Читать книгу: «Сияние сквозь тернии», страница 2

Глава 5. Сан Луис

Будучи доверчивым, Альберт оказался отличной находкой для мошенников. Сделав капитальный ремонт, не успел привыкнуть к тишине заброшенной деревушки, утонувшей на склоне зеленого холма. Тревожный звонок в дверь принес плохие вести и новых хозяев…

Проконсультировавшись у адвокатов и удостоверившись в фиктивности сделки, он покинул дом, так и не ставший ему родным. Дядя Глюк растворился. В полиции на него было заведено несколько дел, но данными об Алексе Глюке никто не располагал. Испытав весь эмоциональный спектр от удивления и ненависти до сожаления и отчаяния, Альберт принял утрату как должное жизненное испытание и старался больше не думать об этом.

Он арендовал комнату в скромной квартире. Хозяйка Катерина, угрюмая худощавая женщина, занимала соседнюю комнату.

Так Альберт стал частью улицы Сан Луис. Каждое утро начиналось с пронзительного визга – мелкая собачка возвещала о своем выгуле. В это же время вниз по улице среди плотно припаркованных автомобилей, огромных мусорных баков и собачьих испражнений с мрачно-пессимистичным видом обходил свою территорию толстый полосатый кот.

Рядом с грязными арабскими детишками, играющими в дряблый мяч, можно было увидеть выплывающие из подземного паркинга «Порше» и «Ягуар».

Из дома напротив, громко хлопнув дверью, появлялось странное трио. Высокая тучная дама, с удивленным лицом и седовато-рыжими боевой взлохмаченности волосами, выбегала первая и невнятно тараторила. За собой она тянула мужа, словно неуклюжего ребенка. Два с половиной седых длинных волоска, вторя то шагу, то ветру, то, возможно, заговорщическому голосу жены, умудрялись создавать хаос на лысой голове. Отстраненное лицо, с нежным румянцем на фарфорово-белой коже, иногда что-то односложно отвечало. Его рубашка, зачастую вместе с джемпером, была заправлена в штаны, натянутые явно выше условной линии талии. Замыкала трио их взрослая дочь, унаследовавшая от матери выражение удивленного лица и фарфоровую кожу отца. В отличие от родителей, ее волосы были гладко зачесаны и туго стянуты в жидкий хвост.

Каждый день молодая пышная женщина, с ярко-красной шевелюрой, что-то искала в мусорном контейнере. Ее добычей становились то сломанные приборы, то старая мебель, которую она «облагораживала» и продавала. На каждой улице встречались подобные предприниматели, ищущие составляющие бизнеса в помойках.

«Интересно, только мне все эти люди кажутся странными?» – подумал Альберт, входя в дом.

– Когда все вокруг кажутся странными, представь, каким ты им кажешься, – донесся баритон из глубины мрачного подъезда.

Звякнул прибывший лифт, распахнулась дверь.

Альберт присмотрелся. В кабину лифта не спеша вошел араб в длинном белом платье:

– Придержу вам дверь, – произнес он устало.

– Спасибо, – поспешил войти Альберт.

– Вы, наверное, не понимаете по-испански, – продолжал мужчина.

– Понимаю!

– Не говорите по-испански. I am sorry. Но вы и английским не владеете, – почему-то уверенно произнес он.

– Нет, я владею английским и испанским тоже! – не терял надежду быть услышанным Альберт.

– Good bye, – еле слышно пробубнил араб, на мгновение в упор посмотрев черными глазами, и вышел.

– Hasta luego, – ответил Альберт.

«Да-а… – размышлял он, заходя в квартиру. – Неважно, на каком языке говоришь, всегда есть шанс быть непонятым… или неуслышанным… Знакомый взгляд у араба. Где я мог его раньше видеть?»

Телефонный звонок прервал молчаливую темноту.

– Привет! Что, совсем зазнался? – раздался радостный голос приятеля и его бывшего коллеги Сан Саныча. – Уехал и забыл? Живешь, жируешь там, в буржуазной Испании! Не до нас теперь?

– Привет, друг! Молодец, что позвонил! Не все так круто.

– Сто пудов круче, чем здесь! Иначе, полагаю, вернулся бы! Давай рассказывай!

