Читать книгу: «Элла покинула здание!», страница 3
Лишь ей одной я позволяла себя ругать, лишь ее одну называла своим другом. Возможно, она считала меня кем-то вроде дочери или внучки. Не знаю. Она звала меня Эллочкой и деточкой, но не более того. Иногда обнимала, крепко прижимая к себе, но в ее взгляде я не замечала ни тоски, ни сожаления. Мы и в последний раз с Фанни не обнялись, просто попрощались до следующего раза, собираясь вместе отправиться за черникой…
Я приходила к Фанни пить чай. Именно она научила меня не только разбираться в нем, но и заваривать. А самой важной частью приготовления чая Фанни считала сбор трав. Она любила самый обычный черный, нежнейший зеленый, но больше – травяной и ягодный. И мы много гуляли, собирая целые корзины всевозможных трав, цветов и ягод. Свою добычу мы сушили, толкли в ступках и запирали в стеклянных банках, а потом, когда начинало темнеть, усаживались за круглый стол на веранде под большим абажуром и долго пили чай. С ягодами, с травами, со специями, с молоком. Над нами кружились звонкие голодные комары, а мы отдувались и хрустели колотым сахаром.
И потом, несколько лет спустя, перебравшись в Вербич и поступив в профучилище, я не могла предать память о Фанни и перечеркнуть все те знания и умения, которые мне подарила эта невероятная пожилая рейяна. Так что на дополнительные занятия я не ходила, а тратила время на то, что посещала городскую библиотеку, гуляла по городу и терроризировала хозяев кофеен и чайных, выискивая тех, кто мог хоть чему-то меня научить. Естественно, записи об этом в моем деле не имелось.
Покатав во рту глоток кофе и несколько раз глубоко вдохнув носом, я сплюнула в раковину. В качестве попавшегося мне кофе я не ошиблась, кардамон его не спас, но я уже придумала план выхода из этого положения и собиралась заняться его реализацией после работы.
– Ваш кофе, – едва слышно пробормотала я, входя в кабинет начальника с подносом.
Белянский на меня даже не взглянул, а что-то мычавший до этого судмедэксперт мгновенно умолк. Неслышно поставив чашки на стол, я унесла из помещения ноги, боковым зрением заметив обреченный взгляд Калтуховского.
ГЛАВА 4
– Ты мне лучше по делу маньяка что-нибудь скажи, – стараясь не повышать голос, потребовал Марьян. – Я ведь просил тебя бумаги посмотреть.
– Марьян, да где ж я тебе это дело найду? – нервно вскинулся Калтуховский и даже немного подпрыгнул в кресле, отчего оно страдальчески хрустнуло. – Тому делу уже тридцать лет! Если тебе рейяна Белчер сказала, что уже видела похожее дело когда-то, то она бы хоть детали уточнила. У нас в картотеке много разных сведений, но мне что, весь отдел к делу припрягать?
– А мне где это дело искать, будь оно неладно? – возмутился Марьян. – Мой предшественник все оставил в таком состоянии, что в старых делах хракс ногу сломит!
Белянский бросил на стол карандаш, подхватил с блюдечка чашку и, обжигаясь, глотнул кофе.
– А может, и не было такого дела, – с надеждой пробасил Себастьян и тоже отпил из чашки. – Белчер – хороший секретарь, но и она может ошибаться.
Марьян хмуро воззрился на судмедэксперта и ничего не ответил. Мнению рейяны Белянский был склонен доверять гораздо больше, чем Калтуховскому, который на пару с бывшим старшим следователем отдела убийств устроили полнейший бардак в документации.
***
Домыв чашки, протерев все поверхности и закрыв наконец окна в приемной, я оглядела завал из папок там, где должно было быть рабочее место секретаря.
– Да-а, закопаюсь знатно, – прошипела я себе под нос, подступая к горе.
Походив вокруг стола и присев на корточки перед креслом, где тоже высилась стопка папок, я очень быстро отметила, что хотя все папки и были разной степени истрепанности, но почти у всех картон на корешке выгорел. Значит, это папки не из какого-то хранилища. Присмотревшись внимательнее, я приметила, что у части папок корешки выгорели лишь на верхнюю треть, словно свет снизу что-то перекрывало…
– Ага! – радостно прошептала я. – Это папки со стеллажа.
Если это папки из приемной, значит, это моя территория и мне не нужно ни под кого подстраиваться, учитывать чье-то мнение.
