Читать книгу: «Женитьба господина Свина. Повести, рассказы, стихотворения в прозе»

Шрифт:

ISBN 978-5-0060-1742-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

В конце всех входящих в эту книгу литературных произведений указаны место и дата их первоначального написания. Однако все они (кроме последнего рассказа «Возвращение» и стихотворений в прозе) были ещё дважды отредактированы автором: в 2015—2016 гг. и в 2020—2023 гг. в Москве. Рассказ «Назад» и стихотворения в прозе были отредактированы после написания один раз – в 2021—2023 гг.

Автор благодарит А. А. Маслова за ценные консультации по рассказу «Китайский пупок».

Повести

Женитьба господина Свина

Господин Заяц – упитанный субъект, с округлой, несколько испитой физиономией, украшенной двумя свисающими из-под верхней губы длинными, белыми зубами, – владелец местного гаража, сдающего машины внаём, а в прошлом полковник, – был большим другом господина Свина, – также отставного полковника. Эти два уважаемых джентльмена в своё время долгие годы вместе служили в одной воинской части.

Да, Заяц являлся большим другом, просто, можно сказать, лучшим другом Свина. А что не сделаешь для своего лучшего друга?

Так вот, как-то октябрьским вечером достойнейший джентльмен Свин позвонил не менее достойному джентльмену Зайцу и сообщил, что купил на скопленные за многие годы безупречной службы деньги симпатичный домик неподалёку от гарнизонной гостиницы, где он в последнее время жил по соседству с другими достойными дамами и господами в оплачиваемых его бывшей воинской частью меблированных апартаментах.

Свин попросил Зайца перевезти его скарб в новое жилище.

Этот осенний вечер был холодным и дождливым, и совсем не хотелось владельцу гаража трогаться с места. Но отказать замечательному другу он не мог, поэтому завёл свой любимый, старый, изрядно уже барахлящий фургончик с кузовом, разрисованным весёленькими белыми ромашками, и отправился в путь.

От маленького городка, где жил Заяц, до гостиницы господина Свина было недалеко – вёрст десять, но в такую непогоду, да ещё и в наступившей уже темноте путешествие обещало быть малоприятным. Вязкая от воды грунтовая дорога, извиваясь тонкой лентой, бежала в кукурузные поля, еле различимые во мгле и дождевом тумане. Природа грустила, и Зайцу тоже поначалу стало как-то тоскливо. Однако тряска на ухабах постепенно разогнала его мрачные мысли, и он начал радоваться за своего товарища, положительно думая, что наконец-то и у того будет теперь свой собственный дом.

Господину Свину уже перевалило за пятьдесят. Он был небогат. Всю жизнь, как мы уже знаем, прослужил он в армии и вёл, как и многие офицеры, кочевое существование: жил то там, то сям, куда посылали его приказы начальства, в разных уголках своей прекрасной и обширной Родины.

Свин был заядлым холостяком, если можно так сказать; старым мальчиком, наверное, в большой степени из-за своей неоседлой жизни.

Лишь недавно сей достойный мужчина вышел в отставку, дослужившись, как мы уже сказали, до звания полковника. С детства Свин мечтал стать генералом, но Всевышнему, очевидно, было угодно, чтобы мечта нашего героя не осуществилась. Честолюбивый Свин был страшно недоволен таким завершением своей карьеры, поэтому, когда кто-нибудь из друзей называл его полковником, он непременно дулся и не откликался на столь унизительное для его слуха обращение, предпочитая ему простое и благородное «господин».

Бессемейный Свин проводил большую часть своего времени с товарищами – в основном такими же, как и он, отставными офицерами. Он имел доброе сердце и широкую душу и нередко щедро угощал, и поил владельца гаража и других своих многочисленных друзей либо у себя в гостиничном номере, либо в ресторанах. Всё это обходилось Свину в копеечку, поэтому Заяц был удивлён, но и рад, конечно, тому, что его друг всё же сумел сэкономить хоть какие-то деньги.

