Читать книгу: «Голубь и морс», страница 2

Глава 3

До полудня: 3 часа 35 минут.

Это всего лишь отсрочка.

Совершенно очевидно, что Платон раздобудет необходимый приказ. Стену кабинета Ренненкампфа проломит каменным лбом, но получит документ.

– Нам никак нельзя сплоховать, – нервно шептала Лиза, сидя с Авророй на заднем сиденье прелестного электромобильчика, который вёз Ищеек на школьный ипподром.

Это учебное заведение радикально отличалось от той тесной школы, в которой преподавал историю Лизин дедушка. С тем же успехом можно было бы сравнить футуристический Музей Гуггенхейма в Бильбао и рукописную стенгазету "Поэты нашего двора", вывешенную в районной библиотеке.

Гимназия была настолько шикарной, что сперва Лиза долго не могла поверить, что все школы в нынешней Российской империи выглядят примерно так же, а потом стала тихо радоваться, что приехала сюда в нарядной официальной форме. Мешковатый спортивный костюмчик, при всех своих преимуществах, был бы здесь слегка неуместен. Не говоря уже о пижаме, в которой она сегодня явилась на службу. Белый китель и брюки делали её похожей то ли на Шэрон Стоун в старом фильме «Вспомнить всё», то ли на капитана трансатлантического круизного лайнера. Белая же лохматая шапка неплохо оттеняла медные волосы и румяное от мороза лицо. Впервые за много лет Лиза почувствовала себя привлекательной. Скорее бы Игорь увидел её такой. Она произведёт воистину парацетомольный фурор в их семнадцатикомнатной коммунальной квартире.

Территория гимназии была сравнима с территорией не самого бедного гольф-клуба. Так что и без гольф-каров тут было не обойтись: от корпуса к корпусу курсировали беспилотные «бусики» – забавные транспортные средства с нарисованными на капоте глазками, напомнившими Лизе старый мультик «Паровозик из Ромашково». «Кстати, такие бусики и во многих наших тюрьмах есть», – усмехнулась Аврора. Вот тут-то Лиза и принялась причитать, что им любой ценой нужно сегодня подняться на первую строчку Рейтинга.

– Да ладно тебе. – Аврора шмыгнула покрасневшей на ветру картошкой, которая по каким-то неведомым причинам вообразила себя человеческим носом. – Ну провалим твою телепортацию, ну застрянешь ты в нашем мире. Ну отдаст тебя Платон под суд. Ну посидишь немного в заключении. Ну и что? Сериалы посмотришь, всякий масс-трешняк типа «Пляжных амазонок», это твой уровень. На бусиках от души накатаешься. Современную ветеринарию изучишь онлайн. Котяра рядом, кормят примерно как в «Омеле», это тоже твой уровень. Чего тебе еще надо? Круто время проведешь. А если верить Филиппу Петровичу, так до тюрьмы вообще дело не дойдет.

Шеф и правда, как только Ищейки вышли их здания Канцелярии, выспросил у Лизы все подробности ее общения с Платоном, а затем немного подумал и постановил: нужно сдаться на милость имперского суда. К перспективе возможного Лизиного заточения он отнесся на редкость легкомысленно – Филипп Петрович наивно верил, что справедливость восторжествует и судья сразу же поймет, что у Лизы не было ничего дурного на уме, очутилась она в этой реальности по ошибке, ничем кроме ветеринарии здесь заниматься не собирается и вообще в ее лице на Российскую империю и весь мир в целом свалился настоящий новогодний подарок.

Однако жизненный опыт и здравый смысл подсказывали Лизе, что в суд любого мира лучше не попадать в принципе. Даже в качестве свидетеля, и уж тем более – в качестве обвиняемого. Возьмем, допустим, моего дедушку, думала она в вагоне вакуумного трамвая, поглядывая на Филиппа Петровича, похожего на ее деда как две капли воды.

