Отзывы на книгу «Котлован», страница 2

Повесть оставляет неоднозначное, но неизгладимое впечатление. Пугающий, жуткий рассказ, обнажающий жестокие изъяны обесчеловеченного тоталитарного строя. Главный из них – обесценивание человеческой жизни, уничтожение индивидуального, личного. В романе люди бесконечно умирают, их убивают и идут дальше, словно ничего не случилось .

Знаю, что книга входит в школьную программу, при грамотном обсуждении, думаю, должна формировать стойкую неприязнь к тоталитарным режимам.

Мощный, плотный, прекрасный язык. Роман на все времена от гениального автора. Совершенно неважно, актуальна тематика или нет – книга все равно сразу обо всем и будет такой всегда. Гений, одно слово.

При складывании печатных знаков, которыми автор изобразил жизненное существование и смысл всех, кто родился в мир, начинаешь чувствовать увеличение ума….

Вот таким а-ля-платоновсим стилем я задумывал написать свою рецензию. Но передумал, потому что хочется сказать много и быть правильно понятым, а платоновский язык только для аллегорий и всяких собраний активистов и членов разного рода «комов» (парт, проф, мест).

Повесть Платонова – блестящая антисоветчина! Далее никому в советской и российской литературе не удастся написать такой мощный антисоветский текст. Солженицын со своими потугами на тысячестраничность, выглядит на фоне Платонова карликом, а все эти Рыбаковы, Аксёновы, Войновичи и прочия-прочия– просто пигмеи.

Предупреждаю сразу – я не поклонник антисоветской литературы, в том смысле, что, если это антисоветчина, то тогда мне любо. Ни в коем случае! Любое произведение, перенасыщенное идеологией, будь то как «за», так и «против», вызывает у меня интерес только как исторический памятник своей эпохи и конкретного идеологического направления.

Повесть Платонова - уникальный памятник. Не часто автору удается настолько объединить форму и содержание, что они начинают взаимно определять друг друга, Платонов с задачей справился. Речь о языке, которым написан «Котлован». Многим он кажется заумным, некоторым смешным, правда, есть и то, и другое. А вам этот язык не кажется знакомым? Ведь, именно так разговаривают, например, почти все герои рассказов Зощенко, и булгаковские Шариков со Швондером говорят так же, и у Ильфа с Петровым можно найти образчики такой речи. Это не выдумка авторов – это глобальное явление в русской культуре двадцатых-тридцатых годов ХХ века.

Как говорил товарищ Сталин: «Всё решают кадры!». К концу тридцатых накуют новых кадров, дадут им хорошее образование. А пока «берите то, что есть». Революция сделала свое дело – носители культуры высокого уровня были истреблены, изгнаны, изолированы.

На авансцену вышел тот, о ком предупреждал Мережковский – «грядущий хам»! Это они – мещане – стали главной движущей силой обновления общества. Пролетариату было некогда – он «работу работал», крестьянство тоже было делом занято, а вот мещанство пошло во власть и в интеллигенцию. Известно, что необразованный человек лучше, чем полуобразованный. Вот и мещане, имея кто пару классов гимназии или реального училища, кто – ЦПШ, а кто, просто начитавшись «умственных книг», торопились излагать свои мысли не по-старорежимному, а по-новому! Но главным источником новой лексики были газеты и митинги, а там такие же носители «новояза». Зачастую, не зная и даже не догадываясь о настоящем смысле употребляемых «умных» слов, рождая вычурные и такие же бессмысленные словообороты, эти люди представляли мощнейший культурный слой.

Вот его и зафиксировал Платонов в своей повести. Зощенко и другие заставляли говорить этим языков своих героев, Платонов использует смелый прием, и делает митинговый новояз авторским языком, достигая тем самым сногсшибательного эффекта. Именно язык- главное достоинство «Котлована», достоверный исторический документ.

Про идеологическую составляющую повести сказано немало. Но и тут хочу обратить внимание на историчность и документальность книги. Смотрите даты: конец 1929 – начало 1930. Все ответы ищите там. Да, котлован – это социализм, в который Платонов не верит, поэтому он и изображен котлованом, а не башней, например. Помню-помню, котлован они копают как раз, чтобы потом построить башню. Но когда это будет и будет ли вообще? А пока они роют котлован – строительство нового мира есть закапывание все глубже в землю, образ не самый оптимистичный.

Не верит автор и в коллективизацию, и в индустриализацию. Крестьянство изображено безвольным, в роли сельского пролетария – медведь. С одной стороны – тупое животное, что с него взять, с другой – «русский медведь», который, если разозлиться, то мало никому не покажется.

