Читать книгу: «Чистые», страница 5

Глава 14. Маяк

Луна разлилась в серебристый мерцающий туман. Сирша с восхищением шла внутри сияния, движениями заставляя его свиваться в спирали. Что-то впереди вызолачивало серебро тумана мягким жёлтым светом. Девушка уверенно шла к тёплому сиянию. Свет становился всё ярче и ярче. Сирша чувствовала такой густой аромат мёда, что, казалось, его можно пить прямо из воздуха. Слышалось мелодичное гудение, которое могло успокоить даже самую растревоженную душу, заставить её огонёк гореть спокойно и без треска.

В золотисто-серебряной кисее стали обрисоваться извивы и узлы гигантских рук… или всё же ветвей?

«Та великанша!» – трепетно подумала Сирша.

С приближением к силуэту стало ясно, что это не великан, а огромное цветущее дерево.

«Липа… нет, не просто липа – царица всех лип!»

Девушка с восторгом прикоснулась к шершавым изгибам коры, переливающейся еле заметными зелёными искорками. Огромные, доверчиво раскрытые как ладони ребёнка, листья обнимали весь мир. Величественное дерево царило надо всем, кротко качая сияющей кудрявой головою. Живыми украшениями сновали в его ветвях пчёлы и шмели, осыпая светящуюся пыльцу, и она медленно летела вниз, смешиваясь с воздухом, делая золотой траву и всё, на что попадала. Волосы, лицо, руки – вся девушка шла уже освящённая ею, словно причащённая этой пыльцой к чему-то великому.

Она закрыла глаза и прижалась к тёплой коре. Ничего больше не существовало, только эта Липа и таинственные голоса, живущие в каждой её ветви и листочке.

– Здравствуй, Сирша, – чьи-то руки нежно погладили голову девушки.

Страха не было, только ощущение полной безопасности и чего-то родного. Так она чувствовала себя только в далёком детстве, пока бабушка читала сказки…

Она с трудом открыла глаза, чтобы взглянуть на говорящую. В объятиях была маленькая старушка. Мы знаем, кто она, а вот Сирша – ещё нет. Она рассматривала ласковую старушку с нескрываемым удивлением: в её лице словно соединялось множество лиц, и потому образ был призрачным, скользящим, неуловимым. Но несмотря на это, женщина была реальной.

– Кто вы?.. Мне почему-то кажется, что я вас знаю, но… – Сирша растерялась и умолкла.

– Дитя, ты видела меня лишь единожды вживую, тот образ тебе знаком. Я – Аполлинария, но для всех – бабушка Липа.

– Вы прекрасны… – по-детски восхищённо прошептала Сирша, рассматривая женщину. Та уже сменила образ на лицо девушки с ярким, огненно-красным, цветом волос. Её пронзительно голубые глаза смотрели вглубь самой сути человека, и от этого внимательного изучающего взора нельзя было ничего утаить. В её волосах был венец из сияющих липовых соцветий, и с них осыпалась пыльца, покрывая веснушчатый нос девушки тонким мерцающим слоем. Длинные белые одежды с золотой вышивкой словно не имели веса и струились в воздухе даже без ветра.

Аполлинария звонко рассмеялась.

– Мы видим в других то, что есть в нас самих, милая. Послушай, Сирша, тебе нужно дождаться брата, – перешла она к сути. – Он уже идёт к тебе, но ты должна о нём знать, – Аполлинария с интересом смотрела на девушку, ожидая её реакции на новость.

– Брата?.. – Сирша опешила, изумлённо подняв брови.

– Да, именно так. Сейчас очень страшное время, и нам нужна твоя помощь. Сейчас мы в твоём сне, и я не могу рассказать того, что знаю. Вам нужно найти меня.

– Но… почему именно я?.. Откуда у меня брат?.. – сознание девушки отчаянно сопротивлялось, не принимая услышанного.

