Читать книгу: «Гадалка для холостяка», страница 2

Глава 3. Хронический холостяк

Стою под дверью квартиры, в которой прожил всё свое детство. Когда у меня попер в гору бизнес и купить квартиру стало не сложнее, чем выйти за хлебом, я предложил Рудольфовне переехать в новую рядом с моей. Но, по обыкновению, как любят говорить старики, «Где родился, там сгодился. Здесь, Илюша, я прожила всю жизнь, здесь и помру». Ну окей. Я обеспечил бабулю шикарным ремонтом, и моя совесть поутихла.

За дверью доносятся звуки:

«Вот и прошли года, но мы не старые,

Недолюбившие, сидим усталые.

Весна счастливая, а сколько красок в ней,

Под старой ивою течет, течет ручей».

И вместе с солисткой затягивает бабуля:

«Течет ручей, бежит ручей,

И я ничья, и ты ничей,

Течет ручей, бежит ручей»,

И я ничья, и ты ничей (Н. Кадышева «Течет ручей»).

Усмехнувшись, звоню.

Звуки моментально стихают. Слышу быстрый топот ног Рудольфовны, будто за дверью носятся подростки, когда родители неожиданно приехали с дачи.

– Кто? – хрипит ба.

– Открывай! Свои.

Один замок, следом – второй, потом три оборота еще одного, цепочка… Закатываю глаза. Защита восьмидесятого уровня. Бабуля переживает, как бы ее не вынесли вместе с шикарным ремонтом и мебелью.

– Илюш, ты? – В проеме показывается голова Аглаи Рудольфовны.

– Я, ба, открывай уже.

Бабушка отступает и раскрывает дверь шире, впуская меня на порог.

Первым делом, пока снимаю ботинки-плейбой-чакка, улавливаю распыленный запах корвалола. Это тоже представление для меня.

Передаю бабуле пакет с гостинцем. Там – по мелочи. На этой неделе продукты я уже привозил, но с пустыми руками никогда ни к кому не пойду. Сама же Рудольфовна меня к этому приучила.

– Раздевайся, сынок, – ропщет ба. – Пойду прилягу, тяжело стоять. Голова кружится.

Аглая Рудольфовна, прижав руку к груди, шаркает, еле передвигая ногами.

Бросив черное пальто на пуф, иду в ванную мыть руки. Кафель блестит, как начищенный самовар, и это тоже доказывает, насколько бабуля обессилена и близка к тому свету.

Направляюсь в комнату, откуда доносится насилу выдавленный кашель.

Бабуля лежит в постели, вытянувшись струной, – репетиция того, как она будет лежать в гробу. Это мы уже с ней тоже проходили, выбирая удачные позы.

– Илюша, – протягивает свою сухую жилистую руку, – присядь.

Беру стул, сажусь рядом и обхватываю бабушкину ладонь. На ощупь она точно такая же, как я помню из детства: шершавая, мозолистая, но теплая и родная. Только кожа стала сморщенной, а в целом моя ба выглядит отлично, если сравнивать с ее подружками по сплетням. На Аглае Рудольфовне теплые черные колготки, халат-сарафан с рукавом и модная жилетка, которую я привез ей из Норвегии прошлой зимой. Короткая стрижка, аккуратно выкрашенные в пепельный блонд волосы и неизменная оранжево-багряная помада на губах. Сколько помню, Аглая Рудольфовна всегда пользовалось этим оттенком. Ее утренний рацион – встать, умыться, позавтракать, накрасить губы. Даже, если она планирует провести весь день дома, помада все равно дополнит ее домашний образ.

Моя бабуля достаточно высокая и крупная женщина, иначе как бы она смогла таскать кипящие котлы и кастрюли. У нее широкая плечевая кость, но узкие бедра. В нашем роду все крупные: моя мать тоже не Дюймовочка, а дед так и вовсе был под два метра ростом. Поэтому и я не Саша Цекало.

Рядом с кроватью стоит тумбочка, заставленная катастрофически огромным количеством лекарств и аппаратов, которые я ей надарил. Практически все последние праздники я выполняю заказы Рудольфовны: на день рождения – тонометр, на Новый год – глюкометр (слава Богу, ба – не диабетик, но «пусть будет» – как сказала бабуля), на Восьмое марта – дыхательный аппарат, небулайзер, прибор магнитотерапии, кварцевую лампу и много еще всякой фигни, названия которых мне снятся в страшных снах. В ее комнате не хватает только УЗИ-оборудования, и, в принципе, можно было проводить операции и принимать пациентов в домашних условиях.