Воодушевившись этой мыслью, я довольно подтянула рукава жакета и приступила к работе. На папках не было номеров, а если и были, то какие-то несуразные, так что я очень быстро отказалась от попытки рассортировать по этому принципу. Сортировать по новизне папок тоже не вышло, потому как в паре очень старых папок оказались дела, раскрытые всего лет семь назад, а в новых – очень давние. Тогда я плюнула на все и стала собирать дела по первой дате в бумагах. Это занимало уйму времени, но зато очень скоро на полу стали вырастать ровные стопки, в каждой из которых были дела за один конкретный год.
Произведя первичную сортировку и освободив наконец свое рабочее место, я приступила к нудной, но, похоже, просто необходимой работе. Перетащив на столешницу первую стопку, я старательно выписала в блокнот информацию по каждому делу, а после самовольно пронумеровала папки и вывела вверху на обложке даты открытия и закрытия дел. Только после этого папки из стопки перекочевали на полку стеллажа, а я взялась за следующую стопку.
Я так увлеклась процессом, что не обратила внимания, как открылась дверь, и в приемную из кабинета вышел рейян Калтуховский. Мужчина был хмур и бледен. Я следила за ним краем глаза, опасаясь, что судмедэксперт вот-вот вновь обо мне вспомнит, и придется как-то отбиваться от этого медведя. Но рейян секунду постоял у закрытой двери и, глядя в пространство, утопал прочь.
Глянув на закрывшуюся дверь, пожала плечами и продолжала свою работу. Если мой начальник способен довести кого-либо, то это не мои проблемы.
За следующие несколько часов в приемную постоянно ломились обитатели управления и жандармы. На пятом посетителе, который даже не пытался прикинуться, что у него важное дело, я включила самую лучезарную свою улыбку. Ее я приберегала на потом, но пришлось использовать сейчас. Погрязшие в работе и почти чисто мужском обществе работники магконтроля, видя мои сияющие глаза и белые зубки, выпадали из реальности. Если объект проявлял чудеса стойкости, я решительно поднималась из-за стола, расправив плечи. Мужчины таращились на фривольные шелковые оборки жабо, не столько скрывавшие, сколько еще больше подчеркивавшие грудь, на ноги в чулках с идеальной стрелкой и послушно теряли дар речи, позволяя мне или выставлять их из приемной, или усаживать в кресла для посетителей с чашкой кофе.
В какой-то миг из кабинета на ровный гул голосов вынырнул Белянский, хмуро оглядел рассевшуюся толпу мужчин и, не повышая голоса, сказал:
– Как я погляжу, у вас уйма свободного времени? Так я мигом вам дело найду.
Мой зрительный зал как ветром сдуло всего через пару секунд. Парочка особо резвых смоталась прямо с чашками в руках, но я не стала орать им вслед. Проследив, как за последним жандармом закрылась дверь, шеф вновь скрылся в кабинете, так и не взглянув на меня.
Я снова закопалась в папках и прозевала момент, когда за окном начало темнеть. За все это время шеф из кабинета ни разу не вышел, но это и не удивительно – удобства все под боком, а еду можно и через портал в кабинет доставить. Кстати о еде…
Прижав ладонь к животу, я поморщилась и поднялась. Нельзя, нельзя забывать о себе. Рабочее рвение – это прекрасно, но мне за него вряд ли хотя бы спасибо скажут.
Убрав чашки и вытерев столик в зоне для посетителей, я собрала с пола папки, стараясь соблюдать последовательность, и перенесла их в угол за свой стол, где они бы никому не помешали в мое отсутствие. Папок было еще очень и очень много, я разобрала едва ли десятую часть всех дел, но ровный рядок на верхней полке стеллажа безмерно радовал. Если продолжать в том же темпе, то за пару-тройку дней я наведу порядок, и мне будет не стыдно перед посетителями.
Я все оттягивала и оттягивала момент, но, в конце концов, собралась с духом, тихо постучала и заглянула в кабинет. Мой рабочий день закончился еще два часа назад, но просто молча уйти…
В кабинете царил тот же перманентный кавардак, который я видела утром, разве что папок на столе начальника стало чуть поменьше, а освободившееся место заняла большая настольная лампа. Сам рейян Белянский с хмурым выражением лица что-то быстро писал, то и дело сверяясь с какими-то клочками бумаги.
– Рейян Белянский! – позвала я.
Начальник даже не дрогнул.
– Шеф!
Старший следователь невразумительно что-то промычал.
– Мой рабочий день закончен, – сказала я, решив, что это мычание вполне можно засчитать в качестве ответа. – Если я вам больше не нужна, я иду домой.
Белянский и на этот раз не оторвался от бумаг, даже не взглянул на меня, и я, посчитав свой долг исполненным, тихо прикрыла дверь.
