Читать книгу: «Судьба в подарок», страница 2

Мариетта довольно рассмеялась и, поцеловав его в щёку, отошла в сторону, чтобы не смущать друзей и дать им возможность пообщаться.

– Как же всё грамотно устроено у Великого Правителя, – Пабло продолжал делиться с Ягелем своими счастливыми мыслями. – И как только он понимает, в какой момент и кого с кем нужно свести?

– Ты что же, искренне веришь, что ваше безоблачное счастье с Мариеттой подстроил Великий Правитель? – Ягель, до этого страстно желавший вставить хоть слово в счастливый монолог Пабло, вдруг услышав от него такие слова, нахмурился.

– Не подстроил, а грамотно спланировал, – кивнул Пабло. – Конечно, а как же ещё?!

– Ну ладно, в то, что жизнью Людей управляет не некая высшая сила, а они сами творят свою судьбу, ты не веришь. Но мы-то, мы? Неужели ты искренне веришь, что наша жизнь тоже уже где-то прописана, нарисована, заранее кем-то распланирована? И все эти именные планы пылятся где-то в личных архивах Великого Правителя, и иногда по ночам он достает наугад некоторые из них и перечитывает, чтобы всё сделать правильно, по плану? – Ягель настолько эмоционально воспринял слова друга, что, начав эту пламенную речь, ему было уже сложно остановиться, но нужно было перевести дух.

Он злился на себя, что опять затеял этот разговор, по сути, очень напоминавший их ночной разговор в баре, после которого они поссорились. Но идеи, которые каждый день выдавал ему Пабло, не просто раздражали его, а уже начинали пугать. Кто мог занести в здравомыслящий мозг адекватного Художника такие нелепые мысли?

Пабло, даже не проявляя каких-либо признаков обиды или раздражения, молча смотрел на Ягеля, и тому на миг показалось, что его друг очень похож на загипнотизированного человека. Откинув эту мысль и приведя свои эмоции в норму, Ягель негромко спросил:

– Почему ты никак не можешь поверить, что Мариетта подарила тебе этот бесценный шанс по собственной воле, просто потому, что захотела это сделать, захотела прожить с тобой всю жизнь?

– Знаешь, надо бы и твою жизнь устроить, – словно не слыша его, вдруг мечтательно произнёс Пабло. – До получения Кисти тебе, видимо, недолго осталось. Как твой экзамен, кстати?

Ягель обречённо махнул рукой, потеряв надежду договориться с ним, и пожал плечами.

– Странный экзамен получился, но результат вроде неплохой. Хотя, надо сказать, особо я не старался.

– Вот и здорово! – Пабло заметно оживился и начал строить планы. – Получишь Кисть – я поговорю с Главным Магистром, он найдёт тебе место. Тем более, кажется, своего Человека ты уже нашёл, – Пабло подмигнул ему.

Вдруг он вскочил с места и быстро подошёл к объёмному шкафу, в котором, по-видимому, хранилось всё на свете: от носков до великих наград и просто важных вещей, – потому что Пабло вдруг достал на свет блестящую и яркую, как огонь, Золотую кисть, и все присутствующие тут же начали восторженно просить подержать бесценное сокровище в руках. Пабло с видом спортсмена, выигравшего сложнейшую олимпиаду, победоносно поднял Кисть и с некоторым сожалением отдал ребятам.

– Внушительная, – с неподдельным восторгом сказал Ягель, разглядывая Кисть.

Она притягивала к себе взгляд, манила необыкновенным светом, исходящим как будто изнутри, словно душа этой вещи рвалась наружу. В руках она лежала очень удобно, что было немаловажным фактором для Художника, по весу была очень лёгкой, хотя по её виду так сразу и не определишь, даже наоборот, наверняка, предположишь, что она достаточно тяжёлая.

– Почему она хранится у тебя в шкафу? – усмехнулся Ягель, насладившись созерцанием Кисти и передавая её жаждущим. – Ведь это твоя победа, твое достижение! Ты должен выставить её на самое видное и заметное место в комнате!

Пабло смутился.

