Читать книгу: «Чего ты боишься?», страница 3

– Он ушел на чердак, перекрыть выход со второй лестницы! Пятый!

– Иду.

Снова зашуршали створки лифта. Открылись. Закрылись. Маша выдохнула, медленно выпрямилась, отряхнула колени, поправила платье и не торопясь направилась к лестнице. На секунду мелькнула мысль, не безопаснее ли будет отсидеться у мамы?.. Но вдруг там всех будут обыскивать? Нет, лучше уйти сразу.

В вестибюле царила суета, слышались возмущенные крики. У выхода костюмы с рациями проверяли всех выходящих специальными, похожими на металлоискатели приборами. Медперсонал опасливо жался по углам и не решался возразить.

Маша отступила обратно к лестнице, в отчаянии оглянулась… черный тошнотворный смерч раскрутился в обратную сторону, постепенно уменьшился и замедлился, сделался просто отверстием в ушном туннеле ее спутника.

– —

… – Ты чего?

Она мягко стукнулась носом о его плечо и пришла в себя.

– Ты… Артем, – шепнула пересохшими губами.

– Слава тебе господи, вспомнила!

– Не все. Я вспомнила маму и больницу… и «Тургенева». И охрану. А куда дела флешку, не помню.

– Час от часу не легче, – он вздохнул. – Может, тебя стукнуть? Или напугать как следует?

– И это предлагает врач?

– Позволю себе напомнить, я не психолог и не невролог. Я – отоларинголог.

– Как тебе удалось от них уйти?

– Через чердак на крышу, мы там обычно курим, затем перебрался на соседний корпус, у них стена общая. Переоделся в припрятанное заранее, спустился вниз… одним словом, Элвис успешно покинул здание.

– Ты просто герой… и куда мы теперь?

– Не к тебе и не ко мне. В идеале – куда-то, где никому не придет в голову нас искать. У тебя есть наличка?

– Рублей триста.

– У меня пятьсот. Немного, учитывая полностью туманные перспективы. Сколько нам предстоит зависать на нелегальном положении никакой ясности нет, а охотятся за нами, похоже, серьезные люди.

– За тобой.

Он хмыкнул.

– Твоя мама лежит в больнице, в которой я работаю, а «Тургенев» отдал концы. Нас вместе видела медсестра. Мы оказались за одним столиком в кафе на другом конце города. Как думаешь, сколько времени у них уйдет на привязку твоей личности к моей?

Маша тяжело вздохнула.

– Ночные клубы, кино и гостиницы, учитывая нашу финансовую несостоятельность, отпадают. В центр не стоит соваться, там слишком много камер. Что остается?

– Вокзалы?

– Тоже камеры. И полиция на каждом шагу. Стоп, кажется я знаю. Немного рискованно, но… выходим!

– —

К больнице они подошли в первом часу ночи. Призрачные тополя шелестели в темноте, лужи таинственно поблескивали, скрывая истинную глубину от доверчивых прохожих. Доверчивых… доверчивых?

– Погоди, – Маша внезапно остановилась, и Артем едва не налетел на нее. – Что мы делаем? Здесь ведь тоже камеры!

– Камеры. Только по этому фасаду ни одна не работает.

– Какая осведомленность! – фыркнула Маша. – Эй, погоди, ты куда? Дверь же там, рядом с клумбой!

– Если воспользоваться карточкой, на пост охраны поступит сигнал. Оно нам надо? Зато бабе Клаве вечно кажется, что в подсобке душно.

Артем залез на приступочек под небольшим окном, выпрямился во весь рост, сунул руку в форточку по плечо и принялся энергично дергать шпингалет. Через несколько минут рама подалась, парень едва не упал, но удержался. Протянул Маше руку:

– Забирайся! Эй, чего смешного?

– У тебя сегодня оконный день.

– Не поверишь, но это уже третье. С крыши на чердак я тоже через окно уходил.

– Боги!..

– Слабоумие и отвага – девиз бурундуков. Слушай, хорош ржать. Ща нас здесь застукают, мало не покажется!

– И куда дальше? – придушенным от нервного смеха голосом поинтересовалась Маша, слезая с подоконника. Рассмотреть обстановку подсобки в скудном свете уличного фонаря не представлялось возможным.