– Здесь все по-другому. Болото. Как только начинаешь двигаться, решать проблемы, засасывает все глубже. Жизнь эмигранта в сотни раз сложнее, чем гражданина. Приходится выживать. И неважно, архитектор ты или дворник. Здесь дипломы не действительны.

– Как так? Наши же международного образца!

– О, нет! Все равно надо подтверждать! Затем доучиваться пару лет. Диплом отдал на подтверждение, документы подал на резиденцию, жду ответы. Посещаю интенсивные курсы испанского…

– Зачем? Ты же шпрехаешь и по-испански, и по-английски!

– Совершенствую навыки и уже преподаю. В автошколе экзамены сдал.

– У тебя вроде были водительские права! По ним можно ездить в Европе!

– Только туристам.

– Зато живешь, как человек, в собственном доме!

– Не совсем… Попал я, Саныч… Облапошили, как лоха.

– Но ты же говорил, нашел «наших», которые помогают во всем…

– «Доброжелатели» помогают, пока не разбираешься в законах, не знаешь языка, обдирая до последнего цента. В какой-то момент деньги заканчиваются, помощники испаряются. Нет теперь ни дома, ни денег. Знаешь, многие на этом этапе возвращаются на родину.

– Так возвращайся! Честно, мы скучаем!

– Там я уже был. От той жизни уехал, хотя она была в разы лучше и проще.

– И что?

– Снимаю комнату. Устроился преподавателем испанского и английского языков в ассоциацию для эмигрантов за три евро в час. Полуподвальное сырое помещение с большими наглыми тараканами мало привлекает людей. Денег едва хватает на оплату аренды, но остается достаточно времени для восстановления утраченной гармонии, поиска ответов на несуществующие вопросы и чего-то еще…

– Опять ты про…

Звонок прервался. Альберт посмотрел в окно. Солнце пряталось за горами, стирая за собой оранжевые блики с верхушек. Да, он точно знал, что есть что-то еще… И оно будоражило его сознание, находясь так близко и вместе с тем так далеко…

Глава 6. Дневник левши

Альберт искал альтернативные источники заработка. С удивлением для себя открыл писательский талант и отсылал статьи в местную русскоязычную газету. Зарегистрировался на сайтах наборщиков текста и копирайтеров. Обнаружилось письмо от анонима, искавшего наборщика объемной рукописи. В приложении был прикреплен пробный фрагмент. Ни цены, ни условий. Альберт хотел было удалить письмо, но решил посмотреть вложение.

На экране выплыли стройные ряды витиеватых букв, выведенных чернилами. По наклону было понятно, что автор – левша.

По спине пробежал холодок.

 
                                         * * *
 

Запись первая. Когда я умерла.

Мне едва исполнилось двадцать. Месяц назад вышла замуж по любви, но не была счастлива. Что-то мешало наслаждаться жизнью, разрушало изнутри. То депрессия, то агрессия… Днем я училась в медицинском университете, а бессонными ночами, как одержимая, писала картины. Неизвестно, чем бы все закончилось, если бы я не умерла.

Теплым майским утром меня везли в больницу, истекающую кровью. Я смотрела через окно на высокое чистое небо – такая редкость в мегаполисе! Ясно пришло понимание того, что я покидаю этот мир. Не было ни страха, ни удивления, ни причины оставаться в трясущейся машине. И я рванула ввысь! Так легко и радостно! Никогда раньше не ощущала блаженство полета наяву! Сверху созерцала бытие, разглядывая до мельчайших механизмов и клеточек. Могла остановить время, мгновенно переместиться в любое место. Все казалось элементарным, включая устройство всего живого, в том числе человека. В тот момент я смогла бы создать его! «Надо же, – пронеслась мысль, – годами изучать человеческое тело и процессы в нем, а ведь мы уже все знаем! Это так просто!» Еще мы понимаем все языки и даже без слов можем общаться!

