Читать книгу: «Хрон 48 минут. Начало», страница 5

План съёмки

Ася залетела в 17-ю монтажку и прыгнула на пустой стул редактора, который всегда стоит рядом с монтажерским. На экране красовались полураздетые актрисы и сайт знакомств. Юрик стал тут же закрывать все вкладки.

– Ты чего так забегаешь?! – буркнул он смущенно.

– А чтобы ты не пялился на телок! – смеясь, она закинула ноги на компьютерный стол. – Короче, можешь не закрывать своих баб, я по другому вопросу!

– Что вы все от меня постоянно хотите! Лучше бы нормально титры научилась писать, все время ошибки делаешь! – бурчал Юрочка.

– Ну простите, Юрий! Буду исправляться, – Ася откинулась на спинку стула. – Ты, говорят, из Брянска?

– Что тебе надо от города-героя, ты и его опохабить хочешь, как и все, что ты делаешь?

На экране появилась монтажная секвенция, а на просмотровом экране – лицо Ковальчука.

– Ты монтируешь мою программу? – удивилась Ася.

– Сразу видно, твоя. Корявые вопросы, – продолжал он нудить.

– Ну, не бурчи, – она похлопала его по плечу. – Я хочу снять кино про Ковальчука, он тоже из Брянска, а я совсем ничего не знаю про этот город.

– Брянск – это город Российской Федерации, основан в 986 году, первое упоминание…

– Прекращай! Что ты знаешь про Ковальчука?

Юра нахмурился:

– Ковальчук – известный артист. Как актер хороший, как человек говно… так мне рассказывали.

– Если жопку обезьяны все время показывать, то и она будет нравиться.

Ася достала из кармана телефон и проверила переписку в общей группе в WhatsApp. Там были предложения от Марьяны и бесконечные «нет» от Казанцева. Ася убрала телефон, отложив на потом разговор с креативным.

– Не соглашусь. Он талантливый артист. Правда талантливый. Но за талантом всегда прячется ящик Пандоры.

– Местная достопримечательность?

– У нас еще жили Тютчев и Ксюша Собчак.

Юрик встал со стула, взял с системного блока бумажник и вышел из монтажки, Ася последовала за ним.

– Тут у стен уши-локаторы, потише. Если кто узнает, что ты «звезду» собралась снимать, с тебя же приживалки-скандалисты не слезут, – бубнил он себе под нос.

– Хорошо. Спасибо. Учту. К кому я могу приехать в Брянске, с ноги открыть дверь и получить невероятно эксклюзивный синхрон¹⁴ про моего артиста? Мне необходимо срочно удовлетворить профессиональный интерес – алкоголь, криминал, женщины.

– Эх… – выдохнул Юрик и свернул в курилку. Он молча закурил, посмотрел по сторонам, потом опять заговорил чуть ли не шепотом:

– Ковальчук – мерзкий тип. Он учился в училище с моим дядькой, потом бросил и уехал поступать во ВГИК.

– А жена его, кто она? Она же тоже из Брянска, да?

– Жена его… она в театре играла, тоже типа талантливая, он ради нее бросил бабу. Поженились они. Прожили с ней несколько лет. Она работала в пиаре, кажется, потом не задалось, и все бросила. Любила его, а ему как-то было по барабану. А потом умерла она. Не знаю как, не вникал. Варька что-то рассказывала, не помню. Спроси у нее. Хотя ты должна была сделать это в первую очередь! Но ты же редактор, ты не догадаешься, – продолжал язвить он. – Бухал много, когда учился в училище. Есть дядька в педухе, щас там преподает, они дружили – Плетнёв, кажется. Это надо с моим преподом поговорить. Я в БИТМе учился, я тебе, хочешь, телефон дам? Только не говори, что я, а то он меня недолюбливал, я был слишком талантливым.

Он затушил окурок и пошел обратно в сторону монтажки. Ася засеменила следом.

– Есть одна знакомая, Томка, мутила с Ковальчуком, потом не мутила. Там непонятная история какая-то. Думаю, ей есть что рассказать… Говорят, он прикольным был, но противным. Потом его исключили из училища, потому что пьянь. Был какой-то криминал, но кто в 90-х не грешил, – расхохотался Юрик впервые за разговор. – Один его знакомый бандюган жил недалеко от моей бабули. Его потом посадили.

