Читать книгу: «Кулоны», страница 3

Никита огляделся. В этой части вагона пассажиров почти не было, да и те либо спали, либо увлечённо смотрели в экраны смартфонов. Аккуратно, чтобы не разбудить Сёму, он расстегнул молнию куртки и опустил руку во внутренний карман, достал что-то. На раскрытой ладони лежал кулон. В точно такой же, как у Миры…

«Осторожно, двери закрываются! Следующая станция…». Никита легонько толкнул Сёму, но тот разоспался не на шутку. Пришлось его немного пощекотать, прежде чем он проснулся. Сонно протирая глаза и во весь рот зевая, мальчик уставился на него с непонимающим видом.

– Долго я спал?

– Почти всю дорогу. Вставай, наша следующая.

На улице их встретил холодный ветер. Напирая со всей силы, норовил пробраться сквозь тонкий слой одежды к самой коже. После тёплого вагона такой приём вызвал мелкую дрожь по телу, но зато моментально отогнал сонливость. Даже Сёмка немного взбодрился и бежал чуть впереди.

Через четверть часа они уже заходили в маленькую однокомнатную квартирку на втором этаже старого дома. Оплата пятнадцать тысяч в месяц и сердобольная старушка-хозяйка, которая каждый раз угощала их домашней выпечкой – более лучшего варианта нельзя было и представить. Да, мебель и ремонт были далеко не новыми. Обои кое-где рассохлись. На потолке желтело несколько обширных пятен – соседи сверху постарались. Но это всё не особо беспокоило, так как дома они практически не бывали. Никита рано утром уходил на работу, а возвращался чаще всего уже ближе к ночи. Сёмка первую половину дня проводил в школе, а в свободное время пропадал на улице с друзьями. На нём же было и домашнее хозяйство. В свои двенадцать лет он уже неплохо справлялся со всем, так что у Никиты не было повода переживать за него.

– Никит? – протяжным голосом позвал из гостиной Сёма.

– Что?

Ползая на коленках перед входной дверью, Никита вытирал мокрые следы, оставленные башмаками, в который раз напоминая себе о необходимости купить придверный коврик.

Покончив с уборкой, он встал и, поскольку завывания брата не прекратились, быстро закинул тряпку в ванную и вошёл в гостиную. Сёмка лежал с закрытыми глазами, растянувшись на диване. Ноги его, разумеется, покоились где-то на уровне подушек.

– Можно я не пойду завтра в школу? Ну, пожааалуйста? – заныл Сёмка.

– Нет, это не обсуждается. Ты завтра идёшь в школу, а я на работу. Скорее беги в кровать! – строго сказал Никита, подходя к брату и насильно стягивая его с дивана.

– Ну нет! Так нечестно! – продолжал ныть Сёма, всё же поднимаясь.

– Нужно учиться. Ты же и сам знаешь, – Никита помолчал, что-то прикидывая, а затем сказал, загадочно глядя на мальчика – Завтра после работы мы с тобой кое-куда вместе сходим.

– Куда? Расскажи! – сразу оживившись, начал спрашивать Сёма, забыв о том, что секунду назад притворялся самым уставшим человеком в мире.

– Всё завтра! Иди скорее спать! – засмеялся в ответ Никита, толкая его в сторону спальни.

Последнему ничего не оставалось, как покориться.

Он ещё такой ребёнок!

Светильник в пластмассовом абажуре свисал прямо над столом. От оранжевого света болели глаза, но это было несравнимо лучше, чем сидеть в темноте. Никита напряжённо думал, вертя в руках телефон. В голове уже родился план, оставалось лишь привести его в действие.

Адрес книжного магазина и часы работы он сохранил. Завтра Никита собирался отправиться прямиком туда, чтобы развеять все сомнения. Правда, как именно это сделать, пока не представлял. Единственное, что он точно понимал, так это то, что Марк снова что-то задумал. Не случайно же ему вдруг стали так интересны старинные книги.

Глава 4. Покровские

***

август 1999 года

– Ну чего, Катюнь, как у тебя тут дело продвигается?

– Да, неплохо, Александр Григорьевич!

