Читать книгу: «Нет злых и добрых», страница 4

Глава 4

…Огради всех моих близких от зла. – Закончив молитву, Томаш открыл глаза. Он всегда заканчивал молитву этой просьбой. Подниматься с колен не спешил, остальные ещё общались с Инвиритом. Они были в маленькой больничной каносе. Его Святейшество Бенедек III, едва заняв Святой Трон, завёл обычай: раз в неделю, Шентвеж лично проводил службу где-нибудь в городе. Якобы такое отношение к делу прибавит ему любви среди простого народа. Он не ошибся, Бенедек был чуть ли не самым любимым главой церкви среди горожан за всё время существования Каарманта. Однако истинная причина таких действий была иной. После службы каносу оцепляли две дюжины зантийских гвардейцев Шентвежа, а Его Святейшество наедине проводил беседы подальше от полных чужих ушей дворца. Томаш не считался посторонним, он был безмолвной тенью Бенедека. Сегодня кроме них в каносе остались двое. Они приехали перед началом общей службы в закрытой карете. Оба были гладко выбриты, одеты в нарочито дорогие наряды, были похожи на богатых купцов, решивших сделать крупное пожертвование. Но больше сходств в их внешности не было, и вели они себя совершенно по-разному. По первому, светловолосому невысокому и полному пану можно было сказать, что он чувствует себя как рыба в воде. Толстяк действительно раздавал после службы щедрые подаяния нуждавшимся. Его спутник напротив был черняв, высок и крепко сбит. Вот только во всех его скованных движениях была видна неуверенность, даже испуг. Создавалось впечатление, что незнакомец впервые видит столько людей в одном месте. Он старался не отдаляться на расстояние более двух шагов от своего уверенного товарища. А еще постоянно ощупывал подбородок, будто потерял на нём что-то важное.

Его Святейшество тоже закончил молитву и поднялся, чтобы присесть на лавку. Гости расположились напротив, а Томаш занял место за спиной Бенедека. Несмотря на это Шентвеж, обернувшись, сначала обратился к нему.

– О чём ты просил Инвирита, Томаш?

– Чтобы он оберегал близких мне людей, – после короткой паузы сказал телохранитель. Этот вопрос был частью их ритуала.

– Я вхожу в их число? – задал следующий вопрос Бенедек.

– Да, Ваше Святейшество.

После этого ответа Шентвеж всегда переводил взгляд на собеседников, давая им понять, что если кто-то замыслил против него, то он под надёжной защитой не только меча Томаша, но и его молитвы.

Первый из гостей оказался не купцом, а представителем Альзерского банка по имени Зденек Волиш. Когда представился второй, то его поведение стало понятным. Его звали Наримунт Вайден. Родом он был из Валькавских земель, места, где люди продолжали молиться самым разным богам. А все тамошние мужчины носили бороды. Это был не первый язычник, увиденный Томашем в жизни, но первый безбородый. Однако он ошибся. Первым вопросом Его Святейшества, к гостю из языческих земель был:

– А кому вы возносили молитвы, Наримунт? Мологру, Зелегу или Гаварсе, – продемонстрировал Бенедек знание пантеона валькавских племён. Вопрос можно было понять двояко. С одной стороны, гость нанёс серьёзное оскорбление хозяевам, если бы молился своим богам в каносе. С другой – Шентвеж говорил настолько непосредственным тоном, что его нельзя было заподозрить в чём-то кроме обычного интереса.

На лице валькавца не дрогнул ни один мускул. Его ответ удивил Томаша.

– Ошибаетесь. Я, как и все вы возносил молитву Инвириту. Моя семья уже несколько поколений приняла его в сердце.

– Не может быть! – искренне удивился Его Святейшество. Томаш понял, что он хочет разговорить гостя.