Они дошли до монтажной, и Ася встала напротив кресла монтажера.

– А дай телефончики этих прекрасных людей.

– Но ты помнишь, что я работаю на благо программы, а не для того, чтобы тебе было проще. И даю тебе телефоны не чтобы помочь тебе, а чтобы помочь программе.

– Юр, Юр, я ж редактор…

– Вот именно! Вас понабирают, а потом мучайся с вами. Вы даже кино нормальное не смотрите! Что ты из последнего хорошее смотрела? «Горько-185»? Правильно, нет такого кино. То есть кино есть, но такого кино быть не должно, оно же не вечное. Вечное – это когда на все поколения!

– Не-е-ет, Юрочка, ты уж не трынди по поводу «Горько», я Крыжовникова помню, когда он еще Першиным был и «Елки» с Булановой и Аллегровой снимал. Он крутой! – она даже растерялась от наглости монтажера-зануды.

– Эх ты! Лучшее кино то, которое ты снял сам!

– Я снимаю только, как собаки жрут обувь на свалке у моего дома, – вспомнила Ася одно из последних видео в своем телефоне.

– Тебе это нравится?

– Меня это вдохновляет на работу.

– Нет, ни в коем случае не смотри кино, оно убьет твое вдохновение.

Он вернулся к своим телочкам на экране монитора.

– Благодарю… – она пробежалась по телефонным цифрам, чтобы убедиться, что они одиннадцатизначные и Юрик не попытался обмануть. За монтажером были замечены странности – не дописать номер телефона или не поставить первую цифру. Эти действия он называл «шуткую». «Я шуткую над тобой» – странное словообразование.

– Ты программу принимать будешь? – он нажал на «плей», и Ковальчук с экрана посмотрел киношным взглядом исподлобья и медленно зашевелил губами.

– А почему рассинхрон¹⁵? Где звук? – испугалась Ася.

– Не паникуй, я просто его отключил! – буркнул Юрик. – Иди уже. В среду готов сдавать.

– Я буду в Брянске, примет Марька.

Ася спрятала листочек с телефонами в карман и вышла из 17-й.

Спустилась с 3-го этажа АСК-3 и прошла через подземный переход в АСК-1. Обернулась на спешащего Максима Шарафутдинова, в которого была влюблена две недели и две недели смотрела ночные новости Первого канала, как будто бы за вечерним чаем обсуждала с ведущим прожитое за день. А потом она его разлюбила. Навсегда. И он так и не узнал о ее влюбленности. Хотя когда новостник пробегал мимо, где-то под ребром ёкало. Так, на мгновение.

Ася поднялась на 12-й этаж и зашла в уже пустую редакцию. Она открыла общую группу в WhatsApp, и из нее посыпались бесконечные сообщения про то, что «срочно», «сейчас», «важно», «зайти», «к Казанцеву».

– Началось, – выдохнула Ася.

Она залетела в переговорку, села на крайний стул у выхода и замерла.

– Явилась! – встретил ее Казанцев.

– Ась, мы обсуждали твой фильм. Это должна быть бомба, – возбужденно заговорила Марьяна, – зритель должен писаться от удовольствия.

– Иначе зачем снимать программу? – продолжила Ася.

– Вот именно! – подтвердил свою значимость Казанцев и посмотрел на всех четырех редакторов и Марьяну. – Мне завтра нужен сценарий!

– Саш, но ты же понимаешь, что это не будет сценарий, каким он должен быть! Это будет сценарная заявка с расписанными предложениями. Как у нас пойдет с Ковальчуком, я не знаю.

– Я хочу сценарий! – раздражался креативный продюсер.

– Мне кажется… – начала было Ася, но одернула сама себя, чтобы не нагнетать и чтобы гнев всех продюсеров не упал на ее светлую и пушистую.

– Короче, эфир 21 октября. Если мы не сдаем в срок, мы не сможем выпустить его вообще, потому что кровь из носа должны выпустить студийку и то, что ты наснимаешь.

– Поняла, – махнула Ася.

– Вот иди и пиши, – скомандовала Марьяна и показала глазами на выход.

Ася тут же встала и с удовольствием вышла на свободу из переговорки, в которой Зевс-громовержец метал во все стороны молнии и бил током Марьяну за ее некреативность, нежелание ему помогать и просто за то, что она существует.

