Читать книгу: «Возвращение домой. Стихи поющие», страница 6
«Вот Она – самая-самая…»
Вот Она – самая-самая,
Милей девы, «жизни» и мамы – да.
Так близка и родна, что не делится.
Так всецела, как Жизнь, мать и девица.
Вот Она – стихия небесная,
Бесконечно нова и естественна.
Вот Она – заря истинно новая,
Всё сжигает в нас бестолковое.
Вот Она – эта нежность и искренность,
Многоглазьем глядяща бесчисленным.
Вот Она – вне условий мышления,
Вне надежды, вне веры, – мгновение.
Вот Она – действительность ясная,
Вне смерти, вне времени властного.
Вот Она – в благом недеянии,
Вне сравнений, удач и страдания.
Вот Она – дом, земля, игра света,
Звёзды, небо, частица поэта.
Вот Она – Благодать ощущения —
Вдруг трепещешь всем Сущим Творением.
Вот Она – быль текущего взгляда,
Глубины безмолвной отрада.
Вот Она –Любовь… Каждый – первый,
Открывающий Истины двери.
«Любовь – не слово и не чувство…»
Любовь – не слово и не чувство,
И не мурашки нежных фраз.
Любовь не долг и не искусство,
Она иль в нас, или вне нас.
Любовь не сила вдохновенья,
Не ослепительный порыв,
Не цель, не блажь, не разделенье,
Любовь – в самих себя прорыв!
Живя привычками понятья,
Мы чувствуем лишь страсть и боль.
Но Истина – лишь в восприятье
И в ощущенье Её соль.
Мы можем верить и не верить,
И знать о Ней или не знать.
Но мы всегда можем проверить,
И эту данность восприять.
Любовь – это не воля наша.
Но вот вопрос, – где же Она???
Она везде, где нам нестрашно,
На всё и вся – Она Одна…
«Проглядывают камешки чрез воду…»
Проглядывают камешки чрез воду.
Течёт прозрачная река.
Люди – кристаллики природы,
Но бессознательны пока.
У каждого своё сознанье, —
Закономерность бытия.
Настроены на выживанье,
Жизнь ведь суровая игра.
Течет река… и вдруг с ней – Вечность,
Луна, собачка, мотылёк,
Завёрнутые в бесконечность.
Здесь и прохожий, здесь и Бог.
Спокоен ум, отрада в сердце.
Сознанье камешка, звёзды —
Тождественно незримым герцам.
Здесь нет оценки красоты.
Поёт всё вместе – нет «поэта».
Есть нечто новое – Любовь.
Покров Её поверх одетый
Греет и душу, плоть и кровь.
Проглядывают камешки чрез воду.
Течёт прозрачная река.
Бог даровал людям свободу,
Но только тем, кто с Ним всегда.
«Природа живёт без вопросов…»
Природа живёт без вопросов.
Только в грустных собачьих глазах
То ли слёзы застыли, то ль росы,
Пока мечутся люди впотьмах.
Удивишь ли стихами реку?
А она тебя удивит.
Интересно же человеку,
Что же всё-таки нас роднит?
Что роднит с белоствольной берёзой;
С ветерком средь лугов и полей?
Что роднит с розовеющей розой;
И пчелой, прикоснувшейся к ней?
Что роднит с чистотою природы;
Может быть, одна глубина?
Может быть, затаённость свободы;
Может быть, мы и есть вся она?
Может быть, мы так бли́зки Любовью,
Что течёт в реках, жилах, стволах,
Той единой истинной кровью,
Ощутимой в различных телах?
Может быть, там, где мыслей молчанье,
Сотворяющий и творит?
Силой нового осознанья,
Что мгновенно и просто роднит.
«Когда живёшь глазами звёзд…»
Когда живёшь глазами звёзд,
Когда живёшь глазами неба,
Тогда реален ты и прост,
И проступает быль сквозь небыль.
Когда вдруг каплями дождя
Ты изливаешься вне мысли,
Не вспоминая и не ждя,
Сияешь озареньем выси.
Когда глядишь всей грустью глаз
Зверья поистине родного
И, сострадая им сейчас,
Берёшь ослабшего больного.
Когда ты гнёзда вьёшь весной,
Когда ты и весна, и нежность,
Тогда Дух вечности с тобой
И жарким летом реки свежесть.
И ты идёшь среди людей
Живой, открытый, настоящий.
