалась точеная башенка Биржи с циферблатом, тускло блестевшим в свете фонарей.

Пока Грета чистила и развешивала по шкафам одежду, напевая что-то из любимой оперной арии, я села за обещанное заключение – как-никак, оно было уже оплачено. Номерным чеком «Вогезы». Я прекрасно знала их тиснение и водяные знаки, этот надежный посредник обслуживал и мой счет. Если нам вправду попались мошенники, то нужное впечатление они в любом случае произвести умеют.

Я привычно вывела на листе дату, место составления заключения и название, на миг задумалась, а дальше не отрывалась от бумаги с четверть часа. Мне казалось, я сухо и спокойно излагаю свои соображения, как обычно в документах, но когда перечитала, сама обомлела.

Заключение начиналось ровно так, как всегда – используемые инструменты, описание кольца, примерный вес камня и оправы, время создания кольца, вид и способ нанесения гравировки на внутренней стороне оправы, царапины и сколы на печатке…

На второй странице сухой документальный слог плавно переходил в романный.

Началось с описания случаев, когда эти самые царапины и сколы появились… Далее приводились известные юридические похождения кольца, включая старые договоры залога, кражи и возвраты хозяевам, история о скандальной попытке присвоить кольцо – случилось такое полвека назад, – окончившаяся фамильным запретом на все отчуждения именно этой драгоценности. Изложено все было в лучших традициях «Кровавого истока».

Документ заканчивался страстным негодованием по поводу судьбы, постигшей кольцо, и смутными угрозами в адрес его нынешних «владельцев».

Я поскребла затылок. Да, в Королевской ювелирной палате такое заключение вряд ли кто бы одобрил… Сегодня спать, завтра перепишу.

– …покойницу рвут на ча-а-асти! – от этих слов я вздрогнула.

Грета! Я не сразу и сообразила, откуда этот ужас – ах да, «Бал в Опере». Там всего-навсего известный тенор сетовал на то, что его фрак после выступления «поклонницы рвут на части»… Дослушав ее арию и перечитав еще раз свое заключение, я спросила:

– Сокровище, нет ли здесь лечебниц для душевнобольных?

– Кажется, нет, мадам! – откликнулась Грета из соседней комнаты, взбивая подушки.

– А то от чахоточных, я слышала, пристает… Странно, где же мы тогда понабрались…

IV.

На следующее утро мы как следует выспались перед важным делом, в самом радужном настроении спустились к завтраку, потом вышли на прогулку по городу. Перепробовали воду изо всех бюветов, обошли сувенирные лавки, обзавелись знаменитыми местными кружками для минеральной воды, парой открыток. Часок посидели на Колоннаде. В общем, вели себя как заправские отдыхающие, которые приехали на модный курорт ради приятного безделья… В театр, правда, не попали – на сегодня все билеты были распроданы.

Однако по мере того, как приближался вечер, а с ним и назначенное время для свидания, настроение заметно падало. Я начинала беспокоиться за эту наспех задуманную авантюру, и отпускать Грету одну совсем не хотелось…

Когда часы на Бирже пробили пять, я решилась и сказала:

– Ты не пойдешь.

– Чего это? – удивилась Грета.

– Опасно.

Вот этого точно не стоило говорить! У Гретхен загорелись глаза – перед ее взором отчетливо встали былые подвиги с поимкой грабителей и последующей отдачей их под суд. Только теперешняя обстановка, мое «воспитание» и наши необычные гости придавали этим похождениям оттенок более тонкий, великосветский – чего она всегда так жаждала. Ну прямо роман, совершенный роман! «Кровавый исток Вандервельтов», часть вторая…

– Да вы не волнуйтесь, мадам, ничего этот торговец мне не сделает! – заявила Грета, решительно подбоченившись. – Если что, разобью окно и буду кричать на всю улицу, что он хочет меня обесчестить!

Представив эту картину, я расхохоталась – моя камеристка и маленький интеллигентный Шаванн. Ему такое и в страшном сне бы не привиделось. Горько пожалеет, что вообще ввязался в это дело…

– Хорошо, будь по-твоему, сокровище. Но пойдем только вместе.

– Вместе так вместе, – великодушно согласилась Грета.

Из гостиницы мы выбрались поодиночке и направились к Променаду разными улицами.

