Читать книгу: «Комендантский час», страница 6

– Раз жизни не связаны, то и смерти тоже, – заключил Петр Федорович, пожимая плечами. – Разница в датах кончины в месяц, что тут общего?

– Совсем уже стемнело, – констатировал профессор, – надо домой, отмываться, прекращать гадать и спать. С утра на свежую голову, может, что и найдет.

– Ты прав, давай вытаскиваться отсюда, – поддакнул брат, направляясь в сторону более сухой стены, которую венчало надгробие.

В этот момент Бенедикт заметил по земельному рисунку, что сырость будто бы рассеивалась от низа могилы к ее голове, где было практически сухо.

« Почему могила пропитывалась влагой снизу?» – задумался вдруг студент, но не решился произнести мысли вслух. Внезапно его отвлек странный звук, в котором юноша не сразу признал тот самый свист, что слышал на кладбище раньше. Отойдя от ямы, в которой стояли Митюковы, он определил направление свиста и сделал ему навстречу несколько шагов, как вдруг звук исчез.

– Ты далеко-то не уходи, – сказал молодому человеку профессор.

– Вы это слышали? – спросил юноша испуганно, обернувшись к товарищам по ночному приключению.

– Ничего не слышал, – сказал Петр Федорович.

– Это сердце твое в пятки ушло и стучит, – ответил профессор.

– Да нет же! – воскликнул Генрих и, почувствовав вновь струю холодного ветра, разобрал вдалеке до боли знакомый звук.

Пока братья, посмеиваясь, выбирались из ямы, Бауэр, надев маску решительности, направился в ту сторону кладбища, откуда доносился звук. Он двигался быстро, боясь вновь упустить исходящий неведомо откуда сигнал. Когда Михаил и Петр стали окрикивать его, он был уже на приличном отдалении, виднеясь во тьме мерцающим пятном. Обойдя кладбище по его кромке, студент остановился, пытаясь разобрать хоть какой-то звук, но тишина поглотила его.

– Ты чего, сдурел что ли? – настигнув беглеца и запыхавшись от погони, выдали хором братья.

– Что это за место? – спросил со всей серьезностью юноша.

– Это еще один участок с новыми могилами, – ответил Петр Федорович. – Ну как новыми, у нас люди не так часто помирают. Эти вот прошлогодние, как и те, выкопанные.

Сторож очертил в воздухе круг, обозначая границы названной зоны.

– И раскопанные могилы тоже были новыми? – спросил студент.

– Да. По нашим меркам, да.

– А чего в разных местах?

– Дык ведь уперлись в дорогу, сам же видишь, – объяснял Петр Федорович, указывая рукой на путь, по которому студент прибыл в Гнивань. – Ты, считай, только что полпогоста обошел по его границе.

– Ладно, – вглядываясь в темноту, произнес студент. – Давайте пойдем домой.

– Ну, слава Богу! – обрадовался утомившийся с непривычки профессор. – Ты только больше не убегай, особенно с фонарем.

– У нас, православных, нет предубеждений касательно усопших, – ответил Бауэр.

– Пока усопшие не встают из могил, – сказал Михаил Федорович, отбивая с сапог приставшую намертво глину.

Часть 3.

– Просыпайтесь! – сказал командным тоном профессор и тряхнул студента за плечо. – Просыпайтесь, молодой человек!

Бауэр открыл глаза и увидел стоящего перед ним Михаила Федоровича.

– Доброе утро, – сказал он глухим голосом, пытаясь продрать глаза.

– Завтрак ждет вас, Бенедикт. Опоздаете – меньше достанется.

– Вы снова зовёте меня на вы?

Профессор подошел к двери и сказал: « Никогда бы не подумал, что буду будить студентов не только на занятиях, но и в собственном доме».

Михаил Федорович вышел из комнаты, где еще час назад спал так же крепко, как и юноша. Генрих же, тряхнув головой, приподнялся и, переставив ноги на пол, увидел аккуратно застеленную постель преподавателя.

Петр Федорович как раз ставил раскаленную чугунную сковородку на стол и, не стесняясь, принюхивался к парящим над ней ароматам.

– Доброе утро, – произнес вошедший в кухню студент и занял свое место.