– Я объясню тебе всё, что смогу, но сейчас важнее, чтобы вы пришли. Возьми это, – она осторожно вынула из волос крупный цветок. – Это маяк, который поможет вам отыскать путь ко мне.

Сирша бережно приняла подарок и вложила веточку за ухо.

– Хорошо… Но как я пойму по нему, куда идти?

– Ты всё поймёшь, не переживай, – Аполлинария мягко улыбнулась, видя напряжённость Сирши. – Сирша, – позвала она.

– Да?.. – та подняла глаза, отуманенные размышлениями.

– Запомни: маяк, появившись в твоём мире, вызовет сильнейший всплеск особой энергии. Именно такие всплески более всего интересны Звонарю. Вам нужно поторопиться и быть крайне осторожными с Симусом, твоим братом, иначе… ох, не хочу думать о том. Не доверяйте никому из людей, кроме друг друга.

– Я поняла, Аполлинария, – Сирша тревожно мяла пальцы.

– Боишься?

– Да… Бабушка Липа… – она осеклась, но всё же продолжила:

– А… что было тогда… в стене?.. Вы ведь точно знаете?.. – надежда в её словах смешивалась с паническим ужасом при воспоминании жуткого пролома и того, что было в нём.

– Ах, да… мне сложно объяснить, что это, но оно много лет было там, запечатанное, замурованное от людских глаз твоей семьёй, потому что тогда невозможно было избавиться от него. Оно проснулось и начало новую охоту, и очень хорошо, что ты вовремя покинула то место. Эта тьма стала оживать, набирать силу от запятнанных, а сдержать её было некому.

– Ох!.. я убежала, но… как же…

– Т-с-с, детка… – лицо Аполлинарии внезапно смялось болью. – Лада… Ты потом всё узнаёшь, дорогая, – оправилась она. – Уже скоро ты проснёшься, нам пора прощаться.

– Хорошо… – уловившая в голосе бабушки Липы некую дрожь, Сирша взволновалась ещё больше.

– До встречи, милая Сирша. Я желаю тебе доброго пути, – бабушка Липа сложила вместе руки и стала медленно отступать, растворяясь в стволе вновь явившегося из тумана дерева.

– До свидания… – голос Сирши эхом разнёсся в сияющем тумане.

Сирша глубоко вздохнула и медленно открыла глаза, в которых стояли крошечные капельки слёз. В её руке светилось огромное соцветие липы.

– У меня есть брат… – прошептала она, глядя в расщелины потолка невидящими глазами.

Глава 15. Найденные

Мара неспроста всю дорогу подгоняла Симуса: Рыжий, хватившийся лакомого кусочка, забил тревогу, подняв свой взвод на поиски беглеца. Ух, как был зол 361-ый! Малец был не просто чистым, у него была странная метка: за человека с такой отметиной король назначил большое вознаграждение, растущее с каждым годом. Ох, как скрипели зубы 361-го, которые он до предела сжимал от злости!

Вполне было понятно, что Рыжий хотел присвоить себе такой сладкий кусок пирога, как несколько мешков золота. О, тогда бы он сразу поднялся в ранге и переехал бы из чёртовой обшарпанной комнатушки. Может, даже во дворец. А может этот малец важен королю настолько, что он приблизил бы его к себе, заместо Первого…

– Чёртов выпендрёжник! – завидуя, он не заметил, что закричал посреди улицы. Это его нимало не сконфузило: объятые священным страхом, люди как от волнореза отхлынивали от него, не смея подать даже намёка на улыбку, тем более – смех.

Тем не менее Рыжий разозлился ещё больше, что позволил себе проявить какую-либо эмоцию в толпе тысячников.

«Глупо, глупо, глупо! Перед простым сбродом паршивых тупиц разорался хуже дикого пса! – он бесился и объезжал город, зыркая по углам и нещадно коля бока чёрного коня острыми концами платформ сапог. – Чёртов мальчишка!»

* * *

А мальчишка шёл следом за хвостатой проводницей. Мара вела его лесными тропами, опасаясь погони. И чего только не увидел он на переплетениях звериных путей! В отличие от людских дорог и поселений, здесь кипела жизнь, шумная и полная своими особыми заботами.