И каждый миг всегда ты с Ней,
С Любовью истинно творящей.
Когда ничей и никакой,
Когда себя уже не знаешь,
Необусловленной рекой
В объятья Божии вплываешь.
«Вместо мыслей – Любовь…»
Вместо мыслей – Любовь.
Вместо чувств – Благодать.
Несравненная новь.
Сокровенная стать.
Безусловная весть.
Обнажённая суть.
Жизнь сказала: «Я здесь.
Навсегда Мною будь».
Возвращение домой
У души нет памяти столетий,
У души есть память бытия.
Скажи же ветер, может так бывает,
Что можно вольно пребывать везде?
И Воля та живёт не умирает
Ни днём ни ночью, даже и во сне.
Скажи река, откуда притяженье,
В котором изначально ты?
Как можешь быть в покое и в движенье
На пике ощущаемой волны?
Скажите, со́сенки, берёзоньки и ивы,
Возможно ли быть кроткими, как вы?
И принимать смиренно, молчаливо
Топор и молнии, и засухи судьбы.
«Возможно всё!.. – вдруг небо разродилось. —
Ребёнком же ведь был когда-то ты.
И в искренних глазах твоих светилось
Единство сокровенной чистоты.
В ней было место кошкам и собакам,
Родителям, игрушкам, детворе.
И от «душевной» боли ты не плакал, —
Лишь от ушибов вдруг нечаянных в игре».
А взрослые упорные учили
Тебя весь мир единый разделять.
Они примером для тебя ведь были,
Всегда боялись что-то потерять.
И ты учился не терять осанку,
Учился выгоду любую не терять.
Ведь за забытые на горке санки
Тебя же будут обязательно ругать.
Ты постепенно уходил из детства.
Сопротивлялся, но всё же уходил.
Теперь с тобою зависть по соседству
И про игру без выгод позабыл.
Теперь стяжаешь знания и деньги,
Признание, здоровье и престиж.
Теперь в друзьях страданья и сомненья,
Вот потому ночами ты не спишь.
А в детстве засыпал мгновенно,
Ум был помощником душе,
Всегда в игре. И не было ведь лени.
Теперь как тень она с тобой везде.
И ты среди разорванной Вселенной.
У интеллекта не хватает сил
Вновь всё собрать в мир радости нетленной,
Которую почти ты позабыл.
Почти – хорошее наречье.
Оно всегда, всегда было с тобой.
Оно тот шанс потенциально вечный.
Всегда возможно ведь прийти Домой.
Вернуться в детство не наивное – живое,
Осознанно вернуться и в нём быть.
И обратить всё сложное в простое,
Которое теперь не разделить.
И жить в смиренье, – только настоящим,
А значит не умом, а лишь душой.
И только Дух стяжать теперь творящий.
Ты только не мешай Ему, родной.
Теперь Игра серьёзная – играй же!
Опять дитя ты. Только вот сейчас
Сознание души стоит на страже
И видит всё, и не смыкает глаз.
Теперь твоей душе всего хватает,
Лишь вне игры всегда чего-то мало.
Теперь и тело Дух Святой стяжает —
Бессмертно-Вездесущее начало.
Теперь, когда ты говоришь с ребёнком
Ты приседаешь, наклоняешься к нему.
И в ваших отношеньях тонких
Нет возраста, ведь здесь он ни к чему.
Уж ничего теперь не выбираешь
И радует всё то, что есть.
Что дальше будет никогда не знаешь.
Нет страха – нет гарантий здесь.
Теперь ты часть природы первозданной, —
Её глаза, дыхание и боль.
И раны её – тоже твои раны —
В неведенье насыпанная соль.
Теперь ты ветер вольный без вопросов,
Волна реки, деревьев тишина.
Ты есть Любовь в текущем миге просто.
И Истина теперь обнажена.
«Кто эти песни ощутит душою…»
Кто эти песни ощутит душою,
Наиглавнейшее поймёт, —
Одно для нас предназначение земное —Лишь принести Творцу духовный плод.
А как? Да просто слушать душу,
Слушать её ежемгновенье
Чтоб не могли мысли нарушить
К Творцу смиренное стремленье.
«Не говори об Истине, не надо…»
Не говори об Истине, не надо.
О Боге, о Любви – не говори.
В одном мгновении живёт сия отрада.
Ею в безмолвии вполне быть можешь – ты.