– Доброе-доброе, еще как, – воодушевленно бросил Петр Федорович.

– Ну не кричи ты с утра пораньше, – протягиваясь к заветной яичнице, приговаривал профессор.

– Итак, юноша, сегодня мы пойдем к отцу Евгению и расспросим его о том, что же все наши находки могут значить.

– У вас уже есть гипотезы? – спросил студент, внимая запахам приготовленного на сале завтрака.

– Ни одной! – будто хвалясь, сообщил плотник сидящим за столом.

– А чего радуешься тогда? – удивился Михаил Федорович, глядя на взволнованного брата.

– Вас не манит тайна, господа?

– О боже, – сказал профессор и опустил взгляд.

– Что мы знаем? – спросил плотник, глядя на юношу.

– Что могилы провалились из-за влажной почвы, которая….

– Которая совсем не характерна для наших мест! – перебил Генриха Петр Федорович.

– И пропали тела, – закончил Бауэр и принялся трапезничать.

– Вот! Думается мне, что не так просто это: выкопать могилу, разбить крышку гроба, достать тело годовой давности и скрыться с ним.

– С двумя телами, – поправил брата Михаил Федорович.

– Самой же краеугольной загадкой остается то, зачем эти тела кому-то понадобились.

– Что же мы будем делать? – вопрошал студент, наливая из самовара себе кипяток.

– Мы сообщим обо всем полиции. Но до тех пор расспросим Кузьмича.

– Эту пьянь? – разозлился вдруг профессор.

– Не горячись. Со спиртным он перебирает, ты прав, но сейчас нам это поможет.

– Да ну? Чем же? – со скепсисом отнесся к болтовне брата Михаил Федорович.

– Он как раз в очередном запое, а значит, все время проводит в мастерской. А она-то недалеко от того места, где обвал произошел.

– Откуда он только деньги берет на постоянные попойки? – сокрушался младший Митюков.

– Кто этот Кузьмич? – решил, наконец, спросить студент.

– Помощник мой, мы с ним вместе плотничаем, – рассказал Петр Федорович.

– Только зря время истратим на пьяные фантазии этого идиота, – ворчал профессор, уставившись в одну точку.

Подобный взгляд у него Генрих видел и раньше.

– Собирайтесь, господа, дело не ждет! – воскликнул Петр Федорович, убирая тарелки со стола.

Все трое вскоре были собраны. Выйдя из дома, они направились в сторону вчерашних могил. Выйдя на всё ту же кладбищенскую дорогу, Бауэр увидел дом, находящийся напротив кладбища, за небольшим холмом, хотя домом назвать это было трудно. На единственном в округе дворе стояла одноэтажная постройка. Уже по внешнему виду её можно было понять, что люди здесь не живут. Только Кузьмич.

– Эй, свои, открывай! – воскликнул плотник.

– Ну не кричи ты с утра пораньше, господи! – бросил в ответ Михаил Федорович. – Чего мы просто не войдём?

– Когда он там с ночёвкой остается, я стараюсь уважать его уединение, – ответил плотник, поглядывая по сторонам.

– Уединение! Хочет покоя? Так пускай в своей мастерской дрыхнет!

– Это и его мастерская тоже.

– Ага, щас, во! – профессор показал брату дулю, отчего студент немного смутился. – Не знаю, за что ты его терпишь.

Внезапно дверь открылась, и из мастерской показался красноносый мужичок в широкой рубахе и с потрепанными волосами.

– Ух ты, гости, – сказал Кузьмич очень тихо. – Ну, проходьте, водки на всех хватит.

После этого он малёхонькими шагами стал заходить обратно.

– Вот за это, – проговорил плотник и вошел в мастерскую.

Не меньше получаса понадобилось братьям Милютовым, чтобы объяснить Кузьмичу, что пить они не хотят и пришли по делу. Дело это, по Кузьмичу, надо было отметить. Еще столько же времени понадобилось Петру Федоровичу и Михаилу Федоровичу, дабы описать, что же произошло этой ночью на кладбище. Однако когда реперные точки повествования все же были определены, а нарратив несколько раз подстроился под пьяного Кузьмича, последний вдруг посмотрел на своих гостей удивительно трезво.