Семья четырёхрогих байманов подозрительно косилась из-за кустов, не забывая пощипывать зеленеющую под их копытцами кашку. В прыгающем пятнами свете цветы кашки светились нежно-зелёным и розовым. Кряхтя и пыхтя переваливались с кочки на кочку мохнатые гудяки. Их хвосты плугами взрывали влажную рыхлую землю, и в получившихся бороздках алыми группками скапливались почвенники – собирали из обнажившихся нор разноцветных червей. Подхватив извивающееся тельце, они вспархивали и, упираясь в землю синими хвостами, тянули червя из его убежища.

Под раскидистыми елями, в глубине их синеватой тени, вспыхивали и гасли сон-грибы. Синий! Фиолетовый! Зелёный! Красный! Тронешь такой – засветится ещё ярче, распыляя облачко спор, которые заставляют незаметно уснуть, пока смотришь прикованным взглядом на светящуюся шляпку. Поплывут перед глазами разноцветные кольца и круги – и всё, ты уже утопаешь в пушистом покрове мха.

– Смотри, Симус, – позвала Мара. Тот перевёл глаза по направлению её взгляда – и обомлел.

Всё в том же ёлочном сумраке светился цветущий куст. Его ветви, словно выкованные морозом из золота, держали на толстых полупрозрачных стеблях огромные, с ладонь, цветы. Их лепестки распускались узенькими розовыми язычками. В серединах густой россыпью росли крохотные малиновые бисеринки, обрамляющие самое прекрасное – венчик. Длинная фиолетовая стрелка находилась в окружении ярко-синих тычинок, похожих на перо из хвоста почвенника. На их твердых стебельках росли невесомые пушинки, колеблемые малейшим движением воздуха, отчего казалось, что середина бутона – синее пламя.

– Что это за растение? Никогда не видел ничего подобного… – мальчик приблизился к прекрасному кусту, желая коснуться его цветов, но Мара, зашипев, прыгнула ему на руки и повисла, вцепившись в кожу.

– Его нельзя трогать! – зашипевший от боли Симус испуганно отшатнулся, вопросительно смотря на кошку, успевшую отпустить его руку. – Это гивинеза, цветок юности. И он даёт силу всем существам этого леса. Ты же видишь, какие они весёлые и сияющие? К нему нельзя прикасаться, иначе он рассыпится в пепел. И лес погибнет, потеряв источник силы. А растёт этот цветок крайне редко, и если всё же возьмётся, то будет расти и набираться сил очень долго…

– Ого… – выдохнул Симус и закашлялся. Наконец, уняв приступ, он продолжил хрипловатым голосом: – Я даже не знал, что такие существуют…

– Поверь, ты ещё многого не знаешь… – Мара грустно усмехнулась и поведала Симусу о том, что делает Звонарь и его люди.

Симус, напуганный и расстроенный, резко остановился:

– Но так же нельзя! Как можно забирать чужие огни насильно?! Как… как можно быть таким… таким омерзительным!..

Он вдруг расплакался после вспышки гнева. Мара растерянно уставилась на него, никак не ожидавшая такой реакции. Она не знала, как успокоить его и просто ждала, когда Симус утихнет сам. И немного времени спустя всхлипы действительно стали звучать всё реже, пока вовсе не заглохли в груди мальчика странным бульканьем.

– Послушай, Симус. Хорошо, что твоё сердце чистое и полнится светом. Однако однажды тебе придётся столкнуться с тем, что может в секунду очернить тебя. Постарайся не поддаться этому, прошу, – Мара не смотрела на Симуса. Её чёрная шёрстка подрагивала.

– Ничто не заставит меня стать таким! – вновь закричал Симус, распугав крохотные жёлтые пушинки, которые вились у его головы как рыбки. Симус с тоской посмотрел им вслед, тут же успокоившись.

