Читать книгу: «Дичь и блажь», страница 2

Рейв! Как это было…

 
Проходи, милая, проходи тихо, проходи мимо меня!
Не прокатит. Хватит. Мы не на пати.
Красуйся, только в свои объятия не зазывай.
Кривая поп-культура, ты не всегда как дура,
Но как всегда больна на хайп.
Меня все это парит. Смотрю на дикий праздник,
Как будто в цирке лайков закончились все номера.
 
 
Пока твои поклонники замахивают шотики,
Ты вплетаешься в душонки через их свитшотики!
Я нарочно подбираю эти праздные словечки:
«Нажимайте на сердечки, глупые овечки!
Нажимайте на сердечки, глупые овечки!»
А теперь все вместе:
«Нажимайте на сердечки, глупые овечки!»
Хэй!
 

В пятницу лица людей становятся счастливее, чем обычно. Я торопился накосмодромиться, чтобы попасть в столичный ритм. Космодромами я называл такие полутусовые недорогие местечки, куда народ набивался, чтобы сначала поесть, а потом плавно втечь в бар и в музло. Доминировали разговоры о работе. Это всегда занудно и неудобно хотя бы потому, что ни черта не слышно. Много студентов последних курсов, демонстративно прогуливающих свои первые зарплаты. Часа через два начинаются сеансы массовой психотерапии. Хочется написать, что девчонки с румяными щечками начинают «танцевать», но правдивее и точнее будет передать смысл с помощью фразы: «Пытаются отрываться». Испанский стыд! Фейспалм! Смотрю на тебя и думаю: где разошлись наши культурные дорожки? Почему мне так неловко от твоих движений? Это как если бы я увидел здесь ту канцелярскую львицу из бизнес-центра, ходульно выплясывающую после парочки бокалов клубничного дайкири. Уверяю вас, она сюда может легко заявиться на свой ДР.

За барной стойкой я традиционно стартанул с нескольких шотов в одиночестве. Мой взгляд просканировал помещение и отыскал знакомых. Привычка заныривать в компании другим человеком заставила ждать, пока мысли перестанут быть такими вязкими. Вечерняя Шакти снизошла быстро. Выражение моего лица поменялось. Тоска отступала. Я засиял, как новогодняя елка, и приготовился к эффектному громкому появлению.

«Привет-че-как-рассказывайте», искрометные шутки. Я не знал точно всех этих людей, кроме двух копирайтеров. Компания подобралась не самая плохая. Парни обсуждали 3D-визуализацию. Я не умничал, говорил мало, но резко и экстазно, отчего был засыпан вопросами. Заготовленные ответы выстреливали фейерверками, посыпая мишурой умы. Я привлек внимание и уже совсем скоро создал плотную ауру кутежа. Она ощущалась физически. Ее можно было лепить в воздухе и размазывать по лицу посетителей. Магия окутывала соседние столики, заставляя людей высоко поднимать бокалы. Крики! Вот она, принципиально иная форма коммуникации, в которой я знаю толк! Я крутил ручку на каком-то механизме, и настроение людей взлетало. Хотелось вызывать восхищение. Льющиеся из нескольких дозаторов жидкости обволакивали размолотый шейкером лед. Похвала со стороны красоток заставляла повышать темп, еще быстрее и еще самозабвеннее заглатывать коктейли.

Коршуном надо мной кружили вопросы: «Что я делаю здесь? Откуда это выдуманное дружелюбие? Неужели я оказался тут только для того, чтобы красоваться?» Казалось, если я остановлю этот хоровод и выйду отсюда, птица налетит и заклюет меня в темечко. Иной раз я могу быть унылее трип-хопа – молчать, параноить и чувствовать безнадежную отсталость от мира.

Моя резиновая оболочка подсвечивалась изнутри огоньком. Он заставлял меня выслушивать других, не слишком фальшиво улыбаться. Огонек очень нежно трепыхался и от сквозняка готов был вот-вот погаснуть. Я раздувал его парами алкоголя в надежде, что он разгорится ярким пламенем и подожжет всех вокруг, прикуривал от него петарды и бросал их под ноги танцующим.