Личное безволие, предопределенность, подчиненность некому центру, - даже колхоз имени Генеральной Линии, - главное качество героев повести. Да и героев-то, как таковых в ней нет. Автор так и не дает читателю главного героя, перескакивая с одного на другого, особенно ни на ком не задерживаясь. К концу повести все они сливаются в единую безличную массу.

Автор убедительно показывает, что будущего у этой страны с этими людьми нет. Потому-то и погибает Настя, оторванная от своей среды, тоскующая в последние минуты жизни по «маминым костям».

Он честно описал все то, что видел и знал. Он так видел и так чувствовал. Но во многом он оказался не прав – страна поднялась, дети Чиклиных и Вощевых получили хорошее образование, стали настоящими специалистами, построили электростанции и космические корабли, а их внуки и правнуки пошли еще дальше – сегодня они пишут рецензии на книги о своих прадедах на сетевых ресурсах :)

Котлован все-таки вырыли, башню построили другую, не ту, которую планировали, но фундамент покоится в котловане, вырытом тогда.

Так что Платонов был убедителен, но не прав, его пессимизм не позволил ему увидеть тот человеческий потенциал, который выдернет страну из котлована безвременья. Но он создал самую лучшую антисоветскую вещь в нашей литературе, потому что она честная и искренняя. А это главное достоинство настоящего художника, даже если он заблуждается.

Поговаривают, что «Котлован» дают читать некоторым школьникам. Мне кажется, это спланированная акция НАТО, чтобы отучить наших детей от классической русской культуры. Я лично впервые попыталась прочитать сие творение Платонова в 20 лет – безуспешно, бросила после первых 30 стр. Потом пробовала читать в 24 года, тогда выдержала уже 80 стр., но все равно в итоге забросила. И вот – о чудо! – в 26 лет я смогла дойти до финала!

Если бы Платонов написал самоучитель для писателей, то назывался бы он «Как замучить любого (ну, почти) – 5 действенных способов, освоив которые вы потеряете 95% читателей». Ибо это поистине невыносимая книга – этот «Котлован». Конечно, она в своей невыносимости гениальная (как Джойс или Пруст), но за чтением ее вы не получите удовольствия, разве что вы литературный мазохист и разобрались уже в книжных издевательствах. Стиль Платонова уникален, но тут почти физически неприятен – тяжелый, мрачный, какое-то насилие над языком, но странным образом гармоничное. Сюжета же... нет, если не считать истории с девочкой Настей, которая вызывает вместо симпатии омерзение. Поговаривают так же, что нет ни одной полноценной и ясной трактовки данного романа. Разбирать Платонова в принципе сложно, а «Котлован» и вовсе выглядит неподьемной тяжестью, океаном, в котором легче утопнуть, через переплыть его. Что это – антиутопия? утопия? экзистенциальный роман? Любой ответ окажется верным – отчасти Платонова можно причислить к предшественникам постмодернизма, в котором смысла либо нет, либо читатель сам его накручивает, как ему нравится. Мне не близка трактовка антиутопии, как и утопии. Как экзистенциальный роман «Котлован» воспринимать легче.

Собственно, вот что я поняла ;)

«…все равно счастье наступит исторически»

«Котлован» – это трагедия подавления внутреннего внешним. Персонажи – люди (сложно с этим спорить). Любой человек изначально имеет внешние и внутренние потребности. Внешние – самые примитивные, механические, грубо говоря, это то самое ненавистное многим «работать, чтобы есть, спать, чтобы быть бодрым, заниматься сексом, потому что просто есть желание и т.п.» Это база, на которой стоит человек, без нее невозможно само существование нас как организма. Но человек не может существовать без внутреннего – потребности в душевном тепле, поиска смысла, осмысления своего места в большом мире. В здоровом человеке (в нормальной ситуации) внешнее и внутреннее существуют в гармонии, не мешают друг другу. «Котлован» же – о том, как нарушается эта гармония, и внешнее пытается уничтожить внутреннее.

«Вся насущная наука расположена еще до стены его сознания, а за стеною находится лишь скучное место, куда можно и не стремиться»

Герои книги живут в каком-то странном коммунизме, который античеловечен в своей сути. Внутреннее (поиски себя, своего места, смысла), личное, тут считается не только лишним, а вредным. Отдельный человек не должен быть сложен (а именно сложность – то, что неразрывно связано с развитым внутренним миром). Он должен быть механизмом. Рабочей скотиной. У него априори не должно быть мыслей о себе. Потребность в личном, только своем смысле, местная... власть (?) пытается заглушить смыслом общим, еще более абстрактным. Человек в гармонии с собой может внятно ответить, зачем он делает то или это, какое место и какой смысл это имеет в его жизни – работа, учеба, семья, дружба и т.п. Но тут личное уничтожается. Человек должен быть примитивен. Он должен быть рабом системы, которой именно что враждебны герои типа Вощева, герои французских экзистенциалистов или Достоевского. Здешняя система как бы говорит: ты хочешь мотаться, как условный Мышкин или Митя Карамазов? нет, уважаемый, я дам тебе готовый ответ на любой вопрос, не нужно смотреть в себя, лучше смотри на других и работай, больше работай, а мы тебе, так и быть, скажем, зачем тебе работать!

