Читать книгу: «Ныряльщица за жемчугом», страница 2
– О чем ты говоришь? Учебный год заканчивается. Новый набор только в конце августа будет.
Но в бассейн Изабель все же попала.
Как-то няня заболела, а у мамы в этот день была аквааэробика, вот и взяла дочку с собой. Провела мимо строгой тети на входе, усадила в холле на диван, дала куклу, раскраску, фломастеры и строго наказала никуда не отлучаться. А толстого дядю-охранника попросила, чтобы присматривал: «Она девочка сложная, по-русски плохо понимает».
Тот сначала старался: разговаривал с ней медленно, чтобы она все слова разбирала, дал конфету. А потом вдруг что-то случилось – машину, что ли, на парковке поцарапали. Началась суета, толстый охранник, контролерша, даже строгая тетя, что выдавала смешные целлофановые тапочки под названием «бахилы», разбежались. Девочка осталась в холле одна и, конечно, не удержалась. Вскочила с дивана, прижалась носом к стеклянной двери, за которой искрилась вода, а потом – словно в спину кто-то толкал! – проскользнула внутрь, в огромный зал, и застыла в восхищении.
Прямо перед нею, на одной из искрящихся под ярким искусственным светом дорожек, порхали бабочки. Безумно красивые, изящные, тонкокрылые. В первую секунду Изабель показалось, что это не люди, а эльфы танцуют. Но присмотревшись, разобрала: в воде плещутся девочки, по возрасту почти такие, как она, а у бортика стоит женщина и – словно фея! – выбрасывает из огромного мешка разноцветных зайцев, медведей, тигрят и при этом громко кричит:
– Ныряем, деточки, ныряем за игрушечками!
Простейшее и очень интересное задание.
Но девчонки – дрожат, пищат. Одна плачет. Игрушки медленно тонут. Хотя чего бы не погнаться за ними, не подхватить с водной глади? Или не нырнуть? Совершенно не опасно. Воды в бассейне – от силы по плечи. Зайцы, медведи, тигрята отчетливо видны на дне. Изабель еле удержалась, чтобы не рассмеяться. Чего, интересно, русские себя храбрыми считают? Лично она – давно, еще в четыре года! – без проблем ныряла на самую настоящую глубину. И не в какой-то жалкий бассейн – в океан. Сначала просто для удовольствия, а потом мальчишки постарше придумали: туристов развлекать. Бросали с двухметрового обрыва ярко-красный стеклянный камушек. На белоснежном песке его видно отчетливо, но старые дядьки и тетьки с фотоаппаратами всегда пугались, когда девочка рыбкой погружалась с морскую пучину. А когда она со своим трофеем выныривала – с восхищением аплодировали. И давали, кто не жмот, денежку или конфетку – для вечно голодной Изабель неплохо.
У Изабель аж руки затряслись, до того ей захотелось ощутить волшебное прикосновение воды. Задержать дыхание и привычно изумиться, до чего сладок воздух, когда выныриваешь. Она тоскливо смотрела на девчонок и готова была зарыдать.
На нее никто не обращал внимания – ни тренерша, ни юные спортсменки. Только уборщица, прокатив мимо свою тележку, прошипела: «Разносят тут грязищу в уличной обуви!» Но выводить не стала – прошлепала мимо.
Выскользнуть бы прочь, пока не заметили, но не было сил оторваться от удивительного зрелища. И, конечно, она упустила момент, увидела, как навстречу торопится давешний толстый охранник.
Девочка затравленно посмотрела на стража, а он что-то выкрикнул, но она не поняла, зато безумно испугалась, отступила от толстого дядьки, поскользнулась – и неудачно, спиной, рухнула в воду.
Толстый охранник что-то выкрикнул – голос перепуганный, злой. А Изабель набрала в легкие побольше воздуха и нырнула. Вода в бассейне совсем другая, нежели в океане, – не выталкивала, но тянула на дно. И воняло чем-то противным. Но все равно восхитительно. Жаль, что продлится чудо считаные секунды.
Изабель никогда не закрывала глаза на глубине и сейчас сквозь толщу воды прекрасно видела перекошенное от страха и ярости лицо охранника… перепуганную физиономию тренерши. Взрослые бестолково суетились, бросали в воду спасательный круг, а юные спортсменки брызнули от нее врассыпную, будто она чумная.