В кристальной небесной чистоте мелькали схемы: знания, написанные и нарисованные светом! Они двигались, менялись, распадались и сливались. Вдруг возникла гигантская таблица. Я летела сквозь столбцы с тысячами имен. Увидев знакомые имена, остановилась. В них высвечивалось то, что я для них сделала, и то, что должна сделать. Оглянулась. В незнакомых именах также были мои невыполненные задачи. Сотни тысяч невыполненных задач! Я могла бы помочь им! Но уже не смогу. Ярко пылали строки: «Спасти жизнь… продлить жизнь…» Здесь парило имя моей мамы, постепенно удаляясь и тая. Ужас сковал меня. «Нет! Нет! Нет! Я не могу умереть!» – повторяла я. Впервые вырвался крик души: «Господи! Не забирай меня сейчас! Ты же видишь, сколько я еще не сделала!»

Таблицы рассыпались миллионами искр. Мой детский голос прозвенел вдалеке:

– Помогать людям… помогать… людям…

О, да! Помню! Я сама выбрала свое предназначение…

Ударом выбросило меня вниз.

– Дыши! – донесся издалека крик.

Я попыталась вздохнуть: раз, другой, но…

Темно. Улицы, скудно освещенные фонарями. Люди, бегущие на последние автобусы. Да! Надо успеть! Иначе как мне добраться ночью с юга Москвы на север? Метро уже закрыто.

– Извините, не подскажете, какой рейс идет до Щукинской или Тушинской? – пыталась я выяснить у спешащих прохожих. Но никто не отвечал.

– Извините… – подбежала я к автобусу.

– Тебя не услышат, – раздался спокойный, глубокий голос. Оглянулась – никого. – Ты умерла, – все также умиротворенно произнес он ото всюду.

– Не может быть! Я же здесь! Хожу, говорю… И вообще, мне надо домой!

Водитель передо мной закрыл двери. Я осталась стоять в растерянности.

– Дыши! Давай! – прорывался хрип, разрушая темноту строгих улиц.

Неимоверная тяжесть сдавила грудь. Я открыла глаза. Испуганные карие глаза прищурились.

– Дыши!

Я вздохнула и закашлялась. Спазм не давал пройти воздуху. Второй раз, третий – кислород постепенно наполнил легкие. Мужчина с карими глазами просипел:

– Ух… Поздравляю со вторым рождением!

 
                                         * * *
 

«Занятная рукопись», – подумал Альберт, набрал текст и отправил анониму.

На следующий день получил подтверждение платежа в пять евро и контракт на набор ста двадцати четырех рукописных листов.

Глава 7. Алешка

Почти до середины ноября держалась летняя погода. А потом словно включили гигантский ледяной вентилятор. Выйдя из подъезда, Альберт поежился, засунул руки глубоко в карманы тонкой ветровки и побежал к ассоциации. Воздушное цунами несло мусорный бак по улице, кидая его о мирно припаркованные машины. Несмотря на яркое солнце, порывы ветра морозили лицо и пронизывали насквозь одежду. В ассоциации оказалось еще холоднее, чем на улице. Ожидая учеников, Альберт наяривал круги, чтобы согреться.

– Ола, Альбертик! – прокричала с порога первая ученица, женщина дважды «бальзаковского возраста».

Альберта заметно передернуло: «С чего она решила, что к своему преподавателю по испанскому языку можно так обращаться?»

– Здравствуйте, Любовь Ивановна.

– Ой, да какая я тебе Любовь Ивановна! Зови меня Люба! Сто раз тебе говорила! Я вся твоя, красавчик!

Она присела на угол стола, закинув ногу на ногу. Плотные черные чулки не скрывали дряблости немолодой хозяйки. Альберт посмотрел на часы.

– Похоже, мы с тобой сегодня вдвоем зажигаем, мачо! – не унималась она.

– Люба, не зажигаем, а изучаем испанский язык, – спокойным тоном произнес Альберт, пытаясь охладить пылкую женщину.

– Ой, да ладно! Я три года изучаю испанский! Знаю только два слова.

– Какие?

– Самые необходимые! Транкила и пердона.

Альберт закашлялся от неповторимого акцента своей ученицы.

– А что, остальное можно и на пальцах объяснить! Понимаю-то я все! – продолжала она. – Вот недавно меня спросили: была ли я в «сентро де салют»? Понятно же, что в центре, на салюте! Конечно была! Я так и ответила: «Си!»

– Да, только «centro de salud» – это центр здоровья, поликлиника.