Гостиница, в которой квартировался Свин, носила походно-полевое название «Привал». Это был внушительных размеров, сложенный из блекло-белого кирпича пятиэтажный дом, расположенный прямо напротив выкрашенного ядовитой зелёной краской забора воинской части, в которой перед выходом в отставку и служил Свин. На всём гостиничном здании, как снаружи, так и внутри него, лежала печать некоторого паутинно-пыльного запустения, которое, однако, в отдельных местах скрашивалось несколькими приятно-ухоженными деталями. Например, чисто выстиранными белыми занавесками на окнах, горшочками с пестро-цветной геранью на некоторых подоконниках, чуть потёртыми, но весьма солидно выглядящими ковровыми дорожками, покрывающими шаткие ступени внутренней лестницы и гостиничные коридоры.

Любезный товарищ Зайца жил на первом этаже, в номере тринадцать. Свин не был суеверен, и поэтому его ничуть не смущала эта подозрительная цифра.

Владелец гаража позвонил в висящий над входом в Свиново жилище изящный медный колокольчик. Дверь почти что незамедлительно отворилась, и на пороге появился невысокий, полный, розовощёкий, немного уже облысевший человечек в пурпурном бархатном халате – господин Свин собственной персоной. Его несколько поросячеобразная физиономия с приплюснутым носиком-пятачком выразила приятное удовольствия от появления Зайца. Свин крепко сжал руку своего приятеля двумя пухлыми тёплыми ладошками и воскликнул звонким (совсем не командным) тенорком:

– Дорогой мой друг! Я так рад тебя видеть! Не забыл-таки старого толстяка. Молодец!

– Ну как же… забудешь тебя… – отвечал Заяц. – Ты знаешь, моё слово твёрдое. Обещал помочь в переезде – вот и пришёл.

– Ну-ну, проходи, проходи. Посмотри, какой у меня здесь бардак. Сижу на чемоданах, – сказал Свин, пропуская Зайца к себе в номер.

Действительно, внутри царил картинный беспорядок. Трудно было пройти среди гор тюков, ящиков, чемоданов, заполнявших небольшую комнату Свина.

– Вот видишь, сколько барахла! Целую неделю пришлось паковать, – пожаловался наш герой – Свин.

– Да как же мы с тобой это всё перетаскаем? Замудохаемся ведь! – немного струсил Заяц.

– Не боись, – успокоил его Свин, – сейчас приедут ещё два помощника. Ты знаешь сих досточтимых господ. Это – Рыба и Пень.

Конечно же, владелец гаража был с ними знаком. Кто же не знал тогда главных в городке пожарника Рыбу и полицмейстера Пня? Благодаря стараниям этих достойнейших людей дома в городе почти никогда не горели, а населяющие их граждане не совершали никаких преступлений и хулиганств.

– Ну ты даёшь, Свин. Отрываешь от дел таких высокозанятых людей. Да любому из них достаточно только пальцем пошевелить, и целая армия пожарных или полицейских придёт к тебе на помощь, – заметил Заяц.

– Отрываешь от дел. Ничего страшного! Ты ведь знаешь, что они мои друзья ещё с детства – мы жили в одном дворе и учились в одном классе. Да и сами они предложили мне свою помощь, – отвечал, несколько обидчиво распаляясь, наш герой. – А насчёт «целой армии пожарных или полицейских», как ты выразился, это не получится. Тебе прекрасно известно, что мои друзья кристально честны и никогда не используют служебное положение в личных целях.

– Ну-ну, Свин, – с возрастом ты начинаешь терять чувство юмора, – добродушно осадил своего друга Заяц.

Впрочем, Свин никогда не отличался юмористическим складом ума и практически всё воспринимал всерьёз, – что нередко малость отравляло ему жизнь.

В этот момент в дверь постучали, и на пороге появились два только что упомянутых персонажа.

– Будете богатыми, господа! – приветствовал их владелец гаража. – Мы как раз только что со Свином о вас вспоминали.

Внешний вид двух вновь пришедших господ весьма соответствовал их диковинным фамилиям.

