Читать книгу: «Лето детства», страница 4
– Что ты, мне было так интересно! Когда бы я ещё лося увидела живого? Да ещё с такими рогами. – И она, приставив к голове растопыренные пальцы, показала рога.
– Да уж рога…– засмеялась бабушка. – С такими рогами ему только самку и завоёвывать. Фантазёрка ты моя!
Нюта тоже засмеялась, потом нашла ветку и, приставив её к голове, дёрнула бабушку за рукав.
– А с такими?
– Не балуйся, глаза выстегаешь веткой. Давай шевелись, а то до вечера не придём.
– А я бы тут заночевала.
– И не забоялась?
– Нет, с тобой мне ничего не страшно. Ты такая храбрая!
– Ой и хитрюга!
Домой они вернулись после обеда. Мама была дома. Она закончила обеденную дойку и сейчас управлялась во дворе. Увидев Нюту с охапкой цветов, заулыбалась.
– Устала?
Мама обняла Нюту и чмокнула её в макушку.
– Не очень, – соврала довольная Нюта. – Мам, правда красивые?!
– Очень, – почему – то грустно сказала мама. – Иди скорее постав их в трёхлитровую банку, а то они совсем завянут. Жалко такую красоту… И поспи, а то с ног валишься.
Поспала Нюта отлично. Уже просыпаясь, сквозь дрёму услышала.
– Нютка, выходи!
За окном звучал такой знакомый и привычный голос подруги. Нюта улыбнулась от удовольствия и проснулась окончательно.
– Счас выйду, только оденусь.
В комнату вошла бабушка, за нею семенил Вовка. Он что-то с аппетитом жевал.
– Иди, подруга уже соскучилась, день не виделись. Да и хватит спать, а то ночью что делать будешь. Передремала и будя. Я печенье спекла, пока ты сопела в две дырочки.
– Бабушка, ты что, никогда не устаёшь?
– Никогда, – ответила бабушка. – Я железная, ты не знала?
– Железными бывают только роботы, – улыбнулась Нюта.
– Я и есть робот, только что говорить умею. Иди, угости своих друзей печеньем, а то всё Нинка тебя пышками угощает. Они с Колькой, кажется, помирились. А мы с Вовиком к Юрасихе сходим. Смотри кур на улицу не выпусти, я их только согнала во двор, им скоро на насест садиться.
– А где Валька? Я её сегодня не видела? – спросила Нюта бабушку.
– Ты её и вчера не видела, просто внимания не обратила, так занята была. А Валька придёт завтра, у бабы Паши ночует, заболела она. Ты ж знаешь, они теперь дружат, а когда-то бабка Паша её за свою внучку не хотела признавать. А как заболела, так и признала. Ухаживать- то некому. Вот такая она жизнь внучечка. А ты крепко не расстраивайся, ещё наплачешься. Гуляй себе спокойно.
Нюта вышла на улицу с полным карманом печенья. Сегодня она героиня дня, будет рассказывать друзьям про свой необычный поход в дальний лес. Ей есть чем похвастаться. Такому приключению даже Валька позавидует, она ей обязательно расскажет, когда та явиться домой. Нюта в счастливом своём неведении не могла знать, чем обернётся завтра приход сестры домой, ибо предсказать выходку Вальки не смог бы самый волшебный волшебник.
Не будите бабушку
Забравшись в малинник, Нюта рыдала, растирая кулачками катившиеся слёзы, размазывая невесть откуда взявшиеся сопли.
– Всё! Ни с кем не дружу! Лучшая подруга – предательница. Сестра – вообще…зараза…
И всё из-за чего? Да потому что слишком доверчивая. Бабушка всегда ей об этом твердит. Твердить-то твердит, а сама на Нюту наругалась. Всегда заступалась, а нынче – наоборот…
Она зарыдала ещё сильнее … Натёртые кулаками опухшие глаза почти ничего не видели … Оцарапанные малинником руки и ноги горели и чесались.
– А-а-а-а…– неслось из зарослей.