Становилось очень шумно. Компания разрасталась. Из всей тусовки самым странным был дредастый иллюстратор, которого все называли Жманя. Долговязый чувак старше меня на пару лет, с большими добрыми глазами. Мне достаточно один раз встретить такой взгляд, чтобы понять, что мы потенциальные приятели и как минимум одна тема нас может объединить. Вы сами знаете какая!

Он очень заметно вторгся на мою территорию и стал поддерживать раскрученный угар. Винтажный пиджак выделял Жманю из кэжуальной среды. Он взахлеб тараторил и зачем-то прикладывал руку ко лбу, будто постоянно измерял свою температуру.

Интересно наблюдать, как люди неосознанно копируют акценты друг друга. С не очень давних пор, чтобы казаться интригующими, многие используют прерывистое повествование и наигранную неловкость из британских сериалов. У Жени был абсолютно свой идиотский акцент. Самое интересное, что, проговаривая некоторые слова, Женя напоминал мне меня. Это располагало. Я еще не ловил такого сходства.

Сумасшедшие на вид люди порой оказываются самыми адекватными, но, как оказалось, я напрасно на это надеялся. Жманя совершенно серьезно затирал мне о своем ночном рейсе в Сибирь, а чуть позже предложил пойти рейвиться. Тут-то я и просек, в чем дело!

Регистрация рейса прошла успешно – вечер становился ярче. Мы мерзли у входа в клуб, Женя отскребал ногтем круглый стикер со стены. Напротив было еще одно мутноватое заведение с бесцеремонным техно, там отвисали лютые типы. Лютые и перекошенные настолько, что сиги прикуривали с фильтра. Мы делали вид, что все идет как надо, и обсуждали стайлак прихожан. Все идейные месседжи электронщики в черном тряпье почерпнули у готов, но, если те читали декадентскую литературу колхозных библиотек, эти ограничились твиттером. Череп и стразы – без шуток – мощная символика. У кого-то перевернутые кресты.

Появилась темноволосая девушка моего возраста – лицо, многократно мелькавшее в ленте возможных друзей. Скажи мне, кто там, и я скажу, кто ты!

– Зашла повидаться с Джорджио. Я уже полгода вынашиваю для него кое-какую информацию.

– Интрига! Зато как звучит! – паясничал Жманя, по-гейски выкручивая кистью сигарету. – Может, это просто сплетни?

– Да пошел ты!

– Не, ну серьезно. Прости-и-и! Ты больше не делаешь вечеринки?

– Жманя, ты невыносим!

– Да блин! Хочу поинтересоваться, что у тебя нового. Знаешь, такое бывает, случается у людей что-то новое: кто-то детей вынашивает, идеи, а ты вот информацию. Что ее вынашивать? Где можно послушать твои обещанные треки? Уже третий год жду.

– Ой! Иди уже!

Ее прямая двухсантиметровая челка и широченные подвернутые варенки, натянутые сильно выше бедер, цепляли только взгляд, но ничего более. Пробовал представить, какая она была лет пять назад. Словно вчера! Теперь у нее нет даже дежурных подружек. Тут какие-то малолетки кругом! Я молчал, стараясь не выискивать душевных параллелей. Необходимо срочно аннулировать эти прямые из духовных плоскостей, ведь я такой же старый червяк, неуклюжий и скисший в своей слизи. Но мы, блин, сейчас зайдем внутрь и покажем! Мы сейчас тряхнем!

Пожалуй, любая субкультура имеет свое географическое начало. У нас в стране сформировалась лишь одно движение – гопники. Не, серьезно! Русские не дали миру ничего неформального, потому что всегда любили форму. Либо солдатскую, либо тюремную. В нулевых многие с успешной отсталостью выхватывали мировые тенденции, но то поколение так и не сформировало своих прочных культурных кругов, хотя очень хотело. Две тысячи седьмой сгорел, забрав надежду на яркую жизнь у всех, кроме производителей энергетических напитков.