«Тут ад. Пиши» – прочитала она сообщение от Марьяны.

«Держись!» – ответила Ася и пошла в сторону редакции.

Она остановилась в центре коридора и представила, как если бы шла ускоренная съемка, как цейтрафером¹⁶. Мимо проходили люди, менялся цвет стен, времена года за панорамным окном, а она продолжала стоять.

– Ась! Уснула?

Она повернулась и увидела Гарика, выпускающего режиссера грустной программы про отношения.

– Снимала.

– Что снимала? – спросил Гарик, наклоняясь, чтобы поцеловать.

– Цейтрафером коридор снимала.

Она поцеловала в ответ.

– Меньше работай, – улыбнулся Гарик и пошел прямо вдоль Асиной камеры с голубыми линзами.

Андрей припарковался у подъезда и через лобовое стекло бросил взгляд на девушку в белом.

В подъезде поприветствовал консьержку, вызвал лифт. Вставил ключи в замочную скважину, открыл входную дверь. Выдохнул. В этой квартире можно было вдыхать полной грудью. Сюда он возвращался дышать.

Восемь лет назад они с женой купили свою первую квартиру в самом центре Москвы, светлую и просторную. Здесь они планировали завести детей, а потом купить дом. Но когда Марины не стало, не стало и Андрея. Исчезли мечты, планы, жизнь. Как будто часы остановились на половине десятого вечера 9 декабря 2010 года. И точка.

В квартире пахло пустотой и застоявшимся запахом табака. Жена запрещала курить дома, сейчас было все равно. Ему давно уже было все равно. В одно утро жизнь поделилась на «до» и «после». В том, что было «до», было спокойно и по-настоящему. Сейчас он был один и никому не нужен, несмотря на то, что пресса рвала его на части, поклонницы поджидали после спектаклей, а режиссеры бились за возможность снять в своих картинах. Но он не хотел быть нужным всем, он хотел быть нужным одному человеку. Именно такого человека он потерял шесть лет назад.

Скинув мокрые туфли в прихожей, он прошел в спальню и, не снимая одежду, упал животом на мягкую кровать. С минуту рассматривал пол темной комнаты, свесив голову. Потом встал, подошел к окну. Осенний дождь барабанил по стеклопакету и жестяному подоконнику. Если закрыть глаза, то можно услышать, как шумят деревья и лают собаки. С открытыми глазами таких мелочей не замечаешь, но как только что-то убираешь, обязательно что-то находишь. Вот и сейчас Андрей слушал, как осень командует за окном. Как будто ввела конвой, чтобы обезопасить огромный город от тех, кто желает сбежать из этой суеты.

Он давно уже привык быть один, быть не одиноким, а наедине с собой. Привык, что его никто не ждет и ему не нужно никому звонить и говорить, где он и с кем. После потери жены единственной заботой была собака Крис, которую нужно было хотя бы кормить и выгуливать. Но вот уже полгода, как не стало и собаки. И тогда стало вообще все равно нулю. Работа не доставляла удовольствие, жизнь не жилась.

Раз в неделю приходила Лиля, домработница из Уфы, чтобы поддержать чистоту в квартире. Как говорил Андрей: «Чтобы черви по дому не поползли».

Только через год после смерти жены он научился спать один. Это давалось очень тяжело, но постепенно он стал забывать ее запах, стали стираться из памяти черты ее тонкого лица, и он стал быть без нее. А раньше казалось, что всю жизнь и до гробовой. Нет… все лучшее заканчивается мгновенно. Ему не хватило этой женщины.

Андрей коснулся подушки и стал слушать с закрытыми глазами, как ходят по потолку соседи, а потом провалился в сон.

Проснулся рано. Щурясь от тусклого света за окном, повернулся на другой бок. Но заснуть больше не удалось.

Опустил руку под кровать и, нащупав компьютер, подтянул его к себе. Открыл почту и стал читать письмо от директора. Письма для него всегда были ужасным испытанием. Он дотянулся до телефона на прикроватной тумбочке и набрал номер Олега.

– Привет, получил письмо. Расскажи, что там.

– Это Костя прислал. Сценарий, – ответил встревоженный Олег.

– Я могу править?