Однажды дедушка нежданно-негаданно оказался под следствием. На него подали в суд родители пятиклассника Димули Чайки, который «получил травму на уроке». Дело было так. Дурацкий мальчишка затеял классическую диверсию под названием «Кнопки на учительском стуле». Сперва всё шло по плану: Димуля подкрался к цели, пока дедушка писал на доске тему урока «Нападение вандалов на Западную Римскую Империю», и начал торопливо выкладывать кнопками на сиденье неприличное слово – для максимального эффекта. Однако поскольку юный затейник особой ловкостью не отличался, да к тому же сомневался, как правильно пишется то самое неприличное слово, то в процессе осуществления диверсии Димуля исколол себе кнопками все пальцы. В итоге вместо проведения урока дедушке пришлось проводить Димулю в медпункт. Родители пятиклассника были очень недовольны, когда сыночек заявился домой весь обмотанный пластырями, как жертва нападения древних вандалов. Папа «пострадавшего» работал в прокуратуре, так что суд за пару минут приговорил деда к штрафу в сто тысяч рублей за незаконное хранение холодного оружия в кабинете истории. Лизе пришлось взять кредит, чтобы помочь деду с выплатой штрафа.

Словом, Лиза была убеждена, что на скамье подсудимых ее наверняка ждут кнопки остриями вверх. И никакое красноречие Филиппа Петровича не могло поколебать эту уверенность.

Сейчас шеф сидел на переднем сиденье бусика вместе с богатырём Иваном – хозяином единорога. Ивану было не больше двадцати пяти, он говорил густым басом и сразу дал понять, что молодость ничуть не мешает ему смотреть на мир через черное стекло. Суровости Ивана хватило бы с лихвой на целый хирд, то есть отряд викингов, включавший в себя: младших сыновей правителей, беднейших норманнов, любителей приключений и воинов в поисках наживы. При этом любой викинг мог бы позавидовать всепоглощающему стремлению Ивана найти и наказать обидчика единорога. Впрочем, до конца оставалось неясным, действительно ли такой обидчик имеется в наличии, либо Афоня просто приболел.

– Не волнуйтесь, сударь, с нами высококлассный ветеринар, сейчас Елизавета Андреевна во всём разберется, – утешал мрачного генетика Филипп Петрович.

– Лучше бы вы с собой Карла привезли, – буркнул Иван. – В прошлый раз именно он спас Афоню.

Выяснилось, что Седьмое отделение не впервые расследует дело, связанное с этим единорогом. Пока бусик катился по расчищенной от снега дорожке, Филипп Петрович вкратце рассказал Лизе, как около года назад Ищеек вызвали на реалити-шоу «Воздушный замок» – Афоня, не успев родиться, тут же куда-то пропал. Версии происшествия выдвигались самые разные, вплоть до самых диких, с упоминанием гномов и огненных колесниц. Всё же единорог – существо мифическое, даже если он выведен в пробирке и родителями его являются обыкновенная белая лошадь и яванский носорог. В конце концов Карл, предшественник Лизы на посту ветеринара Семёрки, случайно нашел Афоню вовсе не у гномов, а в нижнем ящике комода Левинсона. Креативный директор самолично украл единорога, чтобы подогреть интерес к своему шоу, и всё это время поил чудо-животное отличным немецким латте.

– Представляете, сударыня, оказалось, что Афоня очень любит кофе с молоком! – восторженно завершил историю Филипп Петрович. – Ну разве это не чудо?

Лиза не успела ответить, поскольку они уже подъехали к школьному ипподрому, который представлял собой впечатляющий стеклянный параллелепипед, похожий одновременно на советский бассейн, футбольный стадион в Дюссельдорфе и хрустальную масленку гигантских размеров. Стены «маслёнки», подсвеченные диодами, переливались фирменными цветами гимназии – голубым и синим. Вокруг ипподрома суетились летающие телекамеры и дроны полицейского видеонаблюдения, а на самом краю стеклянной крыши сидел насмерть перепуганный голубь – вероятно, Лизин соотечественник, поскольку других птиц в альтернативном Петербурге вроде бы не водилось. Лиза помахала ему рукой, мельком подумав, что надо бы голубю тоже как-то помочь, только пока неясно, как.