Пожарник Рыба был очень худ, а рост имел огромный. Выпуклые, слегка мутноватые круглые глазки и беспрестанно беззвучно хлопающие друг о друга внушительных размеров губы этого джентльмена придавали ему заметное сходство с крупной заморённой рыбой. Заморённой, потому что характер пожарник имел весьма флегматичный – был неразговорчив и вял.

Полицмейстер Пень, напротив, отличался малым ростом и неумеренно крепким телосложением – так что казался как бы вросшим в землю, как древний, замшелый пень. Полицмейстер обладал весьма энергичным и динамичным темпераментом.

Оба сих высокопоставленных чиновника явились при полном параде: в мундирах и форменных фуражках, с начищенными до блеска медными кокардами. Свин, видя их такой блестящий прикид, был весьма польщён. Однако он с опасением подумал, что его друзья могут испачкать или, не дай бог, порвать свои роскошные мундиры при переноске вещей. Но вслух он ничего не сказал, понимая, что они были так одеты из уважения к нему.

Работа у Свина и трех его друзей заладилась на славу. Они быстро загрузили фургончик Зайца, и к ночи наш герой уже был перевезён со всем скарбом в свой новый комфортабельный домик – прекрасный двухэтажный особнячок с кирпичными стенами, покрытыми свежей коричневатой штукатуркой, и с небольшим уютненьким садиком.

Как было славно. Свин и его товарищи, уставшие и изрядно пропотевшие от тяжёлой работы, пили теперь чай в уютной гостиной в его новом доме. Пили они, конечно, не только чай, а добавляли в него и немножечко отличного французского коньяка, которым угостил их добрейший Свин – большой любитель сего изысканного напитка. И разговор у них – у четырёх порядочно уставших джентльменов – зашёл, как это часто бывает в сугубо мужской компании, о женщинах.

– Ну, что же ты, Свин, всё так и живёшь холостяком? – спросил Заяц. – Завёл бы себе какую-нибудь добрую и пикантную бабёнку, да наплодил бы с нею детишек, да и зажили бы вы счастливо. В твои-то годы пора уже остепениться.

Свин задумался на мгновение, и от глубоких мыслей розоватое чело его тотчас избороздилось волнистыми морщинками… а потом тихо молвил:

– Всё не так просто. Но вам, моим лучшим друзьям, я, пожалуй, открою свой секрет.

А потом сей добрейший джентльмен выдержал соответствующую важности момента длинную паузу и сказал:

– Я влюблён, господа. Впервые в жизни по-настоящему влюблён!

– Ну и так… в чем же дело? – вопросительно крякнул, осушив очередной стаканчик виски, полицмейстер Пень.

– Дело в том, господа, – грустно молвил Свин, – что дама моего сердца, хотя и знает о моей безумной любви, но не отвечает мне взаимностью.

– Да-с, – проблема… – глубокомысленно заключил полицмейстер и при этом смачно рыгнул, сказав: «Пардон, господа!»

– А кто же она, твоя прекрасная Дульсинея, позволь мне спросить, если это, конечно, не секрет? – поинтересовался Заяц.

– Вы её знаете, без сомнения, господа. Но, прошу вас, прежде чем я назову её имя, пообещать мне ничего не сообщать ни ей, ни кому-либо другому о нашем разговоре.

– Обещаем, обещаем, Свин! – заголосили хором его друзья, обмирая от любопытства.

– Так вот, – её зовут Луна-Яичница, господа. И она работает поварихой в столовой нашего военного гарнизона, – торжественно сообщил Свин.

– Ну как же, как же… знаю я её, молоденькую Луну-Яичницу, – с явным удовольствием заметил пожарник Рыба. – Да и все вы, конечно, знакомы с ней, господа.

– Ну конечно-конечно, – как-то вяло и с некоторым смущением подтвердил Пень.

Владелец гаража тоже знал Луну-Яичницу и искренне пожелал нашему другу не терять надежды на грядущее счастье с ней.