Так, герои работают, не понимая, зачем им это нужно. Нет, конечно, им объясняют, что вот тут коммунизм, работа во имя общества и т.п. Но в этом нет личного участия. Они многократно повторяют лозунги системы, но, если у них прорывается самостоятельная мысль (вне заученных лозунгов), то она вовсе не о торжестве коммунизма. Она – о женщине, в которую был кратко влюблен и потерял. Она – о ребенке, который может принести тепло и желание заботиться. В холодном мире, где есть только работа и обязанности перед пролетариатом, герои мучительно тянутся к все той же противной системе личности – к собственными симпатиями, воспоминаниями, поисками смысла жизни.

«Не есть ли истина лишь классовый враг? Ведь он теперь даже в форме сна и воображения может предстать!»

И вот так герои постоянно мечутся между внешним (лозунги, простая работа, которая не требует ни малейшего интеллектуального усилия) и внутренним. Временами они пускаются в оправдания: нет, я возьму эту девочку на воспитание не потому, что заботиться о ком-то хочется, я это во имя великого коммунизма! Стыдно же просто любить и хотеть любви вне идеологии. Вот и получается, что за душевное приходится оправдываться – а то растекся он тут, пока железные коммуняки без чувств строят новый мир!

Отчасти сохранившие внутреннее герои завидуют т.н. Медведю. Медведь (который как бы медведь, но и человек тоже) – это, кажется, эталон новой власти. У него нет личности, нет своих чувств, но зато работает он замечательно. Чем не идеал системы, в которой нужно работать много и не думать о себе? Платонов не случайно сравнивает этого раба системы со зверем. Это действительно звериное состояние. Платонов показывает и главную жертву системы – девочку Настю. Герои верят, что все будущее заключено в этой девочке (она – как единый образ всех детей).

«Нам, товарищи, необходимо здесь иметь в форме детства лидера будущего пролетарского света!»

Но Настя – это страшный образ, тоже почти животный (поэтому у нее особые отношения с Медведем). Лишь в краткие моменты она вспоминает, что она человек, а не зверь. В остальное время она говорит о том, как хорошо убивать людей других классов (и тех, кто смеет оставаться личностью, нужно полагать). Она не понимает, что это за насилие, она не осознает саму суть насилия (с точки зрения и личной, и гуманной общественной, и экзистенциальной). Она примитивна. И это жестокая примитивность. Настя говорит: «Убейте его, он плохой». Но что такое «плохой»? Сможет ли она сказать, почему человек «плохой», и не чужими словами, а своими? Так ли видел будущее Платонов – новое жестокое поколение, которое желает крови не по собственным чувствам, а потому что... кто-то раньше сказал? Если так, то это уже насилие во имя насилия, оно теряет даже тот (пусть аморальный) смысл, который изначально был заложен в новой системе. Новое поколение, из-за своей примитивности, не способно осмыслить и понять причины/логику насилия, оно лишь повторяет его без всякого на то основания и уж тем более личного участия.

Можно сказать, что «Котлован» – одно из самых тяжелых и жестоких откровений из 20 века. Платонов хоронит не коммунизм, он хоронит любую систему, которая исключает личное участие, делает из человека винтик чего-то там. Эта система – не только государственная, это можно построить в любом социуме, где есть власть и подчиненные. Как ни странно, но смерть Насти – это скорее положительное явление. Платонов как бы говорит своему читателю: жить так долго невозможно, это просто невозможно! И смерть Насти приносит не печаль, а некое... освобождение. Платонов не убивает совсем личное в своих героях. Наоборот – кажется, в финале книги в них больше человеческого, а не звериного. И, возможно, именно смерть Насти напомнила им, что они все же не звери.

Не буду юлить, имею совсем малый опыт по части русских классиков, в особенности советских. Есть такое, знаете ли, предубеждение. Не села бы читать за просто так Чехова, Шолохова, Горького... До недавних пор в этот список входил и Платонов. Андрюш, извини, ничего личного!

Картина Филонова на обложке подогрела мой интерес к книге. Плохую вещь Филоновым не украсят, ребят.

Мы не проходили "Котлован" в школьные годы (физмат, ей-богу!), а значится, я - чистый лист и не имею никаких предубеждений, основанных на неприятных детских травмах в попытках прочесть сие, да, вы не ослышались, великолепное произведение.