– Пока никуда. Помещение заперто снаружи бдительной бабой Клавой. В наличие должна быть табуретка для дамы. И раковина. Ща найдем.

– А как же ты?

– Я не гордый, на полу посижу.

Когда прихваченные по дороге сосиски в тесте и кола кончились, Артем тщательно свернул в кулек остатки трапезы и сунул в карман.

– На всякий случай не будем оставлять явственных следов, – ответил он на непонимающий Машин взгляд. – Итак, давай прикинем, что нам делать и в каком порядке.

– Искать флешку?

Куда же она ее дела? Куда?! Спустила в унитаз? Нет, вряд ли. Такие поступки не в ее характере. А может, нашла в больнице компьютер и просмотрела содержимое прямо здесь? А затем уничтожила источник проблем? Может, именно поэтому и потеряла память? Но погоня и травля продолжаются. Значит, или таинственный пациент соврал, или флешка до сих пор не просмотрена и где-то дожидается своего часа. Лучше бы «Тургенев» говорил правду…

– Интересно, как ты это себе представляешь?

– Никак пока… но я тут подумала, если вернулась часть памяти, может вернуться и остальное.

– А может и нет.

– Может.

– Значит, надеемся на лучшее, а готовимся… ну, сама понимаешь. Для начала попытаемся по минутам восстановить твои перемещения от больницы до кафе.

– Так, что я помню… Мы зашли к нему в палату приблизительно в четверть пятого и пробыли там…

– Минут двадцать.

– Да, около того.

– За стойкой ты пряталась…

– Минут пять – семь. Затем спустилась вниз.

– То есть где-то без пятнадцати пять ты оказалась в вестибюле.

– Вероятно, я на часы не смотрела.

– И дальше ты ничего не помнишь.

Она потерянно кивнула.

– Я там потопталась, пошла обратно к лестнице и… все. Темнота и тишина.

– Может, тебя по голове стукнули и флешку отобрали?

– Может. Только я этого совсем не помню. И зачем-то же за нами продолжают охотиться?

– Ладно, попробуем с другого конца. В кафе ты появилась в половине седьмого.

– Откуда дровишки? В полиции сказали, ты пришел позже.

– Я прятался неподалеку от входа, проверял, не привела ли ты хвост.

– Ну, кто-то из нас его точно привел.

– По всей видимости, я. Тебя на тот момент вряд ли кто-то подозревал. Уж если даже в полиции всего два часа продержали и отпустили…

– Если только они не надеялись, что я приведу их к флешке.

– Не исключено. Но об этом мы пока думать не будем. Итак, возвращаясь к потраченному времени. Между тобой в вестибюле и тобой в кафе прошло…

– Час сорок пять.

– Машину от больницы ты не взяла, потому что появилась со стороны МЦК и выглядела весьма растрепано. Как будто бежала или быстро шла.

– Скорее всего, так и было. Не люблю такси, неприятно оставаться наедине с незнакомым водителем. В сложившейся ситуации побоялась бы, что он заодно с этими, в пиджаках.

– Если МЦК и метро, то… Минут 25 и 30, плюс пересадка. Итого час. До кафе от МЦК идти минут 10. До метро ты скорее всего добралась на автобусе. Это, включая ожидание, минут 15 – 20. Максимум, полтора часа. Остались еще 15 минут.

– Небольшая поправка, до метро я скорее всего добиралась пешком. Во-первых, по привычке, всегда так делаю, во-вторых наверняка не рискнула бы маячить у всех на виду на остановке.

– Значит, 20—25 минут. Несущественно. Все равно, 10—15 минут лишние.

– Это означает, что я, скорее всего, никуда не заходила и не заезжала, а из больницы сразу отправилась в кафе. И спрятала флешку либо по дороге, либо там…

– А скорее всего, тут. Чтобы без проблем миновать этих, которые всех шмонали на выходе.

– Звучит правдоподобно. Но больницу они наверняка обыскали.

– Наверняка. Но флешку не нашли. Иначе оставили бы нас в покое.

Маша взъерошила волосы, задумчиво побарабанила пальцами по тыльной стороне табуретки.