Зато под водой – тихо, хорошо. Безопасно. Потому Изабель совершенно не спешила выбираться на поверхность. Неторопливо, с удовольствием поднырнула к утонувшему игрушечному медвежонку, подняла его и прижала к груди. Проплыла еще и наконец вынырнула на поверхность.
– Жива! Жива! – истерическим, бабским голоском заверещал охранник.
А Изабель неторопливо поплыла к бортику. Когда выбралась, на нее сразу налетели, стали укутывать в полотенце, щупать пульс, оттягивать веко.
Мужчина в белом халате строго спрашивал:
– Тебя тошнит? Голова кружится?
Другой дядька – в костюме – возмущенно наступал на охранника:
– Ребенок! Упал! Не умеет плавать! Тонул! Почему допустили?!
Тот опустил голову, трясся, словно щенок, что-то виновато бормотал, и девочке стало его ужасно жалко. Она оттолкнула надоедливого врача, выступила вперед и громко проговорила:
– Я сама прыгнула! И не тонула! И вообще я могу под водой сколько угодно просидеть!
Грозный дядька оставил в покое охранника и переключил внимание на нее:
– С кем ты сюда пришла?
Сейчас, наверное, и маме достанется за то, что оставила ее в холле одну. Изабель опустила голову, мучительно думая, как бы вывернуться.
Но тут сквозь обступившую ее толпу протолкалась тренерша – та, что учила пугливых девчонок вылавливать из воды игрушки, взяла девочку за подбородок и спросила:
– Кто учил тебя нырять?
– Мальчишки, – пробормотала Изабель.
– А сколько тебе лет? Спортом каким-нибудь занимаешься? Где живешь?
– Шесть. Нет, уже семь. Фигурным катанием. На Кубе, то есть в Москве, – залепетала в ответ Изабель.
– Фигурным катанием? На Кубе? Ф-фу, ничего не понимаю, – тряхнула головой тренерша. – А что такое синхронное плавание, знаешь?
– Нырять за игрушками? – с готовностью подхватила Изабель.
– Ну, почти, – улыбнулась женщина. – Приходи ко мне на тренировку, я все тебе объясню.
– Да, спасибо, обязательно! Я приду! – счастливыми глазами посмотрела на тренершу девочка.
– Вот и чудненько. Тогда жду тебя завтра к семи утра. Да, кстати, у тебя со здоровьем как?
– Все хорошо. Я сама себя закалила. Теперь могу мороженого хоть пять порций съесть, и горло даже не заболит, – похвасталась Изабель.
– Вы с ума сошли, Галина Васильевна! – проскрипел мужчина в костюме. – Семилетку в спортивную группу берете? В конце года? Без медицинской справки?!
– Зато она в воде полторы минуты просидела, – с восхищением произнесла тренерша и подмигнула Изабель: – Ты у меня еще звездой станешь.
Мама, конечно, ужасно рассердилась. Мало того, что Изабель напроказничала в бассейне, так еще новая блажь – попросила немедленно купить ей купальник, а завтра повести на тренировку.
Изабель использовала все свое красноречие:
– Но, мама! Синхронное плавание – это восхитительный, самый лучший вид спорта. Красивейший в мире!
– Ты ровно то же самое говорила несколько месяцев назад про фигурное катание, – пожимала та плечами. – О᾿кей. Я с большим трудом устраиваю тебя в секцию, хотя набор давно закончен, покупаю коньки, все эти платья, вожу на тренировки, плачу немалые деньги. Да еще выслушиваю твои бесконечные жалобы, что тебе холодно, что тебе сложно.
– Но сейчас будет совсем по-другому, я обещаю!
– Да, конечно. Проблемы начнутся другие. Вода мокрая, хлорка едкая. Да и вставать в шесть утра будет совсем не просто, ни тебе, ни мне.
Изабель опустила голову. Это правда. «Счастливый человек никогда не просыпается по будильнику», – говорили в ее родном квартале. Но тренер, Галина Васильевна, сказала:
– А я тебя беру – в группу спортивную. С перспективой. Потому что у тебя талант, девочка!