Первое, что удивляет, восхищает и пугает - это несравненный язык. Он словно существует сам по себе, отмежевавшись от нашего бытового понимания языка как средства общения между людьми, он как иная ступень эволюции, что-то совершенно невероятное: новое и одновременно задним умом понимаемое. Платонов не переводим. Нет, дословно перевести, конечно, можно. Но какой в этом будет смысл? Вне контекста, вне народа и вне истории этого смысла наберётся едва ли со спичечную головку.

Сельские часы висели на деревянной стене и терпеливо шли силой тяжести мертвого груза; розовый цветок был изображен на облике механизма, чтобы утешать всякого, кто видит время.

Хочется смаковать каждую строчку. Да и по-другому не получится. Понимание происходящего ускользает мгновенно, стоит отвлечься в мыслях хоть на секунду! Пусть даже мысли всецело посвящены книге.

— Зачем же он был? — Не быть он боялся.

Экзистенциализм, зацикленность на поиске смысла жизни (в самый разгар коллективизации), отчаяние и танатос - вот, что вы найдёте на дне "Котлована" Не слишком-то оптимистично, да? Ещё и не то будет. Как вам похороны будущего? Да-да, искренний коммунист Платонов хоронит "великое" и "светлое" социалистическое будущее. Противоречия в этой книге повсюду, и она оживает благодаря им.

— Они все равно умерли, зачем им гробы! — негодовала Настя. — Мне некуда будет вещи складать! — Так уж надо, — отвечал Чиклин. — Все мертвые — это люди особенные. — Важные какие! — удивлялась Настя. — Отчего ж тогда все живут! Лучше б умерли и стали важными!

Несмотря на морально тяжёлые темы, которые затрагивает Платонов (да что там "затрагивает"! вываливает комом на голову!), книга не лишена особого, специфического юмора.

— Ну, прекрасно, — сказал тогда Чиклин. — А кто ж их убил? — Нам, товарищ Чиклин, неизвестно, мы сами живем нечаянно. — Нечаянно! — произнес Чиклин и сделал мужику удар в лицо, чтоб он стал жить сознательно.

Почитав книгу, я полезла искать отзывы критиков и филологов на неё. Оказалось, ни критики, ни филологи, не могут сказать ничего путного. Дано ли нам понять замысел Платонова? Или мы ограничимся лишь поверхностными "сатирой СССР", "антиутопией" и "конфронтацией жизни со счастьем"?

Ясно то, что я и сейчас пребываю в шоке от "Котлована". И буду мысленно возвращаться к нему ещё очень долго. Это совершенно не то, чего я могла ожидать. Мне устроили встряску, надавали пощёчин, выкинули на мороз. Невероятная повесть, достойная широкого круга читателей, но, увы, ими не читаемая и не понимаемая. Поверьте, книгу нужно прочитать, если уж вы за неё взялись. Не важно, сколько времени вы потратите. Это чарующая, гротескная история ухватит за горло и покажет вам, где начинается рабочий пролетарский класс и чем знаменуется экстатическое восшествие коллективного бессознательного.

Близ мертвых в сельсовете активист опечалился вначале, но затем, вспомнив новостроящееся будущее, бодро улыбнулся и приказал окружающим мобилизовать колхоз на похоронное шествие, чтобы все почувствовали торжественность смерти во время развивающегося светлого момента обобществления имущества.

«Здесь будет дом, в нём будут храниться люди от невзгоды».

«Котлован» я прочитала неожиданно быстро. Понравилось очень! Пародийный стиль повествования превратил чтение в весёлое времяпрепровождение и удовольствие. Хотя возникали, конечно, моменты, когда было совсем не до смеха.

Ещё Гегель подчёркивал, что в трагедиях Шекспира проявляется эффект комического, когда герои «упрямо преследуют свои ограниченные и ложные цели». Таково, на мой взгляд, проявление комического и в повести Платонова.

«Пусть сейчас жизнь уходит, как теченье дыханья, но зато посредством устройства дома её можно организовать впрок для будущего неподвижного счастья и для детства».

В «Котловане» немало традиционных источников смеха – от многочисленных нелепо построенных фраз и поступков до вызывающих особую насмешку персонажей. Но под комическим покровом просматривается трагическая глубина. Все герои вносят свой вклад в крушение иллюзий, жертвами которых стало подавляющее большинство советских людей.

«Мы должны бросить каждого в рассол социализма, чтоб с него слезла шкура капитализма и сердце обратило внимание на жар жизни вокруг костра классовой борьбы и произошёл бы энтузиазм!».

Одно из выражений мудрости автора заключается в удачном соединении смешного и трагичного. Смех и слёзы часто идут рука об руку, ведь комизм и драматизм – две стороны одной медали.