– Ба, ты хотела поговорить?

– Дай водички, сынок, – просит Рудольфовна и небрежным взмахом руки указывает на тумбу, на которой пристроен стакан. Ба готовилась, значит, будет непростой разговор.

Протягиваю чашку. Бабушка берет трясущимися руками и делает небольшой глоток.

Жду.

Откашлявшись, бабуля прикрывает глаза.

– Илюша, мне осталось немного… —Ну начинается! Для этого она меня позвала? Я бы мог провести этот вечер в плену молодого стройного тела, а не в компании постаревшего. – Ну ты и сам видишь… – Ну да! И слышу, как носилась по квартире и подпевала старому кассетнику.

Но я молчу и жду продолжения. Убеждать ба в том, что она переживет еще и меня, я не собираюсь, потому что она и так это знает.

– Поэтому я хочу, чтобы ты исполнил последнюю волю умирающей, – бьет меня прикладом по темечку. Что исполнил? Волю умирающей? Я надеюсь, она не попросит меня похоронить её рядом со Смоктуновским?

– Снять деньги со сберкнижки? – еле сдерживаюсь я. Ба с каждой выплаты пенсии откладывает по старинке на черный день.

Но Аглая Рудольфовна бросает на меня укоризненный взгляд, и я закрываю рот на засов.

– Ты знаешь, как я тебя люблю, сынок… – Киваю: с этим не поспоришь. – Но мое… сердце не будет спокойно, когда я буду там. – Она показывает вытянутым указательным пальцем вверх. – И буду знать, что оставила тебя одного.

Кажется, я догадываюсь в чем дело.

– Кто о тебе позаботится, милый? – Пф-ф, конечно, мне же три года! – Как я могу умереть, так и не узнав, что нашлась та, которая станет тебе опорой?

Понятно.

Уже несколько лет ба меня сватает: за внучек подруг, за случайных дев, вырезая из газет колонки с объявлениями «Желаю познакомиться». У нее какой-то необъяснимый пунктик срочности моей женитьбы. Но дело в том, что я – убежденный, хронический холостяк, и этот статус меня полностью устраивает. У меня полно друзей, наглядно ставших примером, как через несколько счастливых лет после штампа в паспорте вся любовь заканчивалась разбитыми вдребезги тарелками и сердцами друг друга. Да что далеко ходить: вот мой лучший друг Саня! Его брак мне казался нерушимым, но даже он сейчас трещит по швам.

Поэтому – нет, сто тысяч раз – нет, по крайней мере, в ближайшие лет сорок!

Моногамия не для меня. Я не смогу принадлежать одной женщине, я слишком люблю их всех: свободных, раскрепощенных, дерзких, готовых дарить и получать удовольствие. Пока у вас отношения в горизонтальной плоскости и ты находишься у нее в списке «потенциальных женихов», она готова на всё! Но как только на ее пальчике начинает блистать камешек, мясорубка мозга обеспечена на годы. Поэтому еще раз – нет!

– Ба, ну зачем мне кто-то? У меня есть ты, – целую руку Рудольфовне.

– Не подлизывайся. Меня скоро не станет, и ты останешься один.

– Бабуль, ну хватит, а? – Ну реально надоело! – Ты будешь жить долго и счастливо, уж я об этом позабочусь.

Вмиг рука ба безжизненно выпадает из моей ладони и свисает с кровати. Грудная клетка Аглаи Рудольфовны замирает, а глаза закатываются за веки.

Вздыхаю. Как она это каждый раз проворачивает – без понятия.

– Ладно. Что ты хочешь?

Ба шустро подбирается и смотрит на меня взглядом победителя.

– Илюша, я записала нас на сеанс к ясновидящей, – ошарашивает меня она.

– Ты что сделала?! – подскакиваю со стула. – Ты в своем уме?!

Что-то мне подсказывает, что нет.

– Не хами! – Ба резко поднимается и садится, высверливая во мне дыру размером с каньон.

Хожу по комнате, как узник карцера.

Всякий бред я слышал от Рудольфовны, но, чтобы такое?! Уму непостижимо!

– Она сильная. Потомственная гадалка в седьмом поколении, – невозмутимо сообщает ба.

