Читать книгу: «Болотный Человек Bogman», страница 6
Случай 11. Семимильными
Я положила трубку и задумалась. Потом взяла бумагу, ручку и стала прослушивать запись сообщения снова и снова, пока не записала каждое слово. Потом включила компьютер и стала переводить. В ногу впивались кошачьи когти, но я отлягивалась и быстро печатала: «Тоня, здравствуйте. Простите, но мне только что пришло в голову… Я ведь помню того водителя. Вернее, я на него внимание не обращала, пока нам поход в театр не организовали. Он сам не ходил, а только привез нас. Когда я выходила из машины, он подал мне руку. Я заметила, что он мои часики разглядывает и колечко мамино с сапфиром, которое я только в театр и решилась надеть. Я руку выдернула, а он оскалился. Противный такой, зубы как у бобра и глаза хитрые. Парень на снимке точно не он. Позвоните мне, я расскажу вам больше о том, как он выглядел и как разговаривал… не со мной, а с другими. Мой номер…» Наташа говорила быстро и горячо, будто боялась, что снова все забудет.
Я пошла на кухню, покормила кота и сама сжевала бутерброд с паштетом. Я никогда не смогла бы быть ни следователем, ни сыщиком, ни даже дилетантом. Мои мысли отказывались организоваться, никаких логических ступеней они не строили, и никаких идей не рождали, и выводов не делали. Все, о чем я могла думать, это кому звонить? Тому или Филу? И что именно им сказать? А главное – как? Какими словами? Пусть они думают дальше, что с этим делать. Но что-то мне мешало. Какая-то деталь, которая не желала определяться и пугала меня своей значительностью. Я должна была уловить эту деталь и убедиться, что она доставлена по адресу в целости и сохранности. Если я не подберу правильных английских слов для передачи этой мысли, то она может потеряться в процессе. А сделать это я могу, только поняв ее сама.
Мы с котом поднялись к себе и улеглись на кровать. Здесь гораздо тише, и я смогу поразмышлять спокойно.
Давайте думать не по мере поступления информации, а по порядку событий. Я уже знала от Тома и Фила все имена и порядок похищенных: Славик, Владимир, Наташа, Петр, Дима, Алексей и Инна. Первые трое были похищены осенью в 96-м, а остальные – позже, в течение летнего семестра.
Славик валял дурака и подал Свиридову первоначальную идею. Подготовка к похищению заняла не меньше месяца, а сама операция заняла ровно четыре дня.
Владимир сам рассказал похитителю про маму-банкиршу, поплатился за это наследством дедушки – квартирой в центре Москвы. Свиридов обработал его маму в две недели.
Наташа не кичилась состоянием отца. Свиридов сам распознал в ней богатую невесту. Папа Наташи заплатил за больную дочь коллекцией драгоценностей, но приложил к ним письмо в одном из чехлов, где угрожал Свиридову. Он потом сам сказал полиции точное содержание письма, где одна строчка была незабываемой: «Я тебя из-под земли достану и скормлю тебе твою требуху. Ты подохнешь, но хоронить я тебя не дам». Неделю назад именно из-за этих слов папу сильно подозревали в сотворении богмэна, но у него оказалось железное алиби, а деньги шли на лечение дочери, а не на киллеров.
Угроза так и осталась пустой, однако Свиридов притих до самой весны. Может, он решил, что ему хватит и пора завязывать, раз уж врагов нажил. Но к летнему семестру пришла новая партия учеников, и один из них приехал со своим компьютером, да такой навороченный, что сам просился в пасть. Папа заплатил за своего Петеньку круглую сумму, но досаду выместил на самом Петеньке, отправив его на родину предков, за Урал, осваивать ремесло лесоторговца.
Семнадцатилетний Дима просто швырял деньгами направо и налево. Оказалось, что он мстит отчиму за то, что тот избавился от него на срок медового месяца с мамой Димы. Отчим отказался платить, сказав по телефону удивленному Свиридову: «А Дмитрию передайте, что за такие шуточки он пойдет теперь в армию как миленький. Мне тут он все равно не нужен». За него выкуп, как ни странно, так и не заплатили, если не считать единственного богатства мамы, какой-то дорогущей бирюльки и обещания обеспечить молчание. Убивать пацана Свиридов либо не собирался, либо поостерегся.