– Ты в своем уме? Сценарист Кира Лентова. Тебе руки отхреначат, если ты хоть одну запятую уберешь.

– Я могу поговорить со сценаристом?

Достав из кармана джинсов, валявшихся на полу, пачку сигарет, лежа закурил, сбрасывая пепел в кружку с двухдневным кофе.

– Сейчас кину. Только будь с ней тактичен, она «особенная».

– «Особенная»? – рассмеялся Андрей.

– Просто будь с ней мил, – попросил Олег и крикнул кому-то на пешеходном переходе.

– Буду.

Утверждение съёмки

Ася посмотрела на часы и зажмурилась – половина девятого утра. Запах табака не успевал выветриться из комнаты. Дважды пытаясь вздремнуть, она тут же открывала глаза и снова начинала писать.

«Бинго!» – прозвенел будильник.

– Да не сплю я, не сплю, – пробурчала девушка, скручивая гульку на голове.

Ася трижды нажала на кнопку сохранения файла, чтобы уж наверняка, и распечатала текст. Отправила сценарий Марьяне и Казанцеву.

«Если не спишь, посмотри срочно почту. Сегодня встречаюсь с Ковальчуком», – отправила она смс шеф-редактору, и тут же раздался ответный звонок.

– Не ложилась? – прошептала сонная Марьяна.

– Я еще в «Стакане». Ты бы видела, какой сегодня был рассвет сказочный, – воодушевленно щебетала Ася, заправляя картриджем кофеварку.

– А сценарий сказочный? – не унималась Марьяна.

– Посмотри на почте. Внеси правки, и я бы сегодня с ним встретилась.

– Я не хочу, чтобы ты ему показывала все, что хочешь снять. Не показывай жену, наведи на разговор об этом, хотя нет… оставь жену, но не акцентируй… ты рехнулась – про отца? Они не общаются уже лет двадцать! Спрячь это все в свою скрытку¹⁷.

– Ты мне дашь скрытку? – удивилась и напряглась Ася.

– Хочешь, две дам?

– Я не хотела бы выкручиваться… Врать – да, выкручиваться – нет. Просто когда я начну выкручиваться, он сразу поймет, что я вру, а когда я вру, он не поймет.

– Тебе бы поспать.

– Мне бы молочка, а то пить голый кофе – шок для сердца.

– В холодильнике на кухне посмотри, я оставляла вчера, за банкой с вареньем, там еще пакет с вешенками был.

– Чего только нет в вашем холодильнике! – Ася с чашкой кофе направилась в сторону рабочей кухни.

– Я бы еще убрала про этого друга, ты же можешь снять его, а он и не узнает. А потом в эфире – оп! – и случайно получилось.

– Думала и об этом. А если он скажет, что хочет монтировать вместе со мной? Я же вздернусь и буду писать тебе гневные эсэмэски из монтажки.

– А чтобы нам не допустить такого конфуза, мы заключим с ним договор, в котором пропишем, что он дает нам свое согласие на создание фильма, на использование видео, фото и всего того, на что мы имеем право.

– Но это не забирает у него право присутствия на монтаже! – Ася вылила последние капли молока из пачки и кинула ее в бак с мусором. – Тут так воняет из холодильника.

– Никто же не додумался помыть, а меня там все время тошнит. Ну так вот! Скажешь, что создание фильма – это ювелирная работа, что отдадим посмотреть предмастер за неделю до эфира, но потом срочно эфир поставят через два дня, и нет времени смотреть, вносить правки, надо срочно сводиться по звуку, отправлять на канал, выгоняться, просчитываться – и так до бесконечности можно сыпать профессиональными терминами, пока он не скажет: «Делайте что хотите!» А договор у нас.

– А потом суд?

– Не ты с ним договор подписываешь, а компания. С тебя взятки гладки. Если что, я буду рожать с вами в зале суда.

– Ловлю на слове. Давай сейчас подтвердим договоренность и подпишем ее кровью, – Ася тут же нажала на телефоне диктофон, чтобы записать слова шеф-редактора. – Я вру, мы снимаем фильм-огонь, и пусть артист идет лесом, верно?

– Верно! – подтвердила Марьяна. – Нам нужны рейтинги, мне на замену нужен толковый шеф-редактор.

– Окей. Пойду наберу артиста.

– Когда обсудите, дай знать, что решил.

