Читать книгу: «Я возвращаюсь к себе», страница 3

Глава 10
Несмелое желание

В этот раз я без собаки, приехал на поезде и пересел на велосипед, чтобы после терапии проехаться по другой части города. Мне нравится такая схема. Все кажется близко, когда крутишь педали. И какое наслаждение эти первые осенние деньки, пахнущие летом, отдаляющие зиму. Солнечные лучи приятно греют кожу, но в воздухе, где-то в глубине, уже чувствуется свежесть. В глубине воздуха – забавно, как будто у него есть дно и поверхность, как у воды. Впрочем, может, и так.

Глупо, но мне кажется, что сеансы терапии без Блума какие-то более задушевные. Как будто мне проще говорить на личные темы, когда он не слушает, хотя не то чтобы я занимался самоцензурой в его присутствии. Сегодняшняя консультация очень кстати. Ночью меня опять мучили жуткие кошмары. Боюсь, я никогда от них не избавлюсь. Буду вечно нести на себе отпечаток травмы, которую помню весьма смутно. Это диссоциация, как сказала Диана в начале терапии. Ты чуть не умер, а мозг забывает об этом, пытаясь себя защитить. И картина происшествия складывается из чужих рассказов. Прошлое хранится в недоступном сейфе, но страх смерти остается и настигает тебя в других, иногда совсем безобидных ситуациях. Между тем Диана оптимистично настроена и считает, что мы многого добились. Она специализируется на посттравматических стрессовых расстройствах и привыкла к таким пациентам, как я. А я вернулся к нормальной жизни. Уже почти год, как у меня не было флешбэков, панических атак, случаев избегающего поведения. Я довольно быстро вышел на работу, хотя и в другой области, в Африку я больше не поеду. Я мечтаю, чтобы симптомы исчезли полностью, а Диана считает, что у меня огромный прогресс. Пусть так. Я ей доверяю. Она ждет, что однажды я все же сумею рассказать о том, что со мной случилось. У меня не выходит. Мозг не может найти ключ от сейфа.

Пригнувшись, я с раздражением пытаюсь припарковать велосипед у идиотской стойки, как вдруг вижу на другой стороне улицы девушку; она выходит из дома, куда я направляюсь. Девушка с платформы. На ней тот же плащ, в руках та же сумочка. Утомительное, но иногда полезное свойство – я хорошо запоминаю детали. Я узнал девушку еще до того, как увидел ее лицо. Волосы собраны в простой пучок. Узнаю́ походку, хотя она не тащит за собой чемодан. Она идет, немного сутулясь, как будто несет часть страданий рода человеческого. Даже малая их часть – слишком много. У меня перехватывает дыхание. От радости и удивления колотится сердце. Вероятность увидеть ее второй раз за две недели была настолько ничтожна, что я не разрешал себе об этом думать. Значит, она живет не в другом городе, не в другой стране и не на Луне. Я мог бы встать, побежать за ней, окликнуть, сказать, что мы уже виделись. Мог бы порадоваться счастливой случайности и даже увидеть в ней знак судьбы. Я ничего этого не делаю. Оцепенев, в смятении сижу на корточках, прячась за пустотой между спицами заднего колеса. Все это длится несколько секунд. Я чувствую себя фотографом, который ждет неделями, не шелохнувшись, и вдруг на него выходит снежный барс. Когда она скрывается за углом, я вспоминаю о велосипеде, замок тут же защелкивается вокруг стойки и рамы, и я кидаюсь в приемную, мне не терпится рассказать обо всем Диане. У нее дверь закрыта. Наверное, девушку ведет доктор Дидро. Мы разминулись в саду буквально на несколько секунд. Даже не знаю, сожалею я об этом или испытываю облегчение. Такая неожиданная встреча застала бы меня врасплох. Мне нужно все знать заранее, предвидеть, несколько раз проиграть сцену в голове, прежде чем прожить ее в реальности. Это очень помогало в Мали. Я был готов к любому развитию событий. А случилось то, чего мы не предвидели. Но мы выпутались. Хотя Диана считает, что непредсказуемость и неожиданность усугубили травму, сделали ее более стойкой. Что злосчастное происшествие лишь усилило потребность предвосхищать события, а не избавило от нее.