С беспощадной трезвостью Платонов продемонстрировал фатальное расхождение между субъективно добрыми намерениями человека и результатами их претворения в жизнь. Иначе говоря – благими намерениями вымощена дорога в ад…

«Дом должен быть населён людьми, а люди наполнены той излишней теплотою жизни, которая названа однажды душой».

Постепенный переход от беспрерывного смеха в начале к грусти и печали в конце нашёл своё отражение в платоновском «Котловане». Девочка-сирота Настя, ставшая для строителей единственного общепролетарского дома «элементом будущего», серьёзно заболела. «Мимо барака проходили многие люди, но никто не пришёл проведать заболевшую Настю, потому что каждый нагнул голову и непрерывно думал о сплошной коллективизации». Девочка умирает, не дождавшись даже завершения подготовки котлована для нового прекрасного здания - светлого будущего, в котором ей предназначалось жить. Вместе с водой выплеснули и ребёнка… И котлован становится для Насти могилой, в которой её хоронят.

«Дом человек построит, а сам расстроится. Кто жить тогда будет?».

— Лучше я умру, — подумал Прушевский. — Мною пользуются, но мне никто не рад. Завтра я напишу последнее письмо сестре, надо купить марку с утра. И решив скончаться, он лег в кровать и заснул со счастьем равнодушия к жизни.

Читать Платонова, прямо скажем, это занятие не из самых приятных, и наполнено сложными размышлениями над судьбами героев и восприятием своеобразного и неповторимого стиля письма. Возможно по этой причине не каждый читатель высказывает желание пройти через это «испытание». Его произведения не пользуются и никогда не будут пользоваться массовой популярностью, но у Платонова всегда будет свой список почитателей, которые будут восхищаться его творчеством. Нет, это не список некой элиты, скорее тех, кому близко данное мировосприятие и кто способен получать удовольствие от литературной магии, которой несомненно является его изящная манера переплетать не сочетаемые между собой на первый взгляд слова в предложения.

"Котлован" Платонова с первых же строк выхватывает тебя из реальности, словно ведомый опытным рыбаком, резко выдергивающим удочку с рыбой из воды, и погружает в свой мир: мир отчужденности и безнадеги. Но этот мир - не плод воображения и не фантазия автора. Достаточно взглянуть из окна или выйти на улицу и ты увидишь его во всем его ужасе и безобразии. Для того чтобы показать его, Платонов не делает ничего сверхособенного: он просто прислоняет к твоим глазам темные очки и приговаривает: "Да вот же, милый друг, взгляни-ка ты на окружающий мир. Ожидал ли ты его увидеть с такой стороны? Осознавал, что нет предела человеческой низости?".

В небольшой повести, написанной в 1930-м году, Платонов вкратце описывает полную историю СССР еще задолго до его падения. Нет, он не критикует открыто строй, не мнит себя борцом с режимом, он просто описывает события перед глазами так, как он их видит. И еще больший ужас берет от понимания, что та действительность была очевидна еще тогда, что нисколько не помешало просуществовать античеловечному режиму еще полвека. Настроения людей, описанные в книге, уже подогреты и кажутся очевидными. Через несколько лет пока еще ручей ненависти разорвет дамбу и хлынет массивным горным потоком, доносы и репрессии прочно войдут в общественную жизнь, а игра человеческими судьбами будет поставлена на поток. И глядя на события в мире, возникают опасения, что уроки прошлого извлечены не были - и вот уже современные "строители будущего" ищут новых "кулаков" и готовы разыскать заброшенную машину смерти, отряхнуть ее от пыли и вновь запустить.

Новые землекопы постепенно обжились и привыкли работать. Каждый из них придумал себе идею будущего спасения отсюда – один желал нарастить стаж и уйти учиться, второй ожидал момента для переквалификации, третий же предпочитал пройти в партию и скрыться в руководящем аппарате, - и каждый с усердием рыл землю, постоянно помня эту свою идею спасения.

- Где же Вощев? - беспокоился Чиклин. - Чего он ищет вдалеке, мелкий пролетарий?

И вот сижу я, над клавиатурой склонясь, а пустота в голове звенит. Громко. И дело даже не том, что боюсь написать какую-то глупость. Нет, я же постоянно их пишу, говорю, совершаю. Просто оглушила меня книга, контузила. Пора бы уже привыкнуть, что русская литература часто сшибает с ног, но каждый раз валюсь замертво. Сейчас, например, накрыло со всех сторон. Это уже потом я прочитаю о книге:

«Котлован» считается одним из сложнейших произведений не только в русской, но и в мировой литературе. Каждый, кто внимательно прочитает повесть, поймет ее по-своему, а при повторных прочтениях будет постоянно открывать новые грани.