Отряхнув жакетик, пригладив появившиеся за день складочки на юбке и протерев пальцем браслетик работника управления, я с улыбкой подхватила свой ридикюль и легкой походкой вышла из приемной. По коридору шла с улыбкой, по лестнице неслась легкой длинноногой газелью и лишь в холле чуть притормозила, чтобы пожелать спокойной смены уже другому работнику охраны. Все с той же довольной улыбкой я покинула здание и, напевая себе под нос, спустилась по ступенькам, краем глаза замечая взгляды столпившихся на углу жандармов.
И лишь отойдя на пару кварталов, я перестала улыбаться, а плечи сами собой чуть поникли.
– Уф, Элка, – выдохнула я едва слышно, – ты справилась. Дальше будет проще. Ведь так?
***
Новое утро началось для меня с аромата нежных сырных слоек, купленных по дороге на работу, и запахов трав, на покупку которых я потратила весь предыдущий вечер. С упоительной тяжести солидного брикета чая, завернутого в несколько слоев бумаги и бережно запертого в жестяной плоской коробке. С бульканья молока в стеклянной бутылке и мыслей о скором завтраке.
В кафе я не забежала, проспала, но по пути на работу успела перехватить все то, что должно было компенсировать мне вчерашнее блуждание по окрестностям. Рядом с моим Лиловым переулком я обнаружила две вполне приличные булочные. Я попала в них перед закрытием, но успела купить себе по паре разных плюшек, чтобы дома оценить качество предлагаемой продукции. Нашлась и бакалея, работавшая до поздней ночи, но там я могла добыть разве что крупы, сухофрукты, орехи и чуть вялую дыньку. А вот мясных лавок обнаружилось целых три! Маги значительно упростили работникам ножа и топора жизнь, а гномы с их особыми холодильными установками упрочили ситуацию, так что даже среди ночи я смогла купить свежую вырезку и отменный кусок копченой свиной ноги, которую для меня тут же напластали тончайшими ломтиками.
Хотелось на все наплевать и нестись домой, но я погуляла еще и была вознаграждена, обнаружив крошечный угловой магазинчик с неприметной вывеской. Облупленная зеленая краска на двери и рамах витрин, мутноватые стекла и два больших круглых горшка с красной геранью у входа, – так встретила меня маленькая уютная лавочка, где не было ничего случайного.
Там не теснились на полках многочисленные баночки и коробочки с яркими этикетками, не торчали тут и там завлекательные плакаты с рекламой, на которой белозубые красотки радостно сжимали в руке чашку с эмблемой известной марки. Но там половину пространства занимали плотно набитые двадцатикилограммовые мешки с кофе, а полки ломились от стянутых бечевкой плоских круглых блинов чая. В крупных стеклянных банках, скрытых за занавеской, поблескивало что-то еще, но меня интересовал именно чай.
За высоким столом-прилавком, собранным из отполированных за многие годы поддонов, восседал сухонький старичок в круглых очечках. Он внимательно следил за тем, как легкий парок вьется над широким приплюснутым чайничком, и не обратил на меня внимания.
Подойдя ближе, я почтительно замерла, дожидаясь нужного момента.
– Как кружит, а? – с восторгом произнес старичок и поднял на меня довольный взгляд. – Загляденье, скажите!
– Чай танцующих вод? – предположила я и не сдержала возгласа восторга, когда парок заискрился и стал золотисто-оранжевым.
– Именно! – воодушевленно ответил старик. – Отменная партия!
Ни о чем не спрашивая, он вынул из-под столешницы две широкие плоские чашки без ручек и бережно разлил чай. Опустив сумку и бумажный пакет на пол, я присела на высокий стул и внимательно вгляделась в золотисто-оранжевые глубины, дожидаясь, когда пар, а вслед за ним и чай вновь изменят цвет и станут насыщенного темно-оранжевого оттенка. Прежде мне не доводилось пробовать такой чай, но Фанни мне о нем рассказывала.
Мы со старичком с почтением дождались наилучшего момента и одновременно пригубили прекрасный напиток из плошек. Помолчали, наслаждаясь вкусом.
– Превосходно, – выдохнул старичок, допивая чай. – Скажите?
– Изумительно, – согласилась я, испытывая почти благоговение. Всю мою усталость как рукой сняло, в теле появилась бодрость, а душу наполнил прилив радости.
Этот чай считался редкостью и стоил каких-то умопомрачительных денег. Его выращивали в соседнем королевстве на склонах гор, расположение которых держалось в строжайшем секрете, но все знатоки были в курсе, что свое название чай получил от двух дюжин водопадов, располагавшихся в окрестностях чайных плантаций. Говорили, что чайные листочки срывают лишь в том случае, если после дождя появляется радуга и отражается в водопадах. Будто бы именно из-за воды заваренный чай и обладает необычными свойствами, похожими на колдовство тончайшей работы, но не имевшими к магии никакого отношения.