– Что ты! Правда? Вот незадача! – соскользнув со стола, она села за парту и уставилась в телефон.

Шумно распахнув дверь, влетела запыхавшаяся женщина, волоча за собой сопротивляющегося мальчика лет семи.

– Нет, мама! Я хочу домой!

– Тебе надо учить испанский!

– Не надо! Я в английской школе!

– Отсидишь испанский, останешься на английский! – отрезала мама.

– Ма-ма! – заныл мальчик, усиленно тря кулаками глаза.

– Не зли меня! Через два часа заберу! – захлопнула она за собой дверь.

Альберт взял за руку бедолагу и усадил за парту:

– Меня зовут Альберт. А тебя как?

– Але-еша-а, – растянул, хныча, мальчик.

– Не расстраивайся, Леша! Давай поиграем?

Не ожидая подобного предложения, Алексей перестал хныкать и вопросительно уставился на Альберта.

– Во! Точно! Давайте в картишки перекинемся? – цокнув языком, обрадовалась Любовь Ивановна, взбивая костлявыми пальцами редкие седые кудри.

Не обращая на нее внимания, Альберт продолжал:

– Во что тебе нравится играть?

– В «Star Wars», – тихо ответил Алеша.

– А кто твой любимый герой?

– У меня их много! – оживился мальчик и полез в карманы. Через несколько секунд армия маленьких фигурок была расставлена на столе. Он увлеченно рассказывал на смеси русского и английского, кто есть кто и какую миссию выполняет. Даже страстная женщина притихла и пыталась вникнуть. Потом не выдержала:

– Бред! Они все такие страшные, с ужасными именами, а некоторые вообще без лиц! Как тебе это может нравиться?

– Ничего ты не понимаешь! Отвернись и не играй с нами, если не хочешь! – отрезал Алешка.

– Ну что ж, – вмешался Альберт, совершенно не запомнив действующих лиц, – кто из них хороший?

– Вот эти!

– Да! Они высадились на планете Española, где можно говорить только по-испански! Если будешь говорить на другом языке – взорвешься!

– Да! А дроны не знали этого и повзрывались! – залился смехом Алеша.

– Por eso todos nosotros para mantenernos con la vida tenemos que hablar español ¿de acuerdo?

– Че? – сморщилась Любовь Ивановна.

– Все просто, бабуля, – снисходительно улыбнулся Алешка, – чтобы остаться в живых, мы должны разговаривать на испанском!

– Какая я тебе бабуля! Безобразие! – заметалась по классу женщина. – Нет, вы видели? Слышали? Нахал!

 
                                         * * *
 

Любовь Ивановна больше не пришла на занятия. Зато Алешка прибегал с радостью. Как и многих других детей, его оставляли ежедневно на несколько часов вне зависимости от того, есть ли занятия. Он пытался общаться с ровесниками, но не находил общих тем. Им не были интересны маленькие пластмассовые фигурки, пусть даже из разных галактик. Они обсуждали только компьютерные игры, как пройти уровни или заработать дополнительные жизни. Алешка в этом ничего не смыслил, поэтому тихонько сидел в углу, придумывая новые истории вселенских сражений. Он сильно переживал из-за непохожести на остальных и не понимал основной причины страданий.

Альберта он воспринял как единственного друга, надежного и мудрого, и с легкостью делился сокровенными тайнами. Альберт всегда давал возможность высказаться и находил нужные слова, чтобы поддержать. Однажды Алешка пришел грустным и задумчивым. Молча сел за парту и уставился, не моргая прозрачно-серыми глазами, на доску.

– Что случилось, Леш? – поинтересовался Альберт.

Ответа не последовало.

– Алексей! – Альберт подошел к нему и тронул за плечо.

Алешка вздрогнул, быстро глянул на учителя и вернулся обратно в свой мир. Широко открытые глаза постепенно наполнились слезами.

– Что бы ни произошло, – тихо, но уверенно сказал Альберт, присев перед ребенком на корточки, – все наладится!

– Откуда тебе знать! – просипел мальчик.

– Жизненный опыт позволяет сказать это.

– Меня бьют в школе! – выпалил Алешка. – И что бы я ни делал, они издеваются все больше! – он зарыдал, закрыв лицо руками.