Можно, конечно, пойти в дом или забраться на чердак, но несвойственное ей упрямство проявило свой характер. Вообще-то она поначалу утопиться хотела и даже побежала через огород к самой глубокой калюге, что красовалась невдалеке, словно блюдце в обрамлении камыша. Но вспомнив, что калюга кишмя кишит пиявками, да ещё поговаривают, что в самом глубоком месте живёт вековой сом, передумала и повернула обратно. Ведь утонуть сразу она не утонет, потому что немного умеет плавать, а ждать, когда тебя утянет сом или съедят пиявки, было страшно. Забыв про первоначальное желание наказать обидчиков, потрусила в сад. Нет, из-за предателей не станет она тонуть, а будет сидеть в малиннике, пока не помрет или пока её не съедят комары, а если обмазаться малиной, то прилетят пчёлы… Нет, это тоже не подойдёт. Хватит и комаров… Да, она помрёт всем назло… Пусть поплачут.
Она представила, как будет плакать мама, как схватится за сердце бабушка и будет жалеть, что накричала на неё. Отец махнет рукой и заорёт: «Довели ребёнка!» Брат, конечно, не поймёт в чём дело, он ещё маленький и будет дёргать за подол маму или бабушку. Даже сестра Валька заплачет. Нет, с Валькой явный перебор. Плакать она не станет, а просто процедит сквозь зубы: «Ну и дура!»
А Нинка!? А что Нинка? Как всегда, сошлётся на Вальку и тихонько ускользнёт домой, чтобы потом со своей тощей мамашей обсуждать её, Нюты, дурацкую выходку. И что? Опять окажется одна она и виновата. Нет, так дело не пойдёт. Но как же, как же сделать так, чтобы они, наконец, поняли, что с ней нельзя поступать подобным образом?
Бабушка приболела, и сегодня ещё не вставала. Нюта утром зашла к ней, но бабушка отослала её гулять. Девочка вздохнула и поплелась на улицу. Повертелась чуть-чуть, думая, чем заняться. Потом вспомнила, что у деда Тишки Мурка родила котят, и решила пойти посмотреть, какие они. По дороге она всё думала о бабушкином необычном поведении. Её встревожило то, что любимая бабулечка даже ни слова не сказала, даже не попросила таблетку или капли подать. Обычно она расскажет, что и где у неё давит или сжимает, а тут так сурово её отослала. Может, заболела от похода на Глиницу? Или обиделась? Но Нюта себя вела хорошо… Валька! Это всё её проделки! Она такая зараза, что кого хочешь до инфаркта доведёт, бабушка не раз такое говорила. Что такое инфаркт, Нюта не знала, но интуитивно догадывалась: сердце болеть начинает и можно помереть. Наверное, как явилась от бабки Паши, что-то обидное бабулечке ляпнула. Это она умеет… Ей же плевать помрёт, кто или нет. Одним словом – зараза. Она и её обвела вокруг пальца, да ещё и Нинку подговорила…
С котятами ей не повезло, их уже утопили, и Нюта, всплакнув от жалости, вернулась домой. Во дворе она встретила сестру. Та собиралась куда-то и на Нюту ноль внимания. А потом, когда она с братом хоронила мёртвого жука необычайной красоты, вбежала Нинка и сказала, что с бабушкой плохо и, наверное, она уже умерла. Нюта побежала к бабушке. В комнате было тихо и сумеречно. Завешенные окна затеняли комнату от яркого солнечного света. В глазах замелькали чёрные мушки. Привыкнув к полумраку, Нюта увидела неподвижно лежащую бабушку со сложенными на груди руками. Она тихонечко позвала её – молчание. По телу поползли мурашки. Не уж-то Нинка не обманула? Так только покойники складывают руки на груди. Обомлев от страха, подёргала за край юбки. Ничего. И тут её словно прорвало. Она заревела во весь голос и стала трясти бабушку, хватая то за руки, то за плечи. Бабушка открыла глаза, непонимающим взглядом посмотрела на плачущую внучку. Лицо её испуганно вытянулось. Она охнула, и схватилась за сердце.
– Беда что ль какая?
Отрицательно покачав головой, Нюта только и смогла что пробормотать:
– Ты не умерла?
– Ох ты, Господи! Смерти моей ждёте? Небось без меня веселее будет? Вот бестолковая!.. И когда ж от вас покоя дождёшься!
Бабушка с трудом поднялась.