Я вскакиваю со стула, как только открывается дверь.

– Вот это прыть! – удивляется Диана.

Я рассказываю, в чем дело.

Девушка, которая вышла из кабинета минутой раньше, – та самая, которую я не могу забыть, потому что она всколыхнула во мне что-то. Желание увидеть ее снова. Смесь досады от того, что мы разминулись, и облегчения от того, что я не впал в ступор, внезапно ее встретив.

– Вы могли догнать ее.

– Между возможностью и действием – стена, которую мне не всегда удается преодолеть.

– Чего вы испугались на этот раз?

– Что ей будет неприятно, она не захочет говорить и я все испорчу.

– Сложно испортить то, чего еще нет. Думаете, у вас получится?

– Легко.

– Каким образом?

– Получу от ворот поворот и сдамся окончательно.

– Тогда эта фраза Сенеки для вас: «Дерево вырастает сильным и крепким лишь там, где его постоянно сотрясают порывы ветра; терзаемое бурей, оно становится тверже и прочнее вонзает корни в землю»².

– Я себя чувствую кустиком, посаженным на песке. Мне опять снились кошмары.

От этого бесконечного падения я всегда просыпаюсь с криком ужаса. Блум, который спит в гостиной, прибегает и прыгает на кровать, зарываясь мордой под мою влажную руку. Потом я больше часа не могу уснуть, преследуемый теми немногими воспоминаниями об операции в пустыне, что у меня сохранились. Животный страх, боль, неподвижное тело товарища. Стоит закрыть глаза, как всплывают обрывки воспоминаний, и приходится снова открыть глаза, чтобы увидеть светильник на потолке и убедиться, что я в безопасности, лежу в своей кровати.

– Мне кажется, эти мысли будут преследовать меня всю жизнь.

– Мы работаем над этим. Потребуется время. Посмотрите, какой путь мы прошли.

Едва закончив фразу, Диана встает, открывает окно, расстегивает верхнюю пуговицу блузки, возвращается к столу, достает из ящика веер, резким жестом раскрывает его и лихорадочно обмахивает лицо.

Моя мать только что прошла через это, было непросто. Я годами наблюдал, как она открывает окна в доме, в машине, закрывает их, жалуется на жару, холод и бессонницу, пытается справиться с перепадами настроения, плачет из-за того, что не влезает в старую, и так уже просторную одежду. Иногда плачет без повода – молча, потому что «никто не поймет и нельзя об этом говорить».

На висках у Дианы блестят капельки пота. Она жестом предлагает мне продолжать.

– Полагаю, вы не скажете, как зовут девушку, о которой я вам рассказываю?

– Ту, в которую вы не влюблены?

– Именно!

– Конечно, нет.

– Это было бы слишком просто.

– Еще проще было бы догнать ее на улице.

Глава 11
Немного помочь случаю

В десять часов у нас перерыв на кофе, Диана ждет меня за столом в крошечной кухне. Это коридор между нашими кабинетами, длинный и узкий, не шире двустворчатого окна. Мы поставили туда стол и два стула, холодильник, духовку, кофеварку и чайник. Несложно было и установить раковину. Двадцать лет назад мы поразились, насколько идеальна планировка первого этажа для нашей совместной практики. У каждого свой кабинет, холл, туалет и эта маленькая кухня, где мы можем выпить кофе и поговорить. Хозяйка, очаровательная дама, теперь уже в возрасте, регулярно дарит нам букеты цветов из своего сада, чтобы немного оживить обстановку. Я иногда выхожу прогуляться с пациентами, когда чувствую, что кислород на исходе. Прогулка среди деревьев развязывает язык. Мы наматываем по саду столько кругов, сколько нужно для того, чтобы найти правильные слова.

Когда Диана вот так теребит заколку, я знаю, что ей не терпится мне что-то сказать. Мы знаем друг друга до мелочей. Она задает направление – я ее притормаживаю. Она своенравна – я предсказуем, она легка – я основателен, она движима интуицией, я – логикой, она светлая – я мрачный. Мы идеально уравновешиваем друг друга, как чаши весов. Мы могли бы составить целый словарь едва уловимых сигналов, незаметных чужому глазу, но понятных для нас. Манера поправлять волосы, поднимать бровь, легкое подрагивание нижней губы, поза, сдержанный смешок, заколка.