– Ещё как может, – всё тем же ровным тоном продолжал валькавец. – Верховный вождь Милзас, по своей мудрости не мог отправить в святой город Каармант, для беседы с вами кого-то иного. В наших землях каждый волен верить в то, что ему больше нравится. А байки, коими вас потчует Сигизмунд Кенетеш, – при упоминании имени Магистра Ордена Красных Мечей в голосе и выражении лица Наримунта впервые появилось нечто похожее на гнев, – не более чем порождение его больного воображения.

Томаш едва не задохнулся от возмущения. Он был воспитан на историях о храбрых и самоотверженных витязях с красными мечами на плащах, несущих истинную веру в заблудшие души жестоких язычников. Его Святейшество отреагировал на заявление более спокойно.

– То есть вы хотите сказать, что магистр Сигизмунд и его витязи – обычные сумасшедшие, обуянные жаждой убийства?

Валькавец задумался. Ответить утвердительно значило возвести очень серьёзное обвинение на орден. Однако колебался Наримунт недолго. Он заговорил с жаром.

– Да. Именно это я и хочу сказать. Если у витязей ордена красные мечи, то красны они от крови невинных. Они давно уже не пытаются нести нам истину Инвирита, всё, что приходит к нам с запада это кровь, смерть и разрушение. В землях моего рода уже с десяток лет не было проповедников, а каратели частые гости! Они убивают, грабят и жгут, обрекая выживших на голод! – Валькавский гость начинал терять самообладание. Его голос разносился под высокими потолками каносы всё громче.

– Каармант ежегодно отправляет множество людей нести истину Инвирита в ваши земли. А возвращаются немногие. Они рассказывают нам ужасные вещи о том, что жители ваших земель жестоко расправляются со служителями Инвирита. Сжигают их, скармливают волкам, которые у вас вместо собак, рвут на части…

– Ложь! – резко перебил Бенедека Наримунт. Непозволительная дерзость. Томаш схватился за рукоять меча, но Шентвеж, предчувствуя это, успокаивающе взмахнул рукой.

– Не стоит обнажать оружие в святом месте. – Затем обратился к Наримунту. Голос оставался всё таким же доброжелательным: – вам есть, чем это доказать.

– А разве того, что я сказал о себе и землях моего рода недостаточно? – валькавец уже успел взять себя в руки и говорил спокойно, как в начале беседы. – Мы полагаем, что ваши проповедники навсегда остаются в крепостях ордена. А те, кому дозволяют вернуться назад, хорошо научены, что говорить.

Обвинение прозвучало. Тогда, молчавший до этого альзерский банкир поспешил вмешаться. Он говорил быстро, будто опасался, что его перебьют:

– Прошу прощения, Ваше Святейшество. Народ моего друга Наримунта уже много лет воюет с орденом. Взаимная ненависть настолько сильна, что обе стороны готовы обвинять друг друга во всех грехах.

Валькавец уничижительно посмотрел на спутника. Томаш не сомневался, что Шентвеж наградил банкира таким же взглядом.

– Нет, пусть говорит, – ответил альзерцу Его Святейшество. Теперь он напустил в голос гнева – Наш гость очерняет витязей, но умалчивает о тех бесчинствах, что творят его соплеменники, когда атакуют земли ордена. Разве они не убивают местных крестьян и не сжигают их посевы? Разве они не жестоки и беспощадны?

Валькавец не сразу нашёлся с ответом. Он долго смотрел на Шентвежа, не моргая. Тяжело вздохнув, горестно согласился.

– Я не могу говорить за каждого из нас. Конечно, среди моего народа тоже есть те, кому нравится убивать ближнего. Я признаю это с прискорбием, – горечь исчезла из голоса. – Мы вынуждены делать это. Нас вынуждают. Чтобы восполнить потери от атак витязей. Клянусь, мы давно готовы к миру. Разве моё присутствие здесь не лучшее тому доказательство?