– Ну вот, а про пушинки ты не рассказала…

– Когда кохаи отцветают, его лепестки не опадают один за другим, а целым бутоном становятся подобны шару одуванчика, только живому и жёлтому. Так они ищут себе место, чтобы вновь вырасти.

– Удивительно… – угли злости и непонимания угасли, оставив лишь угарный газ стыда за свою выходку.

– Извини, Мара, я не хотел кричать…

– Я понимаю твои чувства, Симус, и не сержусь. К сожалению, трудности ещё только начинаются…

* * *

Сирша готовилась. На вновь пышущей жаром печи пыхтели котлы и сковороды, сушились новые корни одуванчиков. Девушка тем временем готовила заживляющую мазь: коленка не переставала болеть, да и в дороге такая вещь всегда пригодится.

За ночь собранные предыдущим днём травы высушились у горячей печи, и теперь Сирша, хорошо измельчив их, всыпала в горячее масло.

– Та-а-ак… «четверть стакана масла, две третьих…» так, это уже готово, – она сделала ногтем пометку. – «Четыре ложки пчелиного воска и чайная мёда после трёх часов водяной бани…» – это три часа ждать ещё? О-о-ох… «Процедить и залить в тару».

Она засмеялась:

– Пожалуй, это самая простая часть рецепта.

День запрыгнул на вершину – солнце стояло в самой своей высокой точке, когда Сирша полностью закончила хлопоты. Готовы были кушанья, разлита ещё тёплая и жидкая мазь по крохотным баночкам. Застывая, она густела и становилась желтоватого цвета. Сирша, не дождавшись полного застывания, намазала колено ещё тёплым веществом и села в бабушкино кресло-качалку, покончив с делами.

Задумавшись, она поглаживала гладкое дерево ручек, с удивлением рассматривая их резьбу. Кресло сделал дед, подарив его Миране при сватовстве.

«Я хочу, чтобы это кресло встретило старость вместе с нами!» – сказал полушутя, полусерьёзно он тогда ещё молодой девушке.

– Только вместе оно их не застало. Ещё и пережило обоих… – печаль от тёплых воспоминаний прервал грохот у калитки.

Сирша бросилась к окну: на то же место, что и она вчера, приземлился мальчишка в чёрном плаще, а рядом…

– Мара! Марочка нашлась! – с воплем подбросило Сиршу к двери.

Мальчик, отряхиваясь, стоял на пороге. Кошка, довольная тем, что наконец-то вернулась к Сирше, мурча, прыгнула ей на руки.

Сирша рассмеялась и погладила Мару, та коротко муркнула и указала в сторону. По спине девушки побежали ледяными скачками липкие мурашки, голова закружилась, словно подброшенный мяч.

Девушка повернулась к пришедшему. Их взгляды встретились, и каждый выжидал, не решаясь разрушить тишину, покрывшую тайну новых крепких нитей между двумя юными сердцами.

– Пришёл… это же ты? Ты правда пришёл?.. – Сирша с надеждой и сомнением рассматривала мальчика.

«Брат?.. Неужто и вправду?.. глаза… нет, не мамины… отца?..»

– Как же твоё имя? – напирала Сирша на топчущегося мальчугана.

– Привет! Я Симус! А это, – он указал на кошку, – это…

– Это Мара, моя кошка. И почему она с тобой? – возмутилась Сирша, но тут же осеклась, рассмеялась и неловко протянула руку. – Меня зовут Сирша и, кажется, я твоя сестра. Чего встал-то? – опомнилась она. -Заходи, угощать буду!

Троица расположилась на пледе, уставленном едой, перед печью. Развернулся оживлённый диалог. Сирша рассказала о предупреждениях Аполлинарии, ткнув пальцем в цветок в волосах.

– Вот так. Это – маяк. Он нас должен привести к бабушке Липе, – она задумалась, – только, пока не понимаю, как он действует…

И внезапно заметила, грустно усмехнувшись:

– Знаешь, пока тут бегала, думала, что будет пир для одного человека. И так тоскливо было… Хорошо, что я ошиблась.