– Да я, честно говоря, просто не ожидал, что столько народу придёт на мой маленький праздник, и по-быстрому запихнул всё, что мешалось, в шкаф. А Кисть я захватил по инерции, не задумываясь. Ну, тебе нравится? Ты ощутил исходящую от неё энергию?

– Кисть шикарная, я безмерно рад за тебя и горжусь своим лучшим другом, – кивнул Ягель, чтобы порадовать Пабло. – Но я совершенно не горю желанием получить такую же. Я только-только стал задумываться над обычной Кистью, больше даже чтобы потешить своё самолюбие, нежели чем начать карьеру Художника судеб. Да и не хочу я больше зависеть от Главного Магистра. Давай подождём результатов пересдачи, прежде чем делать какие-то выводы и говорить громкие слова.

Ягель сидел у Пабло до ночи, общаясь со всеми на совершенно отвлечённые темы. Не затрагивая тему работы с Человеком, он тем не менее ловил себя на мысли, что думает о произошедшем с ним и о словах Магистра на этот счёт. Уже глубокой ночью, направляясь к себе домой, в такую же одинокую холостяцкую квартиру, как у Пабло, в соседней многоэтажке, Ягель вдруг ощутил, что с этим событием что-то внутри него сломалось, поменялось, потеряло былую силу, но что это было такое, он пока не мог с точностью сказать.

3

Прозвенел звонок, и Ягель немного поёжился, ощущая себя снова студентом. В большой зал, очень напоминающий университетскую аудиторию, вошёл высокий мужчина в костюме со стопкой бумаг в руках и занял место за столом в центре зала. Шумевшие до этого Художники замолчали и с интересом уставились на него.

– Добро пожаловать на наши обучающие курсы! – мужчина радостно улыбнулся, как будто «обучающие курсы» призваны были принести всем счастье. – Меня зовут Вандольф. Обращайтесь ко мне сразу же, как появляется какой-либо вопрос, а по опыту я знаю, что они появляются в большом количестве. Итак, для качественной и полноценной работы Художника судьбы тех знаний, которые вы получили в университете, недостаточно, необходимо совершенно чётко понимать, кто такой Человек, как и чем он живёт. Вы прекрасно знаете, что Полис и мир Людей очень сильно отличаются друг от друга, это касается не только времени, которое течёт в наших мирах по-разному, но и самого государственного устройства. Как вы все знаете, в Полисе существует чёткая социальная иерархия, согласно которой каждая каста занимается определённым родом занятий и не имеет права его менять…

– Простите, – в зале уже поднялась первая рука, и Вандольф замолчал, внимательно глядя на вопрошающего. – Меня интересует, почему именно такое устройство существует? Чем оно хорошо и почему в мире Людей всё устроено иначе?

Ягель, начавший было дремать под монотонную лекцию, тут же встрепенулся: этот вопрос волновал его не меньше, и, пожалуй, он тоже желал бы услышать на него ответ.

– Задача наших курсов – это не выяснение причин устройства нашего с вами мира, но понимание того, как устроен мир человеческий, – назидательно и спокойно ответил лектор, и Ягель сник. Видно было, что такой вопрос ему задавали не раз и ответ был заранее подготовлен. – Итак, – Вандольф продолжил речь, – в мире Людей всё устроено по-другому. Каждый Человек вправе сам выбирать род занятий, как мужчины, так и женщины. Однако у Людей существуют другие, так сказать, правила. На Земле есть различные государства, страны, города, есть различные национальности, что нам с вами неведомо. У нас нет пространственных границ, на Земле же они есть. Как время, так и пространство видятся нам и Людям с разных сторон. И мы не можем судить, хорошо это или плохо, мы обязаны принимать всё как есть.

«Интересное слово в этом контексте – обязаны. Кому и чему обязаны?» – с тоской подумал Ягель.