– Когда мама спала, я иногда сидела на подоконнике в коридоре, – медленно начала она. – И один раз услышала чириканье. Перегнулась посмотреть, а там, в щели между кирпичами, гнездо.

– Та-ак, – протянул Артем.

– Птенцы выросли, улетели, а на их место обитания вряд ли кто-то покусился. Не думаю, что о нем вообще кто-то знал.

– Значит, нам надо отсюда выйти и попасть на третий этаж. Ничесе задачка. Ок, сделаем так. Ты побудь здесь, а я сбегаю на соседнюю улицу в кафешку, там официантки знакомые. Попрошу позвонить. У меня приятель сегодня дежурит, он нас вызволит из заточения.

– А твой приятель нас не сдаст?

Глянув на нее искоса, Артем хмыкнул.

– Как повезет. Есть идеи получше?

– —

Несколько ошарашенный молодой человек в бледно-зеленом халате выпустил Машу и успевшего вернуться Артема минут примерно через пятнадцать.

– Е-мое, Тёмка, я думал, ты пошутил!

– Похоже было?

– Не очень… Ну, задал ты задачку! Пришлось Лехе врать, будто баба Клава в подсобке пакет с творогом забыла и попросила меня его в холодильник отнести. А вы чего тут делаете-то?!

– Примус починяем, – скривился Артем. – Спасибо, друг, и давай, проваливай отсюда нафиг. Ты нас не видел, мы тебя. С меня пиво на выходных.

Приятель оказался либо на диво покладистым, либо опасливым. С первого раза внял уговорам и быстренько ретировался.

– Давай ноги в руки, – шепнул Артем. – Если он насвистел кому надо, у нас минут пять-десять не больше.

На третий этаж они только что не взлетели. Приглушенный по ночному времени свет, пустота и тишина. Даже дежурной медсестры не видно. Маша распахнула окно, легла животом на подоконник, высунулась наружу. Зашарила по неровному кирпичу, сдвинулась правее, свесилась еще дальше. Артем придержал ее за ноги:

– Но-но, полетать решила?!

Вот и знакомая трещина. Флешка обнаружилась совсем близко, в мягком гнездышке из перьев и высохшей травы. Там же нашелся то ли выключенный, то ли безнадежно разряженный Машин телефон.

– Есть!! – она вынырнула из окна и предъявила добычу. – Дедуктивный метод сработал!

– Ура, – озабоченно кивнул Артем. – Теперь нужен компьютер. И не вздумай пока включать телефон.

– —

Комп с плохоньким монитором на посту дежурной медсестры был, разумеется, запаролен. Артем разочарованно замычал, Маша в ответ решительно приподняла клавиатуру и предъявила ему листочек с бессмысленным набором букв и цифр.

– Как ты догадалась?!

Она пожала плечами:

– Сама так делаю.

Он удержался от лекции на тему абсурда и разъяснений, для чего нужны пароли. За это Маша была ему признательна. Подождав, пока загрузится система, сунул флешку в разъем.

– Тут экзешник. Комп не жалко?

– Пфф…

– Ок, принято. Послушай… – он слегка повернулся к ней, но в глаза не смотрел. – Ты так и не скажешь, чего боишься больше всего?

– Какая тебе разница?

– Кажется, я заслужил немного доверия, – его рука лежала совсем близко от ее, чуткие «врачебные» пальцы чуть придвинулись, коснулись кожи. – Или это большая тайна?

– Не тайна. – некоторое время Маша бездумно смотрела на его руку, затем на свою. Наконец, тяжело вздохнула. – Я боюсь безразличия и равнодушия. Других людей, и, особенно, своего.

Он кивнул, с облегчением тряхнул головой и почему-то повеселел:

– Спасибо. Запускаю? Или сама?

Где-то далеко внизу, на лестнице, раздались поспешные шаги нескольких человек и отрывистые команды.

– Все-таки сдал, – печально констатировал Артем.

Маша зябко передернула плечами, поспешно забрала теплую после его ладони мышку и решительно кликнула на файл.

Стены холла качнулись, собравшаяся в углах дисплея чернильная, обморочная тьма стремительно расползлась, хлынула водоворотом Маше навстречу и утянула ее за собой.

– —

– …и все же не очень понятно, чего вы добиваетесь с помощью этого спектакля?

