Читать книгу: «Герка гуляет», страница 3

Дрожь унялась – он почти согрелся. Герка поёрзал на скамейке, думая, чем бы заняться, но тут его снова привлёк свет. В зале горело множество свечей на специальных подставках и где-то ещё были зажжены электрические светильники, но он увидел свет у одной иконы на большой стене, составленной из изображений святых, которая, кажется, называется иконостасом. Целая, специально здесь установленная, стена из светлого дерева, в которой виднелись три входа: две красивые резные дверцы по бокам и ворота в центре. Перед двумя иконами по краям этих распашных воротец висели лампады с крохотными огоньками внутри. Они не могли дать много света, но дальняя от Герки икона казалась прямо наполненной светом. Она словно притягивала его взгляд. На ней была изображена, Герка догадался, святая Мария, Богоматерь в полный рост с младенцем на руках – какое-то классическое изображение, наверное. В сине-красных тонах с размытым бурым фоном. На ней не было ничего светлого, но отчего-то крохотный огонёк лампады как будто зажигал невидимый очаг. Казалось, свет шёл изнутри изображения. И Герке стало тепло и уютно, как у бабушки в гостях.

Певцы, невидимые из фойе, которых Герка принял за репетировавший ансамбль, пели что-то стройно и ладно. Ему вспомнились обрывки новостей, когда передают репортажи из храмов про большие православные праздники – в них всегда слышно это растянутое пение. Сейчас оно было частью атмосферы, как будто пели стены или воздух. Потом раздался голос священника – звучный, призывный как гудок теплохода. Он что-то пропел на одной ноте – Герка не разбирал слов – а певцы ему ответили, вроде. Получался как будто разговор или партии в мюзикле или, скорее, в опере. Герка был там пару раз с мамой – тоже половину слов не понял.

Тут одна боковая дверца открылась и в зал вышел священник в такой же , как у всех, медицинской маске и золотой рясе.

Угол возле иконостаса был отгорожен деревянной ширмой выкрашенной в тёмно-красный с широкой золотой каймой. Священник зашёл за ширму с книгой в золотистом окладе и золотым крестом в руках. Герка увидел, как сразу туда же из глубины зала выстроилась очередь из самых разных людей, бывших на службе. Они по одному заходили за ширму и через минуту-две выходили. Певчие в это время замолчали, лишь одна из них стала что-то беспрерывно говорить на одной ноте.

Вот мужчина с костылём приблизился к ширме словно спортсмен к краю доски для прыжков в воду медленной, но решительной слегка пружинящей походкой. Лицо его, Герка видел хорошо, было как будто сосредоточено и задумчиво, он смотрел вниз. А когда вышел из-за ширмы выражение совсем переменилось: глаза посветлели и улыбались. Герка наблюдал за прихожанами: такие перемены происходили со многими, кто-то даже вытирал слёзы. Они говорили со священником и, наверное, получали какие-то ответы.

Он силился понять, что заставляет их всех приходить, стоять заворожённо и сосредоточенно, и разговаривать со священником. Для чего им это вообще? О чём они говорят?

Пожилой человек в очках и клетчатой рубашке, стоявший у входа глянул на него спокойным медленным взглядом. В этом взгляде не было осуждения или насмешки, хотя взгляд над маской всегда кажется более пристальным, но Герка почувствовал себя неловко оттого, что сидит вот так, прислонившись к шкафу. Герка встал, мужчина продолжал смотреть на него и во взгляде его промелькнула одобрительная улыбка, будто он что-то давно спрашивал, а Герка наконец ответил верно.

– Ждёшь кого? – вдруг услышал Герка за спиной.

Бабушка с круглым прозрачным лицом и стянутой на подбородок маской добродушно улыбалась ему.

– Нет, я… – Герка немного растерялся от неожиданности, – погреться зашёл.