Молодая женщина с белой косынкой на голове вылезла из раскопа, где, согнувшись над землёй, сидели ещё несколько человек.

– Как думаешь, успеем до конца сезона найти ещё что-то интересное?

– А как же! Мы ведь везучие!

На её лице заиграла улыбка, а на переносице появились маленькие складки.

– Я рассчитываю на вас! – подмигнул ей мужчина, а затем, оглянувшись по сторонам, спросил, – Кстати, где Дима?

– Он сегодня с ребятами на другом участке копает, – она махнула рукой, указывая направление, – Вы его с утра не видели?

– Нет, не довелось… Ладно, пойду посмотрю, как у них дела. Заодно от тебя «привет» передам.

На последних словах мужчина прищурился и замер, ожидая реакции девушки. Она задорно кивнула. Удовлетворённый таким ответом, Александр Григорьевич развернулся и быстро зашагал к спрятанному за полосой кустарников участку.

«Может тоже к Диме сходить? Пока ещё ребята тут справляются, – пронеслось в голове, но Катя тут же себя одёрнула, – Нет, не стоит его отвлекать. Всё же конец сезона. Дел у всех по горло.»

Женщина ловко спрыгнула обратно в раскоп – глубокую, больше метра, яму правильной квадратной формы. Подобрав с земли инструменты, она опустилась на колени и снова погрузилась в работу, медленно расчищая землю скребком.

Экспедиция профессора института археологии Александра Григорьевича Воронова уже больше месяца работала на этом месте. Сезон выдался удачным на различные находки, и уезжать они не торопились. Однако совсем скоро, по уверениям синоптиков, должны были зарядить августовские дожди, так что отъезд назначили через две недели. А до этого времени предстояло успеть закончить ещё сотню дел: рассортировать находки, подготовить всё к транспортировке, заполнить отчёты. Не удивительно, что в лагере все были словно на иголках, готовые в любой момент бежать куда-то и выполнять очередное поручение.

Катя и Дима Покровские, молодые двадцатисемилетние аспиранты, совсем недавно поженились. Все думали, что они откажутся от поездки. Но их ничто не могло заставить пропустить экспедицию, тем более под руководством любимого профессора. Так что, как они сами любили шутить, их медовый месяц проходил на раскопках.

Солнце было в зените, красиво расположившись посреди ярко-голубого, без единого облачка неба. Его лучи даже сквозь слой одежды обжигали кожу, придавая ей всё более тёмный оттенок. По спине, лбу и рукам скатывались капли пота и, падая, оставляли тёмные пятна на поверхности сухой потрескавшейся земли. Всё тело ныло из-за неудобной позы, которая не менялась по нескольку часов. Пластыри на руках скрывали под собой не сходившие последние два месяца мозоли.

Катя медленно соскребала землю, слой за слоем продвигаясь всё глубже. Часть группы уже ушла на обед, так что вместе с ней оставалась лишь пара человек. Бросать работу не хотелось, но и заставлять Диму ждать тоже. Лишь во время обеденного перерыва им удавалось хоть немного времени провести вместе. Вечерами обычно сил не оставалось ни на что, кроме как забраться в тёплую палатку и, прижавшись друг другу, уснуть. Но даже таких коротких моментов им хватало для того, чтобы постоянно чувствовать близость. К тому же они оба были влюблены в археологию, и её вмешательство в их семейную жизнь вовсе не вызывало ревности.

Тени на песке удлинились, сообщая о том, что больше задерживаться было нельзя. Последний раз прошуршав металлической пластиной, Катя замерла. Вместо обычно мягкого рассыпчатого звука послышался тихий звон. Из-под открывшегося слоя свежего грунта виднелась какая-то тёмная точка, поднимаясь маленьким бугорком над поверхностью.

Внутри всё сжалось. Только не радоваться раньше времени! Это вполне мог оказаться самый обыкновенный камешек, соринка. Что угодно! Пальцы словно онемели, совершенно отказываясь слушаться. Хотелось схватиться за инструмент и копать, копать…

Глубокий вдох привёл Катю в чувства, позволяя снова овладеть собой. Любая поспешность или невнимательность в работе археолога могла обойтись слишком дорого. Она прекрасно это понимала, так что заставила себя подняться и потратить несколько драгоценных минут на отдых. После чего снова принялась медленно и аккуратно высвобождать на свет незнакомый предмет.