Выйдя от Свина, Заяц взялся развезти полицмейстера и пожарного по домам. Они долго тряслись по ухабистым, размытым дождём дорогам в просторной кабине весёленького фургончика, которая без труда вместила их троих – весьма габаритных мужчин. И разговор их зашёл о Свиновой любви – пикантной Луне-Яичнице.

Заяц, Пень и Рыба, да и не только они, а и ещё многие населявшие городок представители мужского пола, знали Луну-Яичницу, если можно так выразиться, с весьма интимной стороны. Дело в том, что молоденькая двадцатипятилетняя повариха была весьма легкомысленной особой и занималась любовью практически со всеми попадавшимися ей под руку мужиками. И нашей троице, конечно, досталась тоже некоторая толика её сладких ласк.

Вдобавок, по крайней мере, как многим казалось, Луна-Яичница в последнее время довольно усердно искала себе мужа. Однако, зная её гулящую сущность, никто из многочисленных любовников поварихи брать её замуж не хотел.

– Ах, нежная Луна-Яичница! – мечтательно вздохнул владелец гаража. – Где ты теперь, с кем ебёшься?

– Ну-ну, не пошли. Подумай о Свине. Ведь он – твой лучший друг, – наставительно-строго остановил его полицмейстер.

А пожарник заметил:

– Господа, ведь это парадокс получается! Луна-Яичница даёт всем, кроме своего воздыхателя Свина. Наверное, она к нему и в самом деле испытывает особо высокие и непорочные чувства.

– Да, думаю, что это так, – сказал Заяц. – Но ни в коем случае не следует рассказывать Свину о поведении его зазнобы. Не надо ранить чувствительную душу нашего друга.

– Да-да, я с тобой полностью согласен! – темпераментно воскликнул истинный джентльмен Пень. А подлинный джентльмен Рыба глубокомысленно и одобрительно промычал.

Молоденькая Луна-Яичница была смазлива и игрива. Ухаживания престарелого Свина она, конечно, замечала, но держала его про запас, как возможную надёжную партию для будущего замужества. А пока юная повариха хотела нагуляться и насытить свою неуёмную похоть. Поэтому она и пользовалась всеми (кроме своего воздыхателя Свина) мужиками, попадавшимися под руку. При этом многие из её любовников помогали ей материально, а Свин был небогат.

И в тот самый промозгло-дождливый вечер, когда Пень, Рыба и Заяц тряслись в весёленьком фургончике по скользко-грязным дорогам, Луна-Яичница занималась любовью со здоровенным гуталинокожим негром – лейтенантом Бабилой – у него на квартире в воинской части.

Сообщим читателю, что негры в прохладных краях, где происходит действие нашего повествования, встречаются далеко не так часто, как, скажем, где-нибудь в жаркой Африке или тепло-солнечной Франции. Поэтому, наверное, чернокожие и пользуются у местных баб значительным успехом. Это обстоятельство усиливается и тем, что негры имеют репутацию знатных ёбарей и обладают, как правило, мужскими инструментами больших размеров. Бабила был не исключением и имел огромный член – длиной сантиметров в двадцать, ребристый и жилистый. И ёб он Луну-Яичницу страстно.

Негр являлся к тому же настоящим неутомимым атлетом – не менее шести футов ростом, – весь он был покрыт мускулами, и чёрная кожа его была гладка и приятно попахивала потом.

Сначала он долго натягивал Луну-Яичницу в нормальной позиции, а потом поставил раком и отделывал в зад… Сластолюбивая повариха получала незаурядное удовольствие.

А Свин тем временем вышел из своего нового дома на улицу под холодный, мелкий дождик и пробежал, накинув на голову пиджак и шлёпая надетыми на босу ногу расклеивающимися ботинками по лужам, метров сто до телефонной кабины (телефон в его новом жилище не был пока ещё установлен). Там он набрал номер Луны-Яичницы, который отлично помнил наизусть… На другом конце провода никто не отвечал.

«Опять шляется где-нибудь, – подумал Свин. – Да, конечно, зачем ей такой старик, как я, нужен».