До чего приятно было это слышать. Не то что в фигурном катании, где ее все дразнят слоненком.
А мама – та еще поймет, что была неправа. Когда Изабель станет в синхронном плавании самой-самой знаменитой чемпионкой.
Глава вторая
– Только квартирным вопросом занимайся сама, – сразу заявил Полуянов.
– Димочка, а я разве против? – удивилась Надя.
Она настолько была рада, что журналист наконец предложил съехаться, соединить жилплощадь и судьбы, что и коробки во время переезда готова таскать – лишь бы любимый не передумал.
А продать две маленькие квартиры и купить одну большую взамен вообще, казалось Митрофановой, элементарное дело. Народ ведь у нас все больше разъезжается, «рубит» трех-четырехкомнатные на маленькие «однушки» с «двушками».
Надя решила, что даже без риелтора обойдется, – зачем лишние деньги тратить? – и сама подала объявления.
Ох и веселье началось, когда их опубликовали! Шквал звонков, толпы народу – по телефону вдохновенно врали, что покупатели, а на деле оказывались риелторами. Квартиры даже толком не рассматривали, немедленно заводили одну и ту же песню:
– Дом старый, подъезд грязный, планировка устаревшая. Нужно цену снижать, причем радикально. А то очередной жилищный кризис грянет, вообще тогда останетесь у разбитого корыта.
Но Надя-то мечтала на вырученные деньги хорошую четырехкомнатную купить. Да еще чтобы на переезд хватило, на ремонт, пусть минимальный. Неужели из затеи ничего не получится?
– Не нравятся никому наши квартиры, – грустно докладывала она Полуянову.
А тот вроде и не расстраивался. Наде вообще уже начало казаться, что Димка будет рад, если из их обмена ничего не получится. Зря, похоже, она понадеялась на обручальное кольцо и, в ближайшей перспективе, на младенца.
Димке претензий пока не высказывала – страдала молча.
Но Полуянов удивил.
Однажды вечером вдруг явился вместе с дядечкой крошечного росточка, патлатым, немытым, картавым.
– Вот, Надюха, знакомься, – представил он его, – Аскольд Иванович. Лучший в Москве «черный маклер» и вообще гений квартирных афер.
– Афер? – опешила девушка.
– В хог’ошем смысле, – по-ленински раскатывая «р», заверил сомнительный тип. И – как Ильич! – хитро подмигнул: – Давай, Надежда, уж не знаю, Константиновна ты по батюшке или кто, собирай на стол. Сделочку спрыснем.
– Какую сделочку? – окончательно растерялась она.
– Что значит «какую»? Продажу! Ваших с товарищем Полуяновым хором, – усмехнулся «черный маклер». – Месяца не пройдет – улетят обе жилплощади, – заверил он. – Гарантирую, что с вашими благостными хибарами проблем не возникнет. Вот вчера квартирку спихнул – это я понимаю. Совладельцы – один в «дурке», второй на зоне. Кухня вся выгорела – они там «ханку» варили. Но ушла на сотню штук выше рынка.
– Ладно тебе, Аскольд, не кокетничай, – потрепал гостя по плечу Полуянов. – У нас тоже: в одной квартире плантация клубники, а во второй потоп.
– Да це ж разве недостаток? – радостно завопил Аскольд. – Понимаю, если б у вас трупный запах не выветривался. У меня однажды было – покойник на жилплощади почти два месяца пролежал! И ничего, тоже купили.
Надя болтуна даже всерьез не восприняла – накрыла быстренько на стол, оставила мужчин и ушла к телевизору.
Но только на следующий день Аскольд явился снова. Да не один – привел на просмотр сразу троих покупателей. А завтра потребовал вместе поехать, Димину квартиру показывать.
– Когда народ подойдет, рот держи на замке, все переговоры только через меня, – строго предупредил он Надю.
И вел себя, на ее взгляд, просто безобразно. Постоянно поглядывал на часы, на вопросы покупателей отвечал, будто оказывал великую милость. Плоско шутил: «Когда будете за квартиру драться – пожалуйста, не здесь, выходите на лестницу». Что интересно, люди терпеливо сносили его грубости, а один – чуть не в рот ему заглядывал.