– На самом деле, я не понимаю, зачем мы Аполлинарии, – засомневался Симус. – Я вообще ничего не умею, а она говорит о чём-то огромном по значению, опасном…

Мара нервно дёрнула хвостом.

– Кажется, ты слишком наивен. Она сказала, что тебе скоро всё откроется, нечто важное, как и тебе, – она скосила глаз на удивлённую Сиршу. Та недоумевала, ведь до этого момента кошка никогда ничего не говорила.

– Да, я говорю, – со вздохом опередила её вопрос пушистая любимица. – Бабушка Липа не позволяла делать это раньше, но теперь – сложное время.

– Вот какая! А так всё «мяу» да «мяу», догадывайся, чего ты хочешь! – рассмеялась Сирша. – Симус, а откуда ты?

– Ну, знаешь… – он вдруг смущённо почесал в затылке. – Сложно рассказать…

– Давай, до ночи есть время.

Симус согласно кивнул и начал рассказ.

– Если я шёл на север, значит, это место значительно южнее Громбурга, – рассуждал он. – У нас не было постоянного дома, и мы жили в лёгких шатрах, которые можно сложить. Зимой вкапывали их в снег и им же обкладывали. Знаешь, ведь там, где я был, земля… чёрная и мёртвая. На ней ничего не растёт, только редкими островками иногда, возле которых обычно мы и стояли.

– Я, кажется, поняла, где это. Это Выжженные Земли, где раньше жило племя Ингоа, чья плоть – огонь.

– Да?.. Я не знал… И никогда не видел их…

– Неудивительно, – подала голос Мара. – Эти люди были с огненной душой, чище их никого не было. Но…

– … Звонарь?.. – догадалась Сирша.

– А кто ж ещё. Была ужасная бойня, Ингоа, защищаясь, ненамеренно сжигали землю под своими ногами, а с нею – всё живое.

– Подожди, но, если они умели сжигать, почему не победили Звонаря? – спросил Симус.

– Он обманул их. Для народа огня смертельна вода…

– Ох… – вырвалось у Сирши, и она закрыла глаза, догадавшись о дальнейшем.

– Он пригласил их на переговоры. И, как чистейшие, они, желая мира, согласились. Но в зале в потолке встроили систему, которая при включении орошала помещение…

– У них не было и шанса…

– Именно… железный зал мышеловкой захлопнулся с последним вошедшим, а на троне сидел аниматроник, машущий рукой.

– Кто? – Симус не смог даже выговорить странное слово.

– А-ни-ма-тро-ник. Механическая кукла, копия Звонаря.

– Это подло!.. играть на доверии чистых людей… – Сирша в ужасе обхватила колени и закачалась.

– К сожалению, Сирша, в мире много таких вещей, и они разрушают его. Сейчас мы стоим на грани потери всего. Именно поэтому нам пришлось просить вашей помощи.

Мара потянулась и сощурившись глянула на Симуса.

– Послушай, а как ты оказался в Громбурге? Ведь когда я пришла за тобой, ты уже был там, что тебя двинуло туда?

Мальчик вздрогнул.

– Моя семья… В тот день они сказали, что я для них… внезапен.

– Это как?

– Они рассказали, что нашли меня в одной из сгоревших деревень. Я не поверил и сильно вспылил, наговорил кучу гадостей, которых они не заслуживали… а потом… – он захлебнулся воздухом, стараясь прогнать подступивший к горлу ком. – Я сбежал в лес, возле которого мы остановились, уснул там в траве. А вечером… нашёл только пепелище… Я так и не успел извиниться… – несмотря на его усилия, две крохотные слезинки скатились к его подбородку. Симуса трясло.

– Это ужасно… Мне так жаль… Но кто мог это сделать, ведь Ингоа больше нет?

Мара выразительно тряхнула хвостом.

– Ты не догадываешься?

Сирша с пониманием промолчала и обняла брата.