– Пф-ф, это меняет дело! – всплёскиваю руками. – Была бы в шестом, я б еще задумался, а раз в седьмом – однозначно сильная! – иронизирую я.

– Не хами, Илья! – грозно рокочет ба.

– Увидеть правнуков, я уже поняла, мне не посчастливится на этом свете. Дай хотя бы узнать будут ли они вообще, а там и помереть можно спокойно. Агнесса Марковна уже к ней ходила. Хвалила.

Ах, Агнесса Марковна! Эта, как бы помягче сказать, блаженная?!

– Прости, ба, а с чем ходила Агнесса Марковна? – уточняю я.

– С коммунальными платежами! – возмущенно отвечает Рудольфовна. – Ее водоканал обсчитал, будь они прокляты, так Белладонна провела обряд, и этим же вечером у Агнессы в сумочке обнаружились украденные буржуями 537 рублей. Говорю ж, она сильная, – поднимает вверх указательный палец на манер «во как».

Это жесть! Просто треш! Я не сплю, раз слышу эту несусветную ересь?!

– А сколько взяла с нее ваша сильная Белладонна?

– У нее нет тарифов. Берет, сколько дадут.

– И сколько дала Агнесса Марковна? – наседаю на ба.

Рудольфовна нервно хватает стакан с водой и делает глоток, понимая, к чему я веду.

– Ну я жду. – Складываю руки на гуди.

Ба бегает глазами по комнате.

– Кажется, три тысячи… – мямлит Аглая Рудольфовна. – Я не помню уже.

– Спешу тебя огорчить, но ваша Белладонна… – Какая пошлятина! – Не сильная, а хитрая. Мошенница, одним словом. Она облапошила твою Марковну в три счета.

Ба вздрагивает, как от удара током.

– Красота в глазах смотрящего, Илюшенька, – обиженно констатирует она.

С этим не спорю, но…

– Это сейчас к чему было? – уточняю.

– Ты видишь во всем алчность и меркантильность. Не все люди такие. Есть те, кто приносит добро.

– И это, безусловно, ваша Белладонна? – усмехаюсь.

– Да! Она излучает свет, дает людям надежду, исцеляет… – перечисляет ба.

И обдирает стариков! Хороша, ничего не скажешь! Н-да, кажется, Марковна хорошо промыла бабушке мозг, а той, в свою очередь, ясновидящая-деньги-мошенница.

– Окей, – неожиданно для себя соглашаюсь. – Давай сходим к твоей ясновидящей. – И я докажу Аглае Рудольфовне, что все маги, гадалки и прочая нечисть – настоящие шарлатаны. А заодно и повеселюсь. – Когда у нас прием?

– Не прием, а сеанс, – воодушевляется ба. – Завтра в 9 утра.

Что?! Во сколько?!

– Ты издеваешься?! – хмурюсь. Сегодня пятница и я планировал как минимум вернуться под утро, да еще и не один.

– У Белладонны очень плотный график, – пожимает плечами ба.

Ну еще бы! Бабки со старух грести лопатой – дело нехитрое!

– Ладно. Завтра за тобой заеду. Это все? – смотрю на время.

– Всё. Ужинать будешь?

– У меня дела. Некогда, ба. Спасибо.

Помогаю Рудольфовне подняться, чтобы она меня проводила. Обуваюсь, подхватываю брошенное пальто.

– Давай, бабуль, до завтра! Если что – звони, – берусь за дверную ручку.

– А товар? – спохватывается она.

Во! А еще жалуется на память!

Лезу в карман пальто и извлекаю два смятых лотерейных билета. Уже лет десять я неизменно снабжаю ее этой мурой. Бабуля надеется срубить джек-пот и оплатить мне ипотеку, которую я уже давным-давно погасил. Но именно об этом Аглая Рудольфовна предпочитает все время забывать.

Глава 4. Степан Васильевич

– Степан Васильич, я дома. – Закрываю за собой входную дверь и устало припадаю к ней спиной. Моя поясница отваливается, а ноги гудят так, что разгоняют дрожь по всему телу.

Прикрываю глаза, мечтая поскорее оказаться в постели. У меня нет сил принимать душ, поэтому решаю сделать это после сна. Я всю ночь проскакала в баре, который с вечера пятницы по субботу, по обыкновению, забит до потолка.