И только на третьем просмотре Митрофанову царапнуло: вроде этот же покупатель приходил к ней вчера! Да и позавчера, кажется, тоже.
Когда спросила Аскольда, тот захихикал:
– Чего? Только сейчас скумекала? Мой фирменный метод! Главное – создавать здоровую конкуренцию. Мишаня – кто со мной на показы ходит, – когда-то в опере пел, знает, как в глаза пыль пускать. И берет недорого. Бутылки в день ему достаточно.
Самое удивительное, что авторский подход – на Надин взгляд, грубейший и примитивный – сработал до чрезвычайности быстро. Как Аскольд и предрекал, месяца не прошло, а за обе их квартиры вручили задатки. Да еще удалось договориться, что сделки по продаже их с Димой недвижимости пройдут в одном банке и в один день.
– Теперь, Надежда Батьковна, ты в игру вступай, – велел ей маклер. – Подстраивайся к цепочке: чтобы одновременно вам покупку оформить.
– Аскольд Иванович, – разохотилась она, – так, может, вы – с вашими талантами! – сами нам альтернативную квартиру найдете? Получше и подешевле?
Но дядечка метнул на нее взгляд, исполненный ужаса:
– Даже не думай. Не мой профиль. Г… по цене конфетки продать – это да, это я умею. А гнездышко себе сами ищите, чтобы потом дядю Аскольда недобрым словом не поминать.
И Надя начала охоту. Каждое утро теперь вставала на час раньше и, даже кофе не выпив, бросалась просматривать квартирные базы данных – не появилось ли что-нибудь новенькое? Прекрасно изучила плюсы и минусы кирпичек с монолитами, досконально разобралась в транспортном сообщении родного района Медведково, знала, какие дома в ближайшие годы ждет капитальный ремонт. Почти ежедневно – сама, не дергать же по таким мелочам Полуянова! – ездила на показы. И постоянно попадала в какие-то хибарки – хотя во всех объявлениях обязательно писали про «евродом» и «евроремонт».
Когда пожаловалась Аскольду, тот фыркнул. Нужно, мол, уметь читать между строк. И понимать: фраза «светлая, солнечная квартира» означает – окна выходят на юг и летом солнце шпарит так, что дышать невозможно. А элегантное заявление о том, что «жилье готово к воплощению ваших самых смелых дизайнерских фантазий», переводится: «в наличии имеются лишь голые стены».
Впрочем, даже если квартира на первый взгляд выглядела прилично, Надя не спешила показывать ее Полуянову. Прежде приезжала по адресу еще раз. Совершала прогулку по кварталу, болтала с соседями, на нужный этаж обязательно поднималась пешком. И, как правило, обнаруживала до крайности неприятные недостатки. Букмекерскую контору в соседнем подъезде. Наркоманский притон в доме напротив. Одна квартира (в объявлении значилось: «из окна вид на прекрасный, старинный парк») и вовсе была с подвохом, потому что парк оказался больничным, а ближайшее к жилью здание – моргом, возле которого шесть дней в неделю теснились катафалки и рыдали безутешные родственники. (А она, наивная, еще удивлялась, почему риелтор настаивал явиться на просмотр именно в воскресенье, – это единственный день, когда похороны не проводятся.)
В общем, ни единой пока «квартиры мечты» ей не встретилось.
А покупатели на их жилье, между тем, взялись бунтовать. Как ни обрабатывал их Аскольд, выдвинули ультиматум: «Еще неделю ждем, а потом извольте вернуть аванс».
Но не могут ведь они с Полуяновым отправиться бомжевать? Беспечный Димочка, правда, предлагал:
– А что? Очень романтично. Поживем в гостинице!
Но практичная Надя идею отмела на корню. У нас, увы, не Америка. Склады, куда можно временно свезти мебель, пусть имеются, но цены там такие, что проще шкафы с сервантами сразу вынести на помойку.