– Это совсем не спектакль. По крайней мере для нее.

– Согласен, я неудачно выразился. Для чего нужны эти… приключения?

– Она не откровенна даже сама с собой. Через это необходимо переступить. Пациентка должна принять себя и правильно ответить на вопрос.

– Если бы она ответила сразу, ей не пришлось бы проходить через все это?

– Пришлось бы, но по-другому. Случай очень запущенный, процесс лечения не будет быстрым. Сейчас она проходит легкий реабилитационный курс вкупе с диагностикой. Когда Илекс вынесет окончательный вердикт и разработает индивидуальную программу, начнется настоящее лечение.

– Почему она ничего не помнит?

– Чтобы избавиться от стресса, от груза воспоминаний, от личного опыта. Состояние апатии, в котором она постоянно пребывает, спровоцировано слишком частыми и серьезными отрицательными воздействиями окружающей среды, с которыми организм устал бороться. В таком состоянии она не переломит себя, потому что не видит смысла в приложении усилий. Она будет равнодушно наблюдать, как рушатся миры вокруг, как рушится ее мир. Сейчас, там, она способна принимать решения не оглядываясь на прошлый опыт, ничего не опасаясь. Она должна вновь поверить в себя, стать сильнее, захотеть впустить свой мир обратно. Впустить и принять. Только тогда она сможет переломить судьбу и вернуться по-настоящему.

– Каким образом вы поймете, что она готова?

– Я не пойму. А вот он, – собеседник положил ладонь на гладкий, обтекаемый корпус, – он не должен ошибиться. Илекс на этом собаку съел.

– Почему «Илекс»?

– А как мне его звать? Искусственный интеллект? Или по серийнику?

– Владислав Евгеньевич, – вмешался в разговор густой, чуть укоризненный баритон, – по серийнику не надо, мы же с вами коллеги все-таки.

– Давай-давай, действуй, коллега, не отвлекайся.

– Курс успешно пройден, диагностика практически завершена. Еще минут десять, и она проснется.

– Да, вижу. Еще вопросы, господин журналист?

– Я слышал, за некоторые случаи вы не беретесь. Как происходит отбор пациентов?

– Программа может помочь лишь тем, кто сохранил ясный разум и в состоянии адекватно взаимодействовать с окружающей средой. Речь не идет о больных с серьезными диагнозами, такими, как шизофрения, аутизм или болезнь Альцгеймера. Тут мы бессильны.

– С кем же вы работаете?

– С теми, кто отчаялся, потерял смысл жизни, впал в состояние агрессии или пытался покончить с собой.

– Владислав Евгеньевич, а бывает, что состояние пациента ухудшается вместо того, чтобы улучшиться?

– Крайне редко во время предварительной беседы пациенту удается создать о себе полностью превратное впечатление. В таком случае первый сеанс может пойти не так, как задумывалось. Пациент начнет неадекватно реагировать на события, «выпадать» из сюжета. Илекс мгновенно выявит нестыковки, просчитает, что требуется изменить и отредактирует реальность так сказать «по живому». Сюжет в итоге может получиться непростым, но цель все равно будет достигнута.

– Иными словами, проколов пока не случалось?

– Судя по вашей интонации, вы разочарованы, – вновь вмешался в разговор укоризненный баритон. – Боитесь, что статья получится слишком положительной? Читатель заскучает, решит, что она проплачена?

– Ил!

– Владислав Евгеньевич, вы зря переживаете. Наш гость не обиделся. Напротив, ему интересны не только ваши, но и мои реакции.

Журналист расхохотался:

– Десятка за профессионализм!

– Он такой, какой есть, – смущенно развел руками хозяин кабинета. – Иногда излишне прямолинеен и циничен, как любой врач. Еще вопросы?

– После пробуждения пациентов не огорчает контраст между реальным миром и виртуалкой?

– Вначале да. Затем, в процессе реабилитации, сюжеты сеансов постепенно приближаются к реальности, пока полностью с ней не сольются.

– В чем же смысл?