Ипотечные самураи, годами кующие мечи, победили в решающих войнах и обставляют свои квартирки мебелью, уплотняются в теле от бизнес-ланчей и дачных шашлыков. Один мой приятель пошел дальше всех, но, может, исключительно потому, что с женой переехал в Америку и открыл там скейтерский магазин. Прямо у себя во дворе они устраивают музыкальные фесты, жарят бургеры. Их увлечения постоянно трансформируются, радуя жителей маленького городка. Они гонят свою волну. А мы здесь, в Москве, научились гнать самим себе, что все нас устраивает. Если все же не хочется снимать пирсинг и раз в полгода настраиваешь свою гитару, то можно уехать в Питер и устроиться администратором в бар.

Мне не хочется быть тем, кто высокомерно наезжает на тинейджеров со словами: «Я-то перебесился. Перерос. Переболел». Меня изводит старческий снобизм, хотя в нем мне под силу посоревноваться с умниками. А что я перерос? Я не могу взять и, как некоторые, упразднить свои подростковые стремления. Они были моими! Что-то за ними стояло, наверняка даже нечто большее, чем за нынешними житейскими делами, которые выполняются изо дня в день в авторежиме.

Нас выплюнуло на танцпол. Движуха была в самом разгаре. Басы фигарили так, что в мозгах вспыхивали электрические разряды. Биты то примагничивали тело к полу, то мелодично поднимали в воздух. Звуки распиливали нервные окончания. Мы придумывали свои придурочные движения и делали карикатурно-угрюмые рожи. Топтали ластами, по-пингвиньи размахивали руками. На нас смотрели как на психов. Кажется, в этом цирковом представлении мы превзошли себя. Из алкогольных эффектов оставался только забродивший запах, который надежно снимал с нас всякие подозрения.

Когда цвета вокруг стали щелочными, мы со Жманей делали то, что по-настоящему увлекало. Мы угорали! Он стал звездой треш-парада. Дремлющий в нем панк отринул всю претенциозность именитого художника. Он ползал по танцполу и хватал девчонок за ноги. Все смахивало на утренник в сумасшедшем доме. Свой снепбек я выменял на леопардовый женский кардиган. Новый лук поп-певца девяностых повысил мне рейтинг, но понизил подвижность. На ядреном дропе я резко вскинул руки, и ткань хрустнула в подмышках. Вот это настоящий дэнс-удар!

Мы взломали формат мероприятия. Диджею нравилась устроенная мистерия, видимо, поэтому музыка от трека к треку становилась все безобразнее. Утомившись, Жманя лег на спину и с юродивой улыбкой стал снимать все на камеру. Нестандартная операторская работа и художественный ракурс вдохновили школьниц на позерство. Из соседнего клуба мы бы вылетели уже ракетой – нас бы выпихнули пинком под зад без права на возвращение.

Первая школьная дискотека, классе в восьмом, открыла мне трансцендентный опыт. Поражало состояние, в котором ты несколько иначе распознаешь свое я. Стоит только оказаться внутри темного помещения с музыкой – и тебя привычного нет. Довольно доступный аналог медитации.

После танцев с Женей видения повели меня глубже. Когда клубы дыма наполняли танцпол, мне мерещились костры. Пламя облизывало обувь танцоров. Контуры тел врисовывались в иную реальность. Кто-то бил в барабаны. Кто-то раскачивал бедрами, закрыв глаза, и трясся. Я видел своих прабабушек и прадедушек, свой род – все они живые, молодые, здоровые. Я часть огромного счастливого племени.