Однако девушка заверила покупателей, что в самые ближайшие дни они будут готовы выйти на сделку. И удвоила – нет, утроила, учетверила! – силы по поиску нового гнездышка. Уже и на компромиссы пошла: согласилась рассматривать верхние этажи и квартиры, чтобы от метро не пешком, а до двух остановок транспортом. Но пока на заметке имелся лишь так называемый клубный дом (хотя решительно ничего в нем элитарного, просто построен недавно) с «отличной планировкой» (больше половины площади занимали кухня и коридоры). Ну, и еще квартира с «эксклюзивным, дизайнерским ремонтом и антикварной мебелью» – красные с золотом обои, столь же безвкусные диваны с креслами и особая гордость хозяев – унитаз «под гжель».
Димка обе квартиры видел, местоположение, вид из окна и цену одобрил. Но заявил, что кухня площадью двадцать восемь метров (в случае первом), как и лепнина на потолке (в случае втором) ему категорически не нужны.
– Ничего, Надюшка! Все к черту снесем и сделаем ремонт – под себя. Возьмем пивка побольше, воблы и будем с тобой вдвоем обои клеить. Ты в коротенькой юбочке, я – с обнаженным торсом. М-м-м! По-моему, очень романтично, – жизнерадостно пообещал он.
Митрофанова, конечно, в ответ посмотрела на Димочку влюбленным взглядом и с удовольствием ответила на поцелуй, но про себя решила: ни за что! Только капитального ремонта ей не хватало – в связке со столь безответственным товарищем, как Полуянов. Димке сие занятие максимум за день надоест, и ей придется самой закупать отделочные материалы, хватать за руку вороватых прорабов и промывать мозги ленивым гастарбайтерам. Да и денег ремонт съест – ого-го, прощайте на ближайшие несколько лет отпуска на теплых морях и мечты о шубке.
Нет, любой ценой нужно найти что-нибудь подходящее для проживания.
Надя взяла на работе пару отгулов и прибегла к чрезвычайным мерам. Оплатила доступ к платным базам данным квартир – ничего. Распечатала кучу объявлений «куплю квартиру» и развесила их по району – толку тоже никакого. Даже в церковь сходила. Поставила Николаю-угоднику свечку, произнесла виновато:
– Прости, что по такой ерунде тебя отвлекаю. – И попросила послать ей не «отличную», не «шикарную», а просто нормальную квартиру.
Уже на следующее утро в базе данных появилось новое объявление: «Четырехкомнатная квартира. Общая 96, жилая 65, кухня 12. Балкон, седьмой этаж шестнадцатиэтажного кирпичного дома, телефон, паркет, потолки 3,2 метра, окна во двор, ремонт сделан в прошлом году. Продаю срочно, хозяин».
И цена – абсолютно вменяемая!
Надя даже не стала ждать, пока наступит время, уместное для звонков, – позвонила немедленно, в половине восьмого утра.
– Але, – хмуро буркнул женский голос.
– Извините, я вас не разбудила? – покаянно пробормотала Митрофанова.
– Молодец. Вежливая, – слегка подобрела собеседница. И неожиданно спросила: – По профессии ты кто?
– Библиотекарь, – слегка растерялась девушка.
– Интеллигентка. Это тоже хорошо. Риелторов я в шею гоню, они все хамы. Ну, давай, говори, чего интересует.
И без единой запинки ответила на все Надины вопросы: продажа первичная, квартира приватизирована, собственник один, взрослый, на учете в психдиспансере не состоит. Сказка!
А уж когда хозяйка назвала адрес, Надя едва не взвыла от восторга. Дом оказался ведомственным, от Академии наук. Однако, в отличие от самой науки, в упадок не пришел. Жильцы управляющую компанию выбрали с умом. Территория огорожена, во дворе шумят вековые липы, детская площадка новехонькая. На лестничной площадке пальмы, зеркала. Красота! Митрофанова давно на этот дом облизывалась, только прежде квартиры в нем не продавалось.
– Когда можно посмотреть? – еще не веря в удачу, робко попросила она.
– Да хоть сейчас, дочка, приходи, – гостеприимно отозвалась хозяйка.
И Митрофанова даже завтрак Димке не стала готовить – неслыханное нарушение их семейной традиции. Помчалась на просмотр и все ждала, что какой-нибудь подвох да обнаружится.