Я даже не успеваю открыть рот.

– Когда придет девушка, которая была у тебя утром?

– Не помню. Зачем тебе?

Я сосредоточенно мою руки, поэтому соображаю не сразу. Она так долго молчит, что я оборачиваюсь. Искорки в глазах и легкая ухмылка.

– О нет!

– Почему нет?

– Потому что нельзя вот так помыкать судьбой.

– Мы же ничего плохого не делаем.

– Слепые свидания без согласия сторон!

– Подстроим как бы случайно…

– Да, но мы-то знаем…

– Если полагаться только на пресловутый случай, далеко не уедешь. И мы бы, замечу, не были вместе.

– В последний раз у нас ничего не вышло!

– А два предыдущих раза не считаются?

На это возразить трудно. От «неожиданных» встреч в холле уже родились двое младенцев.

– Тут шансов еще больше. Мой пациент разговаривал с ней на вокзале. Эта девушка действительно его зацепила.

– Он просил у тебя ее координаты?

– Да, но я сразу прикрылась щитом профессиональной тайны. Он видел, как она от нас выходила. Разве это не знак?

– Случайность. Настоящая случайность! Она попала к моему однокурснику в отделении скорой помощи, и тот позвонил мне, просил ее принять без очереди.

– Ну вот, ты сам признаёшь, что случайность может быть счастливой!

– Он уже влюблен?

– Да, то есть нет.

– Да или нет?

– Да и нет.

– Дорогая, ты меня совсем запутала.

– Тогда ответ «да», но он об этом еще не знает.

– А ты уже в курсе?

Она сделала жест тренера, запрашивающего тайм-аут, встала, открыла кран и сбрызнула лицо холодной водой, потом сорвала с холодильника картонный календарь и принялась обмахиваться. Сперва закатила глаза, затем откинула голову, подставляя шею потоку воздуха.

– Не знаю, это эрос или филия³, но чем-то таким от него определенно веет, когда он о ней говорит.

– Я волнуюсь.

– Шучу, Дени. Мне об этом ничего не известно. Встреча его взбудоражила, а я уже неплохо его знаю, он славный парень. И разве ты не говорил, что она живет одна? Может, она от этого страдает? Девушка заслуживает счастья, так почему слегка не помочь судьбе?

– При условии, что мы больше не будем их обсуждать. Чтобы это не мешало нашей работе. Больше ни слова. Согласна?

– Ты же помнишь, мы и раньше неукоснительно соблюдали это правило. Нам есть кого обсудить, у нас полно не знакомых друг с другом пациентов.

Прилив жара миновал. Диана присаживается за стол, пьет кофе и довольно улыбается, как маленькая девочка, которая получила что хотела. Набирает в телефоне сообщение своему пациенту. Я знаю, она держит кулачки, чтобы он смог прийти в нужный момент.

Я так ее люблю.

Глава 12
Магия яблочных пончиков

После разговора с Капуциной не могу сосредоточиться на работе. Парни подкалывают: «Что, влюбился? Как ее зовут?» Знали бы они, что меня тревожит… Я бы предпочел влюбиться. Вежливо улыбаюсь – пусть болтают. А сам думаю, как быть. Я обещал, что постараюсь переубедить Адели, хотя понимаю, что дело безнадежное. Я слишком хорошо знаю их обеих. Их характеры, нужды, болевые точки. Всю неделю я работаю в первую смену, поэтому позвал племянницу прогуляться по виноградникам сегодня после обеда, завлекая домашней выпечкой. «Дяде-пирожку» хорошо известно, чтó сестры любят с детства. Адели обожает яблочные пончики. У меня погреб забит фруктами. На полках запасы на зиму – яблоки уложены попросторнее, чтобы не сгнили. Пожилая соседка отдает мне половину урожая за то, что я ей немного помогаю в саду. Этот сорт идеально подходит для пончиков. Яблоки не разваливаются при готовке, а остаются хрустящими внутри нежного теста. Я мог бы стать великим кондитером, если б сумел выдержать дисциплину профессиональной кухни. Теперь наверстываю на своей собственной. В конце концов, удовольствия получаю не меньше. Я всегда задерживаюсь у витрины шикарных кондитерских в Оберне, чтобы почерпнуть новые идеи, хотя кроме племянниц угощать мне особо некого.