Я зашла в несколько лавок, торговавших мелким товаром, прогулялась по улице Менял. Бросила монетку на счастье в фонтан – после того, как я пренебрегла сверкающим носом медведя, второй раз рисковать не стоило. Каменистое дно чаши было усеяно медью и серебром. Бродяг в Бестаме нет, выгребать некому, так что это добро, похоже, копится тут годами. Я со вздохом глянула туда, прикидывая, хватило бы мне на проценты или нет, и пошла своей дорогой.

Короткий переулок привел меня под арку, в начало Променада.

Вот он, этот дом. Аккуратный желтый особнячок в два этажа, с витыми карнизами и ящиком красных петуний перед дверью выглядел мило. Зато сама дверь – тяжелая, с бронзовым накладным орнаментом – мне определенно не понравилась. Почему-то явственно встал перед глазами пудовый засов, с грохотом падающий на петли.

Я скользнула взглядом по окнам второго этажа. Кисейные занавески, на подоконниках цветущая герань. Все опрятно и тихо. Никого. А впрочем, что я ожидала увидеть? Как Шаванн, сверкая золотыми очками, караулит улицу в ожидании моей интриганки?

Невидимые часы низким, гулким звоном начали отбивать время. Куранты Колоннады, которые разносились на полгорода. С тонким деликатным звуком Биржи их не спутаешь… Пробило шесть раз.

Из соседнего переулка вышла Грета и приостановилась, озираясь.

– Гретхен, эй, Гретхен! – тихо позвала я. – Сокровище!

– А, мадам, вы уже здесь! Ну, я пошла!..

Однако здесь произошло нечто совершенно неожиданное: дверь дома с грохотом распахнулась, и оттуда выскочил… сам Шаванн. Вслед за ним выбежал пожилой человек в ливрее, который мог сойти за привратника. Торговец-нотариус был всклочен, растрепан, свой прекрасно сшитый пиджак он оставил дома и теперь лихорадочно застегивал жилет. Шаванн наскоро пригладил редкие волосы и кинулся куда-то в конец улицы. Привратник – за ним.

У меня подскочило сердце. Лучший момент нельзя было даже представить. Улочка, на которой ни души, и открытая дверь в дом, где, возможно, прямо сейчас безо всякого надзора лежит именно то, что нам так нужно!

– А ну-ка бегом! Бегом, Грета!

На миг в голове мелькнуло, что случай был очень хорош, просто подозрительно хорош, но если так думать, лучше уж сидеть на месте и ждать – вдруг кольцо поднесут на блюдце с золотой каймой…

В передней было темно. Громоздились вдоль стен шкафы, тускло блестела перилами лестница, выступая из полумрака. Канделябры в виде утиных голов лукаво перемигивались, ловя свет из щелей в ставнях. Зеркало в овальной раме отразило мое настороженное лицо. Я заправила выбившуюся прядь волос и по привычке оглядела бронзовые завитки рамы – переплетение дубовых листьев и желудей. Начало прошлого века, если не подделка… Наш галантерейный любитель древностей устроился весьма неплохо.

Тишина. Только тикали часы да раздавался на соседней улице визгливый голос газетчика.

– Постарайся не топать! – шепнула я и взбежала на второй этаж.

Коридор тоже не освещен. Странно – будто во всем доме ни души. На этаже две двери, одна заперта – ручка не поддалась – а из-под второй пробивается узкая полоса света… Я прошла по ковру, ступая осторожно, медленно, прислушиваясь, не скрипнет ли половица. Но хозяин, кажется, недавно менял полы – ни малейшего звука они не издавали. Прямо мечта взломщика, кто ж так делает…

Я сделала Грете знак остановиться и потянула на себя дверь. Она не была заперта, только прикрыта. Шаванн выбежал впопыхах и собирался скоро вернуться.

За дверью был рабочий кабинет, отделанный темно-зеленым штофом и дубовыми панелями. На стенах – пейзажи с видами Среднегорья. Из окна падал яркий предзакатный луч, освещая письменный стол с разбросанными бумагами и граненой стеклянной чернильницей.

Мы переступили порог.

– Как думаете, он надолго выскочил? – хрипло спросила Гретхен.