Почти сразу вокруг неё собрались студенты. Никто не сомневался, что если и удастся ещё до отъезда найти что-то, то это сделает Катя. По какой-то неведомой причине она умудрялась выискивать находки даже в тех местах, где их ну никак не могло оказаться. Разумеется, такой новостью нужно было во что бы то ни стало и как можно скорее поделиться, так что вскоре уже весь лагерь гудел догадками.

При виде тонкой согнувшейся фигуры в белой косынке, лицо Димы осветилось счастливой улыбкой. Несколько прядей выбились из-под ткани и теперь мешали своей хозяйке, падая на глаза. Катя словно заранее почувствовала его приближение и, замерев, теперь прислушивалась к его шагам. Он тихо подошёл и опустился рядом, поставив перед ней коробку с соком и пачку печенья.

– Прости, что не пришла, – тихо проговорил она, не прерывая работу.

– Знаю, что не могла.

Дима нежно провёл рукой по её виску, заправляя непослушные каштановые волосы обратно под ткань. Катя повернулась и с благодарностью взглянула на мужа.

– Тебе снова это удалось, – он улыбнулся и прижал её к себе, – Поделишься когда-нибудь секретом?

В его глазах было столько заботы, что она, позабыв обо всём, с наслаждением растворилась в этом ощущение счастья. Даже внутренний огонь, который заставлял её работать, стирая в кровь руки, забывать о еде и сне, в желании узнать нечто новое, даже он отступал перед тихо мерцающим пламенем этой любви. Время перестало существовать, и только удлиняющиеся тени настойчиво возвращали их в реальность.

– Мне нужно идти, – прошептал он, нежно поглаживая её по голове, – Профессор попросил помочь с отправкой находок. Пожалуйста, поешь немного. Вечером обещаю устроить тебе настоящий праздничный ужин. Согласна?

Она кивнула, а Дима ответил ей поцелуем в нагретую солнцем щёку. Лишь усилием воли он заставил себя прервать прекрасный миг и, отстранившись, поднялся на ноги. Ещё несколько раз повернувшись, он помахал ей рукой, а затем скрылся из виду, оставив после себя лишь ощущение лёгкого прикосновения губ.

***

Закрыв за Сёмой входную дверь, Никита вернулся на кухню и принялся перемывать оставленную после завтрака посуду. Спешить было некуда – сегодня в лаборатории его ждали лишь к десяти. Поставив последнюю тарелку в шкаф, он достал телефон. На экране тут же высветилось уведомление. Вероника прислала сообщение:

«Освобожусь в 19:00, постараюсь приехать побыстрее и не опоздать».

Чуть ниже без остановки подмигивал жёлтый смайл.

Сегодня они вместе с Никой собирались пойти в квартиру Покровских, её родителей. Нужно было забрать хранившиеся там документы и записи исследований. Встретиться договорились на месте, так что до назначенного времени Никита мог успеть разобраться с ещё одной задачей.

Мира… События вчерашнего вечера сейчас казались сном или фантазией, нарисованной воображением. Слишком странным было то, что из всех улиц Петербурга они оказались именно на этой. В этот день и в это время. Никита ведь должен был встретить Веронику после собеседования, чтобы вместе с ней поехать к профессору. Сёмка побежал проверить, нет ли её на соседней улице – может, перепутала. К моменту, когда Никита подошёл к довольно улыбающемуся брату и испуганной Мире, Григорий Александрович уже успел позвонить и сказать, что Нику подвезёт знакомая. Стоило убрать лишь одно из условий в этом странном стечении обстоятельств, и вероятность их знакомства с Мирой становилась ничтожно мала.

Подобные мысли вертелись в голове Никиты всё утро, пока он добирался до работы. Лишь усилием воли удалось отогнать их перед тем, как открыть дверь кабинета.