Алексей был самым маленьким, но и самым балованным из всех. Его перепуганные родители были таким легким и богатым уловом, что Свиридов, видимо, обнаглел и свою последнюю жертву выбрал необдуманно, не проверив.
Инна никогда не держала в руках больше сотни. Поэтому ей показалось «небо в алмазах», когда родители с трудом наскребли нужную на учебу сумму. Ей так хотелось пройтись по магазинам, как Джулии Робертс в «Красотке», что она так и сделала. Сияющая, размахивающая яркими пакетами, она привлекла внимание Свиридова, развозящего детей по домам из торгового центра, и это был конец. На ноги была поднята полиция, когда папа Инны получил первый же звонок с требованием. Интерпол подключился к телефонной связи и вышел на след Свиридова. Папа врал ему то, что посоветовали следователи. Свиридова стали водить за нос и вышли на него через два дня. Понадобился еще день на подготовку к захвату, и его взяли. Это было за городом, в лесочке, где он бросил накаченную героином Инну и уже мчался в неизвестном направлении, почуяв, что пилюля готовится не по его рецепту.
Дальше произошло что-то совсем непонятное. Хорошо застрахованные организаторы курсов, быстренько доказав свою непричастность, дали полиции списки учеников последних групп, вернули их родителям деньги, закрыли лавочку и сменили род занятий. Дети разлетелись по домам, не дождавшись окончания учебы. Школы не могли сообщить вообще ничего, а Свиридов оказался человеком-невидимкой. Кого бы ни спросили о нем, уже тогда толком никто ничего не мог сказать. Об этом надо расспросить Фила. Я так и не поняла, почему тогда похищение не сразу связали с организаторами курсов.
Я открыла глаза и принялась сосредоточенно разглядывать люстру. Сегодня по дороге в Норич Том рассказал мне, что восемь лет назад пострадавшие семьи сами объявились, как только прозвонили по всем учащимся тех курсов. Он подозревает, что их могло быть больше, но кто-то не захотел огласки. Да и эти, дав минимум показаний, пошли на попятную и отказались ехать узнавать арестованного Свиридова. Только две семьи сказали, что, может быть, и приедут на суд, если он состоится.
Хлопнула входная дверь. Катерина пришла домой. Надо было срочно додумывать.
В полиции Свиридов все отрицал, но назвал свое имя и адрес. Соседи по квартире сказали, что Свиридов снимал комнату два месяца с приятелем, а потом приятель исчез и появлялся только по выходным – и то поздно вечером. И тогда они пили по-черному, кололись, смотрели порнуху, а утром приятель исчезал. Один из соседей по дому, Павел, который по молодости лет решил сделать доброе дело, признался, что сам иногда покуривал с ними, но потом бросил. Он даже приехал в полицию на второй день после ареста и опознал Свиридова. О черных делах Свиридова он ничего не знал и никогда не видел у него больших денег. А вот приятель Гены, имени которого Павел не знал, часто привозил дорогую снедь и выпивку. И машина у приятеля была крутая. Один раз на Рождество он привез таких девочек, что Павел был готов поклясться, что дешевыми они не были. Это был подарок Свиридову. Сам Павел не захотел жить больше в той квартире и съехал, прожив там в целом чуть меньше полугода.
Кот покинул комнату тихо, как призрак. Только половица скрипнула. Я встала во весь рост на кровати и вытерла с люстры пыль салфеткой. Катерина уже включила внизу телевизор и зазвенела ложками. Ну, что там дальше?
Хозяин квартиры подтвердил слова Павла один к одному, а также сообщил о своем заявлении Свиридову, чтобы духу его там больше не было. Свиридов тогда ответил, что хрен ему с маслом, потому что уплачено до конца года. Том Хаммер не мог мне объяснить, почему хозяин не настаивал. Кроме того, когда Свиридова отпустили условно, одним из условий было жить и ночевать каждую ночь по тому самому адресу и нигде больше. А еще он должен был отмечаться в полиции по месту жительства три раза в неделю. И вот ведь интересно… Отмечался ли он? Для этого нужно удостоверение личности или нет? Мои мозги страшно зачесались под скальпом. Почему-то мне казалось, что это очень важно. Отмечался ли? И нужен ли для этого паспорт? Почему это было важно, я не могла сказать. Ладно. Спросим Фила, если не забудем. Хотя я почти точно забуду.