– Кто – Шаванн? Вряд ли. У нас минут пять, не больше… Встань с той стороны двери. Если вдруг вернется, кинешься ему в ноги и начнешь кричать, что хозяйка все узнала, избила тебя до полусмерти и готовит нападение на дом. Поняла? А я…

Тут в полнейшей тишине раздался звук, от которого я поледенела. Дверь скрипнула и с легким стуком закрылась.

– Попрошу без глупостей, – раздался негромкий знакомый голос. – А то рискуете получить пулю.

V.

Из темноты угла, прямо за дверью, вышел один из наших гостей… И это был вовсе не отец почтенного семейства. Обознаться, увы, не представлялось возможным.

В его внешности ничего не изменилось, выглядел он так же безупречно, и смотрел с тем же бесстрастным выражением. Но теперь сжимал в руке пистолет. Небольшой, похожий на игрушку, но на близком расстоянии способный снести полголовы.

– Неужели убьете? – спросила я, когда сердце начало успокаиваться. Голос, к счастью, звучал не так хрипло, как у Греты. – Кто же так встречает гостей?

– Это смотря какие гости, мадам. Нет, убивать вас никто не будет, но кожу на руке ссадить могу, что вряд ли вам понравится… А теперь вы, сударыня, – блондин кивнул на Грету, – выйдете вон и подождете внизу.

– Еще чего! – возмутилась та. Помимо прочих обязанностей, Грета считала святым своим долгом беречь мою честь, а обстоятельства выглядели подозрительно…

– На этот счет можете быть спокойны, – он насмешливо улыбнулся. – Однако у вас высокие отношения, как я погляжу. То строчите на госпожу доносы, а то – такая трогательная забота…

– Перестаньте издеваться, – прервала я.

– Я даже не начинал, уверяю вас. Выйдите, – повторил он Грете. – Я хочу поговорить. Пока – только поговорить.

– А не боитесь, что она побежит в полицию?

– Скатертью дорога. Заодно расскажет, что вместе с хозяйкой вломилась в чужой дом.

– Выйди, Грета, – сказала я, кусая губы. – Здесь ты не поможешь.

– Я буду рядом, – угрожающе предупредила она и протопала к двери. Напоследок задержалась, попыталась испепелить его взглядом, но все-таки вышла. Дверь за ней была тут же заперта на замок.

Мы остались вдвоем в пустой комнате. Солнце, ярко полыхнув, ушло за мансарду соседнего дома, и теперь углы кабинета тонули в полумраке.

С полминуты стояла тишина. Блондин спокойно, но с явным любопытством меня разглядывал – я видела это краем глаза, потому что смотрела в сторону, изо всех сил делая вид, что новый знакомый мне неинтересен. Наконец он нарушил молчание:

– Ваше возмущение выглядит так убедительно… Еще немного – и я поверю, что у вас есть для него все основания.

– А вы считаете – нет ни малейших, так?

– Даже если есть, они не такие веские, как кажется. Хотя на вашем месте я бы и сам потребовал объяснений. Так что на сей раз обойдемся без визитов в полицию и прочих взаимно неприятных вещей. Поговорим, как…

– …старые добрые друзья, – с возможнейшим ядом сказала я.

– Вовсе нет. Как люди, которым есть что обсудить, – он наконец-то убрал свою убийственную игрушку. – Вы очень порадовали меня своим письмом. И не надо делать такое удивленное лицо.

– Не понимаю, о чем вы, – сердито ответила я.

– Да нет, понимаете. Задумка неплоха – видимо, опыт в подобных вещах у вас имеется. Правда, упускаете из виду существенные детали. Мне было бы сложно поверить, что ваша… прелестная, скажем так, горничная смогла написать такое изящное иносказательное послание…

– Не смейте оскорблять мою…

– …от которого, к тому же, шел изумительный запах ваших духов. Очень узнаваемый и очень вам идет. – Комплимент был оставлен без ответа, и хозяин продолжил: – Для начала будьте любезны выложить на стол все, что принесли.

– Бумажник, украшения?

– Оружие. Кажется, от вас много чего можно ждать. – Я не двинулась, и он, не повышая голоса, резко спросил: – Мне самому вас обыскать?