– Сколько мне ещё эту муку терпеть? – причитала она, отыскивая ногой калоши.
Нюта помогла ей надеть калоши и, вцепившись в бабушкину широкую юбку, расплакалась.
– Ну будя рыдать, – отцепила бабушка внучкины руки. Думать прежде надо, потом делать. Иди отсель. Не мешай.
Вот и верь после этого людям! Самое обидное, что когда Нюта в слезах выскочила из комнаты, Нинка и сестра покатывались со смеху. «Фашисты! Вот вы кто!..– в отчаяние выкрикнула Нюта.
Она заметалась по двору, не зная куда спрятаться от этих злюк, потешающихся над её доверчивостью.
Солнце стояло в зените – разгар жары. Духота была просто невозможная. В малиннике было как в бане. Её так разморило, что незаметно она словно поплыла в тягучей дремоте и не услышала, как хрустнула сухая ветка, и бабушкино озабоченное лицо прояснилось.
– Слава тебе, Господи, нашлась.
Она отёрла концом сбившейся косынки пот и, сняв передник, отёрла им внучкино лицо.
– Умаялась, сердечная. Вставай! Угоришь!
Нюта болталась, словно тряпичная кукла, не в силах разлепить опухшие веки.
– Искусанная, покарябанная,.. носит тебя нерадивую, – приговаривала бабушка, волоча Нюту за собой.
Спала долго. Вздрагивая худеньким тельцем и поскуливая, совсем как их пёс Букет, когда набегается. Она не знала, что Вальке попало вожжами, и та, снова сбежала к бабушке Паше, обещав, что никогда не вернётся домой, где её не любят. Она же пошутила, а эта дура шуток не понимает. Но бабушка была непреклонна: такими делами не шутят. Даже коту досталось, чтобы не крутился под ногами.
Бабушка сходила к колодцу набрать воды, налила коту, курам, сама выпила целую кружку и, немного успокоившись, взялась вязать щётки.
Нюте снились кошмары. Злобные пластилиновые рожи кружились вокруг. Они расплывались, вытягивались, хохотали; тыкали толстыми пальцами в лицо, приговаривая: «Разбудила больную бабушку! Наказать её!»
Нюта закричала и проснулась.
– Бабушка, ты простишь меня? Я тебя так люблю…
Они сидели на крыльце в тенёчке. Нюта хлюпала носом и прижималась к бабушкиному боку.
– Ну, хватит уже. Любишь поплакать. Разве можно всё на веру принимать. А если б меня инфаркт хватил? Я тебе ещё нужна. Без меня Валька тебя совсем замордует.
– Ба, я тебя зову – не отвечаешь. Я ж не думала, что ты так крепко спать можешь. Вот и испугалась.
– Что ж, крепко? В кои-то веки заснула от души… И выбрали ж момент.
– Валька сказала, что ты помираешь…
– И когда вы только помиритесь?
– А с ней хоть мирись, хоть нет – всё одно…
– А пропадала всё утро где?
– Сначала к деду Тишке сбегала. Его Мурка котят принесла. Посмотреть хотелось, какие они. Потом с братом во дворе гуляла.
– Ну и какие котята?
– Не успела. Он их уже утопил.
– Что-то день у тебя неудачный нынче.
– Нинка сказала, что полнолуние. А в полнолуние всегда что-то нехорошее случается.
– Ох и дурят они тебя, доверчивая ты моя душа.
Бабушка сбросила калоши, в которых ходила с весны до глубокой осени, посмотрела на опухшие ноги и, кряхтя и охая, поднялась.
– Надо ж, как отекли. Как у слона стали. В воду их что ли?
– А давай я воды принесу и в тазик налью? – подскочила Нюта.
– А в колодец не свалишься?
Но Нюта уже снимала ведро со штакетника.
– Да погоди ты, суета… Может на речку сходить, охолонимся?