Сбрасываю реанимированные суперклеем кроссовки и поднимаю голову на звук открывающейся межкомнатной двери.

– Доброе утро.

Проигнорировав мое приветствие, Степан Васильич лениво шествует ко мне, потягивая свое тощее тельце.

Спал, засранец!

Он подходит ближе и тычет свою наглую черную морду в пакет, обнюхивая его содержимое.

– Нет там ничего. – Кроме униформы, которую я прихватила постирать. – А, чтобы было, сегодня придется поработать, – укоризненно смотрю на кота.

– Мя! – недовольно бросает Степан Васильич и делает хвост трубой, показывая протест.

– В смысле? Знаете, что? Я не могу пахать за двоих! Прошу заметить, что жрете, пардон, кушаете вы, Степан Васильич, поболее моего. Поэтому отрабатывайте харчи, – резонно констатирую.

– Мя!

– Вот именно! В девять придет новая клиентка. Работаем по отработанной схеме. А сейчас я – спать. Разбудите меня… – Смотрю на время в телефоне, показывающее пять утра. – В восемь.

Черный обормот, передернув лапой, походкой короля следует к двери своей комнаты и захлопывает её так, что картина с изображением почившей хозяйки квартиры съезжает с гвоздя на бок.

Громко выдыхаю и плюхаюсь, не раздеваясь, на проваленный допотопный диван. Он жутко неудобный, и спать на нем сравнимо с деревянной шконкой. В моей полуторке есть целая комната, в которой стоит кровать, двуспальная и, возможно, удобная. Но не сплю я на ней по двум причинам: во-первых, комнату целиком оккупировал Степан Васильевич, и на ней спит он, а, во-вторых, я бы все равно не смогла на ней отдыхать, зная, что три года назад на этой кровати умерла хозяйка квартиры Белла Мироновна, чей портрет висит в прихожей.

Эту полуторку в старой кирпичной хрущёвке я снимаю полтора года. Когда я увидела на Авито объявление, предлагающее квартиру для съема за цену, от которой мое настроение засияло ярче радуги, к тому же находящуюся вблизи от моего вуза, я не могла поверить своему счастью. В тот момент я впервые решила, что мне наконец-то улыбнулась удача.

Целая, практически двухкомнатная квартира!

Я прилетела на встречу с хозяевами на крыльях безмерного счастья. Меня встретили с виду приличные люди в возрасте – женщина и мужчина. Они нахваливали, какая квартира теплая, не угловая, а соседи приличные. Словом, мечта!

«Так в чем же подвох, – думала я, – раз брали они за эту мечту по московским меркам копейки?».

В общем, к квартире прилагался кот. Черный старый кот, доставшийся им от бабули в наследство с жильем.

А история этого жилья такова: после смерти матери мужчины они с супругой решили квартиру сдавать. Но не с котом же? Конечно! Поэтому было утверждено отдать старого кошака в приют. На том и порешали, дело сделали! Нашли квартиросъемщиков и спокойно зажили – недолго, правда, потому что через пару недель квартиранты бежали из дома с воплями, что по ночам кто-то скребётся в их дверь.

Оказалось, что Степан Васильич каким-то образом сбежал из приюта и вернулся домой, где он прожил с Беллой Мироновной всю свою жизнь (к слову, сколько лет коту, никто не знает). Мужчина рассказывал, что его мать, Белла Мироновна, подобрала этого кота, когда он уже был немолод, поэтому в слухи о том, что у кошек семь жизней, даже я – патологический скептик – поверила.

После того как квартиранты сбежали, хозяева нашли других, но их постигла та же участь, потому что куда бы ни завозили кота, он возвращался обратно и царапал дверь с устрашающими воплями.

Тогда было решено оставить кота и сдавать квартиру вместе с ним.

Мне этот рассказ показался забавным. Просто я – скептик до мозга костей, и во всю мистическую лабуду не поверила. Тем более тогда, когда цена за съем квартиры была такой волшебной!

Таким образом, мы стали делить одну жилплощадь с котом на двоих. Первым делом Степан Васильевич отжал у меня комнату. Он сразу дал понять, кто в квартире хозяин. Честно, я и не претендовала, потому что в той комнате оставались сложенные вещи Беллы Мироновны, от которых веяло старьем и тяжелой аурой.

Мне досталась микроскопическая гостиная, служащая мне спальным местом и местом работы.