Приходило понимание, что это всего лишь переживания, имеющие определенный смысл, но ими нельзя жить, как, скажем, нельзя жить художественным фильмом. За завесой есть нечто большее. За удовольствиями прощупывается иная реальность, в которую хочется впасть, вырвавшись из оков своего стареющего тела и границ разума. Стенка из эластичной упругой материи отделяет меня от недоступной студии, где идут съемки по другим сценариям. Я брал разбег и нырял в нее, пытаясь прорвать ткань. Чем больше я прикладывал сил, тем дальше меня отшвыривало, и почему-то всегда к людям, к толпам, которые одновременно ненавидят и вожделеют друг друга!

Что можно услышать в туалете клуба, кроме привычных звуков? Звон в ушах. Гул. Громкий противный хохот за дверью. А еще? Вопросы в своей голове! Почему-то там они звучат громче, чем обычно. Я обмазал мылом постер доктора и наклеил на одно из зеркал. Замкнутое пространство стало порталом в пугающую бесконечность. Увеличились расстояния между предметами. Гримасничали жидкие отражения, живущие в кафельных плитках. Пустота превращалась в жуткие образы. Все тонкие настройки были сбиты, и привычная внутриигровая механика не работала.

Корабль уносило в открытое море. Я бросал якоря – искал в воспоминаниях уверенность, но цепи рвались. Спрятался ото всех в вонючей кабинке. Из вентиляции выползали шершни, заводили свои алюминиевые крылья и летели жалить меня в голову. Кто-то лихорадочно закрутил дверную ручку. Мозг отекал ненавистью к окружающим. Моя мнительность отслаивала меня от племени, с которым я только что извивался в одном танце. Хотелось обнаружить преимущества, возвыситься и укорить всех присутствующих. Привычные комбинации клавиш на пульте управления не могли унять постоянный анализ.

Потом я несколько вечных минут отмачивал руки в горячей воде. Изображал, что поправляю прическу, а поправлял лицо, делая его приемлемым, чтобы находиться на людях. Ах, стать бы мне тегом, на стенке размазанным! Где же мой привычный, ничего не вбирающий в себя взгляд?

Пока стоял в очереди за водой, мимо меня промелькнул Жманя с худенькой красоткой. За длинными распущенными волосами почудилось знакомое лицо. Вот те здрасте! Подойдя ближе, узнаю свою сводную сестру! На самом деле не сводную, а единоутробную. Не знаю, почему у нас неправильно называют родство по маминой линии. Саша! Какого черта?

Она первая кинулась обнимать меня. Внезапная встреча. Сюр! Просто отрыв головы! Почему сейчас? Почему здесь? Меня собирало в кулек и мазало. Я прижимался к ней, вдыхал незнакомый запах духов, и кошмарная мультипликация отступала. Всех стиснула очаровательная растерянность.

Саше семнадцать лет, и по всем законам ее не должно было быть в клубе. Меня возмущало, что она познакомилась со Жманей так же непринужденно и быстро, как я. Меня возмущало, что она видела меня упоротого. Да! И то, что леопардовый кардиган принадлежал ее подруженции, меня тоже возмущало. Та появилась скоро. Разглядев наши с сестрой сомкнутые руки, она демонстративно повисла на Женьке. Я продолжал недоумевать ото всего.

Подруга заискивала и копировала наши с Женей манеры. Саша вела себя достойно: остроумно шутила, подбирала емкие фразы. Ее губы изящно и выразительно проговаривали слова, погружая всех в транс. Становилось интереснее. Я ожидал, что она запорхает, расщебечется как птичка, но она превращалась в хитрую лису, сбавляя обороты и втягивая всех в странную игру. Мне становилось лучше. Я спасен от дичайшего бэд-трипа.

Когда я переехал от родителей, Саше было около одиннадцати. Основные новости я узнавал от мамы в виде устных твитов: а Саша бросила музыкалку, а Саша пошла в художку, а Саша закончила на отлично. Окей, мам… А теперь Саша стояла рядом в принтованных цветным космосом легинсах и от нее пахло алкоголем. Самое время зафрендиться! Меня заморозили лет на десять. Я лежу в саркофаге, с которого сливают жидкий азот. Просыпайся!