Нюта замерла на месте, не веря своему счастью. Неужели бабушка не шутит? Ходить с бабушкой в лес или на речку – подарок для Нюты. Если в лес она её брала часто, то на речку, почему-то очень редко. Вообще-то она подозревала, что бабушка просто стесняется показываться голиком даже перед ней, потому избрала себе местечко в далёкой заводи, среди кустарника. Там редко кто бывает, если только не рыбаки. Но днём жарко, и их там точно нет. Но она не будет смотреть на бабушку, а будет просто барахтаться в чистой воде, без пиявок и тины. От такого счастья можно сойти с ума. Да и вообще она думала, что за свой неразумный поступок будет наказана, а тут такое… Наверное луна сжалилась над ней. Вот бы она ещё наказала сестру и подругу. Хотя они уже и так наказаны, ведь не их бабушка берёт с собой, а её.
– Вот вам! Так вам и надо! – показывала она дули поверженному противнику.
Нюта закружила свой победный танец вокруг бабушки.
– На твоё любимое место? Ура! Я давно мечтала. Там такое хорошее дно, и кувшинки повсюду!
Бабушка тихо посмеивалась, глядя на расходившуюся внучку.
– С вами не только не соскучишься, а толком и не помрёшь. Пошли уже, докука.
Две маленькие фигурки удалялись по пыльной тропинке к дальнему водоёму, где среди лозняка и кувшинок находилось любимое бабушкино место. Нюта искупается сама, потрёт спину бабушке, нарвёт кувшинок и забудет про полнолуние и неудачный день. Босые ноги загребали горячую дорожную пыль, солнце уже не казалось таким палящим, дорога предвещала чувство радости и удовольствие. А главное, с ней была её любимая бабулечка, живая и невредимая.
Лето детства! Ты так быстро убегаешь от нас, что мы не успеваем за тобой. Весёлое, нарядное, хлопотное и разудалое! И в этой разудалости каждый день заряжает на новые радости и новое познание жизни. За кажущейся весёлостью прячется много из того, что потом самым серьёзным образом проявится в будущей жизни.
Лето не кончилось. И впереди у моих друзей много интересного и познавательного, о чём они и расскажут в своих посиделках на брёвнышках с большой горбушкой в руке
– Нинка, выходи гулять!
Это уже я кричу своей подруге в раскрытое окно. В моей руке необъятная горбушка хлеба, в кармане переспелый огурец, с которого мы сделаем поросенка, ставя на ножки из спичек, а потом «зарежем» и съедим. Всё как у взрослых. И разговор пойдёт взрослый – о планах на завтра.
– Привет!
А вот и Колька. На смуглом самодовольном лице усмешка.
– Чё, бабьё?! Лето кончается, а мы ещё ни в один поход не ходили. Может, завтра на Затон рванём? Или за папоротником? А может за диким луком? А? Ты как Фомка? Куда?
– А мне без разницы, лишь бы дома не сидеть. На те, угощайтесь, горяченькие…
В поход за диким луком
Высоко в небе парил кобчик. Широко раскинув мощные крылья, он стремительно набирал высоту, затем, задержавшись на мгновение, пикировал вниз, чтобы писав круг, медленно проплыть над высокой травой, отыскивая себе добычу.
– Мышкует, – произнёс Колька, задрав голову и приставив ко лбу ладонь козырьком. – А может сусликов отлавливает.
Нюта и Нинка тоже наблюдали, как кобчик сделал очередной заход для пикировки.
– Что, притомились? – повернулся Колька.
– Есть и пить хочется, – унылым голосом произнесла Нинка, – аж живот подтянуло. Перекусим что ли?
– Ещё чего, потопали. До места дойдём, там и поедим.
И он ускорил шаг.
Они сегодня решили сходить за диким луком, что рос на Гусевом бугре. Этот самый бугор располагался недалеко от села, но идти до него было неудобно; нужно долго кружить, обходя небольшие водоёмы, где любила купаться вся деревенская ребятня.
Был конец мая, погода стояла теплая. Жары ещё не было, но и дождями природа не баловала. На лугах уже набирало силу разнотравье; появились первые ромашки, цвели липкие малиновые дегтярики, мелкая голубая вероника, душистый клевер и ещё много всяких незатейливых цветов, названия которых ребята не всегда знали. Путь пролегал через заповедный луг, обнесенный со стороны дороги изгородью из жердей, чтобы скот не потоптал траву. Скашивали его позже всех покосов, когда пчела уже собрала свой первый мед. К этому времени луг набирался таким разнотравьем, что вечером, когда спадала жара, аромат цветения достигал села. Пчелы трудились без устали, гул стоял бесконечным фоном и затихал лишь с заходом солнца. По утру луг серебрился от росы и переливался всеми цветами радуги. И лишь Гусев бугор среди всего разнотравья, выделялся невзрачным зеленовато-серым цветом.