Не знаю, внимательно ли я читала, но при чтении мысли действительно метались, как куры по шоссе. Чего, наверное, и следовало ожидать. То казалось, что книга не что иное, как сатира на коммунистический строй. И это неспроста, потому что как иначе объяснить котлован, эту гигантскую утопическую стройку? А идеологический рупор Сафронова, бюрократа Пашкина, честного работягу Чиклина, активиста, бдящего днём и ночью, скорбного трудягу медведя? Символы лезли повсюду, как грибы после дождя. Та же милая Настя, к примеру, олицетворяющая новую молодую страну и её судьбу.

Мимо барака проходили многие люди, но никто не пришёл проведать заболевшую Настю, потому что каждый нагнул голову и непрерывно думал о сплошной коллективизации.

Очень показательно. С самой коллективизацией, кстати, тоже жуткое дело. Платонов рассказывает о ней местами смешно, но по сути очень страшно. Это какой-то особый приём, когда за улыбкой скрывается невыносимая боль. Это как у Кинга - весёлый вроде бы клоун с тесаком за спиной. Взять хотя бы все эти картины повсеместного поедания собственного поголовья животных, лишь бы те не достались колхозам. Мужики до упаду морящие собственный скот и поглощающие мясо, дабы не вести за собою в скорбь своих лошадок и коровок. Или совершенно дикие танцы на костях. Или метания всего села в попытках постичь суть происходящих в жизни изменений.

Люди не желали быть внутри изб - там на них нападали думы и настроения, - они ходили по всем открытым местам деревни и старались постоянно видеть друг друга; кроме того, они чутко слушали не раздастся ли издали по влажному воздуху какого-либо звука, чтобы услышать утешение в таком трудном пространстве.

Но это всё декорации. Внутри повести прожектор направлен на человека. Лично я увидела крепкую связку: жизнь - поиск её смысла - смерть. С самого начала книги утыкаешься в общую грусть жизни и тоску тщетности. Один из ключевых героев, Вощёв, занят поисками истины. Уставший от всего человек, которого ничего не радует. Он плывёт по течению, но свою цель не теряет. То его кидает на рытьё котлована, то в колхоз. Он соглашается на всё, чтобы найти этот самый смысл жизни. И всю дорогу, помимо тоски, возникает тема смерти: гробы, умершие товарищи, могила-котлован. Вощёв же собирает всяческий утиль, никому уже ненужные вещи, которые он бесконечно жалеет. Неужели, всё в мире тлен? Вот и Настеньке он говорит:

Трудись и трудись, а когда дотрудишься до конца, когда узнаешь всё, то уморишься и помрёшь. Не расти, девочка, затоскуешь.

И одним из самых важных моментов повести стал Платоновский язык. Мне заранее толсто намекнули, что он тут - одна из вершин русского словесного творчества, так что, можно сказать, я ждала красоты текста. Но одно дело - знать, и другое - узреть воочию. Однозначно с точки зрения средств художественной изобразительности, повесть нереально восхитительная! Так называемые индивидуально-авторские сочетания звучат как музыка. Но книга кончилась и

Музыка перестала, и жизнь осела во всех прежней тяжестью.

Любой человек это неуёмный источник энергии. Энергия может быть деструктивной, может быть конструктивной, может бесцельно кипеть внутри человека не принося ни вреда, ни пользы, пока на этого человека метеорит не упадёт, либо машина его случайно не задавит. Давно известный факт про эту энергию. Поэтому из года в год, из века в век, люди занимаются разными глупостями. Кто-то королей свергает, делает революции и на пограничном с эпилепсией состоянии доказывает о том, что политика вот тот ворует меньше, чем вот тот другой, а значит он лучше и, вообще, принцип эксплуатации людей такой-то лучше, чем вот тот. Другие бегают марафоны и качают бицепс до шестидесяти сантиметров, едят обезжиренный йогурт, пьют безвкусный зелёный чай и вообще веганы. Третьи крестиком вышивают и рожают детей, чтобы преемственность поколений не прекратилась и глупость не перестала свершаться на Земле. Четвёртые сидят в позе лотоса и не шевелятся, не думают, не дышат и вообще ом мелафефон бва кха ша. Пятые просто пиво пьют после работы и следят за катающимся по зелёному полю мячиком, рассуждая, как его надо правильно пинать и под каким углом, в те редкие моменты, когда рот от стакана свободен. И не надо никакого смысла. Вот же он! Всё неплохо, я так считаю, пусть бы оно так и было во веки вечные, нормально же ведь так всё, да? В конце концов каждый сам выбирает и потом сам отвечает за свой выбор перед богом, перед сатаной или перед вечной пустотой космоса. Но, всё было бы слишком просто, если бы было так просто, — и придумали человеки Смысл. То есть они его не придумали, они как куры у Пелевина, которые знали слово "летать", но что, как и зачем — понятия не имели. Вот и со смыслом так: слово есть, а смысла нет. Идём дальше...