Альберт обнял содрогающееся худенькое тельце и погладил по жестким белобрысым волосам.

– Ты маме говорил?

– Она не поможет!

– Почему?

– Потому что она не понимает! – выкрикнул он.

– Почему ты думаешь, что она не понимает?

– Говорит, что я – не мужчина! Ведь мужчина должен уметь за себя постоять. А я не умею! Говорит, я не знаю, что такое проблемы, так как учусь в хорошей школе, не надо думать о жилье и еде, поэтому я должен быть счастливым и довольным. Но я так больше не могу! – он уткнулся лицом в парту и зарыдал в голос.

– Тише-тише! Если хочешь, расскажи, и мы вместе разберем твою проблему. Вот увидишь, она разрешится.

– Не разрешится! – он прерывисто дышал, но рыдания прекратились.

– Иди умойся, а я пока тебе налью воды. Еще у меня где-то были космические сладости, – Альберт встал, подошел к столу и достал маленькие мятные леденцы.

Алешка поднял голову и, не отводя глаз, наблюдал за учителем. Удостоверившись, что его ожидают леденцы, он поспешил в уборную, откуда вернулся уже без тени грусти.

– Вот теперь узнаю тебя! Так держать! – протянул Альберт леденец.

Тот, высунув язык, быстро избавил конфету от скрипучего фантика и незамедлительно отправил ее в рот. С громким хрустом разжевав ее, он жадно выпил целый стакан воды.

– Люблю мятные леденцы! Можно еще, пожалуйста?! – не дожидаясь ответа, бледная ручонка потянулась за лакомством.

– Хорошо. Так что же все-таки за проблема у тебя в школе? Кто тебя бьет и почему?

Радостный хруст прекратился. Алешка тяжело вздохнул.

– Да нет, никто, – пролепетал он.

– Значит, нет проблемы?

– Вообще-то есть, – еле слышно прошептал он. – Там один мальчик издевается надо мной, потом бьет по яйцам. А все смеются.

– Так, давай по порядку. Что значит «издевается»?

– Ну, там… обзывается, гадости всякие говорит…

– А ты?

– Ну, я ему отвечаю, типа, сам такой, иди отсюда.

– А он?

– А он еще больше! Гадости говорит и ржет!

– А ты?

– А я кричу: отстань от меня! Надоел! Сам такой! А он подбегает и толкает, потом убегает. Я за ним. Он резко останавливается, разворачивается и бьет по яйцам. Сильно.

– А учитель?

– Учителя нет с нами на перемене. И да, жаловался, но после этого меня еще сильнее избили.

– Попробуй не обращать внимания с самого начала и не отвечать ему.

– Легко сказать! Он меня дебилом называет и другими плохими словами.

– Ты же не дебил, так? И другим плохим словам не соответствуешь!

– Не соответствую!

– А он этими словами привлекает твое внимание, заманивает. Хочет, чтобы ты разозлился и побежал за ним. Его это веселит и дает ощущение власти над тобой. Не давай ему это почувствовать!

– Но-о-о… – неуверенно протянул Алешка.

– Попробуй! Просто попробуй! Не отвечай ни на его слова, ни на его провокации. Как будто он не к тебе обращается. Или как будто его нет. Но, как запасной вариант, только на крайний случай, если он все же ударит, дай ему сдачи. Только бей со всей силы! Так, чтобы ему не захотелось добавки! Никогда!

Алешка рассмеялся и обнял своего учителя-друга.

Какое-то время совет по игнорированию прекрасно работал. Но в один день Киму, его обидчику, пришло в голову кидаться галькой, что, конечно же, не мог проигнорировать Алешка и побежал за ним, метко возвращая острые камешки. Тот внезапно остановился, развернулся и с широкой улыбкой врезал Алешке… Под детский гогот он упал прямо по середине площадки, скорчился и беззвучно заплакал. На следующей перемене Ким подошел вплотную к Алешке и злорадно прошептал:

– Хочешь снова по яйцам, дебил? Я знаю! Хочешь! Отвечай, придурок!