Нюта ещё ни разу не ходила за диким луком, и ей было интересно узнать, от чего бугор такой невзрачный. Тропинки не было, шли, как бог на душу положит. Впереди Колька, следом Нинка, а замыкала, как всегда Нюта. Трава высокая и густая, ноги путались в ней, идти было очень трудно, но ребята упрямо двигались к цели. Нюте очень хотелось нарвать букет цветов, но она понимала, что безнадежно отстанет, а ждать её вряд ли будут.
«Ладно, потом нарву», – решила она, догоняя ушедших вперед друзей.
– Смотри, смотри, – закричала Нинка, – словил- таки суслика,.. или мышь…
Они остановились и уставились в небо. Знакомый силуэт птицы улетал в сторону реки, где росли тал и верба. В его когтистых мощных лапах кто-то извивался и пищал жутким предсмертным писком.
У Нюты сжалось сердечко.
– Как кричит! Бедненький…
– Подумаешь, суслик, – Колька сплюнул в сторону, – пусть не зевает, кобчику тоже есть хочется.
– А мне всё равно жалко суслика, – не сдавалась Нюта,– ему тоже жить хочется, да к тому же больно. Ты видал, какие когти у кобчика?
– Жалостливая нашлась, – презрительно скривил рот Колька. – Всём мяса хочется, правда, Нин! Ты как будто мясо не любишь?
– Почему не люблю? Люблю, – потупилась Нюта, – но я же ни кого не убиваю.
–Так другие убивают. – продолжал напирать Колька. – Какая разница кто убил? Но убил же? И ты знаешь об этом и всё равно ешь. А тут суслик какой-то… Их вон развелось чёрте сколько.
– Ладно вам, завелись, как будто говорить не о чём, – встряла молчавшая до сих пор Нинка. – Ты, Козак, как репей, слова сказать лишнего нельзя. Ты же знаешь Нютку, чего цепляешься. Она вон зимой, когда её отец поросенка резал, аж за кладбищенский бугор убежала и рыдала там как маленькая.
– Так он визжал на всё село, – дрожащим голосом произнесла Нюта.– Я что плясать от радости должна, когда его режут?
– А чо! Это ж праздник! Печёночка, холодец… – облизнулся Колька, – вкуснятина. Я бы счас даже старый кусочек сала проглотил.
– Безжалостный ты! А если б тебя резали?
– Дура ты, что ли? На то он и паця, чтобы его резать и есть. Что от твоей жалости толку? – Глубокомысленно заключил он, с презрением глядя на обиженную Нюту.
–Да хватит вам, надоели! – Нинка сорвала высокую травинку и по очереди постукала друзей по спинам. – Я об этом не думаю. Раз выращивают скотину, чтобы резать и есть, значит так и надо, чего тут спорить. Не будем мы резать, другие будут, какая разница. Чего вы сцепились? Смотрите, – показала она рукой, – вот и бугор, уже почти пришли.
«Всегда так, как кого пожалеешь, так ещё и виноватой становишься, – недовольно подумала Нюта. – А ну их, больше никогда и слова не скажу, фашисты они, никого им не жалко».
Бугор и вправду оказался рядом. За спором и не заметили, как дошли. Он и в самом деле был невзрачный. Мелкий, сероватого цвета песок да скудные серебрились кустики полыни – вот и вся красота.
– Надо же, – разочаровано произнесла Нюта, – какой некрасивый!
– Красивый или нет, лук ищите, – скомандовал Колька. Мамка сказала, что его тут много должно быть, если ещё не весь порвали. Вы вдвоем лезьте на бугор, а я обойду его. Как найдёте лук, свистните.
Девочки поползли на вершину бугра. Идти оказалось на удивление трудно. Песок уходил из-под ног, мягкий, словно пух.
Взобравшись на вершину и отдышавшись, они повернулись в сторону села. Вид открывался просто чудесный.