– Ой, Симус, от тебя так воняет! – засмеялась вдруг она. – Давай-ка ты искупаешься, а мы с Маркой поищем тебе что-то из одежды.

Мальчик рассмеялся, забыв недавние слёзы, и покорно согласился.

Когда он вылез из ванной, чистенький и пахнущий травами, его ждала простая одежда – синие штаны и белая толстовка.

– Ты не смотри, что старое, это хорошие вещи, ещё моего деда. Такие трудно износить: их бабуля вручную ткала.

Через полчаса они вышли из дома. Прощаться с ним было трудно. Сирша с грустью гасила огонь в печи, запирала дверь. Храня надежду вернуться, она спрятала ключ на веранде.

– Прощай, друг, спасибо за гостеприимство и уют, – она поклонилась деревянной громаде.

– Мара, нам теперь нужен маяк, верно? – Сирша покраснела: она ещё не свыклась с тем, что её питомица говорит, и спрашивать её наставлений было непривычно.

– Верно, – Марка понимающе прикрыла глаза, чтобы не смущать Сиршу ещё больше.

Та благодарно улыбнулась. Она совсем запуталась, как ей теперь вести с кошкой: отношения хозяйки и питомицы сюда больше не подходили.

– Сирша, я твоя подруга, перестань переживать, – уловила её мысли хвостатая. – Мы равны.

Сумрак обступал троицу со всех сторон, и только цветок липы в волосах Сирши ярко сиял, освещая лица.

Девушка вынула цветок и положила на ладонь.

– Нужно торопиться, пока за нами ещё нет хвоста, – она засмеялась, -кроме твоего, Мара.

Она задумчиво присмотрелась к цветку, думая, что пора в путь. Но как понять, куда идти?..

Вдруг цветок взлетел из её рук, золотой стрелой впиваясь в синь неба. Он закрутился, рассыпая вокруг огненные искры. Хаотичное их падение вдруг умерилось, они стали редки, и каждая искра занимала конкретное место, обращаясь тут же огненным словом. Двадцать четыре искры легли на чёрном бархате неба горящими словами. Восхищенная зрелищем, Сирша вслух прочитала:

Ступай ты к свету,

Путь найдёшь внутри себя,

Попадёшь ты к древу,

Испытание пройдя.

Око видит в мире всё:

Видит и добро, и зло.

Как только она замолчала, надпись свернулась одеялом и осыпалась чёрным пеплом. На землю упал крохотный медальон из позеленевшей меди. На крышке гравировкой красовалось всё то же соцветие липы, а внутри оказалась ещё одна подсказка:

Чтобы око пробудить,

Память нужно взбередить,

Не весельем, но тоской:

Тайну Оку ты открой,

Что тревожит день и ночь.

Покаяние должно помочь.

Сирша, прочитав вслух и эту записку, повесила медальон на шею и спрятала его под рубашку. Мимоходом тронула мамину куколку, с самого начала пути лежащую в кармашке комбинезона.

– Нам снова на восток, – выразила она общую мысль. – Неясно только, что за Око, и как долго туда добираться. И, что ещё за испытание тоской?.. – она озадаченно нахмурилась.

– Бабушка Липа и мне говорила о Востоке, когда я был в Громбурге. Твоя деревня ровно в этом направлении от города.

– Значит, идём в ту же сторону. Сейчас, правда, темно… – Сирша огорчённо осмотрелась.

– Восток там, – указала Мара, добавив для убедительности: – Точно знаю, чутьё.

Сирша, забывшись, подхватила кошку на руки и закружилась с ней, ероша её шёрстку.

– Спасибо, Маруся! Пушинка моя прекрасная!

Симус с ужасом наблюдал за реакцией кошки, но, к его удивлению, она не разъярилась, а сияла счастливой кошачьей улыбкой.

«Вот что значит – вместе всю жизнь. А меня б – когтями…»

Через минуту троица бодрым шагом отправилась в путь, сопровождаемая мигающим ласковым взором звёзд.