Фанни утверждала, что сразу после заваривания, пока парок над чайничком еще белый, чай почти не имеет вкуса. Если попробовать чай, когда он похож на утонувшее в воде солнышко, то его вкус покажется легким, как ароматный липовый взвар, но стоит подождать еще немного – и чай вознаградит терпеливого человека пряностью и терпкостью апельсина, сладостью и пьянящим ароматом винограда. Но реальность превзошла мои ожидания, и я со смешком признала, что не могу вразумительно описать истинный вкус этого чая. Была терпкость, была сладость, и запах чая был невероятным, но словами описать этот глубокий многогранный вкус не получалось.
– Чай – как прекрасное живописное полотно, – вновь наполняя плошки, произнес старичок. – За один глоток его можно оценить, но, пробуя вновь и вновь, всякий раз замечаешь что-то новое, понимаешь все лучше и лучше.
Я искренне улыбнулась и согласно кивнула.
– А вы понимаете толк, милейшая рейна, – с удовольствием пригубив чай, неспешно произнес старичок. – Спасибо. Всегда приятно встретить того, кто разбирается.
– Думаете? – с толикой кокетства спросила я и зажмурилась от удовольствия.
– Я же вижу! В этом городе, знаете ли, отвратительный ритм жизни, – посетовал старичок, снимая с носа очки и протирая их маленьким клетчатым платком. – Ни у кого нет времени, чтобы выделить каких-то полчаса и просто насладиться чашечкой чая, отличной погодой и приятной компанией. Как вам в столице?
Я не стала спрашивать, откуда старичок, которого, как потом выяснилось, звали Аристарх Бжехецкий, узнал, что я лишь недавно приехала в столицу. Он рассказал мне сам. Я сначала погрешила на магию, но все оказалось гораздо проще: с владельцем магазинчика каждый день чаевничал владелец кафе, где управление оплатило мне завтраки и ужины, а из-за волос меня вряд ли можно было с кем-то перепутать.
Мы еще долго неспешно наслаждались чаем, и я с искренней улыбкой слушала рассказ о том, как же рейяну Аристарху удалось добыть чай танцующих вод. Из магазинчика я вышла с огромным кульком кофейных зерен, двумя круглыми брикетами чая и массой сверточков с гвоздикой, мускатным орехом, корицей, зеленым и черным кардамоном, мятой и имбирем.
– Так… – протянула я, выставляя все, что принесла с собой, на стол.
Сырные слойки аккуратно разложила на широком блюде. Их было много, но от этого небольшие золотистые конвертики смотрелись еще лучше.
– И сколько в тебя нужно? – спросила я у широкого чайничка, прикидывая объем.
В приемную вернулась уже с подносом. Водрузила его на свой рабочий стол и с нежностью выставила в рядок чайник с настоявшейся темной терпкой заваркой, еще один чайник с подогретым молоком, большую широкую чашку с блюдцем и слойки.
Полюбовавшись получившимся натюрмортом, я медленно налила в чашку молоко, а после стала добавлять заварку, двигая чайник немного по кругу. Фанни долго учила меня определять пропорцию на глаз, твердя, что с опытом я смогу с первой попытки добиться янтарно-оранжевого оттенка правильно приготовленного черного чая с молоком.
– Прекрасно, – похвалила себя, чуть поболтав в чашке ложечкой. – А теперь…
Дверь кабинета распахнулась, и на пороге возник заспанный шеф с изрядно примятыми с одной стороны волосами. Глянув на меня, рейян моргнул, а потом заметил стоявшую передо мной чашку.
– Ше-е-еф, – слабо прошептала я, не успев ничего сделать.
Белянский в пять больших глотков опустошил чашку, заглянул туда и красноречиво протянул мне. Вздохнув и закатив глаза, я по новой наполнила чашку, а потом сходила за еще одной – для себя. И совершенно не удивилась, обнаружив, что следователь без зазрения утащил с тарелки слойку.
– Шеф, будете должны, – строго заметила я. – Это мой завтрак и я из своего кармана все оплачивала.
Белянский что-то нечленораздельно промычал, жуя вторую слойку. Наполняя чашку для себя, я исподволь его разглядывала. На нем была та же одежда, что и вчера, а на щеке отпечатался уголок книги. Рейян был бледнее вчерашнего и щетина проступила отчетливее. Но я не могла не признать, что в целом в качестве начальства мне достался довольно красивый мужчина. Ему бы только поспать… И поесть нормально.