Коробочка с пончиками ждет на тумбочке в прихожей, я обуваюсь и выхожу. Мы встречаемся на пригорке, у ворот деревенского кладбища. Очаровательное место. Длинная аллея, ведущая к кладбищу, придает ему торжественности. Что должно меня подготовить к разговору, обреченному на провал.

Адели приезжает на велосипеде, запыхавшаяся, взмокшая, с сияющей улыбкой. На вопрос, откуда она прикатила с таким энтузиазмом, отвечает:

– Из дома. Приехала погостить у Капуцины пару дней, потом мы с парнем уезжаем.

– Присядем куда-нибудь перекусить яблочными пончиками?

– Ты всегда знаешь, чем меня пронять! Давай сначала пройдемся, ладно?

Она часто заставляет меня шевелить ногами, а также извилинами, чтобы, как она говорит, я не потерял форму и свежесть восприятия.

Адели превратилась в молодую девушку, расцветающую с каждым днем. Высокая, голубоглазая, с короткими вьющимися, всегда растрепанными волосами. Носит широкие брюки с разноцветными свитерами. Совсем непохожа на сестру, производит впечатление веселой и беспечной. Она может показаться легкомысленной, но на самом деле очень мудрая. Ни из чего не делает трагедии, как будто для нее вся боль и тяжесть мира сосредоточились в единственном событии – аварии, унесшей жизнь родителей, когда ей было всего семь лет. С тех пор она пытается спасти все, что может. Людей, животных, растения. Все живое ей небезразлично. Все, что ему угрожает, приводит ее в ужас. Она стала вегетарианкой, сторонницей осознанного потребления и активисткой. Ее глубоко возмущает несправедливость и то, куда катится мир. Она всегда была бунтаркой. Острая на язык, напористая, она знает, чего хочет и, главное, чего не хочет. И переубедить ее очень трудно. Я готов потерпеть поражение, но должен попытаться ее образумить. Я обещал.

Она объявляет, что у нее с собой карта, изданная Государственным институтом картографии, по ней проложен пеший маршрут вокруг деревни и нам предстоит пройти 4,6 километра.

– Представь, что это расстояние соответствует истории нашей планеты от ее возникновения в Солнечной системе до сегодняшнего дня, каждый метр как миллион лет.

– И что?

– Это ведь поразительно! Сейчас я тебе расскажу об основных этапах этого чуда на временнóй шкале.

Мы бодро шагаем. Чтобы потренировать мое сердце, уточняет она. Я думаю, как начать разговор, чтобы ее не задеть. Через 600 метров она сообщает, что появились прокариоты. Я начинаю высматривать их в кустах. Она смеется и говорит, что это клетки без ядра. В ответ я заявляю, что кое о чем имею понятие, подписан на журнал «Наука и будущее» и сидел за партой еще до того, как она сама стала клеткой.

– Так ты бросаешь медицину? Жаль. Сколько вас, студентов, сдали сессию с первого раза?

– Мог бы подождать, пока я набью рот пончиками, тогда бы и спросил!

– Почему ты хочешь уйти из университета?

– Я нужна на других фронтах.

– На каких?

– Мы с Самюэлем вступаем в группу молодежи, которая устраивает акции в защиту климата.

– Адели, ты уверена, что это хорошая идея?

– Уверена. Планета гибнет, и нужны люди, которые будут ее защищать.

– Люди тоже гибнут, и нужны врачи, чтобы их спасать.

– Я не хочу выпадать из жизни на десять лет. Я хочу прямо сейчас заниматься тем, что для меня важно. И потом, дядя, это не выбор, а стремление жить.

– Скажи хотя бы, что вы не собираетесь прибегать к насилию или нарушать закон.

– Я против насилия, ты же знаешь. Что касается закона, ничего обещать не могу. Иногда неповиновение – единственно возможная форма сопротивления.

Она останавливается, чтобы сообщить мне, что мы прошли 2,6 километра и что на Земле уже появились эукариоты. Я спрашиваю, не о клетках ли с ядром идет речь. Она улыбается, пожимает плечами и идет дальше не оборачиваясь. Я усаживаюсь на камень у дороги и протягиваю ей пончик.