Уже второй год он работал научным сотрудником в лаборатории института археологии РАН. После окончания магистратуры его и ещё двоих одногруппников пригласили на стажировку, а через полгода предложили вакансии. Нельзя сказать, что подобный род деятельности можно было бы назвать «пределом мечтаний». Полевые работы привлекали намного больше, однако Сёмку одного на несколько месяцев никак не оставить. Приходилось пока довольствоваться сугубо академической деятельностью, без возможности ощутить атмосферу настоящей научной экспедиции. Те, что устраивали для них на практике, не в счёт.

Сегодня работы предстояло много: нужно было закончить экспертизу и написать отчёт. Вернее, много отчётов… Никита взял одну из коробок и, надев перчатки, достал тёмную металлическую пластину – наконечник копья. Положил артефакт под объектив электронного микроскопа и наклонился к окуляру.

– О, привет! Ты как всегда первый! – прозвучал за его спиной голос.

– Нет, просто ты всегда опаздываешь.

Повернувшись к вошедшему, усмехнулся Никита.

В дверях стоял немного полноватый парень со светлыми, практически белыми вьющимися волосами, которые словно облаком окружали его лицо. Широкие губы, казалось, почти никогда не расслаблялись, радостно устремляя свои уголки вверх.

– Ладно тебе. Я могу и опоздать, зато сделать успею больше всех, – пожал он плечами, проходя внутрь.

– Да. Правда, потом по всей лаборатории ищут Ивана Мишина, который умудрился перепутать протоколы, – смеясь, парировал Никита.

– Да такое всего один раз случилось! Будешь постоянно мне припоминать? – сощурив глаза, Ваня деланно сердито посмотрел на него, неуклюже стягивая с себя куртку.

Несмотря на некоторую безалаберность, которая в работе археолога практически недопустима, Ваня умудрился не только окончить факультет с красным дипломом, но и стал одним из тех двоих, что вместе с Никитой получили место. Его обширные знания высоко ценились среди коллег, а потому некоторые неприятные ситуации и ошибки ему легко сходили с рук. Тем более что под присмотром Никиты их обычно случалось намного меньше.

– Слушай, может, вечером с Семкой к нам зайдёте? Мама уже который раз зовёт.

Никита на несколько секунд замер, словно что-то обдумывая.

– Нет, сегодня не получится.

– Почему?

Ваня не скрывал разочарования. Было видно, что он уже пообещал матери привести сегодня гостей, из-за чего она наверняка потратит весь день на то, чтобы испечь парочку пирогов с разнообразными начинками. А ещё не забудет забежать в пышечную перед их приходом. В этом Никита не сомневался: слишком хорошо он знал привычки Ваниной мамы. Его отказ рушил все планы и ставил друга в не самое благоприятное положение.

– Прости, никак. Мне нужно вечером успеть к профессору. Закончить статью для журнала, – похлопывая друга по плечу, соврал Никита.

Какими бы бесконечными ни казались стопки документов, громоздившиеся на столах, их количество постепенно сокращалось, так что к шести вечера работа была выполнена. Никита вышел из здания университета, где на улице его уже поджидал Сёмка. Он стоял, переминаясь с ноги на ногу от нетерпения, и тут же бросился к брату, стоило тому появиться.

– Привет! Куда мы пойдём? – обнимая его, он запрокинул голову, вздёрнув свой веснушчатый носик.

– К незнакомке, которую ты вчера настойчиво тащил через всю улицу, – сощурив глаза, ответил Никита, с улыбкой наблюдая за тем, как резко меняется настроение на детском личике.

– Ну, я же не знал, что она не она! – беспомощно развёл руками Сёма, – А зачем? Ты узнал, откуда кулон?

Мальчишеское любопытство не имело границ, так что вопросы сыпались без остановки.

– Сегодня попытаемся выяснить, – коротко ответил Никита и торопливо зашагал в нужном направлении.

К счастью, Сёмка больше ни о чём не спрашивал. Шёл молча, стараясь поспеть за его широкими шагами.