– То, что вы говорите…. – начал было Кузьмич уверено, – это не то, вообще не то, не надо.

В этот момент Милютовым и студенту стало ясно, что рассказ Кузьмича будет еще более сложным для понимания.

– Я видел кого-то, – произнес вдруг рассказчик, – ночью видел, с огнем.

– С фонарем? – спросил Михаил Федорович.

– Да, оно, – кивнул Кузьмич. – Видел, но не видел.

– Уже что-то, – захохотал профессор, за что тут же получил нагоняй от брата.

– Продолжай, ну же, – почти приказал Петр Федорович.

– Они были, были, потом назад, но не в-видно, – икнул рассказчик, но не сбился с ясного повествования. – Обратно шли, много всего, но лиц…неа.

– Сколько их было? – спросил плотник у своего товарища.

– Их?

– Да их, их, сколько было-то?

– А ты чего на меня орешь? – вдруг грустно произнес Кузьмич.

Внезапно в разговор вновь вмешался профессор, схвативший бедолагу за грудки и пригрозивший сдать его жене.

– Видел одного, но двоих… по разу, разные, но не лицами….а как…тенями.

– Ясно, – разочарованно сказал Михаил Федорович и опустил Кузьмича на место.

– И что тебе ясно? – спросил плотник у брата.

– Что надо идти в полицию, а не этого слушать. Протрезвеет, очухается – если еще не забыл, что это такое – расскажет.

После этого профессор вышел из мастерской, вслед за ним вышел и юноша. Петр Федорович же поблагодарил Кузьмича за помощь и тоже покинул рабочее место.

– Значит так, мы едем в полицию, а Бенедикт отправляется к отцу Евгению. Пускай разузнает, с чем мы можем иметь дело.

– Бауэр и Милютов-старший согласились на этот план, решив встретиться позже у братьев дома.

Добравшись до церкви, Генрих увидел уже привычного бедняка, который, как и прежде, пытался заработать себе копейку, стоя на паперти. Вновь подбросив мужчине несколько монет, студент прибавил шагу, успев к моменту закрытия позади себя деревянной двери услышать лишь глубокий вдох, предваряющий благодарственную оду.

– Службы нет, – послышалось из глубин церкви, но голос явно принадлежал не священнику.

– Да я…. Не за этим я, в общем, – произнес Бенедикт, проходя внутрь.

В главном зале перед самыми большими иконами уже стояли лампады, в каждой из которых было воткнуто по две горящие свечи. В воздухе царил запах ладана, однако, сквозь его приторную фактуру пробивался какой-то посторонний, еле уловимый аромат, который тут же почуял Бауэр.

Навстречу юноше вышел один из братьев Смольяновых – Ярослав. Судя по его одежде, он помогал с подсобными работами отцу Евгению.

– Я пришел поговорить со священником, – сказал молодой человек, поглядывая на новую икону Василия Блаженного, висящую на самом видном месте.

– Я сейчас позову его, а что случилось?

– Ничего такого, меня просто послал сюда Петр Федорович.

– Кто?

– Ну, плотник.

– Не знаю такого….

– Тот, что делает гробы.

– Аааа….дядя Петя, да, сейчас я все передам, – бросил Ярослав и скрылся во тьме.

Вскоре отец Евгений вышел к Бенедикту и предложил ему поговорить на улице.

Студент вкратце объяснил суть дела священнику, отчего последний пришел в недоумение, да такое, что даже решил присесть на лавочку в церковном дворе.

– Мы лишь хотим понять, могли ли это сделать какие-нибудь любители ересей?

– Ты знаешь, Генрих, самое диковинное, что я слышал – это секта, где кастрация считалась благом. Но про выкапывание тел – такого не встречал.

– Может, у вас есть какие-то предположения?

– По Марии и Виталику отповеди прошли нормально. Смерти, несмотря на трагичность, вполне обычные.

– Значит…они не могли, ну….

– Встать из могил? Уж не знаю теперь, – сказал священник, задумчиво глядя вдаль.

– Не знаете?

– Вообще у нас, православных, нет предубеждений касательно усопших, – сказал отец Евгений. – Пока они не встают из могил….

– Что же делать?