Диджейский пульт захватили инопланетные чудовища. Рубили что-то с элементами дабстепа, очень тяжелое для моего восприятия. Танцпол потел. Некоторые выходили из зала с красными лицами, как из бани. Нам четверым хватило жара. Уселись в предбаннике – так мы окрестили чилаут, в котором приятно раскисли. Веселились, пили «Доктора Пеппера», теснились в ряд, закинув ноги на низкие столы. Пришла карамельная истома. Женек радушно обнимал нас всех своими длинными руками. Кулуарные посиделки стали почти семейными.

Лет десять тому назад я смотрел на татуированных бородачей моего возраста и проникался юнцовским почтением. Они уводили из-под носа моих ровесников девчонок, отличительно от нас мотали деньги. А теперь эти львы исчезли и на их место пришли мы, потрепанные, больные, исхудалые особи.

Ночь получилась длинной, насыщенной, редкой, прямо как в лучшие тинейджерские годы, когда к утру кажется, будто с вечера прожита целая жизнь.

Другая музыка

Ворочался с одного бока на другой, закручивая под себя одеяло. Мысли, мысли, попкорн в голове! Что с вами делать? С каждым годом вас все больше, а толку? В мою голову засыпали кукурузные зерна, и разогревают содержимое на тысяче ватт, как в микроволновке. Зашуршали, засвистели, залопались родные. Гасите свет, включайте кино, доставайте кока-колу из холодильничка и, если можно, вот эту баночку приложите мне ко лбу.

Тонкое восприятие мира, которое петушиным гребнем красовалось в твоем естестве вчера вечером, наутро становится никому не нужным. Хочется от мира чего-то максимально упрощенного и веского, но я чувствую, как пружина заводного механизма пришла в движение и вновь скручивается оборот за оборотом. Кнопки для отправки постов в соцсети уже не высвобождают накопленную энергию.

Ну же, соберись! Тебя уже Сашка успела отметить на фоточках. Выглядишь ты на них, конечно, не так опрятно и здорово, как на предыдущих, но хочется верить, что эта несвежесть придает своеобразный шарм.

Кажется, иногда я завидую людям прямолинейным и резким. Все экзистенциальные проблемы они решают с помощью поиска врага. Так называемый враг, как правило, что-то отнимает или недодает. Таким образом, правительственные структуры, нелегальные мигранты, различные слои общества могут наделить стержневым чувством уверенности в том, что ты в общем-то офигенный чувак, просто тебя кто-то где-то развел. Встретился раз в недельку после работы с единомышленниками, перемыл косточки воображаемым узурпаторам, и наступило созвучие понимания жизни с охмелением от пивка.

Люди, которые все знают, опасны. Они всегда требовательны. Они всегда все упрощают и ограничивают. Обычно начинают с себя, а потом сразу же переходят к ближним. Не понравилось что-то? Хрясь! Откроил тесаком лишнее. Причины разделять на своих и чужих найдутся. Если в нашей стране вдруг начнется заваруха, эти будут первыми, кто приставит меня к стенке. Совсем неважно, из какого они будут лагеря: левого, правого – по барабану! Повод найдется: я всегда лишний, разговариваю громко, жестикулирую, не приношу видимой пользы.

С более или менее сознательной юности больше доверия мне внушают так называемые странники – те, кто допускает незнание. Уверенностью они не блещут, видок их многим кажется жалким, а судьба проводит их через такие испытания, после которых даже как-то неловко спрашивать, почему они не такие, как все. Когда твердость других ослабевает, авторитеты колеблются, эти чудики находят свой путь. Настоящий искатель должен признать, что есть поле, которое подлежит исследованию. А иначе как? Мой доктор понимал это. Должно быть, поэтому вместо тренингов по самоулучшению он рекомендовал учиться чувствовать людей, пророчески предлагая начать с родственников и друзей.