Никита действительно не знал, что говорить. Утренние вопросы снова ожили в памяти, с ещё большей настойчивостью выстукивая в голове. Что делать, если Мира действительно всё знает? Не может же он просто забрать у неё кулон. Уговоры тоже, скорее всего, не подействуют. Ведь на Марка не подействовали…

Он был однокурсником Никиты в университете. Вместе они поступили в магистратуру, получили работу в лаборатории. Жизнь постоянно сводила их вместе. Они даже некоторое время считали себя друзьями. Но со временем стало ясно, как сильно различаются их жизненные ориентиры. Каждый сделал свой выбор, и теперь они стояли по разным сторонам.

Если Марк действительно не случайно наведывался в магазин и как-то связан со всеми произошедшими событиями, самым разумным казалось приглядеть за ним в ближайшее время. Вполне вероятно, что он невольно выдаст свои намерения. Но первым делом нужно попытаться выяснить всё самостоятельно.

Задумавшись, Никита не заметил, как они оказались на остановке, сели в трамвай и теперь неторопливо скользили среди вечерних улиц города. Сёмка, как всегда, занял место у окна, но на удивление не тыкался лбом в холодное стекло и даже не рисовал забавные рожицы. Просто сидел, прижавшись спиной к креслу, что уж было совсем на него не похоже.

– Сём, что случилось? – чувствуя свою вину за невнимательность, тихо спросил Никита.

– Всё нормально, – буркнул Сёмка и, замолчав, принялся нервно подёргивать молнию куртки.

– А по твоему тону так и не скажешь. Выкладывай!

Никита знал, что брату хватит терпения не больше, чем на минуту, после чего он напрямую выскажет всё, что его мучает.

– Математика, – наконец проговорил Сёма, тяжело вздохнув, – Ничего не понимаю!

Никита не мог обвинить брата в лени или безответственности к учёбе. Скорее наоборот. Ему никогда не приходилось делать с ним домашние задания, хотя он при всём желании просто не смог бы выкроить на это время. Сёмка успевал по всем предметам, даже несмотря на возложенные на него дополнительные обязанности по дому. Он вообще старался не доставлять хлопот, большей частью самостоятельно справляясь со всеми трудностями. Но вот с математикой так не получалось. Никита, занимался с ним, когда выпадало время, но всё же этого было недостаточно.

– Не волнуйся! – Никита прижал к себе брата и взъерошил рукой светлые, так непохожие на его волосы, – Давай мы вместе попробуем с ней разобраться? Идёт? Если я не буду успевать, найдём репетитора.

– Нет! – Сёмка решительно вырвался из объятий и посмотрел на Никиту, болезненно хмуря брови, – Это же слишком дорого! Я не хочу, чтобы ты тратил деньги на меня и брал дополнительную работу!

Никита почувствовал, как внутри опасно натянулась какая-то пружина, заставляя глаза слезиться.

– Я всё решу! Не думай об этом, – спокойно проговорил он, вновь прижимая к себе лохматую макушку.

Проехав несколько остановок, они вышли недалеко от Мучного переулка. Никита ещё раз заглянул в телефон, чтобы убедиться в правильности маршрута, и быстро зашагал вдоль улицы, так что Сёмке пришлось порядком ускориться, чтобы за ним поспеть. Свернув в проулок и миновав несколько домов, они, наконец, увидели дверь с маленькой надписью на стекле. Тёмные окна магазина неприветливо смотрели на них, лишь отражая жёлтый свет уличных фонарей. И без того всё уже было ясно, но Никита всё же машинально несколько раз дёрнул ручку двери. Чуда не случилось. Она была заперта.

– Странно… Должно быть открыто, – вслух произнёс он больше для Сёмки, вопросительно установившегося на него, чем для себя.

Миры в магазине не было. Сбежала или попала в беду? Никита оглянулся по сторонам в поисках другого входа или каких-то объявлений. Ничего. Честно признаться, он даже не рассчитывал на подобное. Продумывал, что скажет при встрече, как заведёт разговор о кулоне, попытается переубедить. Мысли о том, что девушки просто может не оказаться на месте, даже не возникало. Неужели он ошибся, и Мира ему соврала?