И настроение у нашего героя упало, и почувствовал он себя одиноким и никому не нужным. И поплёлся он домой уже вялым шагом, не покрывая больше голову и промокая под холодными водяными струйками, стекающими за воротник. «Надо всё-таки, чтобы каждый раз не выходить из дома, установить у себя на хате телефон», – подумалось теперь ему.

Вернувшись домой и очутившись в своей заваленной тюками, чемоданами и полуразобранной мебелью гостиной, Свин распаковал больших размеров цветной телевизор, установил его на два сдвинутых вместе стула, включил его, скинул на пол промокшую одежду и улёгся на кожаное канапе под тёплый мохеровый плед.

По телеку шёл какой-то эротический фильм. Бородатый, звероподобный мужик совокуплялся сразу с двумя роскошными блондинистыми девушками. Свин хотел было немного подрочить, но его сарделечный член совсем не стоял, наверное, от расстройства и усталости. Так он и уснул, лёжа под пледом в голом виде на холодящей тело скользкой коже дивана.

На следующий день наш герой проснулся поздно – около полудня – и в каком-то усталом состоянии, с раскалывающейся от боли головой. Первая мысль, которая пришла ему в голову, была о Луне-Яичнице.

«Да, – подумал Свин, – вот мои друзья пришли помогать мне при переезде. А Луна-Яичница – поганка! Ведь прекрасно знает, что я переезжаю, а не предложила ничем подсобить. А могла бы быть она очень даже полезна. Скажем, посуду бы упаковала. Да и мне бы было как приятно. Ан, нет! Эгоистка, сволочь! И не буду больше ей звонить. На хер перед ней унижаться? Мало ли баб на свете? Найду себе другую любовь.

Приняв, по своему обыкновению, контрастный душ: горячий-холодный, горячий-холодный, побрившись и позавтракав, Свин несколько пришёл в себя, и мысли его стали более благодушными. Он ощутил чрезвычайное, сладкое удовольствие оттого, что у него теперь есть свой дом, где он настоящий, полноправный хозяин. Как это прекрасно!

«В конце концов, – думал он, – почему Луна-Яичница должна мне помогать? Кто она мне, в самом деле? Я даже ни разу не переспал с ней. Надо, конечно бы, ей позвонить. Пригласить, что ли, её в ресторан по случаю моего переезда?»

Одевшись, он вышел в свой садик. От вчерашней непогоды не осталось и следа. Ласково и тепло светило солнце, лужи подсохли, и все деревья и кусты вокруг блестели свежей утренней прелестью.

«Как хорошо!» – подумал Свин. И настроение его улучшилось ещё больше, и уже несколько утомлённое возрастом, ожиревшее сердце бойко запрыгало в груди, как у подростка, идущего на первое свидание.

Свин открыл калитку и очутился на улице.

«Как здесь мило! Какие симпатичные вокруг домики! – думалось ему. – Жить так – это совсем другое дело, чем в этой вонючей армейской гостинице».

Войдя в телефонную будку, он набрал номер поварихи. На этот раз она была дома (уже успела вернуться от лейтенанта-негра).

– Здравствуй, Свин, – ответила трубка сладким голосом Луны-Яичницы на его приветствие. И, казалось, девушка была довольна, что наш герой ей позвонил.

Свину хватило ума не спрашивать юную повариху, где она провела вчерашнюю ночь. И он сразу перешёл к делу, пригласив свою зазнобу сегодня вечером ужинать в лучшем городском ресторане «Поджаристый пескарь» по случаю его переезда.

– Ах, милый Свин, а я и забыла совсем, что ты у нас теперь новосёл. Ах, как мне стыдно! – защебетала Луна-Яичница на другом конце провода. – Конечно, конечно, я буду очень рада отужинать с тобой сегодня.

Ровно в восемь часов вечера, как он и договорился с Луной-Яичницей, Свин, одетый в свой лучший чёрный шерстяной костюм, белую накрахмаленную рубашку с пёстрым галстуком, завязанным на шее изящным узлом, надушенный и тщательно причёсанный, заехал за юной поварихой на своём какашечного цвета, отечественного производства автомобильчике. Он бегом взлетел по извилистой лестнице её дома на шестой этаж (лифт, как обычно, не работал), сжимая в руке большой букет алых роз, купленный для своей дамы. В результате он изрядно задохнулся и пропотел. И, переведя немного дух, позвонил в дверь своей возлюбленной.