Полгода мы привыкали к друг другу и отвоёвывали территорию. Тогда мне стало казаться, что дух Беллы Мироновны реинкарнировал в кота и теперь она ревностно относится к тому, что в ее квартире поселился чужак и пользуется вещами. В итоге мы поговорили со Степаном Васильевичем по душам и пришли к консенсусу, который устраивал нас обоих. Клянусь, он умеет слушать и понимать! Когда я сказала, что, если он и дальше продолжит изводить меня своими выходками и выживать, я уйду, его отправят обратно в приют, там усыпят, а в квартиру пустят жить гастарбайтеров, но до этого сожгут всё барахло Беллы Мироновны.

На том и порешали: спальня – его, гостиная – моя, никто никому не мешает, но в дом обусловились мужиков и кошечек не водить.

Степан Васильич периодически где-то гуляет, уходя ночами через балкон, таким же макаром возвращается, и где шляется в это время, он мне не докладывает. Но одно нас все-таки объединяет: работа. Но об этом чуть позже.

– Мя, мя, мя, мя, мя… – монотонно долбит в ухо.

Накрываюсь подушкой, но она уползает от меня, словно у нее есть ноги.

Не могу.

Я не могу разлепить глаза. Только же уснула. Какого водоотведения?!

– Мя, мя, мя, мя…

А-а-а-а-а!

– Заткнись! – Распахиваю глаза и встречаюсь нос к носу с черной небритой мордой. Твою ж пехоту!

Лизнув себе нос языком, Степан Васильич откидывается на бок и задирает ногу, вытягивая морду к мужским причиндалам.

– О, нет! Степан Васильич, я приличная девушка. Не обязательно делать это при мне, – брезгливо морщусь и вскакиваю. Это работает и заставляет мой мозг проснуться.

Вообще так он показывает, что хочет жрать. Я тоже хочу. Об этом сообщает мой булькающий желудок.

Шаркаю в кухню, замечая, что на мне до сих пор надеты свитер и джинсы. Включаю чайник, и пока он подогревается, иду в ванную.

– Степан Васильич, сколько раз можно говорить, чтобы вы поднимали крышку унитаза! – злобно рычу, замечая желтые подтеки на ободке.

Наглый котяра ходит не в лоток, к которому я его бесполезно приучала, а в унитаз. Как у него это получается, я даже себе представить не могу. И не хочу.

Принимаю душ, решая голову не мыть. Парик будет лучше держаться на лощеных необъемных волосах.

Переодеваюсь в домашнее трико и футболку.

Степан Васильич сидит на кухне за столом и выжидающе следит за моими движениями.

Открываю холодильник и долго в него пялюсь.

– Есть мышь. Будете? – спрашиваю.

– Мя?

– Ну та, которая повесилась. В холодильнике, – уточняю.

Потому что в нем пусто. Кроме заплесневелого куска чеддера и сливочного масла.

– А что вы так возмущаетесь? Вы у нас кто? Кот? Ловить мышей – ваша генетическая обязанность, а не борщи наворачивать. Вы зажрались, Степан Васильич! – причитаю я.

Смотрю в хлебницу и искренне радуюсь, когда нахожу в ней булочку. Не первой свежести, но все-таки.

– Нам нужны деньги, Степан Васильевич, за которые мы сможем купить продукты. Поэтому сегодня работаем.

– Мя-я-у-у-у?

– Чаевые? – Вот же паразит! Знает, что по пятницам в баре хороший оброк, и не брезгует мне об этом напомнить. Чаевые я отдала Наташке. В счет прошлого долга: занимала у девчонки, когда мне срочно потребовались деньги на ветеринара. Между прочим, этому вшивому коту, который подавился костью и чуть не издох. – Ваш должок, Степан Васильевич, – укоризненно бросаю кошаре.

– Мя, – виновато накрывает лицо лапой.

– То-то же! Так-с, что у нас есть? – Открываю дверцы навесных шкафов.

Наливаю себе горячий чай, Степану Васильичу – воды в миску. Делаю бутерброд с маслом и булкой для себя, а кошаку вскрываю консервную банку с килькой в томате, заныканную мною на черный день.

Так и завтракаем.

Когда на часах время стремится к половине девятого, оголтело несусь в ванную, чтобы нанести рабочий макияж. Надеваю парик, униформу и подготавливаю комнату. Убираю все ненужные вещи, распихивая по комодам, задергиваю темные шторы и достаю рабочие материалы. Осматриваю гостиную, когда раздается звонок в дверь.