– Пойдём, – тихо сказал он, потянув за собой Сёму.

Вскоре они уже стояли во дворе старого дома. На стенах ещё кое-где сохранилась жёлтая краска, но большей частью виднелись слои извёстки и кирпича. Тусклый свет единственного фонаря и некоторых окон наполнял всё вокруг странными силуэтами. По углам из стен торчали какие-то коричневые округлые шишки. Лишь при близком рассмотрении становилось понятно, что это гнёзда ласточек, сумевших найти для себя тихое место даже в самом центре города. Теперь они пустовали в ожидании новой весны.

Ника появилась неожиданно, так что её голос неестественно звонко отразился в тишине, подхваченный эхом.

– Привет! Простите, я немного опоздала, – улыбаясь, выпалила она, поправляя длинные распущенные волосы, растрепавшиеся от быстрой ходьбы.

– Всё в порядке, – торопливо произнёс Никита, даже не ответив на приветствие. Мысленно он всё ещё стоял у закрытых дверей книжного магазина, думая, что же делать дальше.

Ника перевела вопросительный взгляд на Сёму, но тот, ничуть не растерявшись, тут же деловито махнул в сторону брата:

– Не обращай внимания. Он сегодня странный, – а затем, восхищённо глядя на девушку, добавил, – Ты такая красивая!

Вероника в ответ лишь смущённозасмеялась, и на её щеках выступил румянец.

– Спасибо за комплимент, – проговорила она и, пригладив взъерошенные волосы мальчика, подняла глаза на Никиту.

– Прости. Сегодня работы много было. Пойдём?

Внутри дом выглядел ничуть не лучше. На стенах осыпалась штукатурка, обнажая бесконечные слои пожелтевших газет. Если бы кому-то взбрело в голову их сдирать, то по номерам выпусков можно было бы без труда определить, в какой год проводился ремонт. Редкие настенные бра через разбитые плафоны освещали парадную тусклым жёлтым светом. Запах сырости вперемешку со следами присутствия человека создавали ни с чем не сравнимый аромат. На втором этаже, где всё ещё продолжали своё существование «коммуналки» он чувствовался особенно тонко, так что приходилось ускорять шаг, скрывая проступившие от резкости слёзы.

Добравшись до верхнего этажа, они остановились перед крепкой металлической дверью, резко выделявшейся на фоне других – крашенных или обклеенных клеёнкой.

– Дядя с тётей поменяли, наверное. Последний раз я здесь лет семь назад была, – пояснила Ника, доставая ключ.

С замком пришлось немного повозиться, но всё же при участии Никиты он, наконец, щёлкнул. Сёмка первым пролез в приоткрытую дверь и тут же замер, издав удивлённый возглас.

За дверью нельзя было и шагу ступить, чтобы не наткнуться на башню из коробок, то и дело грозившую свалиться прямо на голову, либо не наступить на что-то из разбросанного по полу. Часть мебели стояла кое-как, словно кто-то её двигал, освобождая побольше места. За стёклами шкафов виднелись упавшие фоторамки, книги, фарфоровые фигурки. Часть из них не перенесли подобного обращения, так что рядом на полу поблёскивали разноцветные осколки.

– Они перевезли сюда часть ненужных вещей. Всё равно здесь никто не живёт, поэтому используют квартиру, как большую кладовку, – будто извиняясь, тихо проговорила Вероника и закусила губу.

С трудом пробравшись в гостиную, она указала на письменный стол.

– Думаю, стоит начать отсюда. Насколько я помню, там раньше лежало много разных бумаг. Надеюсь, с тех пор ничего не поменялось, – уже тише добавила она.

В её глазах проступили слёзы, в то время как губы всё ещё силились удержать непринуждённую улыбку.

– Можно? – спросил Никита, дотрагиваясь до ручки верхнего ящика.

– Да-да, конечно. Смотри всё, что нужно, – она немного помедлила, словно сомневаясь, стоит ли ей остаться, но потом решительно подняла глаза и с улыбкой сказала, – Я по дороге купила пирожных – пойду пока чайник поставлю.