«Ныне иные открыты стихи…»
Ныне иные открыты стихи —
Они вездесущи и в Сущем тихи…
Небесный зов
Притча
Жил-был в одной загадочной стране мальчик по имени Распушка. Жилище его со всех сторон обвивали виноградные лозы, куполом сходящиеся над крышей бело-мазанного домика. По утрам солнышко протягивало через оконце тоненькую прозрачную руку и гладило пальцами тёплых лучей всклоченные волосы мальчугана. Когда тепло золотой звезды касалось его лица и щекотало его реснички, Распушка открывал один, а затем второй глаз. Ему не нравилось долго вылёживаться и, радуясь новому дню, он выходил на улицу.
«Здравствуй, Распушка!» – трепетали листочки сада. Он обходил свои владения, внимательно вглядываясь и прислушиваясь к окружавшему его разнообразию, прикасался к плодам и листьям фруктовых деревьев: черешни, персиков, абрикосов, слив, груш и яблонь. Присаживаясь у кустов смородины и крыжовника общался с ними на неслыханном людям языке. Зелень с грядок игриво поддразнивала его укропно-укромным голосом: «Распушка-сельдерюшка!» Перепрыгивая через муравьиные магистральки, он ложился на живот, чтобы лучше рассмотреть неутомимых силачей-тружеников муравьёв. Птахи вписывались в гамму утра разноголосыми свирелями.
Сквозь штакетник соседского забора доносилось лёгкое поскуливание собачки, встретившей своего друга-спасителя. Она гремела цепью и, просовывая нос в расщелину, облизывала руки мальчика. Он гладил её, целовал в мокрый нос и не понимал, как можно сажать на цепь живое существо?! Не раз он её отстёгивал от цепи, за что ему попадало.
Сделав второй круг по саду, Распушка срывал выспевшие черешни, и сладкая свежесть заполняла его с головы до ног, он даже зажмуривался от наслаждения. А косточки он зажимал сильно-сильно между указательным и большим пальцами и выстреливал в «мишень» на заборе, искусно нарисованную отцом. Это был шарж на соседа Прозибайло Прохвостовича Жутикова. Распушка целил ему в сизый нос, но попадал то в лысый морщинистый лоб, то в мясистое ухо. И подпрыгнув от нетерпения, что никак не может попасть в сизарь Прозибайло, убегал в глубь сада.
Порою, самый спелый персик падал с дерева пред Распушкой и улыбался ему красно-бархатным боком. Мальчик из-под себя двумя руками подкидывал плод вверх, с каждым разом всё выше и выше и улыбка перетекала в заливистый жизнерадостный смех. Он подкидывал, подседая и выпрыгивая, сопровождая взглядом полёт быстро уменьшающегося шарика, который на глазах превращался в маленькую точку. И в момент зависания под облаками он оказывался Всем Существом в этой точке; и перед ним открывался весь мир его Родины – Родины его безмятежного играющего Существа. Вдруг время заслоняло собой бесконечное пространство и точка шарика, стремительно увеличиваясь, падала в раскрытые ладони, превратившись в персик.
Зяблик, прыгавший по тропинке, перескочил через ногу Распушки и нырнул в малинник. Распушка тихонько последовал за ним и раздвинув ветки увидел гнездо птички, кормившей своих желторотиков. Их активное перепискивание, кто громче, усиливалось при виде родителей и затихало, когда они улетали за новой порцией корма.
Было так рано, что приятели его ещё спали, но ему было не скучно. Перед домом была забетонированная площадка и Распушка с увлечением рисовал на ней эпизоды жизни цветными мелками. А жизнь так и лилась из рук маленького художника. Он творил обеими руками одновременно – и как творил!!! А когда дождик смывал рисунки, то новые сюжеты ложились на чистую площадку, подмигивая солнышку.
Раздавался голос в распахнутое окошко: «Распушка, иди завтракать!» Это звала мама. Он бежал в дом, прижимался к маме, а она, обняв его, целовала сверху в густые, пропахшие солнцем и ветром родные волосы.
«Как хорошо, что ты есть, сыночек! Спасибо Тебе, Боже!». А Распушка молча вдыхал родной запах мамы, и они садились за стол к горячему завтраку. На этот аромат только что приготовленной картошки с укропом выходил заспанный папа. Улыбался, умывался и замыкал семейный круг. Всем было радостно: ели, говорили о том о сём.