Старушка кивнула и тронув Герку за локоть предложила:

– Вот проходи, чаю попьёшь горячего – согреешься.

Она пошла крошечными шагами, оглядываясь, чтобы убедиться, что Герка идёт следом, к лестничной клетке – дверь туда была ровно напротив входной.

Небольшая тесная площадка своеобразным перекрёстком вела в разные стороны: вверх по двум лестничным пролётам (раньше туда поднимались дошкольники старших и подготовительных групп), влево – высокая закрытая дверь, вправо – короткий коридорчик с двумя кабинетами и прямо – как в проходных подъездах – на задний двор.

– Вот, заходи, – заботливо проговорила старушка, отворяя дверь слева. Лицо её, поминутно глядевшее на Герку, было словно аккуратно прорисованным: морщинка к морщинке, полупрозрачные брови удивлённой дугой поднимались над лучистыми голубыми глазами. Белые-белые волосы, выбившиеся из-под простого серенького платка, придавали её лицу лунное сияние и какую-то сказочность. Казалось, она знает всё заранее: и Геркину историю, и его мысли, и то, что случится потом. При этом, старушка ни о чём не спрашивала, а просто, как знакомого, усадила за стол.

Комната была просторной и домашней, как будто сидишь в гостях и поджидаешь отлучившегося ненадолго друга. Люди готовили здесь – Герка заметил плиту с духовкой и обычный кухонный гарнитур. Центральное место занимал большой овальный стол, покрытый красивой скатертью, в середине стояли цветы в вазе, вокруг которой сгрудились вазочки с печеньем, пряниками и вафлями.

Герка ни за что бы не поверил, что за невзрачными стенами прихода есть такое тёплое по-домашнему место.

– Наверное, помощь кому-то нужна. Вот тебя сюда и привели ноги-то, – добродушно рассуждала старушка, короткими уютными движениями, наливая чай и придвигая к Герке поближе тарелку с хлебом и вазочку с вареньем.

Герка тут же вспомнил Димину бабушку.

– Да, вообще-то, – удивляясь ответил он.

Старушка кивнула.

Тут ему в голову пришла одна неприятная мысль:

– Если я сюда пришёл, значит всё плохо?

Старушка улыбнулась.

– А что значит плохо, – она помолчала, поглядев на свои сложенные руки. – Мы все понимаем это по-разному.

Герка взял чашку двумя руками – от ладоней побежало приятное тепло.

– Ну, плохо… болезнь, например.

– Ну, даже если и болезнь, – негромко проговорила старушка. – Испытание, – она вздохнула. – Ох, испытания. Они нам всегда даются по силам, – и склонила голову набок, слегка улыбнувшись, глядя на мальчика.

– Какое бы ни было оно, испытание всегда несёт страдания.

– Но зачем? – Герка чувствовал, что ответ ему не понравится.

– Чтобы исправиться. Мы, когда сталкиваемся с трудностями, страдаем, потому что всё легко хотим получать. – Она замолкла на мгновение и вздохнула, – а легко не полезно – расслабляется душа, теряет чистые ориентиры.

Он мотнул головой, но ничего не сказал, чтобы не обидеть собеседницу.

Старушка коротко покивала своим мыслям и терпеливо принялась объяснять:

– Святые люди, они, ведь, тоже не сразу святыми стали, – она плавно водила рукой, отмеряя в воздухе шаги. – Им одно за другим испытания посылались и они, святые, в отличие от многих, многих из нас, их безропотно принимали, силу духовную обретая. Вон, сколько им выпадало – нам и не снилось, – она снова вздохнула. Потом глянула на Герку лучистыми глазами:

– Ты пей чай, вафельку бери или, вот, пряник. Наши мастерицы пекли.

Герка взял пряник.

За чаем Герка узнал, что в приходе есть воскресная школа и библиотека, куда старушка его пригласила приходить в любое время.