Внутри параллелепипеда было шумно, тепло и пахло лошадьми. Первое, что услышали Ищейки, зайдя в здание – непринужденный трёп Ангела Головастикова:

– Добрый день-добрый день-добрый день, мои милые друзьяшки, мы ведем наш прямой эфир с ипподрома столичной школы номер, эээ, семьсот одиннадцать? Ах нет, пардон, мне подсказывают, семьсот один. Да, так вот, как я уже говорил, съемочная бригада «Всемогущего» во главе с вашим лучшим другом Ангелом Головастиковым находится на ипподроме семьсот одиннадцатой… тьфу, семьсот первой школы Санкт-Петербурга, где, как известно, учились многие знаменитости… Ни одного из них я прямо сейчас вспомнить не могу, но знаю, что они все жутко знаменитые… Да, так вот, через полтора часа на манеже появится она – наше любимое Величество Екатерина Николаевна, во всей своей красе, верхом на… нет, мои наивные друзьяшки, не на своём гнедом жеребце Кирине, которого я, честно говоря, немного побаиваюсь, ну до чего здоровенная лошадина, ух… Государыня сделает торжественный круг верхом на национальном достоянии империи – белом единороге Афоне! Почему не на Кирине? А он сейчас работает талисманом на ипподроме в Царском Селе, центральной арене Недели петербургских скачек-2020. Ну и слава богу, скажу я вам, чем дальше от этой коняшки, тем спокойнее. Афоня, по моему разумению, должен быть помельче Кирина. Почему императрица выбрала единорога? Еще один глупенький вопрос, мои милые друзья. Сами подумайте, ну на ком же еще ей гарцевать по манежу, как не на единственном в мире единороге, символизирующем победу науки над мифологией! А теперь перейдем к гораздо более волнительным и важным моментам сегодняшних школьных лошадиных бегов… пардон, скачек… Итак, что наденет Её Величество? Какой наряд выберет Екатерина Николаевна для проезда по этой миленькой площадке, усыпанной лепестками роз? Делайте ваши ставки, господа! Лично я, ваш лучший друг Ангел Головастиков, готов поставить свою резиновую курицу Камиллу на то, что Государыня, как всегда, предпочтет джинсы и свою неизменную серую толстовку, которая, откровенно говоря, уже изрядно навязла в зубах…

Голос Ангела доносился из экрана, установленного в холле крытого ипподрома. На монитор транслировалась картинка с манежа, занимавшего три четверти всего здания. От кадров захватывало дух: небольшая уютная арена действительно была усыпана лепестками голубых и синих роз (и где только такие взяли, завистливо подумала Лиза); трибуны для зрителей располагались в нескольких метрах над манежем, они выглядели как длинные многоярусные балкончики. Самих зрителей на них пока не было. По пустой арене бродил Ангел в пурпурных штанах и кофте лазурного оттенка, пинал лепестки и на всю страну рассуждал о том, что императрице не мешало бы выстричь челку, а то лоб у нее слишком высокий, как и у всех Романовых.

Лиза была бы совсем не прочь послушать венценосные сплетни, однако Иван увлёк Ищеек в конюшни, располагавшиеся под трибунами. В такой конюшне Лиза и сама не отказалась бы получить стойло для постоянного проживания – повсюду хрустальные люстры, изящные бамбуковые перегородки, чудный запах свежего сена и стерильная чистота. Очевидно, идеальное санитарное состояние поддерживалась силами гимназистов: возле каждой лошади возилось по несколько школьников разного возраста, вооруженных щетками, тряпками, ведрами – и атласными ленточками, синими и голубыми, которые вплетались в гриву подопечных коняшек.

К Ищейкам подошли директор школы Иннокентий Федорович Анненский, давний знакомый Филиппа Петровича, и старший учитель по конному спорту, оба на нервах из-за возможного срыва торжественного мероприятия высочайшего уровня. Агенты успокоили их как смогли, после чего учитель убежал обратно к гимназистам, а директор Анненский увязался за Филиппом Петровичем на правах старого друга и ответственного за происходящее на школьном манеже.

Единорога Лиза заметила не сразу – вокруг Афони столпились его «приемные родители», студенты факультета авангардной генетики Томского госуниверситета в белых халатах.

– Ра-а-азойдись! – зычно скомандовал Иван.

Халаты расступились, и перед Ищейками открылось без преувеличения прекрасное зрелище: молочно-белый жеребец с самым настоящим рогом на лбу. Не витым, как в сказках, а вполне массивным, слоистым, как у носорога. Гордая стать, сильный круп, поразительные небесно-голубые глаза. Его линии были совершенны. Единорог был похож на греческую скульптуру. У Лизы закружилась голова, как в первый день после прибытия в этот мир. Невозможно было привыкнуть к научным чудесам, которые поджидали здесь на каждом углу.