– По местам! – бросаю коту и, делано нахмурив брови, иду открывать.

Глава 5. Потомственная гадалка в седьмом поколении

– Что-то не торопится твоя Белладонна открывать, – широко зевнув, изрекаю.

Привалившись к лестничным перилам, лениво разглядываю дверь: китайская дешевая поцарапанная «консервная банка», которую при желании можно вскрыть ножом. За такие бабки, которые она гребет, можно было и получше поставить. Или это спецом для таких, как моя ба и Агнесса Марковна, демонстрация скромного жилища? А сама, наверное, эта аферистка живет где-нибудь на Рублевке.

– Не зуди! – песочит ба.

Оглядываю Рудольфовну: приоделась, губы накрасила, сумочка в тон молочным сапогам, на бледно-голубое пальто брошь прицепила. Шляпки только с цветами не хватает, и точно была бы как Королева Елизавета.

Слышу звук проворачиваемого замка.

Подбираюсь.

Дверь со скрипом отворяется, встречая нас темнотой.

Смотрим с ба в пустоту.

Это, типа, нам открыли врата ада?

Входить или что?

– ХоспАди?! – Ба отшатывается и прикладывает ладонь к сердцу, когда неожиданно в проеме появляется мрачная фигура.

Женская.

– Нет. Белладонна, – представляется низким голосом. – Входите.

– Отворачивается и бесшумно скрывается в потемках квартиры.

Рудольфовна крестится, а я прыскаю в кулак.

Входим.

Закрываю за собой дверь и улавливаю сладкий запах арома-свечей. Удивительно, что не какими-нибудь дурманящих сознание трав.

На стене в узкой прихожей прибиты два крючка, и мы с моей спутницей решаем, что они для верхней одежды.

Бросив на меня настороженный взгляд, Рудольфовна опасливо шаркает в сторону комнаты, из которой исходит тусклое свечение. Иду следом за ба, прижимающей к груди сумку.

Несмотря на достаточно солнечное утро, в квартире темно, и причина тому – плотные задернутые на окне шторы в комнатушке, в которую мы входим. Эту кладовку сложно назвать комнатой, когда ее стены стремятся сдавить со всех сторон, а количество барахла грозит обрушиться, как лавина с горы.

Ну и бардак!

Вожу глазами по комнате, примечая старый диван и потрепанную годами мебель. Небольшой стеклянный буфет, забитый антикварными статуэтками и фаянсом, комод, на котором наставлена куча каких-то пробирок, несколько зажжённых свечей, прибитый к стене ковер и круглый стол, за которым сидит, видимо, та самая Белладонна.

Небогато.

Но больше всего мое внимание привлекает антураж. Красота! На шторах гирляндой протянута веревка, с которой свисают искусственные летучие мыши. Задираю голову и смотрю на хрустальную люстру: огромный черный жирный паук пристроен на перекладину, и от сквозняка шевелит резиновой лапой. Оглядываю помещение и замечаю, что таких пауков здесь рассажено много.

Мне приходится сжать губы до посинения. Это мероприятие уж слишком напоминает что-то среднее между ведьминским шабашем и утренником в детском саду, где для инсталляции насобирали всякого барахла.

Потираю руки в предвкушении. Мне уже нравится эта буффонада. Даже сон как рукой сняло.

– Присаживайтесь. – Легким взмахом руки Белладонна указывает на два стула перед собой.

Выдвигаю табурет для Рудольфовны и помогаю ей усесться. Следом приземляюсь сам.

Теперь у меня есть возможность получше разглядеть шарлатанку. Блюдо с плавающими в воде свечами, установленное в центре стола, прекрасно дает мне эту возможность.

Белладонна сидит с опущенными глазами, сложив на краю стола руки, словно читая про себя молитву. Или заклятие. Или проклятие. А может, вообще спит.

А она молодая!

Я почему-то думал, что такой ерундой занимаются леди постарше, уморённые житейским опытом или как минимум окончившие факультет психологии.

Темные волосы спадают на плечи и переливаются неестественным блеском. Я не могу рассмотреть лицо, но мне виды лишь ее яркие темно-бордовые губы, близкие к черным.