– За время лечения пациент начинает видеть проблемы под другими углами и воспринимать случившееся с ним совершенно с иной точки зрения. Он в каком-то смысле «отдыхает» от свалившихся на него несчастий и обстоятельств. Набирается новых психофизических сил и возвращается в общество другим человеком. Если позволяют обстоятельства, пациент обучается абстрагироваться от свалившихся несчастий, обзаводится новыми увлечениями и интересами и продолжает жить дальше. Если не позволяют – во всеоружии встречает то, что произошло с ним в реальности, отыскав в процессе лечения оптимальные пути решения проблемы.

– А вашей сегодняшней пациентке помогает…

– Один близкий человек, с которым она недавно разорвала всяческие отношения. Он сам вызвался помочь.

– Ее не огорчит, что он снова оказался рядом?

– Илекс считает, что нет.

– Что с ней случилось?

– Данная информация не подлежит разглашению, врачебная этика, знаете ли.

– И предварительным диагнозом не поделитесь?

– Отключение от окружающего мира. Равнодушие. Так называемое «состояние зомби». Человек вроде бы продолжает функционировать, но ничего при этом не чувствует. Его ничто не радует, не удивляет. Реакции замедляются и притупляются. Возникает лишний вес, портится здоровье. На лице появляется характерное выражение, морщинки и складки.

– Поговорить с девушкой, когда она очнется, вы, разумеется, не…

– Ни в коем случае.

– Что ж, благодарю. Несмотря на мнение вашего высокоученого коллеги уверен, беседа с вами покажется познавательной многим нашим читателям.

– —

…Смерч мелькал вокруг, не выпуская из объятий.

Вспомнилась долгая мамина болезнь и десять темно-алых роз на рыхлой, влажной земле.

Лучащееся неудержимым самодовольством лицо Сани, сообщающего, что он уходит к Нике и забирает с собой Шнурка. Да, и квартиру надо бы поделить, а то ей одной жирно будет.

Катерина, объясняющая, что не так с Машиным отчетом, и куда она себе этот отчет может засунуть. Впрочем, туда же она может засунуть и остальные свои отчеты.

Молчащий, будто партизан на допросе телефон. Бессонница, отчаяние, влажная от слез рубашка, таблеточные блистеры. Свет луны на полу. Отражение в зеркале жуткого, как будто уже умершего лица.

Покрашенная масляной краской в неопределенный цвет стена. Всегда одинаковая, надежная, незыблемая, дарящая покой и забытье. Тупое равнодушие.

Маша неловко пошевелилась и застонала.

Серебряными башмачками Гингемы на периферии сознания прозвенело воспоминание о чем-то надежном, правильном, светлом и, кто знает, быть может потерянном не навсегда?.. Мелькнуло, и тут же пропало. Лишь подарило эфемерную надежду и силы жить дальше.

Лего

Вокруг, сколько хватает глаз, щетинятся арматурой источенные ветром остовы зданий. Под ногами – бетонное крошево, осколки стекла, мусор и бугристые, упрямо цепляющиеся за землю корни. Западный ветер не утихает ни на минуту. Он угрюмо завывает, проносясь сквозь пустые оконные рамы, бесцеремонно треплет спутанные, пожелтевшие космы «перекати-поля», заставляет пригибаться низкорослый, разлапистый кряжень.

Грех жаловаться, с погодой сегодня, можно сказать, повезло. Не ветвятся по небу бесконечные молнии, не барабанят по капюшону ледяные капли. Ветер не валит с ног, не лишает дыхания.

– Алиса, ты как?

– Норм.

– Отдохнуть не надо?

– Нет.

Поправив лямку рюкзака, она украдкой вздыхает – спина болит невыносимо. Смахивает высеченную ветром слезу. Они отличная команда – Светозар умеет убивать, она искать. У них всегда все получается. Ну, почти всегда.

– Может, хватит на сегодня?

– Примерно в километре к северу должен быть торговый центр. Если повезет…

– Русик там один.

– Знаю. Но лишний час ничего не решает. Если пойдем быстро…

– Надо было взять его с собой!

Водянистые, очень светлые глаза тревожно смотрят из-под белобрысой, неровной челки. Светозар почти альбинос. Почти, но не совсем. У него взрывной темперамент, и Алиса точно знает – сейчас он сдерживается из последних сил.

– Послушай… – она осторожно подбирает слова. – Ты знаешь, когда Русик с нами, мы движемся в два раза медленнее. С ним нет шансов сюда добраться.