Он начал думать, что зря пошёл на эти курсы. Ну или хотя бы надо было затащить с собой Пабло, но друг наотрез отказался, мотивируя это своей занятостью. У него остро стоял вопрос с работой, к тому же он, похоже, всерьёз задумался над созданием союза с Мариеттой, благо та давала неоднозначные намёки, и обхаживал её, как умел. Ягелю же, наоборот, нечем было занять своё время: после пересдачи Магистр так и не удосужился объявить результаты, и Ягель решил, что не сдал экзамен и не получит Кисть. Другой на его месте тут же подался бы в подмастерья, как и задумывалось изначально, но Ягелю было любопытно, что же происходит с «его» Человеком, если таковой действительно имеется. В последние дни его всё чаще тянуло к мольберту, причём картины выходили весьма странные: младенцы, пелёнки, врачи в белых халатах, какие-то медицинские трубки и другие приборы, счастливые взрослые пары и всё в таком духе. Неужели же Человек всё-таки родился и кто же это?

– …всё это вы можете увидеть на схемах и рисунках, – из задумчивости Ягеля вывел голос Вандольфа, который зашуршал бумагами, разделяя их на мелкие стопочки, и подошёл к первому ряду. – Передавайте по одному листу каждому присутствующему.

Когда Ягель получил свой листок, он удивлённо присвистнул, правда, это осталось незамеченным для остальных Художников, каждый из которых так же внимательно разглядывал полученную копию. Судя по всему Вандольф от социального устройства перешёл к описанию семейной жизни в Полисе и на Земле: на листке было изображено два рисунка, на одном счастливая семья из родителей и ребёнка, на другом – двое влюблённых взрослых без детей.

– А какую семью Вы сами считаете более нормальной, господин Вандольф? – Ягель выпалил этот вопрос так быстро, что сам не успел сообразить, когда же он пришёл ему в голову.

– Простите, – вежливо кивнул лектор, – я не могу давать оценок, я вынужден лишь констатировать факты. В Полисе не существует родильных домов, здесь не рождаются дети, здесь при благоприятных условиях появляются уже сформированные личности с заложенной программой поведения, и это всегда считалось нормальным, должным. На Земле всё иначе, весь смысл людской жизни сводится к детям, их рождению, воспитанию и продолжению рода. Так устроена их жизнь, и так устроена наша. Вы когда-нибудь ощущали потребность в родителях? Нет, потому что это не заложено в вашей программе.

– Но каждый из нас нуждается в заботе, разве нет? – ещё один скептический голос из зала.

Вандольф согласно кивнул.

– Именно с этой целью и создаются союзы в Полисе – ради комфортной жизни. Но это не семья, это именно союз.

– Позвольте, – возразил ему Ягель, – разве такой… союз можно назвать счастливым?

– Счастливым в нашем понимании этого слова – да, безусловно. Счастливым в человеческом понимании – возможно, не до конца. Но и на Земле живут семейные пары без детей, и они вполне счастливы друг с другом, – Вандольф был непреклонен, и Ягелю даже показалось, что всё это смахивает на очередной гипноз.

Ягель откинулся на спинку стула и задумался над словами Вандольфа. Мы не должны оценивать, мы должны принимать всё как должное. Да почему же? Что плохого в оценке? Или это чисто человеческое качество, неподвластное Художнику? И может ли быть счастливой семья без ребёнка?

Конец лекции Ягель не слышал, так как был настолько сильно погружён в свои мысли, что очнулся, только когда Вандольф, уже собирая бумаги и отпуская Художников домой, говорил им на прощание:

– Со следующей лекции мы начнём изучать возрастное развитие ребёнка. Для многих из вас, кто уже получил своего первого Человека, это будет очень полезно и весьма кстати.

Ягель вышел из зала в смятении, размышляя, придёт ли он вообще на следующую лекцию. Весь вечер он слонялся по мокрым от дождя улицам Полиса и наконец решил, что не в силах больше ждать и утром он пойдёт к Главному Магистру за результатом экзамена. В конце концов, если его Человек родился, то самое время приняться за работу, если же нет и он ещё и провалил экзамен, то чёрт с ней, с карьерой Художника, не очень-то и хотелось.

***

– Ягель, проходи, я всё ждал, когда же ты посетишь меня, – Главный Магистр был невозмутим, как всегда.

Ягель по-хозяйски уселся на кресло в его кабинете и, наивно хлопая ресницами, спросил:

– А я ждал, когда Вы сообщите мне результаты пересдачи экзамена.

Главный Магистр довольно улыбнулся:

– Это был не экзамен, Ягель, это была проверка. И ты её успешно прошёл.