– Ты человек, думающий, – говорила она, провожая Герку сквозь фойе, – вот и приходи почитай, если интересно. Ну и просто так заходи.

У входной двери мальчик снова бросил взгляд на большую икону.

– А это святой преподобный Сергий Радонежский, – старушка почтительно кивнула – в его честь наш приход и освящён.

Герка снова удивился. Где-то он слышал это имя.

Поблагодарив старушку, он вышел в темноту, слегка разбавленную тусклым светом фонарей. Холодный ветер порывами носился по двору, но Герка засунул руки в карманы и, согретый тёплым чаем, добрался до подъезда, не заметив ветра.

Наконец-то он попал домой.

Мама очень удивилась, увидев его без куртки.

Герка коротко объяснил, что с ним приключилось и они вместе посмеялись над тем, что хотя бы Геркиным ключам будет не скучно коротать век на свалке в компании ключа соседки.

– Как же ты не околел совсем? – спросила мама.

– Я в приходе посидел, отогрелся.

– В каком приходе? – спросил папа.

А мама кивнула:

– Ну тут, рядышком, приход Сергия Радонежского.

– Мм, – отозвался папа, – историческая личность.

И тут Герку осенило, где он слышал и видел того святого с большой иконы – в учебнике истории, когда про Куликовскую битву читал.

Лёжа в кровати, Герка думал о болезнях и испытаниях. Если они даются, чтобы стать лучше, значит, всему человечеству пришла пора исправиться, раз заболела целая планета?

***

С приходом тепла, Герка всё дольше оставался на улице. Обычно он задерживался во дворе.

На треугольной площадке за пустырём одиноко стояла песочница – в ней давно никто не играл, только изредка дети прихожан по воскресеньям копошились в чистом белом песке. В стороне, вдоль тропы высилась старая металлическая горка. Герка катался с неё в детстве.

Он уныло водил носком ботинка по песку – телефон в кармане, сил смотреть на него больше нет, – и медленно рассматривал перила у крыльца соседнего дома.

“Где он, неужели не выйдет?”

Но нет – он вышел, отправился неспешной походкой с выправкой охотника вниз по тротуару. Ноги размеренно шагают, вдумчиво отмеряя расстояние, левая рука свободно потихоньку раскачивается в такт, а правая по привычке застыла по-солдатски, будто придерживая висящее на плече невидимое ружьё.

Это старый охотник. Герка случайно познакомился с ним на этой самой площадке в конце апреля.

Старик был немногословен. Он умел сказать так, что остальное понималось как-то само. Разговор всегда начинал неожиданно, словно продолжая начатую когда-то беседу. Иногда Герка спрашивал его и старик охотно отвечал.

В тот день он подошёл неожиданно и бесшумно, мельком глянул, как Герка играет в телефоне, сидя на бортике песочницы, и сказал как старому знакомому:

– Новый век – новые игрушки, а?

Голос у него звучал глухо и вкрадчиво, словно шелестел.

Герка поднял глаза:

– Во что ещё поиграешь тут? – он пожал плечами. Этот человек, вроде, не был похож на других пожилых, с которыми Герке приходилось сталкиваться, не осуждал с первого взгляда и пока не выспрашивал.

– Да, и не с кем, – старик усмехнулся – будто сухой сучок надломился. – Меня Александром звать. Я тут всю жизнь вон в том подъезде живу.

Александр говорил тихо, быстро и отрывисто, Герка с трудом улавливал слова.

– Собак держу – охотник…

Телефон был выключен и забыт на следующие полчаса, пока Александр рассказывал, словно по секрету, своим шелестящим голосом охотничьи истории. Герка внимательно слушал, потому что понимать его речь было нелегко, и изредка вставлял вопросы. Но вот спросил и Александр неожиданно:

– А где твой пёс? У тебя 'дь лабрадор, вроде?

– Сбежал, – Герка покачал головой, – вот, хожу, жду.