– Мы можем переселиться ближе.

– Юрлы вчера метались, ты видел.

– Ну, видел, метались и орали, – нехотя соглашается Светозар. Как большинство мужчин, он желает развидеть то, что не вписывается в его планы.

– Ты не хуже меня знаешь, что это означает. Возможно, сегодняшняя вылазка станет последней перед долгими неделями, а то и месяцами непогоды.

– А вдруг с ним что-нибудь…

– Именно за этот час?! Нелогичность детектед, он один с раннего утра!

Свет отводит глаза и, невиданное дело, смущается.

– Ты только не смейся… но мне отчего-то не по себе. Какие-то дурные предчувствия.

– Что может случиться? Он умеет прятаться получше многих.

– Да, если не испугается.

– Он никогда ничего не боится.

– Возможно, дело не в нем, – неуверенно пожимает плечами Светозар.

Да что с ним такое?..

– А в ком? В нас? До ночи еще далеко, мы успеем вернуться. Еще около часа в запасе останется.

После захода солнца из подвалов заброшенных зданий вылезает то, что раньше обитало лишь в ночных кошмарах. Мало кому удается как следует рассмотреть это сосредоточие когтей и зубов и остаться в живых. Впрочем, выше первого этажа «порождения тьмы» никогда не поднимаются. Что их останавливает? Боязнь высоты?.. Алиса предпочитает не знать.

Русику строго-настрого наказано не спускаться на первый этаж, но ведь он обычный ребенок…

И еще. В последние несколько дней вокруг их временного пристанища все чаще шныряют какие-то неведомые шустрые тварюшки. Приплюснутые мордочки, круглые уши, вытянутое тельце, мускулистые задние лапы и короткий пушистый хвост. Этакая помесь ласки, хорька и зайца. Алиса называет их «зайцеласками», Светозар «безухими кроликами», а Русик окрестил зверьков «засками».

Открытой агрессии они пока не проявляли, но вот нездоровое любопытство к «искунье» и ее группе явно испытывали. Собирались стайками возле подъезда временно приютившей путников высотки, чирикали, скворчали. Если на них обращали внимание, шипели, топорща усы и демонстрируя неприятно длинные игольчатые зубы. Впрочем, Алиса была уверена, что по стенам заски карабкаться не умеют, а запертая дверь надежно защитит от них Русика.

Как зайцеласки делят территорию с жутью из подвалов, остается только догадываться. Иногда из кромешной тьмы за окном раздается разъяренное шипение и похожие на птичьи крики, а потрескавшийся, взломанный корнями асфальт поутру оказывается забрызган темной кровью.

Есть у Светозара повод для серьезного беспокойства или нет?..

– В прошлый раз торговый центр оказался грудой развалин, под которой не нашлось ничего ценного, – мстительно напоминает Свет.

– Бывает, я не всесильна. Но нам нужна теплая одежда, спирт, инструменты и многое другое. Если повезет…

– Сказки.

– А еще, – вкрадчиво продолжает Алиса, – там могут оказаться эти маленькие штучки, с которыми Русик так любит играть.

– Лего? Шутишь?

Ей «штучки» не кажутся хоть для чего-то полезными, но Светозар поощряет увлечение сына, даже разрешает тому расходовать драгоценное электричество. Может, он знает что-то такое, чего не знает она…

– Я видела значок на карте у папаши Яна. Помнишь, когда вы все упились в хлам…

Светозар отводит взгляд, бурчит неразборчиво «Ты искунья или шпион?»

– На войне все средства хороши, – невозмутимо парирует Алиса. – Так что, идем?

Он отрывисто и зло кивает, ускоряет шаг. Изо всех сил сопротивляясь ветру, Алиса едва за ним поспевает. Спину будто пронзают раскаленные спицы.

– —

…Светозар молчит, и от этого только хуже. Лучше бы он бранился самыми последними словами. Но он молчит. Только сопит натужно и изредка шмыгает носом.

– Брось меня. Брось, слышишь?!

– Не дождешься, – выдыхает он в ритм с шагами.

– Скоро стемнеет.

– Ничего.

«Как Муравьишка домой спешил… е-мое!»