– А твой парень – это серьезно?

– Дядя! Мне восемнадцать. Я уже большая девочка.

– И что, уже и спросить нельзя, что он за человек!

– Мы отлично подходим друг другу, и он так же предан делу.

Она берет пончик и вгрызается в него так, будто хочет загрызть насмерть. Я чувствую, что она нервничает и одновременно полна решимости. Ясно, что этот разговор ее раздражает. Мне бы на ее месте тоже не понравились нотации старого неудачника, что она должна делать и что не должна. Старого бездетного неудачника, у которого нет никакого права на отцовский тон, так мало ей знакомый.

– На что ты будешь жить?

– На деньги из банка. У нас их достаточно, чтобы потратить на что-то полезное. Найду подработку, если потребуется. Знаешь, мы с моим парнем сторонники минимализма и хотим жить проще.

– Ты же понимаешь, почему Капуцина расстроена?

– Расстроена, потому что я не пошла по тому пути, который она сама бросила, чтобы заботиться обо мне? Ну, теперь она свободна. Ей двадцать девять, у нее вся жизнь впереди. Я бесконечно благодарна за все, что она сделала, но не обязана воплощать ее мечты.

Сказала как отрезала, и возразить нечего, она права. Как ни печально, абсолютно права. Возможно, это Капуцине больнее всего. Младшая сестра разбила ее собственную мечту.

Адели не впряглась в семейное ярмо успешности, она никому ничего не должна: ни родителям – их больше нет, ни мне – я всего-навсего дядя, ни сестре. И я разрываюсь пополам. Я понимаю Адели с ее жаждой свободы и Капуцину с ее обидой. И всегда знал, что рано или поздно сестринское рвение и безграничная жертвенность ей аукнутся. Я думал, она достаточно нахлебалась, когда Адели была подростком – хуже всех остальных подростков, вместе взятых: хлопала дверьми, поздно приходила, водилась с сомнительными компаниями и творила всякие непотребства, то мылась без конца, то вообще отказывалась идти в душ, перепробовала всевозможные стрижки всех цветов радуги, хамила учителям, из-за чего Капуцину вызывали в школу. Учителя вспоминали, какой прилежной, смышленой и милой ученицей была старшая сестра, какие надежды подавала, и недоумевали, почему младшая так на нее непохожа. Для Капуцины это звучало как упрек: «Но ведь это вы ее воспитываете». А потом Адели как-то вдруг угомонилась, взялась за ум, прилежно училась последние годы в лицее и блестяще сдала экзамены, словно желая доказать всему миру, что может добиться чего угодно, стоит ей только захотеть. Как сейчас.

Мы молча проходим еще чуть больше километра, прежде чем вдали показывается кладбище. Бодрая прогулка вымотала меня. Мне привычней возиться в саду, чем скакать как кролик. Она останавливает меня и сообщает, что осталось 430 метров и что в это время жизнь вышла из воды на сушу. Мы преодолеваем еще 50 метров и наблюдаем появление первых деревьев, потом динозавров, их вымирание, затем появляются первые птицы, за 140 метров до отправной точки маршрута – первые цветы, за 7 метров – первые прямоходящие. Мы идем совсем медленно, чтобы она успела рассказать мне о всех новых формах жизни, которые возникли на планете за такое короткое время.

– За 40 сантиметров, то есть 400 000 лет назад, – освоение огня. За 10 сантиметров – Homo sapiens. На расстоянии ногтя от сегодняшнего дня возникло сельское хозяйство.

– Впечатляет.

– А мы, люди индустриальной эпохи, меньше заусенца на моем ногте, собираемся все это взять и уничтожить за промежуток времени, который в масштабах этой прогулки невооруженным глазом не видно. Понимаешь, дядя, почему я хочу бороться и почему у меня нет времени на медицину?

– Да, я понимаю тебя. Но и Капуцину понимаю.

– Знаешь, это очень тяжело, когда кто-то пожертвовал собой ради тебя. Мне кажется, что само мое существование испортило ей жизнь. Я имею право дышать, чувствовать, делать то, что считаю важным. И мне хочется, чтобы она это осознала.

А может, я сейчас нужен старшей, раз младшая так повзрослела?