– Я буду молиться за наш мир. Икона Василия Блаженного снова в храме, а не в подсобке, а это есть хороший знак. Он нас прикроет до тех пор, пока полиция не разберется.

– Могу я попросить вас помолиться и обо мне? – жалобно пробормотал юноша.

– Конечно, я за всех молюсь, – сказал отец Евгений и поднялся с лавки. – Завтра первая после нашего перерыва служба, обязательно приходи. Только мужику на паперти денег не давай, а то он их опять с Кузьмичем пропьет.

С этими слова священник удалился для продолжения дел.

Позже юноша встретил Милютовых в их доме. Оказалось, что полиция без энтузиазма отнеслась к рассказу братьев. Кое-как ситуацию выправил авторитет профессора, и заявителям пообещали вскоре отправить в Гнивань человека для проверки. Поскольку поход к отцу Евгению ничего не прояснил, решено было ждать кого-нибудь из министерства.

День прошел быстро, сменившись вечером. Юноша отправился вместе с Петром Федоровичем на обход. С наступлением темноты появился ветер, раскачивающий верхушки деревьев. С собой он нес прохладу Винницких степей. Бауэр с Митюков-старший даже пожалели, что не захватили с собой головных уборов. Лишь ноги оставались нетронутыми воздушной стихией.

Часть 3.

Крики петухов нарушили привычную тишину. Солнце лениво карабкалось на небосклон, пока студент так же лениво ворочался в теплой постели.

– Молодой человек, хватит нежиться! – приговаривал профессор, пытаясь растрясти своего ученика. – Вставайте, завтрак готов.

– Доброе утро, – пробормотал юноша, потягиваясь руками вверх.

– Сегодня воскресенье, наша сестра прибудет сегодня.

– Уже сегодня? – удивился вдруг Бауэр.

– Да, вчера вечером я прошелся по вашим записям и уже придумал, чем мы их дополним по прибытии в Киев.

– Но как же могилы?

– Бенедикт, вы опять вместо учебы о кадаврах думаете?

– Простите, – сказал Генрих, прикрывая рукой маленький зевок.

– Петр Федорович разберется со всем этим. В конце концов, погост – это его вотчина, тьфу-тьфу, – выдал профессор и, постучав по деревянному откосу кровати, поспешил выйти из комнаты.

На кухне со всей силы кипел самовар, вместе с ним кипела и жизнь: Митюков-старший варганил блины, пока профессор пристально читал книгу. Бауэр появился за столом еще раньше, чем Петр Федорович поставил на него блюдо с завтраком.

– Доброе утро, – сказал студент, занимая свое место.

– Доброе-доброе, еще как, – отвечал плотник.

После завтрака вся троица отправилась на службу в храм.

Уже при подходе Бауэр заметил, как люди со всей округи стекаются к новой церкви. На паперти сидел уже знакомый мужичок, которому было не под силу совладать с собственным речевым аппаратом, когда прихожане подкидывали ему деньги:

« Спасибо вам, благодарю, как милосердны вы сегодня! О вы, послы Его велений, благословит же вас Господь. Ваша ослепительно-волшебная жалость и снисходительно-немая щедрость способна веять над гремящею тьмой…»

Бенедикт успел с остальными прошмыгнуть внутрь, где люди покупали свечи и зажигали их. Почти все стояли неподвижно, выстроившись в ряды. Бенедикт находился возле братьев Милютовых, когда вдруг почувствовал в воздухе какой-то прогорклый запах. Он выдавался из сладкой пелены фимиама.

– Вы чувствуете? – обратился Бауэр к братьям.

– Что именно? – поинтересовался у студента профессор.

– Запах, какой-то…посторонний.

– Я ничего не чувствую, – сказал Петр Федорович, после чего Милютов-младший только подтвердил слова брата.

– Тебе показалось, – сказали братья хором.

– Нет-нет, у меня тонкое обоняние, – хотел было объясниться Бенедикт, но в зал вошла женщина, привлекшая внимание Петра и Михаила.

– Это наша сестра Анна, – сказал плотник, указывая рукой на светло-русую красавицу, которая лишь кивнула родственникам, стараясь не привлекать лишнего внимания.

Служба прошла для юноши быстро, ведь в ходе нее он только и думал об источнике неприятного запаха, который другие просто не замечали.