– Позвоню…

Ася положила трубку и сделала глоток кофе с молоком, чтобы сердце порадовалось облегченному варианту. Она отредактировала по правкам шеф-реда текст и еще раз отправила Марьяне и Казанцеву, которые ничего в ответ не прислали.

Ася выждала двадцать минут и набрала Андрея. Протяжные гудки – раз, два, три, четыре… Она отключилась.

– Спит артист, – прошептала она и свернулась калачиком в кресле. Прикрыла глаза и засопела.

В голове крутились слова-словосочетания. Мысли и картинки. Ася всегда думала картинками. Если дни недели, то школьный дневник с расчерченными днями недели. Если мысль о мужчине, то сразу же она в белом платье с букетом пионов на Фиджи. Если отпуск, то как будто вид с квадрокоптера, летящего над горами Грузии. Если съемки кино, то только важные, значимые, красивые места и обрывки интервью, собранного в монтажной линейке.

Сквозь сон Ася услышала пиликанье телефона. Звонила Женя.

– Что? – протянула она в трубку.

– Я даже не буду спрашивать, где ты была всю ночь, явно не у мужика! – начала бодрая Женька. – Тебе не кажется, что ты слишком много времени уделяешь работе?

– Кажется… – шептала она сквозь сон. – Я же правлю миром, Жень.

– То есть человек, с которым я живу, правит миром? – рассмеялась подруга.

– Я правлю умами аудитории своей программы.

– Тебе нужна бейсболка с надписью – демон! А-а-а! – крикнула она.

– Что случилось? – тут же проснулась Ася.

– Какой-то мудак чуть не сбил на пешеходе!

– Напугала. Чего звонишь-то?

– Долбится кто-то с утра в дверь. Я открываю – участковый. Говорит мне: «Покажите ваши документы», я ему, как ты учила: «А вы свои покажите?» Он: «Вообще-то я участковый», я ему: «А вообще-то вы в моей квартире». Ну, в общем, долго мы болтали, и тут он говорит, что какая-то соседка, которая знала нашу хозяйку, рассказала ему, что мы снимаем квартиру. А это незаконно, и хозяин должен в налоговой отчитаться за нас. И еще спросил, живут ли у нас азиаты. Я сказала, что каждое утро встречаю их в зеркале. Не помогло. А потом позвонил Михалыч и сказал, что его вызвали в участок, потребовали документы из налоговой, а он не платит, и чтобы загладить все мирно, он предложил нам поднять кварплату.

Женя ждала криков и отборного мата в стиле «Ленинграда», но Ася отреагировала спокойнее спокойного:

– Мне нужны деньги. – прошептала она, – я купила маме стиралку и на этом закончилась.

– Он хочет на десятку больше.

– Он с ума там, что ли, сошел! Да в его двушке только мы и пара азиатов смогут жить, и то если им разрешат жечь костер посреди кухни. Там вся «ИКЕЯ» сыпется у нас, – простонала Ася.

– Я ему тоже об этом сказала. А он ответил, что если нам не нравится, то можем искать другое жилье.

– Ничего другого искать мы не будем! Это геморрой. Нам просто надо больше зарабатывать, – констатировала Ася.

– Я тут как раз увольнялась… Но пока не буду. Ковальский говорит, что я неплохой специалист.

– Еще бы! – поддержала Ася. – А я тут шефом решила стать. Думаю, пора.

– Видимо, да, – зашипела от помех на линии Женька.

В трубке раздались параллельные гудки.

– Я перезвоню, Жень. Ковальчук…

Она сбросила подругу и ответила артисту.

– Доброе утро! – радостно выпалила в трубку.

– Здравствуйте, Ася. Звонили?

– У меня сценарная заявка готова, хочу показать.

– Пришли на почту. Посмотрю.

– Надо чтобы вы посмотрели как можно скорее, чтобы я могла заказывать билеты в командировку.

– Заказывай.

– Вы согласны на все?

– На что не согласен, подкорректируем!

– Жду ваш ответ и паспортные данные.

– Эсэмэской кину. Берите на завтра на вечер, чтобы в четверг утром быть в Брянске. В четверг, пятницу, субботу снимать…

– Я смотрела ваше расписание, у вас в пятницу… – не договорила она.

– Был спектакль, – подхватил Андрей, – его отменили, поэтому соглашаюсь ехать, пока есть свободное время.