Дальше про мамонтов...

Из года в год, из века в век, эту неуёмную энергию пытаются обуздать другие предприимчивые люди у которых своей энергии может и не больше, чем у тех первых, но при этом ума и харизмы больше. Вот смотрят они на это и думают, — тут должна быть череда длинных непечатных слов в очень изящной и узорной форме, просачивающаяся буйным фонтаном сквозь пальцы фэйспалма, — что быть так не должно, без дела и без пользы всё это пропадает, аж сердце кровью обливается от этого хаотического движения биомассы по планете. Энтропия, говорят они. Организовать надо! И они пытаются направить чужую энергию в какое-либо русло, чтобы она приносила пользу кому-либо, чему-либо или хотя бы просто так без дела не выкипала. Чего энергию понапрасну растрачивать? Пусть пользу приносят. Одна беда, что просто так людей приносить пользу не заставишь. И тогда говорят этим людям, что есть так и сяк Идея, есть Смысл, есть цели высшие, будет великое будущее (на земле или на небе), но на него надо работать, а вы тут в грязи без дела копаетесь и клопов давите, какое же тут будущее, когда у вас и настоящего нет? Так к великому будущему не прийти, а само оно не приходит. Ну-ка быстро работать и развиваться в том или другом направлении, служить Идеи и искать Смысл! К тому же, люди обычно существа бестолковые и сами плохо понимают, что делать с энергией этой, а тут им говорят, — да ещё как убедительно говорят! — что делать, значит думать самим не надо, — а это же какое благо, когда думать не надо! — ответственности, значит, тоже нет на себе, ну и они ведутся на это, раз всё так просто и хорошо будет, а делать всё равно нечего. А чтобы люди работали и не сбивались на всякие размышления им заранее программу готовят и беспрерывно в мозги льют. Коммунизм! Капитализм! Раскулачивание! Светлое будущее! Рабочий класс! Социализм! Труд! Печеньки с трюфельной начинкой! Ну и всё такое. Лозунги должны быть громкие. Лозунги абсурдные по своей сути, но это и хорошо: их тогда никто не понимает и принимает на веру, типа, раз не понятно — значит сложно и умно, а это хорошо должно быть, ибо наше просто ни к чему не приводит, ну, нам так сказали же. Так и живём.

Люди ведь полтора миллиарда лет назад мартышками были и с деревьев кокосами в мамонтов кидались, если верить науке. Прошли эти страшные миллионы лет, но они как мартышками были, так мартышками и остались (некоторые правда подкрасились и причёски сделали, ноги побрили и всё такое прочее), хоть и взяли в руки гранату вместо кокоса, от чего ситуация стала только более накалённой. И поэтому надо было что-то с этим делать, и хорошо даже, что нашлись те, кто сказал что именно делать надо, а то не попусти сатана они бы все друг друга этими гранатами бы закидали и кончилась бы история совсем, а не так, как этот конец всякие постмодернисты объявляют. Так вот. Эти предприимчивые люди придумали религию, огромный институт церкви, придумали они государство и прочие структуры, всякие иерархии обозначили, другие же придумали революцию и контрреволюцию, гуманизм, идеализм и прочие ценности, лишь бы не работать на тех первых, ну и вообще для баланса и равновесия сил, а частично от безделья и необходимости временами менять парадигму, а то, знаете, приедается, новенького хочется же. И тут ещё при таком раскладе какой-никакой свободный выбор как бы получается ещё, а это уже демократия, что вообще неимоверно круто! Прогресс! Много чего придумать успели и те и другие, давно живём же на планете. И вот, к веку так двадцатому созрели идеи социализма и бурными потоками вдали по зажравшейся буржуазии с размаху по яйцам, которая от стольких веков спокойствия подрасслабила мешочки и за ситуацией следить перестала, за что неиллюзорно так по ним и получила, тяжёлым пыром пролетарского сапога. Царю голову сняли на всякий случай, религию отменили, богатство тоже отменили... вообще много чего отменили, освободили, так сказать, площадку для манёвра. Ну и начали придумывать, чтобы пусто не стояло.