Когда богослужение было окончено, Генрих одним из первых поспешил на свежий воздух. Вскоре его догнали Милютовы. Все четверо отправились домой, чтобы пить чай.

Студент собирал в дорогу сумки, когда услышал, как его кто-то позвал из кухни. Придя на крик, он застал хохочущих братьев и сестру.

– Так ты у нас ученик Миши? – спросила Анна, показывая рукой на профессора. – И как он, хорошо учит?

– Михаил Федорович – лучший преподаватель, – ответил Генрих, будто автоматически.

– Ну да, он у нас умный, куда деваться, – засмеялась женщина и ущипнула младшего брата за локоть. Следом захохотал и Петр Федорович.

– Ой-ой, хоть перед студентом меня бы не позорили, – сокрушался профессор.

– А правда, что у вас что-то на кладбище случилось? – спросила Анна, сделавшись серьезной в лице.

– Тебе какая птичка напела? – удивился вдруг плотник.

– Да по всей Гнивани уже шепчутся, что что-то неладное стряслось.

– Могилы обвалились, а тела из них пропали, – сказал Михаил Федорович, отхлебывая чай из блюдца.

– Ааа…. Ужас какой! Люди сами не знают, что болтают, – отмахнулась было Митюкова. – Интересно, как узнали.

– Я со священником говорил, – ответил Бенедикт.

– Он бы не стал лишний раз болтать, – убедительно заявил плотник. – Другое дело – Кузьмич.

– Это ботало? Тьфу, зараза, век бы не видала его. Этот все что угодно людям наплетет. А покажете?

– Могилы что ль? – спросил профессор у сестры, на что та лишь угукнула.

Петр Федорович пожал плечами: « Ну, пошли».

Вся троица отправилась уже привычно к околице погоста, где находились две ямы. Анна Митюкова следовала за мужчинами. Но как только они приблизились, Бауэр почувствовал, как по его ногам тянет ветер, принесший с собой до боли знакомый свист, чьей неуловимости позавидовал бы любой разбойник.

– Ох и доведет меня этот звук! – разозлился вдруг Бауэр и побежал туда, где последний раз этот звук прервался.

Митюковы, хоть и не слышали звука, побежали из любопытства следом.

На том самом «новом» участке, возле дороги, стояло несколько памятников, но ветер не терял своей силы, и свист не затухал, поэтому Генрих двигался точно к цели. Подойдя к одной из могил, он увидел слегка торчащую из нее трубку. Горлышко лишь немного возвышалось над грунтом, но этого было достаточно, чтобы издавать трудно уловимое звучание.

Студент поднял глаза. Могила принадлежала отцу братьев Смольяновых – Виктору.

Митюковы вскоре догнали юношу. Он потрогал могилу и заключил, что она сухая.

– Видите трубку? Точно такие же торчали из могил Марии и Виталия, ведя прямо в гроб, – начал рассказ студент. – Я увидел след от одной из этих труб в углу могилы, но не предал этому значения.

– Для чего эти трубки? – удивился Петр Федорович, рассматривая внимательно находку парня.

– А вы еще не поняли? Для налива воды.

– Это объясняет глину, – констатировал Михаил Федорович.

– Да, и разбитый уголок гроба, но кому это все надо? – вопрошал плотник, глядя на присутствовавших.

– У меня есть предположение, но оно довольно дикое, – сказал Бауэр мрачно и взглянул на профессора.

– Ты же не хочешь сказать, что… – произнес Митюков-младший, смотря на своего ученика, но тот лишь утвердительно кивал.

– Сапонификация, профессор, – добавил Бенедикт.

Михаил Федорович тут же обернулся к сестре.

– Аня, скажи, а часто ты на ярмарке видишь Смольяновых?

– Нет, как отец их помер – не видать, а что? – ничего не понимая, отвечала женщина.

– Омыление, – произнес пораженный учитель. – Сначала померла Маша, потом Виталик, а потом и Смольяновых отец – Витя. Все сходится, те двое были первыми.

– Омыление, – повторил студент.

– Так, я ничего не понял, – резко сказал плотник.

– Петр Федорович, а у вас есть ружье? – спросил сухо Бауэр.

