Читать книгу: «Стихи о войне», страница 2

Зинаида Гиппиус

Тише

Громки будут великие дела.

Сологуб, 7.8.14

Поэты, не пишите слишком рано,

Победа ещё в руке Господней.

Сегодня ещё дымятся раны,

Никакие слова не нужны сегодня.

В часы неоправданного страданья

И нерешённой битвы

Нужно целомудрие молчанья

И, может быть, тихие молитвы.

Рвань

Видали ль вы, братцы,

Какой у нас враг,

С кем будем сражаться,

Какой у них флаг?

Эй, красное войско!

Эй, сборная рать!

Ты ль смертью геройской

Пойдёшь умирать?

Китайцы, монголы,

Башкир да латыш…

И всякий-то голый,

А хлебца-то – шиш…

И немцы, и турки,

И чёрный мадьяр…

Командует юркий

Брюнет-комиссар.

Плетётся, гонимый,

И русский дурак,

Столкуемся с ним мы,

Не он же наш враг.

Мы скажем: ты с нами.

Сдавайся своим!

Взгляни, что за знамя

Над войском твоим?

Взгляни, как чернеет,

Чернеет насквозь.

Не кровью ль твоею

Оно запеклось?

Очнись от угара

И с Богом – вперёд!

Тащи комиссара,

А сброд – удерёт.

Погоним их вместе,

Дорогу, воры!

Мы к семьям, к невесте,

В родные дворы!

Всё она

Медный грохот, дымный порох,

Рыжелипкие струи,

Тел ползущих влажный шорох…

Где чужие? где свои?

Нет напрасных ожиданий,

Недостигнутых побед,

Но и сбывшихся мечтаний,

Одолений – тоже нет.

Все едины, всё едино,

Мы ль, они ли… смерть – одна.

И работает машина,

И жуёт, жуёт война…

Тогда и опять

Просили мы тогда, чтоб помолчали

Поэты о войне, —

Чтоб пережить хоть первые печали

Могли мы в тишине.

Куда тебе! Набросились зверями:

Война! Войне! Войны!

И крик, и клич, и хлопанье дверями…

Не стало тишины.

А после, вдруг, – таков у них обычай, —

Военный жар исчез.

Изнемогли они от всяких кличей,

От собственных словес.

И, юное безвременно состарев,

Текут, бегут назад,

Чтобы запеть, в тумане прежних марев,

На прежний лад.

Молодое знамя

Развейся, развейся, летучее знамя!

По ветру вскрыли, троецветное!

Вставайте, живые, идите за нами!

Приблизилось время ответное.

Три поля на знамени нашем, три поля:

Зелёное – Белое – Алое.

Да здравствует молодость, правда и воля!

Вперёд! Нас зовёт Небывалое.

Юный март

«Allons, enfants, de la patrie…»

Пойдём на весенние улицы,

Пойдём в золотую метель.

Там солнце со снегом целуется

И льёт огнерадостный хмель.

По ветру, под белыми пчёлами,

Взлетает пылающий стяг.

Цвети меж домами весёлыми

Наш гордый, наш мартовский мак!

Ещё не изжито проклятие,

Позор небывалой войны,

Дерзайте! Поможет нам снять его

Свобода великой страны.

Пойдём в испытания встречные,

Пока не опущен наш меч.

Но свяжемся клятвой навечною

Весеннюю волю беречь!

Страшное

Страшно оттого, что не живётся – спится…

И всё двоится, всё четверится.

В прошлом грехов так неистово много,

Что и оглянуться страшно на Бога.

Да и когда замолить мне грехи мои?

Ведь я на последнем склоне круга…

А самое страшное, невыносимое, —

Это что никто не любит друг друга…

Веселье

Блевотина войны – октябрьское веселье!

От этого зловонного вина

Как было омерзительно твоё похмелье,

О бедная, о грешная страна!

Какому дьяволу, какому псу в угоду,

Каким кошмарным обуянный сном,

Народ, безумствуя, убил свою свободу,

И даже не убил – засёк кнутом?

Смеются дьяволы и псы над рабьей свалкой.

Смеются пушки, разевая рты…

И скоро в старый хлев ты будешь

загнан палкой,

Народ, не уважающий святынь.

Без оправданья

Нет, никогда не примирюсь.

Верны мои проклятья.

Я не прощу, я не сорвусь

В железные объятья.

Как все, пойду, умру, убью,

Как все – себя разрушу,

Но оправданием – свою

Не запятнаю душу.

В последний час, во тьме, в огне,

Пусть сердце не забудет:

Нет оправдания войне!

И никогда не будет.

И если это Божья длань —

Кровавая дорога —

Мой дух пойдёт и с Ним на брань,

Восстанет и на Бога.

Сегодня на земле

Есть такое трудное,

Такое стыдное.

Почти невозможное —

Такое трудное:

Это поднять ресницы

И взглянуть в лицо матери,

У которой убили сына.

Но не надо говорить об этом.

Осенью

Сгон на революцию

На баррикады! На баррикады!

Сгоняй из дальних, из ближних мест…

Замкни облавкой, сгруди, как стадо,

Кто удирает – тому арест.

Строжайший отдан приказ народу,

Такой, чтоб пикнуть никто не смел.

Все за лопаты! Все за свободу!

А кто упрётся – тому расстрел.

И все: старуха, дитя, рабочий —

Чтоб пели Интернационал.

Чтоб пели, роя, а кто не хочет

И роет молча – того в канал!

Нет революции краснее нашей:

На фронт – иль к стенке, одно из двух.

…Поддай им сзаду! Клади им взашей,

Вгоняй поленом мятежный дух!

На баррикады! На баррикады!

Вперёд за «Правду», за вольный труд!

Колом, верёвкой, в штыки, в приклады…

Не понимают? Небось, поймут!

Боятся

Щетинятся сталью, трясясь от страха,

Залезли за пушки, примкнули штык,

Но бегает глаз под серой папахой,

Из чёрного рта – истошный рык…

Присел, но взгудел, отпрянул кошкой…

А любо! Густа темь на дворе!

Скользнули пальцы, ища застёжку,

По смуглым пятнам на кобуре…

Револьвер, пушка, ручная граната ль, —

Добру своему ты господин.

Иди, выходи же, заячья падаль!

Ведь я безоружен! Я один!

Да крепче винти, завинчивай гайки.

Нацелься… Жутко? Дрожит рука?

Мне пуля – на миг… А тебе нагайки,

Тебе хлысты мои – на века!

* * *

Опять она? Бесстыдно в грязь

Колпак фригийский сбросив,

Глядит, кривляясь и смеясь,

И сразу обезносев.

Ты не узнал? Конечно – я!

Не те же ль кровь и раны?

И пулемётная струя,

И бомбы с моноплана?

Живу три года с дураком,

Целуюсь ежечасно,

А вот, надула колпаком

И этой тряпкой красной!

Пиши миры свои, – ты мой!

И чем миры похабней —

Тем крепче связь твоя со мной

И цепи неослабней.

Остра, безноса и верна —

Я знаю человека. Ура!

Да здравствует Война,

Отныне и до века!