Казалось бы — шикардос же! Но хрен там было. Столько лет жили и не тужили, всё по полочкам было: богатые — жируют, бедные — работают. Кажись идеальное мироустройство же, столько веков без особых сбоев функционировало. Но, внезапно, социализм. Коммунизм. Царя под расстрел, имущество делим и пошла-поехала пьянка гулянка с выпилом всех имущих элементов и возвышением неимущих на руины былых богатств. Только беда вот. Неимущие столько лет привыкли быть под крылышком богатых, под их чутким и суровым руководством, что оказавшись без этого крылышка малость подрастерялись. Дураки же, их никто не учил, а самим учиться времени не было. Делать что-то надо, а что — не понятно. Ходят, головы чешут, лбами стукаются в броуновском движении. Вот и стало, как в той сказке: пойди туда не знаю куда, принеси то, не знаю что. А тут ещё и старых хозяев не осталось, чтобы перстом величественным указали, и люди стали идти в непонятно где и делать непонятно что. Но тут быстро организовались новые на это место, только на всякий случай себя назвали по-другому, чтобы и их не постигла участь тех бывших, но посколь опыта не имели, то и руководить у них тоже вышло очень не очень так себе, но делать что-то всё равно надо было, поэтому они всё же стали топить народ массой бессмысленных дел, лишь бы заняты были и им в свою очередь головы не сняли. Чем бы пролетариат не тешился, лишь бы не буянил.

Логика вот какая, значит: имеем мы кучу пролов с неуёмной энергией, бьющей фонтаном из них, как говно осенью из канализации. И надо что-то с этим делать, а то они и нас, и себя и вообще всё к чёртовой маманьке уничтожат. А что делать — не понятно, но делать-то что-то надо, ибо иначе всё коричневыми массами забрызгает, а так, если показать куда бить, то может удобрит и вырастит чего. И начали их новые хозяева гонять по всяким заданиям, лишь бы энергия расходовалась и опасной не была. Сублимация типа, ага. Ну, идите там коммунизм постройте в отдалённой губернии или котлован выройте. А зачем? Ну господи, сатана и великий космос, мы-то откуда знаем зачем и вы тоже не думайте, делайте главное, а зачем это уже потом разберёмся, и вообще мир, труд, май, коммунизм, дискурс! ...и идите работайте уже. Ну или дом там построим потом, может быть. Только котлован большой ройте, очень и очень большой, чтобы со всего мира пролов собрать и туда заселить, а капиталистов поганых всех на плот и в море. Ну, прол существо простое. Ему сказали — он пошёл делать, а о смысле и не задумывается, ибо никогда о нём и не задумывался. Коммунизм строить? Да чёрт его знает, что это такое, но мы обязательно попробуем! Зачем смысл, когда есть работа? Наверное, смысл коммунизма это и есть работа, а если и не так, то мы всё равно попробуем, а там уже видно будет. Человеку вообще не свойственно думать, когда у его рук занятие есть, на чём, собственно, эти хитрецы и сыграли. Это бездельники думают, а те у кого работа есть — они не думают, ибо у них занятие уже есть и они в целом очень радостны и довольны, ну и тут массы, чтобы не оказаться на плоту, решили обязательно не думать, а то ведь, если думаешь, значит — бездельник, и всё хана тебе.

Таким образом работа и превращается в смысл, а вера в светлое будущее коммунизма подменяет собой догматы церкви, которая дюже крепко засела на этих землях. Коммунизм не терпит конкурентов (по необходимости "коммунизм" заменить любым другим словом)! И подменяет собой всё. Занятие это и есть смысл, при этом эта формула действительно работает, пока человек не потеряет это занятие и не задумается об этом. И в этот самый момент, как он задумывается об этом, он становится человеком опасным. Потому что вся система ставится под сомнение, а значит и смысл как таковой тоже становится штукой очень уж нестабильной и не настоящей. И опять человек у сломанного корыта. Это как у Достоевского с Великим Инквизитором было. Тут же ещё тема такая, что если человека усиленно занимать делами, то он особо разницы и не прочует, чем дела нынешние от дел тех отличались — дело оно и есть дело, и не важно, что именно ты делаешь, ибо делаешь же. Но это и не важно. Главное, чтобы человек занят был.

А. П.

Карьера автора не задалась. Лишь после смерти его записали в гении. Несколько повестей и лишь один законченный роман. В этой книге повесть «Котлован» соединилась с тем самым единственным романом «Чевенгур». О последнем в другой раз, а вот о повести я вам расскажу.

Она как-то сразу ложится грузом на плечи. Одни ее любят и превозносят, другие люто ненавидят, третьи где-то посередине, а с ними и я. У автора удивительное построение предложений и мыслей. Мне даже не с чем сравнить. Эта уникальность одновременно притягательная и пугающая.

Дать оценку написанному невозможно, нет таких критериев. Можно лишь бесконечно плавать в словоблудии в попытках описать прочитанное. Здесь счастье происходит из материализма, а не от смысла. Жажда жизни, символизм и мрачные настроения, будущее Советского Союза. Сатира ли? Антиутопия? Философия? Что не скажи — всё может быть верным.

Платонова стоит попробовать почитать. Хотя бы просто для эксперимента. Вы удивитесь своим неоднозначным или наоборот безапелляционным реакциям в процессе чтения.

«Котлован» — это вызов.