С улицы звали детские голоса: «Распушка, выходи!» И какой уж тут завтрак! Ребята звали Распушку играть в футбол. Так и не попив чаю, он выскакивал на улицу с мячом и мог гонять его днями напролёт, забыв про еду, про дом, про усталость; и только его бабушка, отыскав эту футбольную команду где-нибудь на задворках, уводила его с большим трудом домой. Бабушка любила своего внука, но ворчала на него за порванную футболку, за грязное лицо, за то, что он весь день бегает незнамо-где голодный. Бабушка жила совсем рядом от дома Распушки, и поэтому все виделись ежедневно и жили единой семьёй.
Умывшись, поев, и сев отдохнуть, Распушка вдруг начинал чувствовать, как у него болит ушибленное в игре колено, и неприятно щиплет левый локоть. Но зато сколько воспоминаний об игре, об удавшихся проходах один на один с вратарём, и чёткий пас на голову Жорки перед самым концом игры, который переправил мяч точно в девятку, уложив вратаря в пыль. Немного было жалко, что не он был на месте Жорки, а то бы он послал мяч в ворота не хуже его.
И вот однажды, в один из наставших вечеров, когда мама укладывала Распушку спать, вместо того чтобы, как обычно рассказать сказку, или ещё что-нибудь интересное, она стала говорить, что ему нужно будет остаться с бабушкой и дедушкой на какое-то время. «А мы, родители, вынуждены будем уехать в другой город на заработки, так как здесь работы такой нет, чтобы обеспечить пропитание, – мама говорила, что не хочет уезжать, но обстоятельства вынуждают. – А если взять с собой тебя, будет очень трудно. Ведь ты, сыночек, ещё маленький, за тобой нужно присматривать. Вот когда мало-помалу я обустроюсь, то возьму тебя к себе, и нам будет опять радостно жить вдвоём».
«А почему вдвоём, а не втроём? А куда денется папа? А как же я буду без бабушки и дедушки? А школа и ребята, друзья, с которыми я играл в футбол? А где я буду играть в футбол?» – рыдал Распушка.
Мама тоже не сдерживала слёз, душа её ныла от боли. Она чувствовала, что делает что-то не так, но всё же делала. Распушка говорил сквозь плач: «Возьми меня с собой. Пусть будет холодно, голодно, тяжело, но возьми, мам!!!»
Это была настоящая драма. Мама была не в силах сказать, что папа от них ушёл. В каком-то забытьи они оба, обнявшись, с опухшими от слёз глазами, погрузились на рассвете в сон. И тогда явился сияющий ангел и обратился к ним:
«Любимые, будет и на вашей улице праздник, сыну – отец, жене – муж, семье – дом, дому – сад и будете жить вы счастливо и едино. Хотя не сразу, но этому – быть. И войдёт в вашу семью новая душа, и объединит ваши сердца, и укрепит ваши силы духовные и физические. Только помните, что есть в каждом из вас частичка бесконечного, чистого, светлого, от Вездесущего, пребывающего во времени и вне его, находящегося над всем и во всём, и держащего всю Вселенную на Своей необъятной ладони, дыхание Которого есть – Любовь. Вдыхайте её глубже и вам не придётся страдать. Всё ваше несовершенство растворится в Духе Любви. Вы обретёте немыслимую силу, а необузданные чувства, неуёмные желания, терзающие мысли-страхи и неудобные обстоятельства исчезнут навсегда».
Настало утро, чистое доброе утро. Распушка открыл глаза, он думал: «Где я, что со мной, почему мне так хорошо? Значит, наверное, было плохо?» Но он ничего не мог вспомнить, да и долго над этим не трудился. Привычно, но как-то по-новому, он услышал голоса в окошко: «Распушка, выходи, купаться пошли, и захвати с собой мяч!»
Он выбежал во двор и увидел своего младшего братишку, который с обаятельной улыбкой потянулся к нему навстречу, раскрыв руки, и отца, улыбающегося и доброго. Распушке было так естественно, что он не задавал никаких вопросов. Он бежал вместе со всеми по склону к искрящейся реке, где всех ждала мама, и они, резвясь и брызгаясь, купались в безраздельной радости Света Жизни, текущего через их восприятие в неведомую прозрачность Бытия.