– Не раскупили билеты? – недоумевала Ася по поводу отмены спектакля, на который она не могла попасть уже несколько месяцев. – Странно.

– Вы помните, мне купе! – ушел он от ответа.

– Помню.

– Все, я опаздываю, до связи.

Ася положила трубку и на секунду замерла. Потом набрала номер телефона театра.

– Здравствуйте! Скажите, вот у меня билеты были на пятницу на «Мастера и Маргариту», а мне сообщили, что спектакль отменен. Что мне делать?

– Да, отменили, к сожалению, но вы можете обменять на другой или на этот же спектакль, но в другой день, – приветливо ответила администратор.

– А что-то случилось с артистом говорят, правда?

– Не знаю, художественный руководитель отменил, сказал извиняться перед каждым, кто сдает билеты.

– Сильно злился, наверное, Олег Евгеньевич, так подвели его артисты, – продолжала Ася, – мне кажется, у Ковальчука уже не впервые такие выкрутасы.

– Мы такой информацией не обладаем.

– Спасибо вам огромное, приду сегодня билет обменяю.

Ася положила трубку и спрыгнула со стула:

«Блин! Режиссер или актер, актер или режиссер?» – недоумевала Ася. Она не понимала причину отмены спектакля, на который пытается попасть вся страна.

Прыгнула на подоконник и закурила.

«Закружилась, – почувствовала она вихрь в голове, – давление».

И хоть ей всего 27, давление иногда било под колени. Однажды ее скрутило прямо на съемке. Где-то под сердцем закололо, и она присела на край технического кофра, в котором обычно возят крепления для декораций. А Лариса Гузеева так и оставалась стоять перед камерой и поздравлять всех с новым 2015 годом. А потом были три дня госпитализации и скорое восстановление, ведь «там же эфир скоро».

Ася присела в рабочее кресло и глубоко вдохнула. Она представила, как было бы круто, если бы она снимала фильм про внутренние органы, и первый кадр был бы как раз человека, у которого схватило сердце или неврология. И тут камера внедряется в организм через глаза, скорее всего, а потом графикой можно показать, как камера летит к пораженному органу.

В компьютере что-то дзинькнуло, и Асе пришлось прийти в себя быстрее. Она посмотрела на экран: светилось выделенное письмо от Андрея Ковальчука. Девушка медленно подняла правую руку, чтобы было не так больно, и открыла файл.

«А чем же вы хотите завлекать зрителя, если у вас нет даже крутых поворотов? Давайте чем-то разбавлять, Ася, а то зритель уснет… Жена – нет! А где же мой отец? Все хотят поговорить, а вы нет? Я готов рассказать. Он – мой крутой поворот в жизни и истории, но снимать его не стоит, он плохо говорит. С мамой поговорите сами, она меня не слушает. Смотря что спрашивать будете, так и реагировать будет. Смотря что вы хотите снять в театре. Да, я там играл… ну сходим. В целом неплохо. Перепишите подводки. Скучно. Я так не говорю. Пришлите билеты».

«Да ешки-матрешки, ты что, ЧЕХОВ – подводки его не устраивают! Разбавлять? Ковальчук! То есть про жену ты не говоришь, а повороты хочешь?! Да про тебя и разговаривать не о чем!»

Ася переслала письмо Казанцеву и Марьяне. Следом пришла эсэмэска от шефа: «Зайди».

Ася тут же, забыв о боли под ребром, поспешила к креативному. Глубоко вдохнула, чтобы прийти в себя, и вошла в кабинет.

– Успокойся, Одинцова. Сядь, – Казанцев указал на стул напротив. – Это не страшно… – медленно заговорил он. – Ты ведь дала ему только разработку?

– Естественно, только разработку, я что, паларешная, давать ему читать, что я действительно от него хочу?

Она знала, что креативный всегда на ее стороне, несмотря на то, что иногда рвет при ней ее сценарии, разносит в пух и прах на планерках эфирные программы и ругает за курение.

– Это хорошо, – Казанцев задумался, а потом продолжил: – Пусть он пишет что хочет, хоть сценарий к «Титанику» напишет, мы все равно будем снимать то, что нам нужно, с его помощью, конечно.

– Фух, – выдохнула Ася, – я думала, ты скажешь, что все пропало!