– Имеется, а что?

– Оно нам, возможно, пригодиться.

Часть 4.

Митюков-старший был вооружен ружьем, а профессор со студентом несли в руках ножи. Они приближались к семейной пасеке Смольяновых, понимая, что их там вряд ли ожидает гостеприимный приём. Во дворе было тихо, а в окнах не горел свет.

– Ушли куда, может, – сказал плотник своим спутникам.

– Идёмте, проверим пасеку, – предложил студент.

Пробравшись через забор, троица увидела квадратные ульи, молчание которых нарушало гармонию этого места. Бенедикт подобрался к одной из коробок и попытался нарушить ножом его целостность.

– Я так и не понял, чего мы ищем? – спросил плотник.

– Доказательства, – ответил профессор.

Открыв все ульи, троица убедилась, что они пусты. В них не было тел, впрочем, как и пчел.

– А где они свечи делают? – спросил юноша.

– Почем знать? – ответил Петр Федорович.

– Ну, а ты бы где их производил? – спросил Михаил Федорович, после чего все трое посмотрели на сарай.

Уже при приближении к ветхой деревяшке Бауэр почуял знакомый запах. Вскрыв строение, Бенедикт вошел внутрь и тут же навлек на себя воспоминания о медицинской практике. На одном конце стола валялась груда соскобленного с трупов воска, а на другом – готовых свечей.

– При определенных условиях труп почти полностью превращается в воск, – пояснил своему брату профессор.

– Например, если лить в могилу воду? – предположил последний.

– Именно, – подтвердил Михаил худшие догадки Петра Федоровича.

– Когда Аня сказала, что они давно не занимаются делами, я понял, что воск они берут не у пчел, – говорил юноша.

– Вы что тут делаете? – послышался со стороны дома мужской крик.

Обернувшись, троица увидела Ярослава и Андрея, яростно глядящих на непрошенных гостей.

– Стойте на месте, твари, – скомандовал Петр Федорович Смольяновым, но Андрей тут же решился бежать, за что получил выстрел в спину и рухнул лицом на землю.

– Стой, где стоишь, или ляжешь рядом, – крикнул плотник Ярославу и тот подчинился. В это время к дому уже стекалась толпа народа во главе с Анной и отцом Евгением.

– И отца своего на свечи бы пустили? – спросил профессор у молодого паренька.

– Да, он сам хотел, – отвечал Ярослав, улыбаясь.

– Сам, говоришь?

– Так ведь он нас всему научил. Если человека обратить таким образом, то душа его попадет в ад, пристанище дьявола. А где же еще место слуг, как не в доме хозяина?

– Вот в кого верите? – спросил Бенедикт.

– А чего в него верить? Он, в самом деле, существует, мы это знаем наверняка.

Петр Федорович хотел выпустить пулю и в болтуна, но не стал. Андрей тоже остался жив, хоть и был ранен. Его, как и брата, хотели растерзать простые люди, но отец Евгений усмирил толпу.

Когда все было кончено, студент с братьями Митюковыми вошел в дом к дьяволопоклонникам. Внимание юноши привлекла полка с книгами, среди которых были и известные. Но более всего выделялась книга, видом своим намеренно пытавшаяся не привлекать лишнего внимания. Она была без названия, лишь внутри, под дорогим кожаным переплетом, виднелась надпись: «Черный требник».

– Я думаю, что обвал могил не входил в планы ребят, – сказал Михаил Федорович, разглядывая старую икону Василия Блаженного, взятую Смольяновыми из храма и ими же перемаранную чернилами.

– Согласен. Выходит, после погребения они пробирались на кладбище по ночам, раскапывали его, ломали гроб, протягивали трубу....Сколько сложностей то!

– Идеалисты этим и опасны, на любую пакость пойдут во имя своих фантазий.

– Если бы не твой студент, то и не поняли бы, что происходит. Ироды бы всю деревню со свету сжили, – сказал плотник и похлопал юношу по плечу.

Бенедикт улыбнулся в ответ и припрятал себе найденный документ. На следующее утро, перед самым отъездом, он пришел рано в храм. На паперти еще даже не появился знакомый мужичок.

Внутри никого не было, стены были голы и оттого сильнее отражали голоса.