– Глянь, Нин, Мазеповка наша совсем маленькая…
–А вон и Глубокое, – Нинка кивнула в сторону речки. – И ребята там купаются. Вот бы сейчас искупаться….
– А вон там, – послышался голос подошедшего Кольки, – дорога к Сейму. Мы с мамкой по ней до Сейма дошли, а потом на катере в город ездили. Красота! Катер большой, двухэтажный, «Фролов» называется. Мне очень понравилось на нем плыть. Уговорю мамку ещё съездить. Ну что, не нашли ничего?
Девочки отрицательно покачали головой, не отрывая взгляда от панорамы.
– Я тоже ни фига не нашёл. Так, несколько штук, и то он дохлый какой-то. Пойдёмте на другую сторону, может там есть.
Они ещё немного постояли на вершине бугра и принялись искать лук. Лука оказалось совсем немного, видимо, до них тут уже побывали, или же его время закончилось. Перья у него были узкие и длинные, сама головка маленькой и сладкой. Почистив его, ребята достали из сумки свои припасы и сели обедать. Это был самый вкусный обед, который Нюта запомнила надолго.
– Какие мы молодцы, что пришли сюда, – с восхищёнием произнесла она.– Я и не думала, что будет так интересно.
– Это всё я, – важничал Колька. – Без меня, вас бы не отпустили. И чего только я вожусь с вами? Сам не пойму…
– Потому что нами ты можешь командовать. Мальчишки командовать тебе не дают, вот ты на нас и отдуваешься, – поддела его Нинка. – Так что не больно воображай.
– Куда мы в следующий раз пойдём? – спросила Нюта, виновато посмотрев на Кольку
– За папоротником, – ответил тот и важно сплюнул.
Где растет папоротник
Июнь стремительно набирал силу. Днем парило от избытка влаги, вечером же, как по заказу, над Мазеповкой проносились короткие ливни с грозами. С луга тянуло сыростью. Вечерами на нём стелился густой туман. Приближался день летнего солнцестояния. Трава стояла по пояс, пышно цвела липа. В палисадниках пёстрыми группами выступали высокие разноцветные мальвы. Из их колокольчатых цветков девочки делали куколок. Зацветал любимый картофель. Мощная листва свёклы радовала хозяек, хороший прикорм скотине. Да и фасоль и капуста, без которых немыслим крестьянский стол, тоже хороши. Селяне радовались, глядя, как всё растёт и завязывается, одного опасались: как бы дождь не замочил землю совсем, так и погнить могут овощи, тогда беда будет.
Нюта с друзьями сидели на бревнах под раскидистым клёном, что рос возле Нинкиного дома. Как обычно в руках каждый держал по горбушке хлеба, натёртого чесноком, а сверху густо смазанного нутряным свиным салом. Они молча жевали, переглядываясь довольными личиками.
Первым нарушил молчание Колька, проглотив последний кусок хлеба и вытирая жирные пальцы о штанину.
– Ну что, пойдем сегодня искать цветок папоротника? Думаю, дождя больше не будет.
– А вдруг всё же пойдет? – повернулась к нему Нинка. – Вон, гляди, какая туча над Затоном висит – черная, как деготь.
– Не, то не наша туча. Наша со стороны Рыльска движется, а эта на Бупел погнала, вот увидите, – утвердительно качнул головой Колька.
Они уже давно собирались посмотреть, как цветёт папоротник, но всё не могли выбраться, мешал дождь. Сегодня первый день, когда дождя не было. Взрослые уже давно подсмеивались над ними, спрашивая, где их цветок, что очень обижало ребят.
– В общем так, – Колька утер рукавом нос. – Расходимся, а как коровы пройдут, собираемся опять. Пойдём в лес, что за колхозным садом. Обувайтесь в резиновые сапоги, после дождя ещё мокро. Я возьму отцов фонарь, он мне обещал дать, а то ничего в темноте не увидим. Кажется, всё.
Колька ушёл, а девочки продолжали сидеть.
– Нин, – подала голос молчавшая до сих пор Нюта, – ты не боишься идти? Темно ведь в лесу.
Нинка помолчала дольше обычного:
– Вообще – то немного боюсь, но так не очень, просто по траве мокрой идти не хочется.