Луна-Яичница открыла быстро. Она была одета в обтягивающее её стройное тело чёрное платье с бисерными блёстками. И её белокуро-пепельные волосы нежными волнами ниспадали на оголённые белокожие плечи.

Свин, сражённый выдающейся красотой поварихи, замер на пороге, не будучи в силах произнести ни слова. А она улыбнулась ему яркими алыми губками, обнажив при этом ослепительно белые зубки, и, поблагодарив за цветы, позволила поцеловать себя в легонько нарумяненную щёчку. Она была примерно на полголовы выше низкорослого Свина, поэтому для поцелуя ему пришлось привстать на цыпочки.

А потом они спустились по лестнице, и Луна-Яичница держала Свина при этом под руку. На улице, в тот момент, когда он открывал для своей дамы дверь раздолбанного уродца-автомобиля, Свину стало немножечко стыдно за своё транспортное средство.

«Конечно, это не иномарка. Но всё же – тоже колёса» – подумал он, как бы оправдываясь перед самим собой.

Тарантайка его, к счастью, завёлся без труда, и они покатили по залитым неброским, матово-ласковым фонарным светом улицам городка, омытым только что прошедшим мелким дождичком.

Луна-Яичница была в хорошем расположении духа и болтала без умолку. Она делилась со Свином всякими бабскими сплетнями, принесёнными за последние дни её подругами, а также хвасталась, что недавно ей удалось дёшево отхватить чудесную фетровую шляпку – чёрную, как смоль. Шляпка эта так мило сочетается с её светлыми волосами, и она, конечно же, покажет её Свину в следующий раз.

А Свин был счастлив сидеть рядом с юной поварихой и вдыхал своими чуткими ноздрями дурманящий запах её французских духов. При этом он иногда ощущал, весь млея, как её точёная коленка в отливающем неземным блеском чёрном чулке касалась его ноги.

Улыбчивый жирный швейцар в атласно-алой ливрее и напудренном седом парике встретил наших героев в дверях «Поджаристого пескаря» и провёл их к свободному столику, в глубину сияющей фарфором, хрусталём, бархатом, позолотой и бликами зеркал ресторанной залы. Столик этот уютно примостился в самом углу помещения, в тени массивной бархатной занавески. Это было весьма кстати. Ведь ресторан в тот субботний вечер кишел народом, который производил обильные телодвижения и шум. Но до этого отдалённого уголка суета доносилась уже в несколько сглаженном виде, так что они могли спокойно беседовать друг с другом.

Вскоре после того, как Луна-Яичница и Свин заняли свои места, к ним подскочил и услужливо согнулся молодой официант с набриолиненным пробором, рассекающим голову по центру, зажёг стоящую на их столике свечу – для интима – и вручил каждому из них по изящному, отпечатанному в типографии меню.

Свин в этот вечер решил разориться и быть галантным и предупредительным со своей подругой. Они заказали омаров в изысканном лимонном соусе и бутылку дорогого шампанского, поданную в металлическом ведёрке со льдом.

Как было сладко-прекрасно! Луна-Яичница совсем раздобрела от обильно-деликатесной пищи и изысканной выпивки. Свин теперь держал её изящную тонкую кисть с пальчиками в колких перстнях в своей запотевшей пухлой ладошке и ласкал подрагивающими от волнения, округлыми пальцами бархатисто-гладкую кожу её руки (совсем не дававшую знать о её работе на кухне).

Быстро прикончив первую бутылку шампанского, наши друзья заказали вторую, и также, без большого труда, выпили её. А потом заказали и третью, и из ресторана уже выходили заметно покачиваясь.