Некоторые мечты нужны только для того, чтобы они разбились вдребезги о скалы действительности, а не дрейфовали на волнах жизненного спокойствия. Я не мог перестать думать о Саше. Возникшая в ночи сказка продолжалась. Я уже успел помечтать о совместных путешествиях. Захотелось отвести ее в пару мест, где мне когда-то было особенно хорошо. Я бы сводил ее на концерты, на которых она вряд ли сама окажется, и есть у меня уверенность, что их архаичность ее очарует.

Сама по себе мечта – штука вкусная и полезная, как мед, но на вкусное слетаются мухи, недавно ползавшие в навозе. Детские мечты непрагматичны. Внутри каждой есть какая-то неуловимая реальность. А вот взрослый почитает себя достигшим особенного статуса, чтобы манипулировать событиями и людьми. Мечта, которая призвана куда-то вести, облекается в скорлупу фанатичного вожделения.

Игры с трансерфингом реальности раздробили мой мир. Время от времени с поразительно яркой детализацией воплощались некоторые задумки. Я мог без устали доказывать себе и другим, насколько гармоничны и правильны мои мотивы. Стоит полежать мечте в шкафу вместе с комплексами, завистью и обидами, как она превращается в замусоленную вонючую идею, которой лучше было б не реализовываться.

В каждом живет уверенность, что есть какое-то лучшее предназначение, но реальность ставит подножку и указывает на собственную поврежденность. Все хотят жить в идеальном мире, но нужно быть дураком, чтобы организованно удалять из своих репортажей негативный материал.

Только ленивый не проходил мотивационные тренинги и семинары роста. Сейчас уже появилась достойная критика этих практик, но уже тогда я смотрел на этих ребят и задавался вопросом: а не тупая ли это вкачка в себя эмоционального энергетика? Может, я просто хочу напролом ехать по головам людей фиг знает куда? Может, я просто хочу выглядеть не хуже, чем остальные? Чем разгоняющая дорожка с утра принципиально отличается от позитивного мышления и желания быть успешнее? Мотивируйте меня заработать денег! Мотивируйте меня проснуться утром! Мотивируйте меня жить!

Авторы книг, фильмов, тренингов успешно интегрировали основы древней магии в современное потребительское сознание. Как бы разнообразно она ни впаривалась, суть одна и та же – превращение вселенной в рынок. Бесконечное хочу-у-у! Идеальная спекулятивная формула для любой сферы. Продумано все до мелочей, включая тягу людей к суеверию. А про него нужно рассказать отдельно…

Часто в заторченных компашках появляются суеверные параноики. Я был из тех, кто незаметно выкатился на эту дорожку. Паникам и мании преследования может предшествовать еще одна стадия умственного помешательства – постоянный поиск тайных знаков. Если человек начинает воспламенять фантазию на подобные выдумки, дела плохи. Разболтанный химией мозг способен на что угодно, только бы найти смысл в окружающей действительности и хоть как-то совладать с нею. Я, например, стал бояться сломанных, заглюченных светофоров.

Началось это после одной романтической поездки. Под грибами нам с подругой нужно было выбирать рандомное направление для прогулки по незнакомому городу. Бесцельно исследуя кварталы, мы придумали правило зеленого светофора: сворачивать туда, куда открывает путь зеленый свет на перекрестках. Вскоре безобидная игра спровоцировала фобию. Сначала было недопонимание, потом оно перешло в ругань. Вину, конечно, я возложил на неисправный светофор, игнорируя, что вел себя как упертый баран, с которым сложно договориться, но легко попасть в неприятную историю.

Вернемся в тот короткий световой день после вечеринки. Ближе к вечеру мне захотелось подышать свежим воздухом. Отхода не давали о себе знать, затаившись внутри тела зловонным духом. Я выполз из квартиры, проехался на трамвае, купил себе кофе и рыбный бургер. На улице Милашенкова я приметил зависший светофор. Он кликушески подмигивал в затылок, и, не одерни меня гремящая фура, еле развернувшаяся на повороте, я бы не разглядел тревожного сигнала.