– Не утруждайтесь, – я щелкнула замком сумки, вытащила маленький пистолет, оправленный в перламутр. – «Леонард Мессер». Надеюсь, умеете обращаться и не сломаете.

Блондин глянул на него, улыбнулся то ли насмешливо, то ли одобрительно. Затем быстро и умело разрядил. Повернул рукоять, рассмотрел гравировку с моим настоящим именем.

– У вас страсть к чужим монограммам? То чернильница, то более серьезные вещи… – он бросил пистолет обратно на стол. – Собирались пустить в ход сегодня вечером, не так ли?

– Судя по ситуации, – сухо ответила я. – Мне неизвестно, с кем имею дело.

– Тогда самое время познакомиться. Эрик.

– А дальше?

– Меня устроит обращение по имени, мы не на балу. А как обращаться к вам? – осведомился он. – Госпожа Альяни или госпожа Вандервельт?

– Как вам удобно.

– Тогда Анна, – я снова видела ту улыбку, дерзкую и неожиданно обаятельную. – Забавно… Так вот как вы выглядите на самом деле.

– А вы, надо думать, как-то меня себе представляли, – я забрала «Леонард». – И как, если не секрет? Солидной дамой в возрасте?

– Нет, отчего же – я знал, сколько вам лет. Просто думал, что вы окажетесь немного красивее…

– Очень рада, что вы разочарованы, – отрезала я. – Мне вас совершенно не жаль.

Я почувствовала, что краснею, да и досада в голосе слышалась явственно, что было вовсе не к чему. Эрик подошел ближе. Теперь нас разделяла только высокая спинка стула. Под его взглядом я отвела глаза и внимательно уставилась в окно, хотя смотреть там было не на что.

– А я, знаете ли, не разочарован. Мне казалось, вы гораздо менее интересны. Ожидал, что будете похожи на нашу Луизу. Очень мила. Ни на шаг от моды. Словом, такая же, как все. – Он сменил тон на деловой и продолжил: – Я так понимаю, смысла темнить нет. Кое о чем вы догадались. Как думаете, кто такой герр Шаванн?

– Рискну предположить, что нотариус.

– Правильно. Я видел, как вы глянули на его часы, и понял, что гравировку заметили. Так? Ну что же – да, Густав Шаванн является нотариусом королевской нотариальной палаты, и должен был удостоверить факт того, что вы – действительно вы.

– Для кого?

– Пока только удостоверить.

– Основания у него, согласитесь, были бы странные.

– Соглашусь. Но бывали прецеденты установления факта путем выявления неоспоримой цепочки других фактов, и ваше кольцо в такой прецедент укладывается, – он прошелся вдоль стола и отодвинул кресло. – Вы наверняка слышали про такие вещи. Описание печатки содержится во всех официальных гербовниках, и то, что записал бы Шаванн, могло бы являться доказательством. Не желаете присесть?

– Мне удобно и так.

– Как знаете. Хотя зря – беседа предстоит долгая. Возможно, вашей обворожительной камеристке стоит устроиться тут на ночлег.

– Оставьте уже этот мерзкий тон. Кем вам приходится ваша сестра?

– Луиза? Секретарша Густава. Должна была отвлечь внимание, переведя ваши мысли в мирное русло. Судя по всему, не слишком удачно с этим справилась.

– Как раз она-то справилась. Завалили все дело именно вы.

Эрик приподнял бровь.

– Да? И каким образом?

– Самым откровенным. Тоже мне – сын торговца. Кстати, про себя вы так ничего и не сказали. Кто вы такой?

– Сейчас это не имеет значения и вряд ли будет интересно. Итак, про нашу компанию вы узнали предостаточно, теперь поговорим о вас. Итак, госпожа Альяни, она же Анна-Леста Вандервельт, составила подметное письмо и обманным путем явилась сюда, чтобы разузнать кое-что насчет своих таинственных гостей, – он помедлил, ожидая, что я выйду из себя, не дождался и продолжил: – а если подвернется случай, то и выкрасть кольцо. Знаменитое кольцо Разбойника…

– Слово «выкрасть» не слишком точно отражает намерение вернуть вещь, принадлежащую мне по праву. Кольцо Разбойника относится к фамильным реликвиям дома Вандервельтов, и согласия на передачу его в другие руки не было! Во всяком случае, мне об этом неизвестно, а единственным наследником всего состояния, – я запнулась, потому что слово «состояние» в значении того, что сейчас имелось, звучало нелепо, – являюсь именно я. И только я.