Слова зависли в воздухе. Ягель смотрел в голубые глаза Магистра и молчал, пытаясь понять, что он ему говорит.

– Но не до конца, – Магистр с сожалением вздохнул и потянулся к трубке. Раскурив её, он продолжил: – Твои новые картины должны были привести тебя ко мне раньше. Скажи, они не насторожили тебя?

– Мои… картины? – Ягель сглотнул. Чёрт, откуда он знает?

– Сколько ты их уже нарисовал?

– Около десяти, – на автомате ответил Ягель, а сам мысленно перенёсся к своим мольбертам. Так, рисовал он все картины дома, в своей одинокой холостяцкой комнатушке. И сейчас они ровной стопкой лежат в углу его комнаты. Никто не мог этого знать и видеть, он не говорил об этом никому, даже Пабло.

– Хорошо, хорошо, в принципе достаточно. Принеси их мне, и после этого обговорим условия.

– Какие условия? – Ягель уже начинал злиться.

– Твоей работы Художника судьбы.

– Так я… сдал экзамен? – тупо спросил Ягель.

Магистр с интересом посмотрел на него и, отложив дымящуюся трубку, наклонился к нему и загадочным голосом сказал:

– А ты так и не понял? Твой Человек уже родился, это девочка, Ягель. Ты сам на «пересдаче» нарисовал этот момент.

***

Белое длинное здание роддома переливалось в первых ранних лучах весеннего солнца. Двое уставших врачей в запачканных кровью медицинских халатах тихо переговаривались на лестнице около родильного отделения.

– Это были самые непростые роды в моей практике, – усталым голосом сообщил один из них. Лицо его, худое и измождённое, выражало ни больше ни меньше вселенскую скорбь. – Мать отказалась от детей перед самым началом схваток, и мы буквально силой заставили её родить. Такого не бывало ещё никогда! – он растерянно покачал головой, словно сам не верил в то, о чём говорил.

– Чем она мотивировала своё решение? – поинтересовался второй, более молодой и явно менее опытный. – Зачем нужно было доводить всё до родов? Она могла бы всё решить на ранних сроках…

Первый хмуро посмотрел на него и резко оборвал:

– Не нам решать это. Но женщина сказала, что в её жизни недавно произошло страшное событие и она ни финансово, ни морально не способна сейчас обеспечить двоих детей. Знаешь… – врач немного помолчал и очень тихо добавил: – У меня такое ощущение, что из-за её нежелания рожать второй ребёнок так и не смог родиться.

Молодой врач выдохнул и с надеждой спросил:

– Но ведь один ребёнок выжил, может удастся её уговорить? Девочке нужна мать…

– Если мать напишет официальный отказ, мы будем вынуждены передать малышку в детский дом. А девчушка получилась чудо какая хорошенькая!

– А если кто-то решит удочерить её? – осторожно спросил молодой врач.

Его собеседник прищурился и удивлённо спросил:

– Генри, ты хоть представляешь, с какими трудностями тебе придётся столкнуться? А Мэри? Ты спросил её согласия?

Молодой врач по имени Генри смутился и ответил:

– Да не то чтобы я про себя говорю… Просто поинтересовался. Жалко девочку.

– Это да, – согласно кивнул врач. – Ладно, что же, надо отдохнуть перед завтрашним днём. Завтра состоится разговор с матерью, может, она передумает и не бросит ребёнка.

Чуть позже утром, когда проходил пересменок и сотрудники были заняты, Генри осторожно открыл дверь отделения, где лежали новорождённые, тихонько подошёл к нужной кроватке и с улыбкой посмотрел на спящую девочку.

– Ничего, всё будет хорошо, я не дам тебя в обиду, Мэдди.

4

Генри и его молодая жена Мэри уже второй час сидели в приёмной службы социальной защиты населения и нервно озирались по сторонам. Секретарь строго поглядывала на них из-под стерильно чистых стёкол очков, которые, скорее, были бутафорией, нежели решением проблем со здоровьем.