Притяжение
Они не боялись ни стрекоз, ни человека, стоявшего у самой кромки воды. Они не боялись ни гибких ветвей ивы, качающихся на лёгком ветерке, ни стрижей, пронизывающих высоту пространства, ни солнца, ни радуги, ни звёзд, отражающихся в ночном зеркале реки, как будто в глазах всеобъемлющей Души. Они не боялись Сознания – Сознания, растворившего в себе всё: и лодочника на том берегу, и запах вольного лета, и рыжеватую гладь песка вдоль кромки реки. У них не было слов, не было мыслей, как и у того, кто мог бы наблюдать их ежедневно, особенно в солнечные дни. Была простота излучающегося солнца. Простота, – просвечивающая насквозь и воду, и изредка вдруг блеснувшие в ней серебристые бочки рыбок. Они неторопливо плавали в реальности играющей тишины.
И в этой тональности Любви наблюдающий не знал сколько ему лет, не спешил пообедать, не звонил по телефону. Его тело, его вся сущность стала гибкостью их хвостов, заглядывающих глазёнок, изяществом плавников. Он чувствовал, как вместе с ними может совершать любые движения. Самые маленькие – почти неподвижны на мели у кромки, чуть покрупней – поактивней и подальше нежились в тёплых слоях прибрежья. А на расстоянии пяти-шести метров от берега ходили медленно и слегка настороженно самые крупные. В их плавничках затаился малиново-оранжевый закат. Слой воды превращал этот цвет в более нежный, такой же, как, когда смотришь на бархотки в сумерках…
А вы бывали там, где не вытоптаны колокольчики и не сорваны ландыши, где рыбы воспринимаются не как еда, а как красота водной стихии? Вам не выпало счастья работать не для удовлетворения материальных потребностей, а просто слиться в творческом деянии с Создателем? Стяжали ли вы То, что необходимо сейчас и всегда; когда состояние сейчас – неделимо; когда в этом неделимом – растворяются все выдуманные веселья и празднества; когда торжествует красота реальности? Реальности, в которой – и мирская жизнь, и воскресший, наконец, Христос, и необъятная Вселенная, когда-то давным-давно покинутая нами, но куда непременно мы вернёмся (хотя далеко не все в этом Круге), но, явившись во Всесознании, восстанем в том Едином, который и позволил Себе побыть частичками, не покидая Себя.
«Слёзы радости прозрачны…»
Исходя из настоящего,
Расцветает дивный миг…
Слёзы радости прозрачны,
Потому и не видны.
То же всё, но всё иначе
Выглядит из глубины.
То же всё, но всё иначе,
Без желаний и обид.
Живёшь радости не пряча,
Ведь Господь душой открыт.
То же всё, но всё иначе.
Ожидания ушли.
Нет проблем, а есть задачи.
Как же ясны стали дни!
Молодой луны калачик
Смешал краски в ночной цвет.
То же всё, но всё иначе,
И вопросов больше нет.
И надеждой на удачу
Жизнь не стоит обрекать.
То же всё, но всё иначе,
«Верой» Бога не познать.
И в ступеньках старой дачи
Живёт Истина, и в нас.
То же всё, но всё иначе,
Когда здесьмыисейчас.
«Люди знают множество языков и наречий…»
Люди знают множество языков и наречий. То, что они ощущают и пытаются выразить звуками музыки, красками в виде картин, танцевальными движениями тел и рукотворными изваяниями, оказывается безуспешным в достижении языка безмолвия; и говорят они на своём привычном языке, и будут говорить до тех пор, пока учатся друг у друга. Но стоит им только обратиться к природе, к природе целостного мира, как они позна́ют язык безмолвия. В природу безмолвия не войти с грузом привычного языка – языка мысли.
Только язык сердца раскрывает безмолвное пространство Вселенной, которое начинается прямо у ваших ног, перед вашими глазами. Это пространство Вселенной, согретое Любовью, – Любовью невыразимого Блаженства, – Блаженства текущей радости. В этом пространстве не возникает зависти и тщеславия, порождающие беспрерывные конфликты и войны. Этому пространству присуще творческое «разрушение». Оно постоянно обновляет, трансформирует, созидает и неразрывно с Любовью ко Всему Сущему.
Посмотрите, как творчески разрушается клён по осени; с каждой холодной сентябрьской ночью красота тайно опускается на его листики. А когда светило озаряет Землю, восторг его лучей низвергает водопад поцелуев на каждый листочек, доведя их до полыхающего экстаза. И острокрылые птицы осени беззвучно день за днём расстаются с ветвями, сдаваясь великому притяжению Земли. Они возвращаются туда, откуда пришли, чтобы повторить неповторимое. В неповторимом заложена жизнь, а в повторении – смерть, или обновление, как угодно. И всё это умещается в одном миге, который и есть Мироздание.