– Пусть пишет, а мы поймем, чем его можно задеть. Ты же понимаешь, что нам бы все самое сладенькое, как маскарпоне в «Тирамису». Вот ты узнай побольше, пообзванивай его бывших учителей…

– Он раньше жестко бухал…

– Отлично! Это уже лучше… откуда узнала?

– От племянника мужика, с которым учился Ковальчук.

– Хм, Васькин бабы сестры мужик, я понял, – улыбнулся Казанцев. – Поищи еще что-нибудь и, когда будешь в Брянске, обязательно найди людей, с которыми он пил, женщин, с которыми спал. Ищи, Одинцова! Времени мало. Только пиши мне, я хочу знать все твои передвижения. Нам нужно понять, почему белые кролики воюют против серых великанов… – задумался он.

– Мне кажется, Казанцев, раньше ты был человеком.

– Ась, мы тонем, – прошептал он, – нам пора чем-то бомбить. Веди себя уже как стерва!

– Какая из меня стерва? – она подняла глаза на начальника.

– Вижу – никакая! – махнул он и откинулся на спинку стула.

– А как же репутация?

– Любой скандал всегда на руку, – он хлопнул в ладоши, ожидая поддержки. – Покажи ему, что он тебе нравится, он поведется и…

– Не умею я, Саш, заниматься всей этой бабской фигней. Я работать умею. Много.

Саша промолчал, но многозначительно выдохнул.

– Не любой, Саш, скандал на руку, не любой…

– Блин, да знаю я! – вдруг крикнул он, встал со стула и подошел к двери, закрыл ее на ключ и закурил.

– Ты же не куришь?! – удивилась Ася.

– Никому не рассказывай, – он коснулся ее губ указательным пальцем. – Никому не говорил, Ась, не могу молчать! ОН, – показал он на этажи ниже, – сказал, что жить осталось месяц максимум! Если твой фильм не взорвет эфир, нас разгонят.

– Не разгонят, мы в штате!

– Херате! Пойдешь в «Мире животных» работать, будешь снимать, как белочки сношаются.

– Можно снимать, как они носят орешки! – стараясь быть спокойной, сказала Ася.

– Я тебя прошу, отнесись к этому фильму серьезно. Мне важно, чтобы ты не думала о том, что есть репутация, что есть рамки. Сейчас уже ничего нет. Сейчас есть рейтинг! Ты пчела, которая должна принести мед, и этот мед будут жрать продюсеры!

– Мне нужны деньги, Саш, – чуть слышно сказала Ася не для того, чтобы вызвать жалость. Она ненавидела что-то просить, все делала сама. Считала, что если захотят – дадут. Но сейчас эта просьба была действительно важной. Иначе этот старпёр, который приходил каждый месяц за деньгами, мог их попросить покинуть квартиру. А они, помимо всего прочего, были там прописаны. А нет прописки – нет пропуска в «Останкино». Замкнутый круг.

– Сколько? – он выбросил бычок за окно и, нагнувшись над столом, уперся в него кулаками.

– Ежемесячно тыщ на 40 больше.

– Это ставка шефа.

– Значит, мне нужна ставка шефа, – констатировала она.

– Смело… – он повернулся к ней спиной. – Дашь цифру – дам шефа.

Ася не стала отвечать. Она подошла со спины к Казанцеву, встала на тумбу, поцеловала его в темечко, и только после прощания вышла из кабинета.

У них с шефом всегда были особенные отношения. Он был старше ее на 18 лет, но этой разницы не чувствовалось. Он был больше, чем просто шеф, – наставник, гуру, иногда даже друг, когда на очередном корпоративе выпивали по две бутылки вина и ехали петь в караоке.

Саша был телевизионщик старой закалки. Он еще помнил, как Якубович ходил без усов, а этого в принципе никогда не было, но Саша помнил. Его отец был театральным режиссером, а мама – ведущей на центральном телевидении. Так талантливый и красивая слились воедино, и появился Сашка, который с пеленок грелся под осветительной лампой в студии, пока мама писала подводки к программе. Потом родители развелись, и Саша прописался в телецентре. И уже в 16 лет работал редактором у Сергея Супонева в «Классе!». Раньше у Казанцева была забава: он на планерках ставил перед редакторами кубики с буквами, и все на скорость придумывали как можно больше слов. Редакционная забава осталась со «Звездного часа», его почему-то это ужасно умиляло. Он считал, что Супонев был одним из немногих, кто пытался что-то делать для детей и подростков. После того как не стало Сергея Евгеньевича – не стало и программ для детей на центральных каналах.