Сёмка хотел было увязаться за ней, но Никита его вовремя остановил. Нужно было дать Веронике возможность побыть одной.

***

Ника остановилась перед закрытой дверью спальни, чувствуя, как учащённо бьётся её сердце. Разумеется, она спешила вовсе не на кухню. Просто хотелось улучить возможность и зайти в эту комнату без свидетелей.

Что с ней случится там? Заплачет? Ещё сильнее стянет томительной болью грудь или она не почувствует ничего? Вероника и сама не знала, какой будет её реакция. Это произошло слишком давно, чтобы она помнила. Казалось, всё должно уже восприниматься как данность, но ей до сих пор было больно. Она злилась, с трудом сдерживала себя, наблюдая за тем, как Никита подходит к столу, открывает ящик, достаёт стопку бумаг. Словно каждый предмет здесь принадлежал лишь ей, так что любое посягательство считалось недопустимым. Да, она понимала, как глупо это звучит, но ничего не могла с собой поделать. Оставалось только убежать. Но как она тогда позволила им сделать подобное с этим местом? Как всегда. Трусливо молчала, пытаясь доказать самой себе, что это верный выбор.

Кожа коснулась прохладного металла, и ручка мягко опустилась. Вероника поспешно вошла, словно боясь выпустить наружу нечто важное. Дыхание перехватило, и рука невольно потянулась к шее. Здесь не было такого беспорядка, как снаружи. То ли места ещё хватало и без этой комнаты, то ли у них всё же существовали какие-то внутренние границы. Через раскрытое окно в полумрак комнаты врывался луч света, отбрасываемый уличными фонарями. Идеально, без единой складки на большой кровати лежало белоснежное покрывало. У стены нетронутой стояла детская деревянная кроватка. Ника быстро перевела взгляд. С другой стороны на прикроватной тумбочке силуэтом виднелась фоторамка.

Вероника вытащила снимок и, прижавшись спиной к холодной стене, медленно опустилась прямо на пол. Протянув руку, она выставила фотографию на свет. На неё, улыбаясь, смотрели двое молодых людей. Каштановые пряди волос обрамляли лицо девушки, подчёркивая глубину её карих глаз, таки же тёмных, как и у мужчины. Это был день их свадьбы, Ника знала точно. Зарождающееся счастье, которому был отведён слишком короткий срок.

В комнате всё замерло. Стихли голоса за стеной. Слышно было лишь тихий шёпот:

– Почему мне так больно? Я ведь совсем вас не знаю… У меня нет ни одного воспоминания, за которое можно было бы ухватиться… Из глаз текут слёзы, но я ничего не чувствую. И всё же каждый раз мучаю себя мыслью, что не люблю вас. Я не вспоминаю о вас, но стоит лишь напомнить… Возможно, вам хочется, чтобы моя жизнь была свободна от чувства вины. Чтобы я просто приняла и отпустила… У меня не получается…

Ей одновременно хотелось порвать снимок и прижать его к губам. Чувства обманывали, возникали и угасали и, сменяя друг друга, забавлялись этой безжалостной игрой. Безразличие превращалось в съедающее изнутри чувство вины, чем-то похожее на сожаление и грусть. Но никогда не было настоящего тепла любви. Вместо него зияла пустота, постепенно наполнявшаяся злостью на свою жестокость и бессилие.

Вероника хватала ртом воздух, вздрагивая от беззвучных рыданий. То, что копилось каждый день, скрываясь за милой улыбкой, сейчас нашло свой выход. Она позволила себе эту временную слабость. Всего несколько минут, когда ей не нужно было делать вид, что с ней всё в порядке…

Спустя время Ника уже была на кухне. Как ни в чём не бывало суетилась, расставляла на столе чашки, осматривала все ящики в поисках ложек. Но сил хватило ненадолго. Она остановилась, оперевшись одной рукой о край стола, и замерла. Чайник на плите отчаянно свистел. Кто-то позвал её по имени, но она ничего не слышала…

Веронике ещё и года не было, когда она потеряла родителей и осталась совсем одна. По крайней мере, так сначала посчитали в детском доме, куда она попала. Но спустя пару месяцев выяснилось, что у её матери есть двоюродная сестра, изъявившая вместе с супругом желание взять её под опеку. Наверное, многие дети, оставшиеся в доме, отдали бы всё, чтобы оказаться такой счастливицей, как она. Ника же порой искренне сожалела, что её нашли.