Вы можете убедиться в неповторимости Творца, – сколько бы не искали точь-в-точь одинаковых листочков на всех деревьях земли, не найдёте и двух одинаковых. От сердечного позыва скорость мысли падает до нуля, и тогда ум заполняется тишиной – тишиной безмолвия, – безмолвия, включающего в себя Всё Сущее: необъятную бесконечность и прозрачную росинку, дуновение ветерка и, играющего на ладони этого безмолвия ребенка, действие и недеяние, идею и осознание. Нужно только проснуться от ума и просто отдаться этой неизведанной для всех нас простоте. В эту простоту стекаются все реки земли, слетаются все птицы и сходятся все звери. Ешё украшают своими вершинами снежные пики гор и лесистые округлости холмов. Эта простота – долина, в которой летняя ночь закутывается в негу туманов, а день заливается океаном солнечного света. Эта безбрежность вдруг обрушивается чистейшим ливнем из тяжёлых чёрно-серых туч и освещается удивительно быстрыми молниями, потрясая пространство рокотом грома.
А в миг иной, по невесомой голубизне неба безмолвие выплывает на парусниках белых облаков. Вы никогда не потеряетесь в нём, несмотря на его необъятность, потому что вы родом из него. И прежде, чем увидеть другие галактики, не наступите на домики муравьёв, которые выстроены из той же материи, что и всё во Вселенной, выстроены незримой Силой с любовью. Только в безмолвии видна сердцу прозрачная космическая бесконечность, никогда не уходящая от вас. Если вы её наблюдаете, то уже не можете убить, залетевшую в ваше окно осу. Вы просто её выпустите живой и невредимой из мягких объятий полотенца, и жужжание, не приемлющих насилия крыльев, перекликнется со свободой органных созвучий Иоганна Себастьяна Баха. Какую удивительную неповторимость поднебесной тишины открыл он нам! Всё время люди искали музыку в Вечности – Бах нашёл Вечность в музыке (токката и фуга ре минор).
Прислушайтесь, как мелодия луговых цветов и травинок, тенистой искренности лесов и светлых опушек, отзывчивых напевов полей, где между деревенских околиц гуляет ветер, – оживает в творчестве Георгия Свиридова.
Гляньте, как в безмолвной текучести закатов и рассветов замирают рощи перед совершенством соловьиных трелей, как журчащим ручейком из-под солнца утоляет жажду сердца жаворонок, как тиха луна на фоне ритма коростели и неожиданно приятен басок майского жука, иль неподкупное усердие скворца. Из этих звуков природы, из этой полифонии пространства нельзя выдернуть ни одной нотки истинности, также как из божественной музыки Вольфганга Амадея Моцарта (40-ая симфония). Уберите хоть одну, и всё рассыплется.
Небесный Дирижёр как бы останавливает мгновение, когда соприкасается с душами живописцев Фёдора Васильева, Ивана Шишкина, Владимира Фёдорова, Василия Поленова. Сила Вседержителя Вселенной сама себя удерживает в покое красок на холсте, не изменяя своему вечному движению. И вы, пропитавшись этой силой, можете узреть чудо гармонии простоты – узреть своим сердцем.
Когда Святой Дух присутствует в творениях избранных, тогда одухотворённая материя бессмертна, как Горний Свет Андрея Рублёва. «Спас» и «Троица» – это искреннее проникновение в живую реальность. И эта живая реальность настолько милосердна, что позволила быть времени, обосновавшегося в человеческих умах, обусловленных иллюзией и неведением. Но эта психологическая субстанция (время) тем не менее, необходима.
Люди городов заслонили себе солнце и небо высотными зданиями. Вместо запаха земли они вдыхают асфальтовый вакуум безысходности. Люди деревень привыкли к усталости, привыкли к красотам природы и способны лишь в алкогольной тоске опереться на ствол осеннего клёна, чтобы не упасть от переизбытка «смысла жизни», не уместившегося в сердце.
Даже самые искренние слова нужны лишь начинающим Сознательный Путь Эволюции. Привычками выживания, эмоциями, умом открыть Бога невозможно. Но что может быть интересней безмолвного устремления души к Нему!