С детства сумерки провоцируют у меня тревогу. Не подкрепленное ничем рафинированное чувство сменяется замутненной дремотой. Вместе с остротой зрения терялась бдительность. Я вызвонил Жманю и как брату выложил все о своем суеверии.

– Слушай, ты подал мне отличную идею для книги, которую я издам миллионным тиражом! Знаешь, как она будет называться? – перебил Женя.

– Ну?

– Трансинкинг реальности!

– Чего-о-о?

– От слова sink. Буду писать о том, не как серфить, а как утопать в этой реальности. Опускаться на самое днище! Хочешь стать неудачником? Хочешь ссать по углам от страха? Прочти мое руководство по самым новым суевериям! А еще я могу стать антикоучем. Буду всех демотивировать!

– Че ты стебешь, а? Я к тебе серьезно, а ты…

– Я смеюсь над твоим страхом. Не над тобой!

– Ты не веришь в знаки?

– Раз ты об этом задумался, это тоже знак чего-то. Весь мир с его законами физики и природы – это знак, но, блин, в отдельности рассыпанная соль, черная кошка, сломанный светофор – это как-то фигня.

– У меня до сих пор глитчи после вчерашнего, а от твоих слов становится только хуже.

Приходилось глушить Женин голос в своем сознании, уж больно громко он звучал во мне. Дошел до Дворцового пруда. Температурные качели не дали промерзнуть водоему. Облачное небо откусило половину Останкинской башни. Погода в стиле построк.

Монорельс навис над макушкой. Поезд елозил как гусеница по вьющемуся стеблю, проросшему в довольно странной части города. На квадратном торце телецентра – испытательная таблица, сквозь которую видится грустная морда калана. Все эти конструкции вокруг должны были дышать другой жизнью. Сразу представляются превьюшки архитекторов и их блистательные макеты, а в реале довольно унылый райончик, даже если удаляться в сторону ВДНХ. Призраки Советского Союза вышелушивали краску зданий, не давая градостроителям возвеличиться. Может быть, эти же самые призраки сводили с ума строителей Вавилонской башни.

Эх, Москва, Москва, умеешь ты иногда навеять бытовые безнадежные настроения! Первые идеи распрощаться с городом приходят многим после прожитой двадцатки, но каждый дает столице надежду. Реализоваться здесь или устроить семейное гнездышко. Хедхантеры хищно налетают на свежее мясо. Не так страшно оказаться в их лапах, как вдруг понять лет через пять, что ты изо дня в день приходишь к одной и той же миске, куда тебе подсыпают сухой корм. Тут-то многие дизайнеры и менеджеры идут на преступления против самих себя: начинают доказывать себе, будто место, где они целыми днями зарабатывают деньги и остеохондроз, – это то, что они искали всю свою жизнь. Призвание? Вместо того чтобы найти что-то по-настоящему новое, они хвалятся своими удобными рабочими местами и показывают фотки с феерических корпоративов.

Меня одернул отвратительный звук. Он что-то разрезал внутри меня. Я обернулся и увидел рядом пожилую даму со скрипкой. Когда заиграла унылая мелодия, у меня помутнело в глазах. На второй минуте меня начало тошнить и я перестал курить. Женщина оценивающе всматривалась в меня.

– Что это за музыка? – спросил я.

Она ничего не ответила и указала локтем на пустую квадратную коробку из-под лекарства. Я пошарился в карманах и закинул туда сдачу – скомканные сто рублей и горсть мелочи. Женщина заглянула внутрь и усмехнулась.

– Вам что-то еще нужно? – вежливо обратился я к ней.

– Вам что-то еще нужно? – сухим голосом передразнила она.

С наглым озорством многие бездомные клянчат деньги, но это хамство меня ошарашило. Она совсем не держала дистанцию и глядела на меня сквозь пораженные катарактой зрачки, будто встретила своего дворового соседа. Когда смычок полоснул по струнам, у меня поднялось давление. Расстроенный инструмент изныл проникновенным нойзом. Сначала мне показалось, что женщина дурачится и просто извлекает болезненный скрип, но когда я уловил ритмический рисунок, мои волосы, как черви, зашевелились по всему телу. Пропал аппетит. Я выбросил половину котлеты в мусорку, а булку поломал и кинул голубям.