Объемный грязно-коричневый балахон начинается от шеи и скрывает все тело, оставляя свободными только кисти рук, усыпанные перстнями с огромными камнями. Приглядываюсь и вижу засохший клей. Эти бутафорские дешевки неоднократно приклеивались в дигель.

И я вновь прикрываю губы кулаком, чтобы не выдать свой ржач. Рудольфовна пихает меня кулаком в предплечье и смотрит порицающе.

Белладонна поднимает медленно руку и перебрасывает волосы с левого плеча на правое, открывая для нас вид на сидящего на плече мохнатого паука.

И я не выдерживаю. Маскирую смех под сдавленный кашель, получая еще один тычок под ребра. Не могу отвести взгляд от паука, который, видимо, должен служить для устрашения, но вызывает приступ истерики. Этот приступ усугубляется поблескивающей сережкой в ухе в виде жабы.

Мать честная, где она нашла всю эту дрянь?! На распродаже в «Фикс прайсе» после Хэллоуина?

– Кого будем читать? – голосом из преисподней каркает Белладонна. Теперь уже чуть не оббосываюсь я. Ее глаза по-прежнему опущены вниз.

– Можно Булгакова, – сквозь смех выдавливаю, намекая на салат из мистики и сатиры его произведений.

Резко меня припечатывает к спинке стула. Я совершенно не ожидаю, как после моих брошенных в шутку слов эта прохиндейка распахивает глаза и прицельно смотрит прямо на меня. Жесть! Ее черные глаза пугают не только меня, но и бабулю. Радужка слилась с зрачком. Контур глаз жирно обведен черным карандашом.

– Господи милостивый! – Рудольфовна вновь крестится.

Не то слово, ба!

Белладонна смотрит в упор широко распахнутыми черными углями, а потом вскакивает с места.

– Кхм… кхм… – кашляет она. – Минуточку, подождите. Пожалуйста. В горле запершило. – Ее голос меняется, становясь похожим на человеческий.

Женщина стремительно уносится из комнаты, оставляя нас с ба вдвоем.

– Чувствуешь? – шепчет Рудольфовна, наклонившись ко мне и озираясь.

– Что именно?

– Сильную энергетику, – обмахивается платком ба.

– Тебе просто душно, потому что здесь реально нечем дышать. Отопление шпарит, а окно закрыто, – спешу образумить бабулю.

– Тихо, ты! – шикает на меня Рудольфовна и выпрямляется, когда в комнату входит Белладонна.

– Итак… – Она чопорно садится за стол, укладывая кисти в перстнях по краям стола. – Приступим, – опять тем же низким горловым голосом. – Что привело вас ко мне? С какими трудностями столкнулась ваша душа? Что терзает ваше бытие и мучает ночами? Я, Белладонна, мудрейшая целительница и ясновидящая, наследница уникального магического дара, потомственная гадалка в седьмом поколении, приложу все свои экстрасенсорные силы, чтобы помочь вам решить запутанные, сложные жизненные ситуации, – заученным текстом вещает аферистка и ждет, видимо, от нас рассказа, зачем мы сюда притащились.

– А чем отличается гадалка в седьмом поколении от, скажем, пятого? – решаю задать вопрос, который мучил меня это время.

Белладонна вновь бросает на меня угольный взгляд. Сложно разглядеть за тонной шпаклевки на ее лице эмоции, но каждый раз при звуке моего голоса эта ведьма вздрагивает, будто ее стул периодически подвергается электрическим разрядам.

– Кхм… – откашливается она. – Свой дар я переняла от бабушки Беллы, – кивает в сторону. Одновременно с ба поворачиваем головы и смотрим на портрет неприятной старухи. – Она была целительницей в шестом поколении.

– Мне Агнесса Марковна рассказывала о ней, – поддакивает шепотом ба.

– Интересно! – Складываю руки на груди. – А я всегда считал, что они отличаются ценником.

Под столом мою ногу ощутимо припечатывает стопа ба. Смотрю на Рудольфовну, которая испепеляет меня грозным взглядом.

– Уважаемая Белладонна! – Бабуля решает перехватить инициативу, потому что хорошо знает меня и мое отношение к данному театру комедии. – Нам бы с внуком очень хотелось узнать некоторые моменты из его будущего, которые нас беспокоят…

– Тебя беспокоят, бабуль! – возмущенно перебиваю ее.

Нормально она причесала!