Алешка рассвирепел, в глазах потемнело. Его тело напряглось и отпружинило головой в лоб обидчика. От удара в голове засверкало и все закружилось. Но через мгновенье он увидел, как оседает грузное тело Кима на пол. Дети молча собрались вокруг, но уже через несколько секунд, истошно вопя, рассыпались цветными горошинами. Когда вбежала учительница, Ким сидел на полу и непонимающе крутил головой по сторонам. Молча указал на Алешку пальцем. Несмотря на то, что наш герой весь день просидел наказанным, а шишка во весь лоб сильно болела, безмерная радость с лихвой компенсировала неприятности. Больше он никому не позволит обижать себя!

Алешкины родители пытались разрешить семейные проблемы, переехав в Испанию. Но как они ошибались! К старым нерешенным проблемам добавились новые.

Девять лет назад молодой англичанин Джон, завсегдатай баров и всевозможных увеселительных учреждений, лишился поддержки родителей. К тридцати годам он не освоил профессии, никогда не работал, уже страдал алкоголизмом и нажил кучу долгов. Выход видел в знакомстве с состоятельной немолодой женщиной. Вскоре в одной забегаловке встретил заливающую свое одиночество Ирину, брошенную мужем и повзрослевшим сыном. Она всячески потакала прихотям Джона, боясь снова в свои сорок восемь остаться одинокой. В алкогольном угаре они зачали ребенка. Сыграли свадьбу. Алешка родился слабым. Сутками напролет плакал, что сильно раздражало Джона. Он начал пить ежедневно, не приходил домой. Ирина его находила спящим на улицах с бомжами и даже на свалках. Перестала давать деньги. Но всегда находился «добрый человек», готовый поделиться выпивкой. Затем последовали годы лечения от гепатита и всего, что подарила уличная жизнь.

К пяти годам у Алешки развилась тяжелая астма. Тогда и созрела идея переехать в теплый климат, где целительные море и воздух вылечат всех и от всего сразу.

Испания – винный рай – пришлась по вкусу во всех смыслах этого слова. Джон быстро обзавелся друзьями. Языковой барьер никогда не был препятствием. Где ни проснешься – везде дом родной. Солнце греет. У входа в ближайший супермаркет всегда подкинут монетку хотя бы на пиво. А если повезет, то и на хлеб. Ближе к обеду обязательно встретятся на пути гостеприимные компании, пригласят «на огонек».

Ирина перестала его искать. Каждый вечер коротала на террасе за бутылкой красного вина. Воображение рисовало развратные сцены с участием мужа-изменника в объятиях страстных испанок. Утром чувствовала себя больной, отправляла сына в школу, а сама посещала врачей, жалуясь на обострение всевозможных хронических заболеваний. Врачи, чтобы отделаться от назойливой пациентки, выписывали очередные таблетки, от которых становилось хуже. Приходилось лечиться красным вином.

Общение с сыном она свела до бытового минимума: утомляли глупые детские рассуждения и раздражало непослушание.

Благодаря средиземноморскому климату у Алешки прошла астма. Но мама продолжала пичкать его многочисленными таблетками. Так она заботилась о сыне. Устроила его в частную английскую школу, где каждый месяц обучения стоил более тысячи евро. Даже несмотря на это, Алешку хотели выгнать, так как не тянул. Но Ирина не сдалась, нашла универсального преподавателя, Альберта, интеллигентного, свободно владеющего английским языком, который вытянул Алешку на десятки. Неосознанно мальчик пытался привлечь внимание матери, делая все наоборот, провоцировал ругань и затрещины. Зато все ее внимание в эти минуты было с ним. Потом он долго плакал у себя в комнате, а она сидела на террасе, запивая одиночество длинными глотками спиртного. Смотрела вдаль, представляя своего мужа в объятиях очередной жаркой женщины. А Джон в это время валялся в бессознательном состоянии под кустом или в грязном цыганском переулке. Проснувшись на рассвете, он не вспомнит ни о жене, ни о сыне. Пойдет, еле волоча ноги, искать ближайший супермаркет.

К сожалению, многие семьи, переехав, распадаются. Нерешенные проблемы становятся невыносимыми. Деньги тают, работу найти трудно. Многие мужья возвращаются на родину зарабатывать, чтобы содержать жену и детей. Со временем заводят новые отношения. Эмигранты теряют друзей, родных, работу, социальное и финансовое положение, себя… Не все выдерживают… Не все выживают…