Дальше, как в «Матрице», Саша летел в будущее, а за его спиной оставались жена – выпускница МХАТа, сын, жена-телевизионщица, которая потом вышла замуж за актера, который потом стал ведущим, который вел у Казанцева, а потом Сашка его уволил, и больше он свою вторую жену не видел. В общем, дни съемок, ночи монтажа привели его в настоящее, в котором он креативный продюсер крутого в прошлом, а ныне погибающего шоу.

Ася вышла из кабинета начальника и глубоко выдохнула, как будто потеряла двадцать лишних килограммов, которых в ней вовсе и не было. В кабинете уже сидела Марго, которая скрипя зубами писала верстку новой программы.

– Все хорошо? – спросила Ася, падая в кресло.

– Не знаю, – прошипела сквозь ровный строй зубов Маргарита. – Он хочет, чтобы на программу пришел Хабенский.

– Это же нереально, – наклонилась Ася к коллеге.

– Вот и я об этом же! Почему кому-то все лучшее, а кому-то Хабенский? – злилась она.

– Ты сейчас в мой огород строительную плиту зашвырнула? – напряглась Ася.

– Вот почему ты снимаешь Ковальчука? – Марго с красными, припухшими глазами повернулась к таким же красным и припухшим глазам Аси.

– Потому что я с ним договорилась. Дважды. Первый раз, когда он пришел ко мне на студийную съемку и второй раз сейчас. Работа у меня такая – договариваться. – Ответила Ася, удивленная нападками Марго. – А пойдем-ка кофе выпьем, а то ты умрешь тут от злости.

Девушки сидели на первом этаже телецентра и молчали. В коридорах было пусто, как во время Олимпиады-2014, когда все «Останкино» уехало освещать нераскрывшееся кольцо. Девушки смотрели друг на друга и иногда опускали глаза, чтобы проверить, не написал ли им кто-то на телефон. Ни одна из них не знала, с чего начать. Первой заговорила Марго.

– Ты же понимаешь, что мы боремся за одно место?

Она отставила чашку с кофе и пристально посмотрела на Асю, которая

по привычке достала сигарету из пачки, лежащей на столе, и снова спрятала, вспомнив, что в «Останкино» запретили курить.

– Марго… Мне все равно, кто станет новым шеф-редактором. Сегодня ты, завтра я. Если Казанцев решил, что должны бороться, ну давай удовлетворим его желание, только вот я не хочу, чтобы отношения в коллективе были испорчены. А если победит Варя, что тогда?

– Я семь лет пашу на телике и не хочу отдавать никому это место, – Маргарита провела по ободку кружки указательным пальцем и подняла голубые, почти прозрачные глаза на Асю. – Личное и работа не должны перемешиваться, но это игра, и, как любой игрок, я считаю, что должна дойти до финала. Даже если мне придется переступать через коллег, – она отвела взгляд в сторону. – Я всю жизнь к чему-то иду, кому-то что-то доказываю, только вот в этот раз я хочу доказать себе, что могу, так что извиняй, – и она улыбнулась.

– Да, ты серьезно настроена, – улыбнулась в ответ Ася. – Прямо не хочется стоять у тебя на пути.

Ася понимала, что эта молодая неврастеничка плохо кончит, если так серьезно будет относиться к своему повышению. Но также Ася осознавала, что если уж играть, то ставить только на себя. Главное сейчас было оставаться милой, хорошей и спокойной и ходить через ход, не привлекая внимания.

Телевидение никого не жалеет. Это как гонка за чем-то очень важным. Только вот что важного в 48 минутах эфира с перерывами на три рекламы? Что важного в том, что на экране мелькают богом забытые артисты или никому не известные люди из сел и деревень, у которых в семье произошло несчастье?

Всю жизнь люди играют в игры, что-то придумывают, хотят красивых историй как в кино, но на телевидении все по-другому. Телевизионщики сами придумывают сказку для других, в итоге оставаясь ни с чем. Нет, безусловно, есть за что бороться – за людей.