Мэри тяжело вздохнула и встала, провожаемая молчаливым и внимательным взглядом секретаря, нерешительно подошла к кофейному аппарату и, достав из кошелька купюру, выбрала напиток. Сдача мелкими монетками звонко посыпалась на пол, и Мэри, не успев понять, что отделение выдачи денег сломано, начала суетливо собирать их. Генри кинулся помочь ей и тихо извинился перед секретарём, возмущённо вскочившей со своего места.

– Вас готовы принять, – властно проговорила секретарь и, сжав губы и надменно глядя на них, указала на дверь кабинета начальницы.

Мэри виновато взглянула на секретаря, и они вошли в кабинет.

– Проходите, садитесь, – не менее властным голосом, чем секретарь, прогремела женщина, сидящая за роскошным столом.

Генри и Мэри осторожно опустились в мягкие кожаные кресла напротив стола, и Мэри подумала, сколько же должны зарабатывать начальники в этом чудном заведении, чтобы позволить себе такое рабочее место.

– Итак, вы хотите удочерить девочку, поступившую в дом малютки несколько месяцев назад, – она перебирала длинными тонкими пальцами с огромными перстнями и ярким лаком какие-то документы, пока не нашла нужное.

Пролистав бумаги, женщина подняла на них глаза, и Мэри явно ощутила, что получить разрешение на удочерение им будет неимоверно сложно. Женщина сложила руки домиком и, глядя им в глаза, спросила:

– Расскажите же, какие действия вы для этого предприняли?

Генри откашлялся и, робко взглянув на жену, начал говорить, не так уверенно, как ему хотелось бы, но настойчивый взгляд сидящей напротив дамы не оставлял ему выбора:

– Мы собрали все документы, которые были в списке для удочерения. К нам в дом несколько раз приходил сотрудник из вашей организации, оценивал условия, в которых мы живём, расспрашивал о наших взаимоотношениях, о готовности взять ребёнка. Мы с женой полностью готовы принять малышку, – Генри замолчал, посмотрев на начальницу, которая ничем не проявляла ни заинтересованности в его словах, ни раздражения, ни вообще каких-либо иных чувств.

– Вы сдали необходимые медицинские анализы, насколько я вижу, – начальница службы социальной защиты вытащила из стопки бумаг нужный листок и пробежала глазами. – Результаты нас устраивают. В общем-то я могу сказать, что нас практически всё устраивает. У меня к вам только один последний вопрос, – её взгляд немного смягчился, однако она продолжала внимательно смотреть на молодую пару, буквально сжавшуюся от нетерпения в креслах напротив. – Вы осведомлены о неблагополучной семье девочки: её мать оказалась в трудной финансовой и психологической ситуации и отказалась от неё практически во время родов, а отец скрылся ещё во время беременности женщины в совершенно неизвестном направлении и до сих пор находится непонятно где. Готовы ли вы взять такого ребёнка?

– Что Вы имеете в виду под словом «такого»? – голос Генри предательски дрогнул.

Начальница вдруг лучезарно улыбнулась во все 32 блестящих ровных зуба, увидев, что мужчина засомневался, и, сделав печальное и обеспокоенное лицо, сказала:

– Вы же знаете, что детей должно было родиться двое. Второй ребёнок погиб в родах и… видимо, в силу пережитого эмоционального стресса матери и нездоровых родов у девочки сейчас наблюдаются некоторые… ммм… отклонения в развитии.

– Какие отклонения, ей всего три месяца от роду! – не выдержав, воскликнул Генри.

– Уже три месяца, – поправила её начальница, сделав акцент на первом слове. – Поверьте, очень плохо, когда уже в таком раннем возрасте начинают проявляться отклонения. Врачи обнаружили у девочки предрасположенность к некоторым заболеваниям. Возможно, это генетика, её родители также не вполне здоровы.

Генри взглянул на жену и тихо ответил:

– Понимаете, дело в том, что по определённым обстоятельствам Мэри не может иметь детей, поэтому мы твёрдо решили взять девочку. Тем более с её ситуацией я прекрасно знаком, поскольку лично принимал участие в родах.

– Возможно, вам стоит подождать и понаблюдать за девочкой какое-то время? Возможно, не стоит брать её в таком раннем возрасте? – начальница ухватилась за последний шанс уговорить их отказаться от девочки. – Девочку явно ждёт не самая счастливая судьба.