Выстрел пронзил мое ребро и разорвал внутренности. Боль была невыносимой, и я выкрикнул. Женщина укоризненно поглядела на меня и приготовилась к очередному взмаху смычка.

– Нет! Подождите! – вдруг начал умолять я сдавленным голосом. Я хотел встать, но, скорчившись, упал. Звуки сливались с моим стоном. Кости зазвенели. Меня размусоливало по мокрому асфальту. Ведьма летала надо мной, раскачиваясь из стороны в сторону и поливая мое тело своей страшной музыкой. Смычок шлифовал нервы. Кровь пузырилась, продавливая клапаны в сердце. В глаза били белые пятна и ослепительные зарницы.

– Чего вы хотите?

– Чего вы хотите? – переспрашивала она.

– Я хочу тишины! Прекратите! Тишины!

Скрипка не останавливаясь ныла и грозилась выкрасть меня из тела. Звук заглушал все идеи. Чувство, что мир уходит из-под ног, мне было уже знакомо. Меня часто поглощало какое-то бесформенное болото в снах и бэд-трипах. Любой человек, подвергавший свое сознание жесткой химической модификации, видел финал с полным отрывом башки, представлял, как подоспевшие санитары привязывают дрожащее тело к носилкам… В таком сумасшествии действительно есть что-то очень страшное даже для наблюдателей.

Однажды мне довелось стать свидетелем, как один солевой несся по улице с перекошенным лицом, издавая загробный крик. Это было в шесть утра на Китай-городе. Метров через пятнадцать он выбежал на дорогу и прыгнул под машину. Спасла реакция водителя, который дал по тормозам. Сломанное плечо довольно быстро привело в разум бедолагу. Кто-то начинает есть землю или биться головой об стену, только бы почувствовать свое тело.

Моя реальность тоже разбилась каленым стеклом. В одну секунду все потеряло свою значимость. Не знаю, сколько времени меня корчило. Сквозь стон я чувствовал рядом что-то физически твердое, похожее на кусок огромной скалы. Звуковые волны доходили до этой глыбы и отражались в моем поломанном разуме. Мне хотелось вгрызться в него зубами, прилепиться к нему, стачивая ногти, но моего тела просто не было.

Звуки постепенно стихали. Я медленно выбирался из шалфейного мира и поднимал пудовые веки. И вот меня ощупывают люди. Не то трогают мой пульс, не то шарят по моим карманам. Как нежны и приятны ваши прикосновения! Здравствуй, телесность! Уязвимая, зато физически выраженная и моя собственная. Здравствуй, реальность! Больная и бесподобная. Я не знаю, на что можно обменять вас!

Воздух стал прозрачнее. Я пил его жадными глотками. Ломота в костях возвращала ощущение тела, и становилось спокойнее. Кружилась голова. Подступало понимание, что мне теперь глубоко пофиг на этот светофор. Мне плевать на все вокруг, но вместе со всем этим наплевательством хочется как-то особенно жить и набирать в грудь вкусный воздух.

Скрипачка исчезла. Дул ветер. Кошелек пропал вместе с айфоном, но это не вызвало беспокойства. Я прильнул лицом к скамейке, и приятный холод через щеку проник во вскипевшую голову. Под таким прямым углом я наблюдал, как голуби доедали последние крошки хлеба.

Похоже, это нормально для этого района. Знаю, что там, в метрах трехстах пятидесяти, завтра будут снимать очередное ток-шоу. Кто-то будет надрываться и рубить правду, нашинковывать ее капустой в эмалированный таз, а у меня течет слюна. Смотрите, у меня течет слюна! Но я в своем сознании, в своем собственном слабеньком сознании. Ни к кому я не лезу и никому ничего не доказываю.