Катька в дверях уронила тарелку с нарезанным яблоком.
– Фу ты! Ты чего меня пугаешь? Ты что, дома?
– Дома. Машина тоже, между прочим.
– Ты же не на машине сегодня.
– А ты чего это ко мне в спальню с тарелкой? Тут жрать нельзя. Думала, меня дома нет?
– А ты чего сидишь тут тихо, если дома? Засада? Захожу, темно, а ты стоишь на кровати. У меня чуть сердце не остановилось.
– Отвечай на вопрос.
– Какой?
– Мне что, замок на дверь вешать?
– Купи мне телевизор в комнату, и не буду я сюда заходить.
– И не подумаю. Тебе заниматься надо, к экзаменам готовиться. И так музыка все время…
Этот спор был вечным. Я его проиграю, если не уйду сейчас же в сад. В саду я села на лавочку возле ящика с геранью и попыталась восстановить процесс анализа – не так уж много оставалось событий. Что там было потом? Хозяин микроавтобуса опознал Свиридова уже после того, как обнаружилась его связь со школой, а после его исчезновения подал заявление на угон. Нашли его драндулет перед Рождеством брошенным без номеров у дороги под Бирмингемом. Это теперь совершенно не удивительно, учитывая, где нашли самого богмэна Свиридова. Вот и все. Таинственный приятель Свиридова, прежде чем самому кануть в неизвестность, нанял ужасно дорогого адвоката – на деньги от выкупов за детей, конечно. В полиции вышел скандал. Адвокат так нажал на систему, что, как ни верти, а прямого доказательства у полиции, что это именно Свиридов занимался похищениями, за двадцать четыре часа не нашлось. И даже за дополнительные двенадцать. Все прошлые жертвы находятся в России, новая жертва госпитализирована. За руку его в лесу возле самой Инны не схватили, телефона не нашли. Он сказал, что просто совершал пробежку в парке и телефона у него вообще нет. Связи водителя микроавтобуса с похищениями в непосредственный день ареста еще никто точно не видел. Организаторы курсов о причастности шофера тоже ничего не знали. Оказывается, что все, кто сразу опознал Свиридова, не имел отношения к машине и к школе. А те, кто могли опознать водителя, почти ничего не знали о нем, кроме имени. Адвоката не смогли перевесить и доказать, что арестованный Свиридов, опознанный Павлом и хозяином квартиры, это тот самый Свиридов, школьный шофер. И не могли доказать на сто процентов, что он совершал похищения, потому что судмедэкспертам нужно время на отпечатки пальцев и прочие заключения. А отпечатков было полно. Их брали и с палатки в лесу, и из квартиры, и даже с вещей самой Инны. Эх! Им бы тогда «Лайфскан», да не было его еще в те годы.
На забор передо мной уселся лесной голубь. Жирный, как индюк. Он дергал головой, будто от икоты, и долго разглядывал меня, не решаясь на дальнейшие действия. Потом решил мне не доверять и, застонав, грузно перелетел к соседу. Там он облил соседский забор белым и улетел обратно в лес.
Дело начали было расследовать в конце сентября, и Свиридова отпустили условно до 15 декабря. К Рождеству эти самые заключения были готовы, доказательств наличия неизвестного сообщника и причастности Свиридова к похищениям хватило бы на срочный арест. Но до даты его возвращения оставалась пара дней, и занятая под завязку полиция не нагрянула к нему. А зря. В назначенный срок Свиридов в полицию не явился. Был выписан ордер на арест, но квартиру нашли пустой и тщательно протертой. Исчез не только Свиридов, но и его приятель, возможный сообщник. Бывший уже сосед Павел не исчез, а сам уехал домой в Россию несколько месяцев спустя. В Англию он не вернулся и к делу был непричастным. Поискав некоторое время, полиция бросила тратить свои средства впустую, а ложный след в Новгороде поставил точку в этом следствии. Свиридов числился в розыске с тех пор, и ничего больше.