Немовы не питали к ней особых чувств. В детстве это было не так заметно, но с возрастом Вероника всё больше начала понимать – ими двигала вовсе не родственная любовь. Её мать они вообще, похоже, ненавидели, или что-то около того. Стоило зайти разговору на эту тему, и тётя могла бесконечно долго, пока хватало сил и энергии, изливаться насчёт «непутёвости» «помешанности» и «безрассудства» сестры, повесившей на неё бремя заботы о своём дитяти. Сторонний человек даже, возможно, проникся бы её рассказами. Только вот настоящая причина крылась совершенно в другом.

Им нужна была квартира. Ника узнала об этом в один из тех дней, когда дядя слегка перебрал с настойкой в новогодние праздники. Из-за двери ей отчётливо слышались грозные мужские окрики и невнятная болтовня, в которой слишком часто фигурировало её имя – явный повод прислушаться. Родительская квартира в центре Питера принадлежала ей, и с этим ничего не могли сделать ни статус опекунов, ни взятки, ни уговоры. План провалился, а ребёнок остался. Вот и вся бесхитростная история, рассказанная в пьяном бреду.

Ника росла, предоставленная самой себе, и единственным требованием к ней было выглядеть довольной. Слёзы, переживания, обиды – всё это пряталось глубоко внутри, чтобы никому и в голову не могла прийти мысль, будто о ней плохо заботятся или того хуже – желание вызвать сотрудников опеки. Немовы обеспечили её жильём (невозможно назвать место, где тебя не любят, домом), одеждой и едой. За эти три источника к существованию Вероника навсегда стала их должницей.

Она никогда не чувствовала внутренней привязанности, хотя жила у дяди и тёти с младенчества. Казалось, что между ними постоянно была натянута струна, готовая в любой момент лопнуть. Живя с ними под одной крышей, Вероника, однако же, не считала себя полноценной частью семьи. Скорее, еле заметной тенью, старавшейся как можно меньше времени проводить дома и не попадаться на глаза.

Все свои силы она направляла в учёбу. От природы сильный характер позволил ей без посторонней помощи окончить школу с золотой медалью, сдать экзамены и успешно поступить в МГУ на факультет журналистики. О том, что тётя была в ярости и категорически не поддерживала её выбор, можно и не говорить. Ника сама не знала, откуда нашла в себе силы вытерпеть все обидные слова и угрозы, сыпавшиеся на неё в то время. После переезда в общежитие стало спокойнее. Изредка она заходила проведать родственников, выполняя многочисленные поручения, которыми её тут же нагружали, но на большее её не хватало.

О родителях Вероника долгое время ничего не знала. Расспрашивать тётю не имело смысла – её рассказы больше оскорбляли их память, чем давали действительно ценную информацию. И всё же, прислушиваясь к сплетням с соседками на кухне, Ника постепенно, по крупицам собирала и расправляла, как смятые фантики, воспоминания о тех, чья фотография лежала у неё между страницами книги. По ночам она доставала снимок, разглядывала их лица, болтала с ними, рассказывая о своих детских переживаниях.

Иногда они приходили к ней во сне. Всегда одном и том же. Мама и папа ласково звали её, но их лица словно скрывала пелена, не позволяя разглядеть черты, вроде так хорошо знакомые ей. Вероника пыталась дотронуться, разогнать эту мутную оболочку, чтобы убедиться в том, что это действительно её родители. Но ничего не получалось. Туман прилипал, становясь с каждым взмахом всё гуще и всё сильнее поглощая людские фигуры. Ей хотелось кричать, но он тут же проникал в горло, перехватывая дыхание. Ника просыпалась. Убирая ладошкой прилипшие ко лбу волосы, она старательно куталась в одеяло, всеми силами пытаясь прогнать неприятный осадок.