Может, где-то рядом с элитным домом скрывается овощная база, морг, общежитие, химическое производство? Квартира, несмотря на заверения хозяйки, в аварийном состоянии? Что-то не так с документами? Ведь достойная жилплощадь – жизнь уже научила! – в открытой продаже не появляется. Риелторы налетают, словно грифы, и дальше начинается: оригинал свидетельства о собственности не увидишь, с хозяевами не познакомишься. На просмотр изволь являться вместе с другими покупателями, в назначенное время, а не когда тебе удобно.
Иные хозяева, конечно, пытаются «выключить» риелтора, лишнее звено. Но ушлых коммерсантов гонишь в дверь, а они в окно пробираются. Например, накидывают к цене тысяч сто – и перепечатывают объявление в собственной рекламе. Со своим, естественно, телефоном. Если владельцы начинают возмущаться, делают круглые глаза: «Мы никаких законов не нарушаем! Вам только лучше, если мы вам клиента – за вашу цену! – приведем!» И хозяева, естественно, сдаются.
…Поэтому Надя, готовая к тысяче неприятных неожиданностей, Димку обнадеживать не стала, туманно бросила:
– Посмотрю с утра очередную квартирешку, – и помчалась в дом своей мечты.
Отворила ей дверь бодрая тетка лет под семьдесят. Вида деревенского, с лицом простецким и хитроватым. Ага, сразу забеспокоилась Надя, вот и подвох. Дом принадлежит Академии наук, в хозяевах здесь должны быть как минимум доктора наук, а у дамочки и образования-то высшего, сразу видно, не имеется.
Однако женщина сразу расставила все точки над «i»:
– Я в ихней семье экономка. Но уже столько работаю, что давно свой человек и все практические вопросы за них решаю. Хозяйка, – закатила она глаза к свежепобеленному потолку, – натура творческая, вечно в высоких сферах витает… С чего начнем? С комнат, с кухни?
– Давайте, если можно, с документов, – попросила Надя.
– Как скажешь, доченька, – легко согласилась тетушка. – Меня, кстати, Тамарой зовут. Или Тамарой Кирилловной, если тебе к старшим по отчеству обращаться удобней.
Она усадила Митрофанову в кресло и предъявила полный пакет – от ордера (выдан в махровом 1984 году) до почти новенького свидетельства о собственности. Сама стояла рядом, комментировала:
– Евгений Сазонович, кому квартиру выделили, – это Лизочкин дед, академик. Умер в девяносто шестом, когда по Белому дому палить начали, сердце не выдержало. Тогда и решили приватизировать наконец, а то мало ли что. Прописанных было трое. Собственником сделали Николая Евгеньевича – это академиков сын и Лизочкин папа. А с жены – она, соответственно, Лизочкина мать – взяли отказ от участия в приватизации. Лизочке тогда было восемь лет, ее в собственники не вписывали…
«Ага, а на сделке выплывет, что при приватизации права ребенка ущемлены!» – сразу заволновалась Надя.
Но Тамара Кирилловна уже демонстрировала следующий, тщательно обернутый в пластик, документ:
– В две тысячи шестом Николай Евгеньевич заболел и решил оформить на дочку дарственную. Как он сказал, на всякий случай. – Экономка вдруг понизила голос и заговорщицки добавила: – Они с женой тогда уже плохо жили, вот и боялся, вдруг та после его смерти будет с девочкой за квартиру судиться?
«С душком, похоже, семья», – вновь встревожилась Митрофанова.
Однако и новое опасение домработница развеяла.
– Но Бог – он все сам управил. Николай Евгеньевич свой недуг поборол. Вовремя спохватились, на первой стадии. Да и врачи у них в академической поликлинике хорошие. Беда с другой стороны подкралась. На следующий год, как он поправился, поехали они с женой в отпуск, на Индийский океан. В феврале, когда там шторма. Купаться полезли, а их – накрыло волной. Николай-то Евгеньевич выплыл, а супруга его утонула. Вот трагедия была! – вздохнула она. – Лизочка, конечно, сразу туда полетела, еле смогла отца домой привезти. Он все по пляжу бродил, тело жены искал. Да, тяжело им пришлось…
Но продолжать череду воспоминаний экономка не стала, предъявила очередную бумагу:
– Ладно, вы сюда не байки слушать пришли. Вот свидетельство о собственности. На имя Лизочки. В браке она не состоит и не состояла, детей нет. Никаких обременений или залогов.