Стало холодно, и я пошла назад в дом. Все, что я поняла пока, это то, что похитителей было двое, одного из них звали Свиридовым, один из них стал богмэном в Ирландии. А также один из них водил машину школьников и выбирал жертв. Один из похитителей жил по соседству с Павлом. Один из похитителей был очень богат. Один из похитителей сломал клык, а другой имел редкие зубы. Один похититель, видимо, убил другого. Который из них Свиридов и кто был тот другой? Вряд ли это Павел, ведь он был очень молод, а обоим похитителям было годков под тридцать, согласно показаниям хозяина квартиры, описанию богмэна, платежной выписке работодателей шофера и заключениям экспертов. Кроме того, Павел аккуратно работал каждый божий день уборщиком в местной больнице. Да и отпечатки сообщника подошли бы Павлу в случае его участия. Его ведь проверяли на вшивость, несмотря на алиби, как сказал Том.
Вроде бы все. Я уже взяла в руки телефон. Нет… не все. Что-то еще. А что? Не вижу. Так и не вижу. Да что же это такое? Что я забыла? Надо позвонить Филу, а он перезвонит Тому. Это его работа, а не моя.
Я набрала номер. В ухе загудело.
– Хелло? Хаммер слушает.
– Том. У Свиридова щель между зубами. У вас есть письмо от дантиста. Богмэн не Свиридов.
– Что такое? Мисс Тринити? Вы с ума сошли?
– Звонила Наташа, оставила сообщение. Она опишет вам водителя автобуса. Он был тем самым Свиридовым, с щелью.
Том молчал целую минуту, а потом как-то по-лисьи тявкнул и сказал:
– Приезжайте сейчас же. И захватите сообщение Наташи.
Случай 12. Ребус
Перевалило за двенадцать, а я все так же сидела в офисном кресле в полиции. Вокруг стоя и сидя расположились «лаговцы» – сонные члены хаммеровской команды. Их было восемнадцать человек. На белой доске, такой же как у нас в школе, была прикреплена магнитиком фотография арестованного восемь лет назад богмэна. Рядом с ней был нарисован фломастером бесформенный силуэт человеческой головы с кроличьим ртом. Под ним было написано «Г. Свиридов», а под фотографией богмэна стоял вопросительный знак. Над обоими разлетались разноцветные стрелки к списку похищенных детей, их родителей и организаторам курсов. Под портретами стрелки вели к тем, кто опознал Свиридова в день его ареста. А с одного боку в углу было написано «Доктор Ким, дантист» и стояла дата – 4 февраля 1995. Между богмэном и Свиридовым был нарисован человечек с бородой и в черных очках, похожий на певца из группы «Зизи Топ». От него тоже шла стрелка к детям и к богмэну, и стоял знак вопроса. Я правильно угадала. Свиридов не богмэн, но его создатель. Найденный в Ирландии бедолага – кто-то другой. Возможный друг, сообщник, сосед по комнате, парень из палатки? Свиридов бы рассказал, да где он? Что у них там произошло, теперь одному богмэну известно.
Я приехала к ним несколько часов назад, и половина уже тогда была в сборе. Многих я давно знала, но имен не помнила. Однако Том представил мне всех, поэтому краснеть не пришлось. Фил и остальные подошли позже. Меня напоили кофе и внимательно выслушали. Своих выводов я им не рассказывала, а просто перевела слова Наташи с автоответчика и объяснила, почему я решила, что это важно было передать сегодня же. Кто-то куда-то бегал, были сделаны звонки. До дантиста не дозвонились, но дозвонились до дяди бедной Наташи. Тот сказал, что уже был в больнице и сейчас опять поедет. Я переводила ему по телефону, и он обещал взять с собой мобильник, и если Наташа сможет поговорить, он нам позвонит. Поэтому улизнуть втихаря домой мне не удалось. Мне дали еще кофе, мандаринку, посадили в углу и велели ждать звонка дяди Саши.
Фил шепотом похвалил меня за то, что я подчеркнула, выделила и обвела нужную деталь, которую запросто могли потерять в переводе. А я сказала ему, чтоб не ставил мне оценку. Я ведь не говорю ему, молодец, мол, хорошо арестовал вора. Вот тебе четыре с плюсом. В следующий раз подготовься получше. Я была рада, что не проигнорировали. Мне за переводы хорошо платили, а вот кофе у них всегда был дрянной.