Почти час он волочет ее на собственном горбу. Спотыкаясь, глухо постанывая, иногда падая под порывами ветра на четвереньки. Она маленькая и легкая, он жилистый и крепкий. Но предел выносливости есть у каждого.

– Русик важнее! Один он не выживет. Брось, лучше вы вернетесь за мной вместе. Я доживу до утра, обещаю.

– Не доживешь.

– А так мы оба…

– За-ткнись!

Она понимает, что ей не найти нужных слов, не переубедить его и сходит с ума от безысходности.

– —

Алька погибла пять лет назад. Почти пять, без двух месяцев. Светозар не повинен в ее смерти, но Алиса точно знает – он винит себя.

…Молодая семья отправились на поиски игрушек для малыша и, когда возвращались, Алька с сыном провалились в заросшую кустарником, относительно неглубокую расщелину. Оба почти не пострадали, и ситуация не казалась серьезной. Естественно, первым Светозар начал вытаскивать трехлетнего Руську, зареванного и исцарапанного. Тот ухватился за шею отца и никак не хотел отпускать. Когда Свет разжал наконец горячие, перемазанные землей и кровью ручонки, Альки внизу уже не было.

Он рванулся тогда за ней и обнаружил невидимый сверху лабиринт нор. Худенькую как девочка Альку утащили в одну из них в мгновение ока. Осталась только пестрая, свалившаяся с волос косынка. Свет пытался втиснуться следом, но широкие плечи не пустили его дальше входа. Он звал, орал, копал голыми руками, пока не выбился из сил. Потом опомнился, рванулся на поверхность, подхватил на руки до смерти перепуганного Русика.

Алисе в тот день нездоровилось, она осталась в их очередном временном убежище и узнала о случившемся только поздним вечером. Светозар с серым, застывшим, каким-то мертвым лицом ввалился в дверь, крепко прижимая к себе уснувшего от усталости и переживаний сына. Молча, не в силах произнести ни слова, привалился к притолоке и уставился на Алису. Эти жуткие, почти нечеловеческие, белые с черными точками зрачков глаза до сих пор иногда снятся ей по ночам.

После они долго оставались на одном месте. То ли надеялись на чудо, то ли просто не могли оставить Альку, даже мертвую, одну. Свет возвращался к расщелине каждый день и рыл, рыл, рыл как безумный. Скоро склон холма выглядел так, будто там что-то взорвалось. Несколько дней Алиса ходила тоже, затем решила, что живой внук важнее мертвой дочери. Через пару месяцев сдался и Светозар.

Кто были те норники, они так и не узнали. После войны развелось множество всякой мутировавшей нечисти, зачаточно разумной, большей частью хищной, изобретательной и опасной для человека. Светозар не клялся отомстить и уничтожить, он отлично знал, что обитатели нор после роскошного пира скрылись подальше с глаз и в прежние места обитания никогда не вернутся.

До гибели «искуньей» в их маленькой группе была Алька. Проворная и легкая как белка, она «чуяла» удачу куда лучше матери. Быстро училась, схватывая на лету все, что Алиса ей говорила. Превзошла учителя и иногда буквально спасала всех четверых от голода и холода. Находила заброшенные склады, убежища, воду, еду.

Месяца через три, когда припасы окончательно истощились, а Русик начал худеть и болеть, Светозар взял себя в руки и снова начал охотиться. Алиса, глядя на него, тоже мысленно отхлестала себя по щекам и занялась тем, что умела хуже Альки, но все-таки умела. Постепенно навыки вернулись. Теперь они не бедствовали, но, конечно, до благополучия пятилетней давности было далеко.

– —

– Я не Алька, – безнадежно бормочет она, – я злая, сильная, я выживу!

– Заткнись! – рычит он.

Про спину она теперь почти не помнит. По сравнению с ногой, та почти не болит. Как, как можно быть такой раззявой? Как можно оступиться на практически ровной дороге?! Конечно, Алиса плохо видит в сумерках, но ей казалось, она идет за Светозаром след в след. Как же! Треск разрываемой материи и ощущение пронзающего плоть металла она никогда не забудет. Впрочем, времени для забывания у нее осталось немного.

«Не попасть, не попасть Муравьишке домой!»