Свин совсем осмелел и нежно обнял Луну-Яичницу за талию. А она не противилась, а напротив, доверчиво прижалась своей хрупко-нежной фигуркой к его обильному телу. А в машине она сначала положила кисть своей лёгкой руки на его колено, а потом её пальчики как-то незаметно и плавно поднялись по его ляжке и застыли, наконец, прямо между ног. Тогда наш герой, замлев от удовольствия, предложил Луне-Яичнице зайти к нему домой «на чашечку чая», в мыслях при этом спошлив: «Не на чашечку, а на палочку».

Луна-Яичница кокетливо сморщила лобик, подумала немножечко и сказала: «Ах, милый Свин, но ведь уже так поздно… А впрочем, зайду, но только на минуточку».

– Ах, дорогой Свин, как мило у тебя в домике! – воскликнула с восхищением юная повариха, оказавшись в новом жилище нашего героя. – Я не знаю, я никогда не бывала в твоих прежних апартаментах в «Привале», но уверена, что здесь гораздо лучше!

– Ну, конечно же, милая Луна-Яичница! – вторил ей Свин, захмелевший от алкоголя и влюблённости. – Это даже хорошо, что ты не была в моём старом жилье. Я даже, честно сказать, постеснялся бы тебя туда пригласить. Здесь, конечно же, гораздо лучше. Однако в доме я ещё не всё разобрал после переезда, так что, ты извини меня за беспорядок! Усаживайся вот на этот диван, Луна-Яичница, – продолжал Свин. – Чувствуй себя как дома. И скажи мне, что же я могу предложить тебе выпить: чай, кофе?

– Ты знаешь, Свинчик, я бы предпочла небольшой стаканчик виски, если, конечно, оно у тебя есть.

– Ну, разумеется-разумеется, у меня есть много разных сортов виски, – засуетился наш герой, который любил не только коньяк, но был большим знатоком и этого крепкого напитка. – Шотландское, ирландское, канадское. Какое ты предпочитаешь?

– Шотландское, пожалуй, это более консервативно.

Нетвёрдой походкой Свин направился к буфету из орехового дерева, открыл бар и извлёк оттуда наполовину уже опорожненную бутылку двенадцатилетнего виски и два изящных стакана, предназначенных для употребления этого напитка.

Он уселся рядом со своей возлюбленной на диван, совсем почти вплотную, так, что почувствовал через материю брюк теплоту её упругого бедра. Наполнил оба стакана, а бутылку поставил на журнальный столик. Подняв свой стакан, Свин сказал:

– Я пью за тебя, прекрасная Луна-Яичница. За то, чтобы ты почувствовала, наконец, как я люблю тебя!

Луна-Яичница кокетливо улыбнулась, её глаза, глубокого сапфирового цвета, заискрились волшебным блеском, и она ответила томным шёпотом:

– Я не верю тебе, Свин. Ты жмёшься, как подросток. Я не вижу страсти, покажи мне свою любовь!

И при этом она повернула своё прекрасное лицо к Свину и приблизила нежные алые губки совсем близко к губам нашего героя, так, что он почувствовал на своей коже её влажное дыхание.

Теперь Свину оставался всего один ничтожнейший шаг – подвинуть свои пересохшие от волнения губы на пару сантиметров к губам своей возлюбленной. И он сделал это. И слился с Луной-Яичницей в страстном поцелуе.

Её быстрый язычок нежно, но настойчиво скользил по закоулкам его рта, доставляя Свину несказанное удовольствие. И наш герой страстно захотел Луну-Яичницу. Сарделечный член его разбух, и стало ему тесно в его семейных трусах. Одна пухлая Свинова рука осмелела и скользнула по упругой груди Луны-Яичницы, другая, ещё более осмелев, стала забираться по скользким чулкам к ней под платье.

Наш неловкий герой долго возился с застёжками платья поварихи, а потом с крючками её изящного чёрного лифчика. Но наконец ему удалось обнажить свою возлюбленную. Последней деталью были её изящные чёрно-кружевные трусики, которые Свин стянул зубами, и тут же с жадностью принялся лизать её нежно-солоноватую промежность, захлёбываясь слюной и иногда попадавшими в рот жёсткими лобковыми волосками.