Том толкал речь:
– Вот и получается, что надо многое заново начать. Опросить еще раз всех похищенных, взять описание того, кто во время похищения их кормил. В Новгород придется писать, обращаться за особыми приметами того, другого Свиридова. Проверить у службы иммиграции пропавших из виду нелегальных и легальных русских. Приметы розыска пересмотреть, проверить еще раз базу данных, а именно – фотоснимки. Саймон и Хелен, займитесь этим лично. Если настоящий Свиридов жив, то только тогда, боюсь, нам удастся найти и похитителя, и убийцу богмэна, и установить личность этого богмэна наверняка…
В комнату вернулась одна из полисвуменш с бумажкой в руке и подошла прямо ко мне.
– Меня Стефани зовут. Окей? Вот тут номер телефона в России. Это должен быть номер соседа по квартире, Павла. Сейчас, наверное, не время туда звонить? – она оглянулась на Тома. – Босс?
Я посмотрела на номер и адрес. Ничего себе! Город Чита? Как его туда занесло? Откуда у них этот номер, он же вроде бы… Не знаю даже. Я посмотрела на часы.
– У них сейчас седьмой час утра.
– Попробуйте набрать, – Том хмуро посмотрел на меня, – если Павел ответит, спросите у него, как выглядел этот таинственный приятель лже-Свиридова.
Я не надеялась, но, наверное, мне в тот день просто везло. Трубку сначала взяла женщина с сонным голосом. Я не стала объяснять ей, кто я на самом деле. Сказала, что это срочный междугородный звонок со срочным сообщением и по срочному делу. В трубке торопливо кого-то расталкивали, кто-то что-то уронил и шепотом выругался, а я ждала. Потом ответил мужской, но сравнительно бодрый голос:
– Да!
– Павел Николаевич?
– Я!
– Простите, что разбудили. Вас беспокоят из британской полиции. Не беспокойтесь, ничего страшного не произошло, просто нам нужна ваша помощь. Помните дело Свиридова, в котором вы оказали содействие британским властям в 97-м?
– Как же забыть. Допрашивали меня, как преступника, отпечатки брали.
– Сожалею, но это делалось не для того, чтобы вам дело пришить, а чтобы исключить вас из числа подозреваемых. Порядок такой. А подозреваемыми тогда были все, кто его знал.
– Ладно, теперь-то чего?
– Вы говорили, что у Свиридова был богатый приятель. Не помните, как он выглядел? Это срочно нужно.
В трубке послышалась возня. Павел кого-то шепотом выгнал и устроился поудобнее.
– Ну, он был такой коренастый, футбол любил и пиво. Волос белесый, нос такой, брови… Руки мозолистые, рабочие. Пел хорошо, только очень уж хрипло. Особо не кололся, так… травку покуривал.
– А особые приметы? Родинки, наколки, шрамы?
– Да нет… ничего не помню. Татуировок не видел. Родинок и шрамов я у него не искал. Ну, че еще? Глаз – рыбий, зубы редкие.
– Щель?
– Че?
– Щель большая была между зубами?
– Была, помню. Знатная. Харкал он через нее.
– Спасибо вам огромное… А имени не помните?
– Нет. Генка Скрипом его называл.
– А откуда он родом?
– Не знаю. Генка по говору вроде был типичный хохол, а этот – не знаю. Волжанин, наверное.
– Еще раз спасибо. Можно вам еще позвонить, если вопросы будут?
– Звоните, если застанете.
Я положила трубку и увидела, что все тихо наблюдают за мной.
– Русский язык на слух гораздо приятнее немецкого, – сказал офицер по имени Рой.
– Все языки приятнее немецкого, – ответила я и принялась переводить описание, сверяясь с пометками, только что сделанными мною на бумаге.
Стефани все записала за мной подробно и передала Тому. Тот взял описание и прикрепил над головой Свиридова на доске, где уже были описания от Наташи, Ольги, Александра и прочих.
– Итак, внешность Свиридова нам известна уже достаточно для того, чтобы составить фоторобот. Будем полагаться на скорое выздоровление Наташи. Фоторобот лучше сделать с ней, а потом показать остальным. Если она будет не в состоянии в ближайшем будущем нам помочь, придется рассчитывать на тех, кто в России. Значит так, Геннадий Свиридов невысок… – Том провозгласил описание нового Свиридова со всех слов. – …и особенно редкие передние зубы. Кличка – Скрип!