При этих словах Генри не выдержал и вскочил с места, отчего испугавшаяся Мэри вскрикнула, а начальница изящно изогнула брови, давая понять, что такое поведение здесь не только неуместно, но и недопустимо.

– Скажите прямо, чем мы вас не устраиваем? Мы готовы взять девочку, мы любим её всей душой, мы несколько месяцев сдавали анализы и собирали документы, всё ради неё, чего же вам ещё надо? Мне казалось, ваша организация должна быть только рада положительным родителям! – Генри укоризненно посмотрел на начальницу и безнадёжно махнул рукой. – А вы зачем-то пытаетесь отговорить нас взять её. Пойдём, Мэри, – Генри взял жену за руку и повёл к двери. – Мы придём в другой раз.

Начальница молча смотрела им вслед, пока секретарь по внутренней связи не доложила ей, что посетители покинули их офис. Почему-то женщина так и не ощутила удовлетворённости от того, что всё-таки добилась своего и молодая пара не получила разрешение на удочерение. Она пыталась внутренне оправдать свои слова и действия тем, что девочка родилась слишком слабенькой и явно отставала в развитии, а её организм не справлялся с нормальным функционированием и она не может отдавать такого ребёнка. Но вдруг она подумала: а почему именно она должна решать, кому и как жить? Сегодня она явственно ощутила, что молодая пара безмерно любит эту несчастную девочку и готова взять её к себе несмотря ни на что.

Поразмыслив ещё пару минут, начальница с тихим скрипом выдвинула из роскошного стола не менее роскошный ящик, обитый изнутри мягким тёмно-зелёным бархатом, и достала оттуда изящную позолоченную печать. Улыбнувшись и чувствуя, что совершает нечто важное в своей жизни (может быть, впервые), она вытащила из лежащей на столе папки с документами нужный листок с заявлением Генри и Мэри о желании удочерить ребёнка и решительно поставила на заявлении печать «Разрешено».

***

Ягель в прекрасном настроении спешил к Пабло. Наконец он выбрал время в своём «плотном» графике, и беседа с лучшим другом должна была, как он считал, положительно сказаться и на его самочувствии, и на их пошатнувшихся в последнее время взаимоотношениях.

Пабло уже ждал его и сразу открыл дверь.

– Давай по чаю? – предложил Ягель, душевно обнимая друга и чувствуя, что его поддержка сейчас важнее всего.

Пабло улыбнулся и поспешил на кухню. Вскоре он принёс в комнату две кружки горячего чая, и друзья уселись на диван. Среди мольбертов, красок и прочего арсенала Художника, на самом видном месте в центре стеклянного стеллажа, стояла, поблёскивая в ярком дневном свете, Золотая кисть.

Ягель, кивнув на неё, поинтересовался:

– Как успехи? Ты доволен работой?

Пабло тут же гордо заулыбался, словно только и ждал от друга этого вопроса и, открыв дверцу шкафа, достал предмет, очень похожий на песочные часы.

– Это мой личный Регулятор времени, – он протянул часы Ягелю, и тот с интересом повертел их в руках.

– Занятная вещь, – Ягель повернул часы вниз, и тягучий густой песок медленно последовал за этим движением.

Пабло в ужасе остановил его и забрал часы, бережно поставив их в шкаф.

– С ума сошел? Это же время! – в его голосе читалось неподдельное благоговение. – И этот Регулятор привязан к моему Человеку, ты сейчас запросто мог бы разрушить всю его судьбу, которую я так бережно рисую уже на протяжении нескольких недель!

– Прости, – виновато сказал Ягель. – Кстати, насчёт Человека. Магистр нашёл его для тебя?

С тех пор как Пабло получил Золотую кисть и вместе с ней разрешение на работу с Человеком, прошло больше месяца, но он долгое время не мог найти своего Человека. Иногда такое случается с Художниками, нужно лишь подождать, но Пабло сильно переживал, чувствуя в этом свою вину. Главному Магистру пришлось провести с ним несколько разъяснительных бесед о том, что даже лучшие и непревзойденные в своём мастерстве Художники не сразу нашли своего Человека.