– Службы нет, – донеслось эхом из глубины прихода.

– Да я, собственно, не за тем, – уже привычно бросил Генрих в ответ.

Ему навстречу вышел священник и улыбнулся.

– Ах, это ты, юноша. Пойдем, я тебе кое-что покажу, – сказал отец Евгений и пошел к двери, ведущей во двор.

Пройдя на улицу, Бауэр увидел составленные в ряды иконы, краска с которых местами была содрана. Из-под поверхности виднелись страшные лики дьявольских отродий.

– Знаешь, что такое адопись? – спросил отец Евгений.

– Когда икону пишут поверх изображения черта?

– Да, черта, демонов и прочего. Я долгое время думал, что это выдумка. И вот что произошло. Эти люди превратили святое место в храм преисподней, где прихожане молились во славу врагов небес. Поэтому им так важен был Василий Блаженный. Он ведь, по легенде, известил людей об одной из таких икон.

– Евгений Петрович, – обратился вдруг Генрих, – я вам кое-что принес.

Юноша достал книгу без надписей.

– Похоже, что этим Смольяновы и руководствовались. Я решил отдать это вам. Думаю, такая книга должна быть в надежных руках.

– Я думаю, что лучше ее сжечь, – сказал Евгений Петрович.

– Если захотите – сожгите. Всего вам доброго, – произнес Бауэр и направился к выходу.

– Да хранит тебя Господь, – бросил вслед священник.

Выйдя из церкви, Бауэр увидел нищего, плетущегося на свое рабочее место. Он поднял глаза на юношу и улыбнулся. Студент дал ему несколько монет и остановился. Мужчина привычно устроился на паперти и принялся щеголять красноречием: « О вы, щедрые души поколения! Да прибудет с вами кротость, в которой вы блаженны. Милостиво сжалившись над убогим, вы лишь укрепили священные заповеди Христа…»

Юноша стоял и слушал это с молчаливой улыбкой.

Комендантский час

Бесстрашным росчерком пера

Она, пред смертью надрываясь,

Раскрыла тайну очага,

Для сына правды добиваясь.

Что хуже: жить и видеть слепо

Или прозреть, продав покой?

И где же жизни силы черпать,

В миг откровения роковой?

Как верить так, чтоб не напрасно?

Как получить назад контроль?

Внести в бардак какую-то ясность,

Не чувствуя сплошную боль?

Как, распрощавшись с прежним домом,

Не потеряться насовсем?

Не сгинуть в муках по былому,

Покинув сумрачный Эдем?

Часть 1

1845 год

Пора стойких морозов сменилась неделей метелей и вьюг, забросавшей Тверской лес и его округу крупным снегом. Дорогая карета на санях, запряженная бодрой русской тройкой, неслась сквозь свежие сугробы на огромной скорости прямиком к внушительному помещичьему имению. Единственный пассажир держал на коленях небольшой кейс, в котором покоился его дуэльный пистолет. Во время поездки Александр периодически доставал его, осматривал курок, сжимал и разжимал ладонью тяжелую рукоять, будто примеряя оружие.

Буйная голова молодого человека была заполнена мыслями и чувствами, не посещавшими его прежде. Перед глазами была мать. Она лежала на кровати и подзывала своего сына. Тело, утомленное судорогами, пропитывало жаром измятое ложе. Подойдя ближе, Александр почувствовал это лихорадочное тепло. Наталья хотела что-то сказать, но, открыв рот, была не в силах вымолвить и слова. Проскрипев связками, она ощутила волну ноющей боли, разливающуюся по ногам. Вцепившись в одеяло, женщина слегка привстала. Будто оседлав болезненный стон, она выкрикнула: « Письмо!», и указала лицом на комод, стоявший в другой части комнаты. После этого она рухнула на подушку, а её лицо, измотанное предсмертными страданиями, вдруг расслабилось и стало как никогда ясным.