Надя взяла документ, но рассмотреть не успела. Ровно в эту минуту затрезвонил мобильник. Димка. Возбужденный, веселый:
– Ну что, Надюшка? Хорошая квартира?
– Да я не знаю пока… – начала Митрофанова.
– Давай там, не придирайся особо, – перебил ее Полуянов. – А то наши покупатели только что звонили. Грозятся сегодня аванс вернуть.
– Как сегодня? У нас ведь еще неделя! – ахнула девушка.
– Понятно, что неделя, но покупатель, сама знаешь, всегда прав. Я у них еле два дня выбил.
– Легко тебе быть таким добреньким! – начала было Надя, но перехватила любопытнейший взгляд Тамары Кирилловны и пробормотала: – Дима, я тебе попозже перезвоню.
– Муж? – свойским тоном поинтересовалась экономка.
– Будущий, – улыбнулась в ответ Надя.
– Ну, для молодой семьи наша квартира вообще идеальная! – заверила Тамара Кирилловна. – Пойдемте, все вам покажу. Вот здесь – видите! – маленькая гардеробная. От спальни отрезали. Перепланировка, разумеется, законная. А рядом – техническая комната. Тоже очень удобно, пусть тесно, но сушилка и гладильная доска помещаются.
Однако больше всего Надю поразила спальня – той самой Лизочки, хозяйки квартиры, 1988 года рождения. Совершенно ничего кричащего и роскошного, зато различных гаджетов напичкано – будто в космическом корабле. Климат-контроль, сенсорные выключатели, увлажнитель воздуха, большой и прекрасно ухоженный аквариум с горбоносыми золотыми рыбками. («Для оптимальной влажности воздуха», – прокомментировала экономка.) Массажное кресло, в нише у окна – парочка новейших тренажеров.
– Лизочка очень много работает, устает, нервничает, – не умолкая, говорила Тамара Кирилловна, – поэтому любит, чтобы дома все было устроено, как она любит. Чтоб все отлажено, все под рукой.
Митрофанова искренне позавидовала неведомой девице. Полюбопытствовала, больше из вежливости:
– А где она работает?
– У Лизочки свое дело, – поджала губы женщина.
Подробней распространяться не стала. По лицу ее – или показалось? – пробежала тень.
– А почему вы квартиру продаете? – спросила она.
– Хотим ближе к центру перебираться. Ужасные пробки. Лизочке на работу ездить тяжело.
Вот удивительные люди! Живут практически в парке. От метро два шага, до Кремля – полчаса, по прямой ветке. Но разве спустится внучка академика Лизочка, избалованная личной гувернанткой и комнатой с климат-контролем, в подземку, к простому народу?
Ну и пусть, пусть переезжают – хоть в центр, хоть к черту на рога! Вместе со своими тренажерами, аквариумом и увлажнителем. А она обставит спальню по собственному вкусу. Вот сюда прекрасно встанет двуспальная кровать, а в нише будет ее будуар…
Нет, все. Рано пока мечтать!
– Когда вы готовы выйти на сделку? – тоном заправского риелтора произнесла Митрофанова.
– Альтернатива у нас подобрана, так что в любой день, как вы сами будете готовы, – отозвалась экономка. – Понравилась вам квартира?
– Да, – не стала лукавить Надя.
Она никак не могла придумать, к чему бы придраться, чтобы появился предлог скидку поклянчить.
Но экономка – вообще фантастика! – сама предложила:
– Если будете покупать, можем немного сбросить. Тысяч сто. Мы с Лизочкой обсудили.
«Беру, беру!» – чуть не завопила Надя, но удержалась и сухо проговорила:
– Пока ничего сказать не могу. Нужно, чтобы сначала муж посмотрел.
Только бы какой-нибудь ушлый риелтор не увел квартиру до вечера – раньше-то Димка подъехать никак не сможет!
Целый день Митрофанова только и думала о вожделенной квартире номер сто восемь. Предвкушала, как станет Димке свою исключительную находку демонстрировать. Засела в Интернете, академический дом изучила со всем тщанием и по дороге просвещала Полуянова: что капитальный ремонт здесь был четыре года назад, лифты стоят фирмы «OTIS», а консьержке нужно платить по четыреста рублей с квартиры.