Детективы стали выражать свои мысли и предложения. Где-то я уже слышала это слово, подумала я тупо и тут же оборвала себя. Слово как слово. Скрип-скрип, скрипят колеса. Тут у меня к Тому есть вопрос поинтереснее. А Скрип? Фидл-ди-ди. Я не буду думать об этом сегодня. Я подумаю об этом завтра. Я поджала губы, как О’Хара, и толкнула Филиппа в бок.
– Фил, у меня тут есть чего сказать. Не попадет мне, что не в свое дело лезу? Я всего лишь переводчик, а рвусь расследовать преступление.
– Опять дуришь? Как ты понять не можешь, что в «подвале» ты, может быть, и есть только переводчик, а тут ты у нас занята в роли языкового эксперта. Как медэксперты, как те специалисты археологи. Благодаря их мнению у нас и движется дело. И тут ты уже указала нам на важный факт именно потому, что ты профессионал. Целое новое направление нам в руки дала. Так что валяй.
И тут я Филу поверила. Я подняла руку, и Том дал мне слово. Все слушали меня серьезно.
– Мне кажется, что нужно кое-что пояснить. Это не по Свиридову, а по личности богмэна. Павел сказал, что Свиридов показался ему украинцем, значит, есть смысл справляться с иммиграционниками и о пропавших украинцах тоже, а не только русских.
– А есть разница? – спросила Хелен.
– Это теперь другая страна, у них посольство и другая речь, – ответила я. – В России, конечно, много народу с Украины живет, но сильного акцента у них уже не будет. Или будет, но реже. А по словам Павла, он догадался именно по говору, что тот якобы-Свиридов был украинец.
– Спасибо, мисс Тринити. Кевин, это тебе поручение. Все?
– Все, – сказала я, и тут меня как ударило током, – а в Витамской психушке есть пациент, который знает человека по кличке Скрип.
Что было потом, лучше бы описал Фил со стороны, но он не пишет по-русски. Ребята, переводчик полиции – это самая лучшая профессия на свете. Я выступила с хитом, забила решающий мяч, спасла утопающего. Я самый счастливый в мире человек. Мне полагается мороженое, два билета на цветочное шоу в Челси, восемь часов сна и отпуск вне школьных каникул. Я жадничаю, но, пардон, заслуженно. Том велел мне выйти к доске и рассказать все. Я засомневалась было, не нарушаю ли я чего, но передо мной были не посторонние люди, а английские полисмены. Я не собеседование с Урмасом пересказывала, а его разговор с призраком-Жирным. Я поведала лаговцам о шизофренике в Харлоу и о его последних словах в клинике. Все поерничали над случаем и выразили надежду, что ему там стало настолько лучше, что он сможет дать показания. Вот только если по делу будет проходить некто Жирный, то тут далеко идти не придется, он в соседней палате.
И тут позвонил дядя Саша.
– Ничего не выйдет пока, – сказал он мне. – Вы уж там простите, но ее будут оперировать утром. Она пришла в себя, но врач не велел ее беспокоить. Голову обрили. Бедная девочка. Мне еще родителям звонить.
– Конечно, – мне было ужасно жаль Наташу. – Это вы нас простите.
Все были разочарованы, но не так, чтобы обозвать их черствыми англичанами. В конце концов, это всего лишь означает, что фоторобота в ближайшие дни не будет. Наташина жизнь куда важнее. Было уже два часа утра, когда Том всех отпустил. По виду офицеров было видно, что хоть работать по ночам им и не в радость, а делать это приходится часто. Привыкли. На следующий день было запланировано договориться с администрацией клиники об удобном дне и нанести визит Урмасу. Поручили это, конечно, Филу и мне. Я воистину стала членом команды, хоть и на время следствия. Вот только «черную штучку» мне не выдали. Это такой электронный ключ, которым открывается в полиции большинство дверей. Поэтому выйти я сама не могла, а провожать меня пошел сам Том Хаммер. Я опять подумала, что он выглядит моложе сорока двух, а ведет себя как шестидесятилетний. Он был не толстым, но грузным. Интересно, что это, мускулы или сало? Он поднес мигнувший зеленым светом ключ к черной табличке у двери, и в ней щелкнул замок. Я вышла в летнюю темень.