Лиза откашлялась, собираясь с мыслями.

– Он стоит, не лежит, – констатировала она. – Это уже неплохо.

И робко подошла поближе.

– Эээ, на что жалуемся? – на всякий случай спросила она у Афони, подозревая, что это чудо-животное вполне может быть еще и говорящим.

Афоня кротко взглянул на нее своими удивительными небесными глазами, шумно вздохнул и отвернулся.

– Хандрит, – сказал Иван обеспокоенно. – По-прежнему хандрит. С каждой минутой всё грустнее. По-моему, ему еще хуже, чем полчаса назад. Я сегодня, наверное, кого-нибудь прибью. Лакшман, анализы готовы?

– Вань, я же говорил, что ждать не меньше шести часов.

От группы студентов отделился молодой индиец в сандалиях на босу ногу, выглядывающих из-под брюк. Смело, подумала Лиза, глядя на сугробы за окнами конюшни. Это в Мумбаи в январе +32, а в Петербурге, даже с учетом тёплых мостовых, сегодня всего лишь +2.

– Мы взяли у Афони кровь три часа назад, – сказал индиец Ивану. – Осталось ждать еще столько же. Твоё волнение не изменит ситуацию, а потому успокойся и просто отпусти её. Злость – как раскаленный уголь в твоих ладонях. Прежде чем ты бросишь его в кого-то, уголь обожжет тебя.

– Слушай, Лакши, твоя буддийская мудрость сейчас не к месту, злит меня еще больше, – признался Иван. – Вот, я привел ветеринара-следователя, расскажи ей всё. Елизавета… как вас?

– Андреевна, – отозвалась Лиза. – Ласточкина Елизавета Андреевна, ветеринар Седьмого отделения Личной Канцелярии Её Величества, – представилась она по всей форме и подумала: надеюсь, в последний раз. – Так что у нас с симптомами?

– Вялость, апатия, усиливающаяся светобоязнь, – сообщил индиец. – Как видите, мы даже свет в стойле притушили. Нарушения сердечного ритма. Других данных пока нет, мобильная лаборатория у нас устаревшая, целых шесть часов крутит кровь. Я надеялся, вы привезете с собой «Веретено», я слышал, в Личной Канцелярии его уже используют. Мы могли бы тогда сразу прогнать Афоню по всем показателям, будет от чего оттолкнуться. Как бы ни прятали в комнате сандаловую щепку, воздух всё равно наполнится ароматом… Так как насчет анализатора, Елизавета Андреевна?

Лиза представила, как прямо сейчас опозорится на глазах у десятка томских умников, показав свою неспособность справиться с простейшим ветеринарным оборудованием, и похолодела. Стыдно было не столько за себя, сколько за Филиппа Петровича, назвавшего ее только что высококлассным специалистом. Разве можно теперь при всех просить шефа активировать дурацкое «Веретено»?

Она торопливо перевела разговор на другую тему:

– А чем ваш Афоня питался в последнее время?

– Рацион стандартный, бразильские кактусы, – пожал плечами Лакшман. – Он питается так с самого рождения. Желудок ему достался от папочки-носорога… Мы привезли нарезанные кактусы с собой, на всякий случай. – Он кивнул в сторону большого пластикового контейнера, заполненного вакуумными упаковками с колючими зелеными кубиками. – Ничего лишнего он не ел, мы дежурим возле Афони круглосуточно.

– Ясно, что ничего ясно, – мрачно резюмировала Лиза, чувствуя, как приближается ее персональный позор с «Веретеном».

Тем временем Филипп Петрович обратился к директору Анненскому с просьбой предоставить Авроре доступ к съемкам школьных камер видеонаблюдения. Директор без колебаний назвал Авроре пароль от сети. Всем хотелось узнать, кто виноват в ухудшающемся самочувствии редкого – нет, единственного в своем роде – животного. Вокруг розового лэптопа с цветочками, помимо его владелицы, собралась тесная компания: Филипп Петрович, директор Анненский, Иван с сокурсниками.

Лиза осталась один на один с пытливым индийцем, которому не терпелось приступить к активации анализатора.