«Но это не значит, что я отдам на растерзание мои слойки!» – мысленно завопила я, обнаружив, что Белянский схарчил уже половину сырных конвертиков.
С приглушенным стоном я подхватила блюдо и подалась назад так, чтобы до моего завтрака не добрался один невыспавшийся следователь. Не обнаружив больше еды, рейян окончательно проснулся и наконец осмотрелся.
– Что… что вы натворили? – возмутился он, проводя рукой над очищенным от папок столом. – Дела… Вы их переложили?
– Тут мое рабочее место, – напомнила я, деликатно жуя слойку. – Не могла же я на полу сидеть.
– Хракс! – ругнулся Белянский. – Теперь придется начинать все с самого начала. Вы же все перепутали!
Я чуть поморщилась и глотнула чаю.
– Не орите, – попросила я, принимаясь за вторую слойку. – Что я могла здесь перепутать? Тут был полный бардак. Нет, хаос!
– Контролируемый хаос, – поправил меня следователь. – Я точно знал, что из этого уже просмотрел, а теперь из-за вас потеряю уйму времени!
Шипя от негодования, Марьян Белянский допил чай.
– Еще? – миролюбиво предложила я.
– Да! – свирепо рявкнул мужчина.
Я пожала плечами и взялась за чайничек с молоком.
– А что именно вы искали? – спросила я.
Буйство шефа меня впечатлило, но не напугало, хотя теперь я могла понять, из-за чего от него сбегали другие помощники. Но на такой работе трепетным ланям делать нечего, а я никогда не причисляла себя к этой категории.
– Одно старое дело, – хмуро ответил мужчина, дотянувшись и таки схватив еще одну слойку.
– Насколько старое? – чуть поморщившись из-за того, что в этот раз чай получился немного темнее, чем положено, уточнила я и заправила за ухо ярко-розовую прядь.
– Да какая теперь разница? – подтащив ближайшее кресло и усевшись в него, сквозь зубы процедил рейян.
– Но все же?
– Тридцатилетней давности, – наконец ответил следователь. – Точнее не знаю.
– Если погрешность невелика, то… – Чуть помедлив, я взяла блокнот, который пристроила на стопку папок, с которой собиралась начать утром. – Возможно, я уже внесла нужное вам дело в список.
Марьян Белянский удивленно уставился на раскрытый и повернутый к нему блокнот, а потом вчитался в написанные там строки. Я знала, что он там увидит, и была собой неимоверно горда.
– Это… – едва не пронеся чашку мимо рта, произнес рейян.
– Я не обнаружила, по какому принципу дела были сортированы прежде, поэтому решила просто сделать полный список, – пояснила я. – Тут только самое начало. Дела за пять лет. Все по порядку. Я выписала даты открытия и закрытия дел. Или, если дела не раскрыты, то, как видите, стоит прочерк. Краткое описание убийств… Дальше имена и фамилии жертв, потом имена и фамилии убийц.
Белянский отмахнулся, и я послушно умолкла, получив возможность съесть еще одну слойку.
– Вот оно! – воскликнул мужчина через минуту, досмотрев до третьей или четвертой страницы в блокноте. – Где это дело?
Глянув, в какую именно строчку ткнул пальцем следователь, я привстала, сверилась с собственноручно написанными датами и подала начальнику нужную папку.
– Значит, было такое дело, – потеряв ко мне интерес, хмуро прошептал рейян и поднялся.
Я проводила начальника взглядом и налила себе еще чаю, хотя и заварка и молоко уже успели остыть.
– Молодец, Эллочка, – похвалила я себя и отсалютовала себе последней слойкой. – Ты важный и ценный сотрудник. Так держать!
На шефа я не обиделась. Вот еще! Очень нужно мне зависеть от его мнения. Я тут не для того, чтобы питаться благодарностями.
– Да, – глянув на дверь, пробормотала я. – За вами должок. Так и запишем.
Я вынула из ящика стола чистый блокнот и сделала в нем первую запись, чтобы позже напомнить начальнику и о слойках, и об остальном. Пусть только окончательно в себя придет и умоется, что ли.
Но не успела я вернуть блокнот в ящик и убрать со стола, как дверь кабинета распахнулась вновь и шеф, уже в пиджаке, хмуро велел:
– Бонс, за мной!
Удивленно вздернув брови, я хотела было засыпать рейяна вопросами, но тот жестом остановил меня и недовольно рыкнул:
– Быстрее, Бонс!
Больше я раздумывать не стала. Схватила чистый блокнот и ручку и вылетела из приемной в коридор вслед за Белянским.