А потом юная повариха быстро стащила со Свина пиджак, галстук и рубашку, уложила его на диван и стянула с него ботинки и брюки.

– Лежи, Свинчик, спокойно, – ласково прошептала она, спустила до колен его немереные, в розовый горошек трусы и взяла в рот его весь уже мокрый сарделечный член. Луна-Яичница сосала его умело, и Свин даже начал подвывать от блаженства.

А потом Свин занимался с Луной-Яичницей любовью на канапе. Его возлюбленная получала явное удовольствие, хотя иногда постанывала: «Ох, Свинчик, повернись на бочок, не надавливай на меня так! Ох, какой ты тяжёлый!»

От излишнего волнения Свин кончил довольно быстро и стал из-за этого переживать. Но прекрасная повариха успокоила его:

– Не горюй, Свин, всё было просто чудесно.

Луна-Яичница осталась на ночь, поэтому утром Свин проснулся в своей холостяцкой, хотя и двуспальной постели не один, а в объятиях своей горячей любовницы. Она сладко потянулась и молвила ангельским голоском:

– Доброе утро, Свинчик. Я проснулась до тебя и смотрела, как ты спишь. Ты такой смешной во сне – так вздрагиваешь и похрюкиваешь!

– Ах, сладкая Луна-Яичница, как мне хорошо! – сказал Свин, протяжно зевнув. – Никогда ещё я так крепко не спал, как в эту ночь рядом с тобой.

– Я тоже очень хорошо спала у тебя под тёплым боком. Пойдём, однако, Свинчик, примем перед завтраком ванну. А то я чувствую себя какой-то грязной и вспотевшей! – предложила Луна-Яичница.

Она уселась в ванну, наполненную Свином до краёв тёплой водой с душистой пеной. Обильные белые облака пузырьков нежно обволакивали её тело, которое от блеска пены и кафеля в лучах солнечного света, проникавшего через небольшое, расположенное под потолком окошко сегодня казалось несколько смуглее, чем при вчерашнем неясном вечернем освещении.

– Ну-ну, залезай, Свинчик! – позвала его Луна-Яичница.

Когда грузное розовое тело нашего героя опустилось в переполненную до краёв ванну, пена и вода с шумом повалились на пол.

– Ох, какой же ты неуклюжий, Свин! – застонала Луна-Яичница.

Тесно им было вдвоём в ванне, но наш герой ощущал, как нежные пальчики ножки Луны-Яичницы почёсывают его яйца.

А потом подруга Свина начала показывать свою извращенскую сущность, сказав:

– Свинчик, дорогой, пёрни, пожалуйста! А я заткну твою жопу, вернее, самый шоколадный глаз большим пальцем ноги.

Свин поднатужился, и сквозь мутновато-пенную воду на поверхность поднялись три пузыря.

– Нет звука! – воскликнула довольная Луна-Яичница. – Значит, ты, Свинчик, пустил «шептуна».

А после – нежно-чистые и распаренные – они завтракали. Луна-Яичница пила шоколад, а Свин – крепкий чай с лимоном. И ели они бублики, намазанные маслом и земляничным вареньем. А за окном стояло прозрачное солнечное утро. И было так чудесно.

Теперь Луна-Яичница часто оставалась ночевать у Свина. И всё, казалось, шло прекрасно. И наш герой был беспредельно счастлив. И предлагал он поварихе выйти за него замуж, и кокетливая дамочка была, в принципе, согласна.

Однако во влюблённой голове Свина нередко проползали сомнения. Не было у него полного доверия к Луне-Яичнице. Подозревал он свою молоденькую подругу в неверности, хотя и не имелось у него достоверных доказательств этого.

Некоторые факты тем не менее наводили на мрачные мысли. Часто Луна-Яичница обещала прийти и не приходила. И это почти всегда случалось в субботу вечером. Потом она объявлялась, извинялась и объясняла своё отсутствие разными благовидными обстоятельствами. Тем, например, что провела ночь у захворавшей тётки в больнице, или тем, что к ней неожиданно приехала из соседнего города сестра.