– —

…Они добрались до торгового центра меньше, чем за полчаса. Он почти не пострадал, разграблена оказалась только продуктовая часть. В подвале обнаружился склад, где нашлись пледы и куртки, неплохой, почти нетронутый ржавчиной топорик, ножи и свечи. Они обошли первый этаж, поднялись на второй и почти сразу наткнулись на бывший отдел игрушек.

Светозар достал с верхней полки слегка усталого в силу возраста, но все еще пушистого и очень похожего на настоящего кота.

– Пускай хоть такого увидит, – буркнул, заталкивая добычу в рюкзак.

Алиса вздохнула украдкой. Что кот понравится Русику, она не сомневалась. Другое дело, что при кочевом образе жизни лишь крайне необходимые предметы имеют право оставаться в багаже.

Наборы Лего в отделе тоже отыскались. Самые разнообразные, большие и маленькие. Действительно, кому они теперь нужны…

Светозар торопливо, но придирчиво осмотрел предложенный ассортимент. Бормоча вполголоса что-то про контроллеры и сервоприводы, аккумуляторы и сенсоры, набрал в ведерко кучу разномастных деталек и пристроил его в рюкзак, между котом и пледом.

– Ну что, ходу?

– Да, пора. И, пожалуйста, ускорься, – не попросил, а скорее приказал он. – Так мерзко мне было лишь раз в жизни.

Она не уточнила, когда. Все и так было понятно. Мороз продрал по лопаткам, но Алиса не разрешила себе испугаться.

– —

Несмотря на предчувствия, они благополучно выбрались на бывшую улицу и без приключений отмахали километра четыре. Оставалось около половины пути, солнце опустилось низко, но все еще просвечивало сквозь изъеденные временем и непогодой каркасы зданий. Боковым зрением Алиса уловила какое-то движение. Прищурилась, близоруко всматриваясь. Ничего и никого.

Обтянутая камуфляжем светозарова спина растворялась в сумерках, сливаясь с серо-зелеными росчерками теней. Отчетливо виднелось только яркое пятно у него на шее. Косынка. Та самая. Он никогда ее не снимает, не взирая на демаскировку. Стараясь не отставать, не спуская глаз с пятна, Алиса ускорила шаги.

Через полчаса вдали показался четкий на фоне сказочно-изумрудного закатного неба контур знакомой высотки. Уже близко. Облака размазались манной кашей, и Алиса кивнула сама себе. Юрлы не ошиблись, ничего хорошего с погодой не предвидится, и гроза начнется совсем скоро. Хорошо, что до временного пристанища, где их ожидает Русик, осталось совсем немного, всего чуть больше полутора километров.

Шуршание множества лапок, еле слышный писк и пофыркивание. Глаза светятся алым в полутьме. Впереди перебежали дорогу три быстрые мохнатые тени. Высунулась из окна первого этажа плоская мордочка с круглыми ушами. Рядом еще одна. Заски. Как их много!..

Она отвлеклась буквально на секунду, проследила взглядом за семенящим по карнизу зверьком, потеряла равновесие, нелепо взмахнула руками и полетела, утягиваемая солидным весом рюкзака. Арматурный штырь вонзился, без труда пробив камуфляж, в ногу чуть ниже колена.

– Кость не задета, – пытался ободрить ее, обрабатывая рану, Свет. – Заживет как на собаке.

Он много чего говорил, отвлекая и забалтывая. Алиса кивала через силу. Крови вытекло столько, что в ушах шумело, а перед глазами все плыло. Перетянутая жгутом нога пульсировала и ныла.

Сперва она хромала, поддерживаемая за талию Светозаром. Затем упала и уже не смогла подняться.

– —

…Тьма настигла их у самого дома. До спасительной двери оставалось всего ничего, каких-нибудь сто метров. Словно получив условный сигнал, заски разом осмелели и начали сжимать кольцо. Алисе казалось, что за шорохом крошечных лапок слышится иная, куда более тяжелая поступь. Пару раз ей привиделись и глаза. Янтарно-рыжие, с вертикальными щелями зрачков. Они смотрели издали, поверх копошащейся массы зайцеласок, с явным гастрономическим интересом.

Из-за потери крови, боли и усталости мир казался не очень реальным и совсем не страшным.