– Да, я работаю сейчас с ним, – охотно ответил Пабло. – Я забрал его у Дарена, это очень опытный Художник. У него всё равно сейчас трое людей, и из них двое – муж и жена. Ты же знаешь, рисовать одновременно судьбы родственников очень непросто.

– Я даже представить себе этого не могу, это ведь так сложно. Рисование одной судьбы всё ещё кажется мне неимоверно кропотливым делом.

– Для этого и существует Регулятор времени, – подмигнул ему Пабло. – На самом деле, рисование нескольких судеб одновременно позволяют только хорошо зарекомендовавшим себя Художникам. Мне об этом пока и мечтать нельзя. Я сейчас только знакомлюсь с жизнью Человека, Дарен передал мне его уже взрослым и сформировавшимся. Мне нужно привыкнуть к нему, «притереться», так сказать. Когда ты получаешь ребёнка, всё проще. Ты с ним практически всю жизнь и успеваешь довольно быстро узнать его. Со взрослым Человеком любое неосторожное движение может пагубно отразиться на его судьбе.

– Как насчёт меня? Думаешь, Магистр тоже выдаст мне Регулятор? – задумчиво спросил Ягель, рассматривая золотистый в лучах солнечного света песок в часах Пабло.

– Регулятор выдают каждому Художнику, получившему Кисть и право работать с Человеком, – с видом знатока, отвечающего на решающий вопрос викторины, ответил Пабло. – Я не понимаю, почему Магистр до сих пор не выдал тебе Кисть. Он же объявил твои превосходные результаты пересдачи, ты с успехом закончил обучение, где же Кисть? – в голосе «знатока» теперь явно звучала растерянность.

Ягель пожал плечами.

– Видимо, я должен чем-то ещё заслужить священное право рисования судьбы. Магистр явно чего-то ждёт. Он ежедневно вызывает меня к себе и докладывает свежие новости об этой девочке, Мэдди. Как думаешь, почему он лично занимается этим вопросом?

Пабло удивлённо вскинул брови и слегка обиженно сказал:

– Ты ничего об этом не говорил! Он каждый день общается с тобой на эту тему? Видимо, Мэдди это действительно твой Человек… Хотя это всё равно не объясняет, почему Магистр лично занимается твоим вопросом, ведь на это есть помощники.

В последних словах Пабло прозвучала нотка ревности, и Ягель хмуро заявил:

– Я бы с удовольствием отказался от этих встреч, если б мог! Но без этого я не получу Кисть, а мне уже, знаешь ли, интересно, чем дело кончится. И вообще интересно, откуда такой ажиотаж.

– А что тебе уже известно об этой Мэдди? – совладав со своими эмоциями, с интересом спросил Пабло.

Ягель пожал плечами:

– Родилась в неблагополучной семье, мать отказалась от неё, и её бы ждал детский дом, если бы не молодая пара, удочерившая её. Насколько я понял, отец – это врач, который принимал роды. Видимо, проникся судьбой девочки.

– Как интересно всё у людей устроено! А кто сейчас пишет её судьбу, если не ты?

– Магистр сказал, если Художник по какой-то причине не может сразу приступить к работе с ребёнком, допускается, чтобы до года его судьбу писал Художник одного из родителей. Потом её, судя по всему, передадут мне.

– Ой, как мне не нравятся все эти ситуации с «передачей» людей, – проворчал Пабло, поёжившись и, видимо, думая о своём случае. – Это ненормально и добром явно не кончится.

– Не нагнетай панику, и так тошно, – Ягель хлопнул его по плечу. – Я уже рисую некоторые события из её жизни и каждый раз приношу нарисованное Магистру. У меня ощущение, что он будто… проверяет меня.

– Как ты можешь рисовать события из её жизни, если даже не видел её? – удивился Пабло, почёсывая затылок. – Или видел?

– Только на своих картинах, – покачал головой Ягель. – Но она ещё ребёнок, ей нет и года. Ладно, всё наладится. Слушай, погода замечательная, пойдём прогуляемся, а? Ты же ещё вроде к Мариетте хотел зайти?

– Да, пойдём, – кивнул Пабло и расплылся в довольной улыбке, подумав о приятной встрече.