Александр взял руку матери и, прощупав пульс, понял, что она уснула. Сделав холодный компресс, он положил его женщине на лоб, а сам направился в сторону комода. Конверт лежал в верхнем ящике и был не запечатан. Из рукописного текста, растянувшегося на три листа, молодой офицер узнал много неприятного. Без лишних деталей, но с особой выразительностью, его мать Наталья рассказала о своём детстве, проведённом в строгости и лишениях, счастливом браке с отцом Александра, погибшем под Андрианаполем, и непростой дальнейшей жизни: « После смерти Аркадия я была раздавлена и не знала, куда мне податься. На руках был шестилетний ты, нужны были средства и поддержка. Я знала, что ничего не получу от матери. Старуха была скупа даже на жалость. На помощь пришёл Василий, твой родной дядя. Он был благосклонен и поддержал в трудный час. Однако все это было лишь притворство. Заполучив моё расположение, он решил им воспользоваться. Мне больно писать об этом, но твой дядя обесчестил меня. Наша интимная связь, как ты понимаешь, оставалась в секрете до этого момента. Он был распорядителем всех моих дел и полностью контролировал любой шаг. Я вынуждена была подчиниться, а после – молчала. Я пишу это только с одной целью: объяснить, что ему нельзя доверять. Он совсем не тот, кем кажется».

Александр вновь и вновь возвращался к тому моменту в памяти. В одночасье старый мир перевернулся, и юноша не знал, как ему поступить. Не знал до тех пор, пока не вспомнил, что он – офицер, и правильнее всего будет восстановить честь матери, умершей на следующей день после того, как ему открылась эта семейная тайна. Он вернулся из армии накануне дядиного дня рождения, собираясь вместе с мамой отправиться в родовое имение Сарганово. Теперь же он сидел в карете, что была на полпути к семейному гнезду, и репетировал, думая, что сначала объявит родственникам о смерти Натальи, а после – застрелит подонка. Его разум гудел, пытаясь очиститься от эмоций. « Всё ли я предусмотрел? Нельзя ничего забыть», – думал Александр, обнимая ладонью увесистое оружие.

Наконец, из окна кареты показался высокий чугунный забор, украшенный родовыми гербами. На витиевато сложенные прутья налипали крупные хлопья снега, принесённые стужей. Александр приметил, что ворота его экипажу отворили не слуги, а полицейские.

« Им что тут нужно?» – задумался молодой офицер, пряча пистолет под одежду.

Защёлкнув миниатюрный шпингалет на оружейном кейсе, юноша тяжело вздохнул и вышел на улицу. Клумбы с погибшими цветами были сокрыты под пеленой хрупкого снега, а избавленная от растительности тропа, ведущая от ворот до ступенек роскошного особняка, была еле различима под лоснящейся снежной россыпью. По левую руку стоял глухой лес, который, лишившись листвы, не стал ни светлее, ни приветливее. Его сухие стволы росли настолько близко друг к другу, что, казалось, их ветви сплелись в единую крону, скрывавшую каждого, кто гулял под ней, от Божьего ока.

В детстве Александр не любил здешних мест. Они казались ему безответными, отстраненными, а потому маленький мальчик, не желая оставаться одним, всюду искал общества людей, которые никогда не забывали похвалить дитя за красивые глаза или приятные манеры. Больше всего прочего Александра всегда интересовал он сам, а потому абсолютно незнакомый и, что важнее, молчаливый окружающий мир казался ему враждебным. Он не стремился искать людей, он стремился найти себя в людях. И с годами это получалось всё сложней. Поэтому-то в свои двадцать два Александр вместо компании стал искать уединения. И потому сейчас в Сарганово ему дышалось как никогда легко и свободно.

Юноша взглянул на двух полицейских, охранявших вход, но те, вглядевшись в лицо гостя, как-то резко потеряли к нему интерес. Видимо, они ожидали кого-то другого. На высоком крыльце офицера ожидал замерзающий дворецкий – Климент. Он был бородатым стариком, не столь, впрочем, старым в реальности, сколь казался на вид. Александр хорошо знал его с детства, однако, не был встречен добродушной улыбкой, как это бывало прежде.

– Александр Аркадьевич, с приездом! – начал говорить слуга, будучи не в состоянии хоть немного приободриться для виду. – В иной ситуации, я бы сказал, что рад вашему прибытию.

– Здравствуй, Климент, что-то произошло? – спросил офицер, пытаясь хоть как-то побороть нервное возбуждение, охватившее его.