Эрик облокотился о спинку кресла и вкрадчиво произнес:

– Очень хорошо, что вы завели разговор о правах. Кольцо Разбойника ведь указано в вашем свидетельстве о праве на наследство? Указано, мадам? – с нажимом повторил он.

Вот здесь разозлиться уже не составило ни малейшего труда!

– Судя по вопросу, вы и сами знаете, что нет – лишь в описи наследственного дела! Для оформления прав вещь должна быть в наличии и подлежит предъявлению! И с вашей стороны просто отвратительно об этом напоминать! Вся коллекция Вандервельтов в розыске, а в моем распоряжении только… Погодите-ка… – я прищурилась. – Кажется, вам и вправду это известно? И откуда?

– Да, кое-что мне известно, – бесстрастно ответил он. – Во всяком случае, об этой громкой истории – с пропавшей коллекцией, арестом имущества – наслышан в подробностях. Знаю и то, что люди, в чьем распоряжении сейчас имущество Вандервельтов, ничего не могут с ним делать. На законных, разумеется, основаниях. – Эрик оттолкнулся от кресла. – К слову, законных оснований нет и у вас.

– Еще раз благодарю, что напомнили! – грубо ответила я. – Говорите быстрее, что от меня хотели, сударь, мне не терпится избавиться от вашего противного общества…

Эрик подпер рукой подбородок.

– Нахальство ваше так непосредственно, что даже подкупает. Это ведь я влез к вам в дом, чтобы порыться в чужих вещах. Что ж, как хотите. Мы взялись за ваши поиски… назовем это просьбой… По просьбе Рудольфа Вандервельт-Немена.

Я вздрогнула. Дядя?

– И кольцо получили именно от него. Равно как и описание того, как оно поведет себя при встрече с вами. И если бы не ваша проделка вчера днем – видимо, что-то сделали со своими руками – все бы выяснилось сразу.

– А кто подбросил идею, что Элен Альяни и Анна-Леста Вандервельт могут быть одним лицом?

– Нам посодействовал в этом профессор Иезекиил, – просто ответил мой собеседник.

От его слов мне стало совсем неуютно. Мысль о том, что мой пьяница-учитель, чудак и умница, который, несмотря на свои недостатки, все же был мне другом, знал мою историю и, как казалось, уважал меня и сочувствовал, мог выдать ученицу непонятно кому, повергла в шок. Но лучше уж так, чем по-другому… Например, если бы эта шайка развязала Иезекиилу язык иными способами.

– Не волнуйтесь за вашего наставника, – сказал Эрик, разом прочитав на моем лице все мысли, – он к вам искренне привязан, и ему ничего не угрожает. Разве что спиться раньше времени. Профессор долго вещал о талантливой студентке из бедной семьи, у которой даже денег толком не было на учебу, пришлось окончить курс заочно. Матушка ваша, с его слов, давала уроки иностранных языков и рисования. А отец днем чинил цепочки в мастерской, а ночами чертил эскизы шедевров…

Да, это была наша с ним легенда, которая появилась у персонажа Элен Альяни.

– В жизни, я так понимаю, все было несколько иначе. Так вот, раза два Иезекиил проговорился и неумышленно выдал несколько деталей вашей истинной биографии, из чего я сделал вывод, что ищу в правильном направлении. Профессор не умеет врать. Да еще в нетрезвом виде, – с насмешливой улыбкой добавил Эрик. – А то, что любитель выпить, видно с первого взгляда.

– Вы его напоили, да? – еле сдерживая ярость, спросила я.

– Ну почему же сразу напоили, – он пожал плечами. – Предложили слегка угоститься в приятном обществе. И в ходе беседы немного понизили крепость благородных напитков. Без его ведома.

– Мне ясно, с кем имею дело.

– Тем лучше – я не расположен рассказывать. Не стоит злиться на меня, сударыня. Я честно пытался разузнать о вас у прежних знакомых и друзей, но со времени разорения дома Вандервельтов судьбой его единственной наследницы мало кто интересовался. Должно быть, вам и самой это известно.