Димка слушал вполуха, думал о чем-то своем. Только когда вошли в подъезд, поинтересовался:
– Этаж, надеюсь, не первый?
– Седьмой, твой любимый, – улыбнулась Надя.
Поднялись в зеркальном лифте, вышли на чистенькую площадку. Надя уверенно вдавила кнопку звонка. И – в недоумении отступила.
Потому что дверь им отворила ослепительной красоты мулатка. Господи, откуда только взялась такая в заурядном районе Медведково? Будто со страницы глянцевого журнала спрыгнула: копна кудрявых, медового цвета волос перехвачена желтой лентой, цвет лица изумительный – будто какао в аутентичной венской кофейне, ярко-голубые глаза оторочены в бархат безупречно длинных ресниц. Грациозная, гибкая, изящная шея, безупречной формы руки. Ноги, успела грустно подумать Митрофанова, раза в два длиннее, чем у нее.
Полуянов, разумеется, так и застыл столбом. А экзотическая красавица несколько нервно произнесла:
– Вы пришли квартиру смотреть? Можно мне на ваши документы взглянуть?
– Зачем вам? Мы вроде не на сделку пока, – хмыкнула Надя, но паспорт протянула.
Мулаточка стрельнула взглядом на фамилию с именем и сразу воспрянула:
– Я просто на всякий случай! Здравствуйте, Надежда! Мне тетя Тамарочка про вас говорила. Проходите, пожалуйста! А меня зовут Изабель. Я – хозяйка.
– Э… Очень приятно, Дмитрий, – поспешил вмешаться в разговор журналист, с удовольствием подхватывая изящную ладошку. Кажется, собирался поцеловать, но метнул на Надю виноватый взгляд и удержался, лишь пожал хрупкие пальчики.
И – видно, желание обольщать в крови у всех мужиков! – животик сразу подтянул, плечи расправил. Взор (только что был усталым, почти равнодушным) сделался заинтересованным, обволакивающим.
Надя решительно выступила вперед, оттерев Полуянова плечом, и строго произнесла:
– А почему Изабель? Тамара Кирилловна говорила, хозяйку Елизаветой зовут.
– Как? – искренне удивилась мулаточка.
– Елизаветой. Ну, или Лизочкой, – пожала плечами Митрофанова.
– Так это я и есть! – развеселилась девушка. – В детстве так придумали, чтобы дети не дразнились. А то мало что негритянка, так еще и Изабель. Изабель Николаевна. Смешно звучит, правда?
По-русски она говорила совершенно свободно, да и по виду – пусть рафинированная и холеная, но явно наша.
Но только каким образом, – лихорадочно соображала Надя, – у русских (она сама документы на квартиру смотрела!) родителей дочка вдруг оказывается мулаткой? Неужели внебрачный ребенок – в академической, правильной семье! А что, запросто может быть. Тамара Кирилловна, помнится, упоминала: родители Лизочки жили плохо, постоянно ссорились. Из-за внебрачного ребенка, похоже. Кто, интересно, загулял? Жена или муж?
В обычной жизни тактичная Митрофанова никогда не стала бы задавать неудобных вопросов, но когда речь идет о миллионной сделке, не до воспитанности.
– Вы хотите сказать, что являетесь родной дочкой Николая Евгеньевича? – нахмурив брови, уточнила она.
– Как я могу быть родной? – вздохнула красавица. – Я приемная, естественно. Родителей не помню, в детдоме жила. На Кубе. А папа там работал, ну и удочерил меня. В смысле, они с мамой удочерили. Когда мне шесть лет было.
Риелтор, Аскольд Иванович, помнится, рассказывал пару историй: как родные дети судятся с усыновленными. И Надя уже приготовилась выяснить у Изабели, имеются ли у нее сводные братья или сестры. Но Полуянов о серьезном поговорить не дал. Благостно молвил:
– Ну, Изабель, первое впечатление у меня самое благоприятное, – доброжелательным тоном перебил он. – С чего начнем более детальный осмотр?
– Давайте с кухни, – улыбнулась в ответ псевдо-Лизочка. – И заодно чаю выпьем, тетя Тамара шанетки испекла, велела, чтобы я обязательно вас угостила.