– Спокойной ночи.
– Всего хорошего. И спасибо за помощь. Это все было очень необычным, но полезным и перспективным.
– А вам разве не приходилось с переводчиками раньше работать?
– Почему же? Приходилось. Были албанские, польские, французские… и даже суахили.
– Ну вот, значит, все нормально… раз уже приходилось…
– С такими… еще не приходилось, – Том засмеялся, а я опять ощетинилась. Кажется, у меня вырабатывается условный рефлекс.
– Вы о чем?
– Ну… Скажем, что я ни одного из них сам не ходил провожать.
– Я польщена.
– Я хочу сказать, что никогда не был так благодарен раньше переводчику за помощь, – выкрутился Том Хаммер.
– Ну, и на здоровье, – ответила я с облегчением, нахлобучила шляпу и позволила черной ночи поглотить себя. За спиной я слышала лязг закрывающейся решетчатой калитки и удаляющиеся шаги посвистывающего сыщика.
Было еще совсем темно, через час-другой начнет светлеть, проснутся птицы и забазланят. В городских садах в это время года у всех начинают цвести всякие летние баловни и воздух благоухает остро и терпко. Пожалуй, даже слишком крепким запахом. Наверное, быть грозе. Такая необыкновенно теплая ночь – редкий случай в здешнем климате. В такое время воздух становится сухой, наэлектризованный. Небо от туч не просто темное, а черное… Чернее ада. Так и кажется, что в нем через минуту вспыхнет вулканическая топка, посыплются красные угли, а воздух задрожит маревом.
Дороги были пусты. В машине мне страшно захотелось спать. Я чуть не вывихнула челюсть, зевая. Дома я упала на кровать, едва не придавив кота, который раздраженно мяукнул и убежал к Катьке в комнату. Однако я успела снять рубашку и одну туфлю. За окном пророкотало. Где-то очень далеко. Мне снова приснился богмэн. Он не был страшным и противным. У него было красивое неподвижное лицо со стеклянными глазами и улыбка Моны Лизы. Он пел песню, которую часто напевала моя подруга Мила:
– Сидить голуб на черешнi,
А голубка на вишнi
Ой скажи, ой скажи, сердце дiвчино,
А що в тебе на мислi.
– Подпевай.
– Я не знаю слов. И языка тоже, к сожалению.
Я проснулась на миг из-за фотографической вспышки молнии за задернутыми шторами, а не из-за грома, за ней последовавшего. Лес за садом зашипел от ливня. Я сняла вторую туфлю и залезла под одеяло. Сон изменился. Я ехала по пустой улице. Это было шоссе М25. И вот я еду в сторону аэропорта Хитроу, но не улетать и не провожать. Я вообще не заеду в аэропорт. Я еду дальше. Куда, не знаю. Рядом сидит черноволосый парнишка. Совсем молоденький, но плечистый. Его знобит.
– Не ссы, – говорю ему я чужим скрипучим голосом, – скоро будешь дома.
Я включаю радио. Оно поет:
«Там десь милий чорнобрiвий спiвае – гуляе. А я плачу лiта трачу иого виглядаю».
Проснулась я от звонка будильника. Голова была как с похмелья. На мне все еще были вчерашние юбка и майка, только мятые. Я спустилась на кухню, держась за стены, и большими глотками выпила четверть пакета апельсинового сока. Надо сказать Филу, что их кофе хорошо бы послать форензикам на экспертизу. Пусть ищут там кроме кофеина что-нибудь покруче. Мне от него плохо и снится всякая нелепица. Душ особо не помог. Наступая на кота, я долго возилась, звала Катьку, корчась от боли, и собиралась в школу. Дочь не вставала, а что-то кричала мне, пока не раздались сердитые шаги по лестнице, и Катерина вышла злая и лохматая.
– Ты что делаешь?
– Уже полвосьмого.
– Мама! Сегодня суббота!
– Не может быть.
– Совсем вы там в полиции с ума посходили, – она уже собралась уйти обратно к себе, но заметила мое состояние и остыла. – Пошли еще поспим. Ты уработалась и не выспалась. Давай же, а то сейчас опять кто-нибудь позвонит.
Я поплелась за ней и с наслаждением повалилась обратно в постель. Похоже, Катерина тоже вчера поздно вернулась. Ну и хорошо, что выходной. Можно поваляться. Чуть-чуть. Проснулась я в час дня. От звонка.