– Вы на редкость деликатны, сударь. Что с дядей? Судя по всему, сидит под замком где-то в сарае… или в подвале гостиницы на задворках какой-нибудь деревни. После такой же вот приятной беседы.

– Да нет, с ним-то как раз все хорошо. Он посещает планетарий, любуется видами реки с Часовой башни… Словом, живет в свое удовольствие.

В голосе Эрика прозвучало что-то похожее на пренебрежение или даже презрение, и это мне крайне не понравилось: не его дело решать, что собой представляет дядя – человек, возможно, и легкомысленный, но по-своему добрый и великодушный.

– Впрочем, это меня не касается, – добавил Эрик. – Мне нужно было вас разыскать.

Непонятно все это было… Совершенно непонятно.

Да, дядя действительно вряд ли знал что-нибудь об Элен Альяни – это имя появилось после смерти бабушки, а тогда Рудольф уже не один год жил на другом конце страны. Все отношения между ним и Ванессой-Терезией, которые и так-то не отличались теплотой, к тому времени давно прекратились.

Мы с ним были друзьями – во всяком случае, мне так казалось. Он был беспечный, веселый, похожий на игристое вино. Мама говорила – копия отца в молодости, бабушка с кривой улыбкой это подтверждала. Жил на доходы от расстроенного семейного имения, где-то иногда служил, но служба ему быстро надоедала. На просьбы родителей определиться и заняться делами часто отвечал, то ли в шутку, то ли серьезно, что великий ум его не создан для скучных дел… А таких слов, как служба и жалованье, приличный дворянин и знать не должен.

После его отъезда я еще получала открытки со штемпелями разных городов – Рудольф все так же колесил по стране и жил то в одном месте, то в другом – а потом перестал и писать.

Несколько раз я отправляла письма по его старым адресам, пытаясь разыскать дядю, но все мои эпистолы вернулись назад.

Последнюю весточку я получила через месяц после бабушки – событие было громкое, о нем писали в газетах. Соболезнование дядино было корректно, вежливо, и слово в слово взято из официальных посланий, которые обычно направляются в таких случаях. Я понимала, что скорбеть по поводу кончины Ванессы-Терезии дядя Рудольф не будет, и все же мне стало грустно. Казалось, тогда он мог найти для меня другие слова…

Из этого письма я сделала два вывода: что с дядей все в порядке, он живет своей жизнью где-то в приличном месте, куда доходят столичные газеты, и что общаться с нашей семьей даже в моем лице ему не хочется. Что ж, это было его дело, и он имел на то полное право. Потом и я сменила место жительства, покинув Брокхольм и переселившись в домик на окраине провинции, который бабушка заблаговременно приобрела на мое имя.

А теперь, значит, дядя все же захотел встретиться. Или вынужден…

– Где Рудольф? – спросила я.

– Не слишком далеко от Бестама. Это все, что вам пока следует знать. – Эрик перегнулся через стол. – А я бы на вашем месте задал другой вопрос. Не интересуетесь, откуда у него кольцо?

Полумрак в комнате сгущался от наступавших сумерек, и это было кстати – надеюсь, не очень заметно, что у меня снова начинали гореть щеки. Да, я весьма интересовалась это узнать. Но никогда бы не показала чужаку, да еще непонятно с какими намерениями, что происходило в нашей семье и какие дрязги в ней бывали…

Эрик ядовито усмехнулся.

– Что ж, доподлинно мне это неизвестно. Но остальная часть коллекции, и вы это подозреваете, может оказаться в тех же руках.

– Вам нет дела до моих подозрений.

– Справедливо. Вот и оставайтесь при них, – он отомкнул ящик, достал знакомый уже футляр и снова запер ящик на ключ. Положил бархатную коробочку передо мной. – Ваше кольцо, мадам. Будьте так любезны, продемонстрируйте вживую свойства этой знаменитой бижутерии. Меня уверяли, что печатка светится, когда перстень надевает настоящий Вандервельт, потомок того самого, первого… Это правда? Тогда можно сократить расходы на свечи, а то воск дорожает, как Шаванн сетовал. В некоторых, гм… семейных ситуациях любая экономия может оказаться кстати. – С галантным сарказмом закончил он.

– Вы просто свинья, сударь, и это все, что я имею вам сказать.