Старик глянул бесцветными глазами, как будто пронизанными лучиками яркого солнца, Герке в лицо:

– Подобрали.

– Вы видели? – мальчик встрепенулся, – откуда вы знаете?

– Не видел, – охотник сухо кашлянул, – если б не подобрали, давно пришёл б. Они ж чуют хозяев и дом свой.

Он поглядел вдаль мимо Герки.

– Давно тут?

– Живу? – уточнил Герка.

Охотник кивнул.

– Шестнадцать лет.

Старик беззвучно посмеялся:

– Знач’т, тоже всю жизнь.

Через пару дней Герка брёл мимо песочницы и встретил старого охотника снова. Тот задумчиво разглядывал пустырь со старыми тополями по краям.

– Там стояла карусель, – поздоровавшись глазами, спокойно, словно отвечая на вопрос Герки, сказал он и кивнул на угол площадки. – Мы её выворотили и выкинули. А площадку ровняли. Накидали камней, – он махнул рукой на груду булыжников, видневшихся на склоне.

– Один вот, укатился. – Старик втянул воздух полной грудью, взгляд его немного растерянно нашёл в траве огромный булыжник, когда-то скатившийся с площадки и плотно вросший в траву возле высокой сосны. Герка стоял, прислушиваясь, немного ошарашенный неожиданным рассказом.

Охотник помолчал, вглядываясь в прошлое, которое он мог видеть, а Герка нет.

– А тут гаражи стояли, – он указал глазами на ровную площадку с песочницей, поросшую сочной зелёной травой. – Три штуки.

Герка не мог понять по голосу старого охотника, что он чувствует. Грустно или радостно тому от воспоминаний, которые всплывают перед ним, и почему он делится этими воспоминаниями.

Старик стоял ровно и неподвижно, изредка переступая, будто неуверенно. Лицо его не грустило и не улыбалось, только глаза, выцветшие на лесном солнце, зорко проникали сквозь слои времени, читая в каждом клочке земли его историю.

Герке хотелось послушать ещё. Слова охотника словно отправляли его в путешествие на машине времени. Он ясно видел молодых длинноногих парней в лёгких рубашках, шумно балагуривших за работой. Вот двое из них укатили на опушку леса карусель. Она с металлическим лязгом завалилась на бок, а ребята наперегонки помчались к баскетбольной площадке, отряхивая на ходу кусочки облупившейся жёлтой краски с рук.

Летний ветерок легко уносит облачка пыли, поднявшиеся на дороге.

Их много собралось – все они друзья и соседи, выросшие в дворовых приключениях, бок о бок – одной командой. Вот один из парней сидит на тополе, плотно обхватив ногами ствол и отпиливает толстые ветви. Лицо его раскраснелось, он шумно отдувается и упорно пилит крепкое дерево. Двое разматывают волейбольную сетку, чтобы натянуть её на новенькие блестящие зелёной краской металлические столбики по краям площадки, а тут ближе к лесу ещё трое парней таскают камни, чтобы поднять уровень площадки над тропинкой и расширить её. Двое, утащившие карусель, присоединяются к ним. Они шутят, насвистывают и дело у них ладится. Схватив огромный булыжник с двух сторон, мальчишки дружно раскачивают его как на качелях и выпускают. Камень летит, шумно бухается на край откоса, но не удержавшись, вприпрыжку кувыркается с пригорка через тропу и с силой ударяется о сосну, отшатывается чуть-чуть и медленно опускается, подминая траву.

Вот здесь он теперь и лежит, словно вросший в землю. Герка уважительно посмотрел на камень. Он теперь стал не просто камнем, а каким-то знакомым, что ли.

Старик молчал, и Герка понял, что он погружён в воспоминания и, может, тоже как наяву видит, своих друзей за общей работой и игрой, ведь он здесь – среди этих же сосен, возле той площадки, на которой пропадал день деньской в далёком счастливом детстве.