Случай 13. На какие шиши
Терри провел меня в комнату для собеседований одного из лондонских отделений и познакомил с приехавшим юристом. Оба парня, те самые – из суда, бывшие соседи Максима Чеха, послушно явились в назначенный день доказывать, что конфискованные у Чеха деньги на самом деле принадлежат им, что они мирно их заработали законным путем и хотели бы получить всю сумму назад. Теперь юрист должен с ними побеседовать с моей, естественно, помощью, а сами детективы пока смотаются к ним на квартирку с ордером на обыск и посмотрят, нет ли там чего интересного. Алик и Гера по очереди получили консультацию у юриста. Адвокат представился, но я забыла его имя уже после обеда. Беседы парней с ним были почти одинаковые. Оба приехали из Эстонии честно заработать денег для себя и для своих семей. Так приезжают многие. Работали через агентство там, где есть требование на рабочую силу. И на стройке-то они бетон месили, и машины мыли, и на ферму ездили салат резать, и на фабрике упаковывали ветчину, делали бутерброды и расфасовывали синими пальцами мясо внутри огромного холодильника. В общем, брались за всю грязную и малооплачиваемую работу, которую сами англичане делают, но делают, только если уж совсем подопрет. Жить на пособие по безработице гораздо выгоднее – спасибо, миссис Тэтчер! – но предпочитающие независимость люди с чувством личного достоинства получают образование и хорошо оплачиваемые должности. Но именно они в большинстве своем часто начинают трудовую деятельность с таких низкооплачиваемых подработок. Почему бы и нет? На престиж это не повлияет, скорее наоборот – свидетельство трудолюбия и стойкости. В Англии вовсе не обязательно срочно после школы куда-либо поступать. Мои самые успешные ученики ничего не имеют против того, чтобы год-другой помыть посуду в столовой или поофициантить перед главной карьерой. Как сказал один из моих английских отличников Кирон: «Не на папины же деньги я вашу Катю в кино поведу…»
Вот и моим молодым прибалтам я тогда не могла не верить, так как встретила здесь не только воров и преступников из Прибалтики, но и нормальных ребят, честно зарабатывающих на жизнь, но попавших в полицию по недоразумению. Например, пара мальчишек была задержана в аэропорту за то, что билеты у них были куплены на ворованную кредитку. А потом оказалось, что их надул какой-то земляк. Дело в том, что куда-то ехать, стоять в очереди за авиабилетом теперь не обязательно. В любом городе есть своя Хай-стрит. Это центральная улица со всеми банками и магазинами, почти совершенно одинаковыми, куда ни сунься – в любой город. На каждой будет свой филиал прокатного видеосалона, агентства по продаже недвижимости, свой «Макдоналдс», свое турагентство, обменный пункт и свой индийский, итальянский, китайский ресторан, церковь и несколько пабов. Есть там и свое интернет-кафе в местной библиотеке. Достаточно зайти в ближайший, сесть за компьютер и купить билет онлайн. Тебе дадут данные рейса и номер заказа, по которому можно получить посадочный талон уже по прибытии в аэропорт. Проблема лишь в том, что оплатить заказ можно только картой. А у работяг таковой, как правило, нет. Одни наличные, так как счет в банке открыть не просто, если приехал на короткий срок. Они заработали за шесть месяцев тысячи четыре, экономя на всем на свете. И теперь пора было везти эти деньги к родным. Вот тут и появляется земляк-доброжелатель со своей картой и предлагает деньги за билет отдать ему, а он на свою карточку закажет им места на самолет. Потом его ищи-свищи. Имя у него ненастоящее, кто его с ними познакомил, сам накололся. Сколько этот тип таким макаром настриг, никто не знает. Парни ни себе, ни полиции ничем помочь не могли. Их отпустили, они улетели другим рейсом, потеряв целый день в камере и деньги за первый билет. Я помню, как один из них удивлялся и говорил мне: «Надо же, у нас все забрали в полиции, а теперь отдали назад. Все до копейки! Весь заработок! Если бы нас дома арестовали, не видать бы нам этих денег, как вчерашнего дня!» Интересно, а это правда? Я не знаю, никогда в жизни не была в Латвии.