– А давай не пойдем, – предложила Нюта подруге. – Скажем, что родители не пустили.
– Ты что! – Нинка даже привстала.– Колька тогда совсем с нами водиться перестанет. Он с самой весны как заладил про этот папоротник, прочитал про него, так до сих пор успокоиться не может. А тут ещё взрослые подкалывают. Валька твоя так совсем его засмеяла, Сусаниным называет. Где твоё сопатое войско, спрашивает. Ты ж Кольку знаешь, если втемяшил себе в голову – не отступит.
–Пусть бы сам и шел, – вздохнула Нюта и добавила, – даже не знаю, кого больше боюсь, темноты или Кольку.
– Да ладно тебе, – поднялась Нинка, – чего её темноту- то бояться, вот только если упырей. – Она почесала лоб и спрыгнула с бревна. – Пошли по домам, стадо идет.
Вздохнув, Нюта сползла с бревен и поплелась домой.
Во дворе бабушка готовилась к вечерней дойке коровы. Она не обернулась на внучку, а сосредоточенно мыла цинковое ведро для молока. Нюта остановилась позади неё, соображая, спросить или не спросить, кто такой Сусанин. Наконец решилась.
– Бабуш, а кто такой Сусанин?
Замерев на секунду, бабушка выпрямила спину и, рассеянно посмотрев на Нюту, переспросила.
– Какой Сусанин? У нас на селе таких нету, откуда ты взяла?
– Да это не я взяла, это Валька Кольку так назвала, вот я и думаю, кто это…
– Нашла, кого слушать, Вальку. Она что зря городит, а вы рты разинули. Что ты свою сестру не знаешь?
– Ну почему она тогда сказала: Сусанин, где твоё сопатое войско? Он что военным был? – предположила девочка.
– Дался он тебе этот, как его…
– Сусанин, – подсказала Нюта.
– Не знаю я такого военного. Суворова знаю, а его нет.
Бабушка, отставив ведро в сторону, внимательно посмотрела на нее.
– Ты чего такая сумерная. Случилось чего?
– Да нет, просто мы сейчас за папоротником пойдем.
– Удивила. Вы уже с весны за ним ходите. Расхотелось что ли?
– Боюсь я, – выдохнула Нюта и опустила голову.
– Вот те раз, чего ж ты боишься то. Волков у нас не водится. А больше бояться нечего. Ну, если не хочешь – не иди, тебя ж не неволят.
– Нельзя… Колька совсем съест. Он и так кричит на нас: «Трусихи несчастные, надоело мне с вами возиться». Если я не пойду, то они с Нинкой больше меня никуда не возьмут. С кем мне играть тогда! Нет, идти придется.
Бабушка с жалостью посмотрела на Нюту и, вздохнув, произнесла:
– Не бойся ничего, внучечка, наш лес нестрашный. Я вон сколько лет хожу, бог миловал- плохого не случалось. Ну мне пора доить корову.
И она двинулась навстречу корове Зорьке, которая вошла во двор и тягуче мычала, призывая бабушку к себе.
Колька уже сидел на брёвнах, строгая палку ножиком. Последней вышла Нинка. Вслед ей слышался недовольный голос матери:
– Ну надо же, надумали, на ночь глядя, зателёпаются, как собаки. Совсем ума нету…
– Завелась, – Нинка вытащила из кармана пышку и стала разламывать её на три части.
– Не пускала? – Колька взял протянутую Нинкой часть пышки.
– Да нет. Это она просто с отцом поругалась, и мне перепало. Пошли.
Ночь уже опускалась на землю. Исчезли тени от деревьев и домов. Край неба, где заходило солнце, едва окрашивался остатками заката. Но полной темноты не наступало, зарево как будто подсвечивало ночь. Сладко пахло цветущей липой, свежей травой; с реки потянуло прохладой.
– Я же сказал, что дождя больше не будет. Не верили?
Проулок миновали быстро. В центре села, у клуба, собиралась молодёжь на танцы. Фонарь, висевший на столбе, освещал пятачок танцплощадки, с динамика неслась весёлая песенка про черного кота. За освящённым местом из темноты слышались громкие голоса, хохот.