Лично меня всё в моей жизни устраивает, и узнавать свое будущее я не больно-то стремлюсь.

– Илюша… – Ба поворачивается ко мне и смотрит взглядом «заткнись, сейчас я говорю».

– Кхм… кхм… кхм… – закашливается ведьма и стучит себя по груди.

– Так вот, уважаемая Белладонна: у моего внука проблемы с женщинами…

– Что?! – одновременно с аферисткой вскрикиваем мы и удивленно смотрим друг на друга.

– Простите. – Стиснув зубы, Белладонна замолкает.

– У меня нет проблем с женщинами, – почему-то считаю важным оправдаться. Еще чего не хватало! Вот это ба выдала! Еще ни одна леди не ушла от меня недовольной. – Что ты несешь?! – раздражаюсь.

– Илюша, – цедит ба, меня затыкая. – Ох, дорогая Белладонна, я, возможно, неправильно выразилась! У моего внука не складывается личная жизнь. Ему тридцать лет, а он до сих пор не женат. – Прозвучало как смертельный диагноз.

– У вас, Илья Иванович? Ой, простите! – Гадалка резко закрывает рот руками и вновь вскакивает с места. – Мне нужно отойти. – И уносится.

– Ты слышал? – обращается ко мне Рудольфовна под неимоверным впечатлением.

– Слышал. – Почесываю затылок задумчиво. – Ты ей называла мое отчество?

– Что ты, Илюша! – делано оскорбляется ба. – Это у нее дар. Я же говорила!

– Ну, может, заикалась и не помнишь? – прищуриваюсь.

– Я не говорила, – отнекивается ба, и выглядит она в этот момент обескураженной не меньше меня. – А куда она все время бегает? – задается очень правильным вопросом Рудольфовна. – Может, в туалет? Недержание, – предлагает бабуля как вариант.

Это вряд ли… Скорее всего, эта аферистка копает на нас инфо. В наш прогрессивный век кибер-возможностей найти информацию о человеке при желании не составит труда. Так что этому наследственному дару я легко нахожу объяснение.

– Простите. – Бесшумно перед нами возникает Белладонна. – Продолжим. Значит, вы говорите, что у вас проблемы в личной жизни? – обращается ко мне и виновато прячет глаза.

– Я такого не говорил! В личной жизни у меня полный порядок! – раздражаюсь я и сканирующим взглядом всматриваюсь в лицо шарлатанки, стараясь узнать, насколько она осведомлена о моей личной жизни и что еще у нее на меня есть.

– Дорогая Белладонна, я – человек старый и немощный. – Бабушка показательно подергивает нижней губой. – Я не знаю, сколько Господь Бог отсыпал мне времени. Но мне очень хотелось бы узнать, появится ли у моего мальчика… – На этом слове Белладонна хмыкает. – Та, с которой он будет счастлив. – Шмыгнув носом, ба утирает платком уголок глаза, в котором сухо.

– Кхм… я вас поняла, уважаемая…?

– Аглая Рудольфовна, – представляется ба.

– … уважаемая Аглая Рудольфовна. Мне нужно вас посмотреть. – Белладонна воровато стреляет в меня углями, стараясь не пересекаться со мной глазами.

– Пожалуйста. – Откидываюсь на спинку стула и расплываюсь в своей самой сексуальной улыбке, от которой девушки сбрасывают трусики и оставляют на них номера своих телефонов. – Что снимать? – Хватаюсь за пряжку ремня.

– Кхм… кхм… кхм… – закашливается прохвостка, и я сквозь тонну штукатурки замечаю пунцовые щеки.

Даже так?! Белладонна смущается?!

А вот интересно, все эти ясновидящие товарищи занимаются сексом? Или они получают удовольствие от высшей энергии?

– Илюша, – тоном училки делает замечание ба.

– Ничего снимать не надо, – тонко лепечет девушка. – Мне нужно обменяться с вами энергий.

– Прямо здесь? На этом диване? – откровенно веселюсь я.

– Илюша! – вспыхивает ба. О да, бабуль, твой внук уже не сопливый пацан с разбитыми коленками!

– Илья Ива… кхм … Дайте, пожалуйста, вашу руку. – Протягивает раскрытую ладонь.

– Вообще… – Задумчиво скребу подбородок. – Она мне самому нужна. Ну так уж и быть. – Под тихий смешок Белладонны вкладываю свою лапу.