Томаш смотрел на Наримунта во все глаза. До этой встречи, он, как и многие другие считал валькавцев не более, чем рычащими дикарями, поклонявшимся камням и деревьям. А этот человек мало того, что выглядел как большинство горожан, он не только не рычал., а говорил на одном с ним языке и произносил разумные слова. Конечно, Томаш и раньше встречал уроженцев валькавских земель. К примеру, Бодриса, одного из друзей Драгомира. Но по тому было сложно судить о народе. Во-первых, до того, как Томаш с ним познакомился, Бодрис уже несколько лет прожил вне родного племени. А во-вторых тот был нелюдим, от него редко можно было вытянуть больше двух-трёх слов. К тому же этот разговор подтверждал подозрения Томаша по поводу внезапно возникшего у Его Святейшества интереса к книгам о язычниках. Задумавшись, Томаш пропустил часть разговора, а когда опомнился, слово держал Бенедек III. Он обращался к альзерцу.

– А какой ваш в этом интерес, Зденек?

– Не буду вам врать, Ваше Святейшество, – хохотнул банкир. – Нас мало интересует распространение истины Инвирита среди заблудших душ. – Он замолчал, видимо ожидая, что его спросят о мотивах. Но, когда вопроса не последовало, продолжил. – Дело в торговле и только в ней. Там есть товары, очень интересующие наших купцов. Но из-за ограничений, устроенных орденом они не могут свободно торговать. Есть, конечно, те, кто, презрев риск, отправляется туда. Но лишь немногим удаётся хоть что-то привезти. Чаще всего витязи ордена задерживают наших купцов на обратном пути и конфискуют их имущество. А это убытки, убытки и ещё раз убытки.

– То есть вы открыто признаётесь, что ваши торговцы занимаются контрабандой? – с удивлением спросил у банкира Шентвеж.

– А что в этом такого? – с искренним недоумением ответил вопросом на вопрос Зденек Волиш. – Ништийские купцы, презрев все запреты, свободно торгуют с валькавцами морем. А мы всегда исправно платим подати церкви. В том числе с этих денег. К тому же, – глаза банкира озорно блеснули, – я и мои коллеги уверены, что сумеем загладить вину за этот маленький грех. И не забывайте, только благодаря этому вы получили послание верховного вождя, а его посланник добрался до Каарманта.

– Конечно, – согласился Его Святейшество. – Обсудим это позже. – Затем он снова обратился к валькавцу. – Окончательное решение будет принято уже совсем скоро. О нём вам сообщат.

На этом разговор закончился. Гости покинули каносу, а Бенедек III остался сидеть в той же позе. Томаш не удержался и задал вопрос господину:

– Почему вы не пригласили Наримунта на совет, Ваше Святейшество? Ведь большинство считает валькавцев полными дикарями. А увидев его, поняли бы, что сильно ошибаются.

– Потому, Томаш, – ответил Шентвеж, не оборачиваясь, – что я не хочу, чтобы посланник Милзаса увидел, как зыбка нынче моя власть. Валькавский вождь видит в Инвирите силу единства. То, что позволит его народу, наконец, избавиться от бесконечной войны. Для Каарманта обращение язычников даст новый источник податей. А деньги нам очень нужны. Но если посланник увидит, какой разброд происходит в Старом Королевстве, что каждый магнат считает себя имеющим право мне перечить – они могут передумать. Потому что нет у нас силы единства, одна видимость. Пойдём отсюда.

Бенедек поднялся. Во дворе каносы их ждала закрытая карета, запряжённая четырьмя белоснежными лошадьми. Томаш помог Шентвежу забраться внутрь, а потом залез сам. Когда карета тронулась, её окружили две дюжины зантийских гвардейцев верхом на чёрных конях. Дорога протекала в молчании. Его Святейшество был полностью поглощён размышлениями. Пытаться по его лицу угадать, о чём он думает было бесполезным занятием. Горожане, завидевшие процессию, встречали их радостными криками, но гвардейцы не давали подойти им слишком близко. Томаш задумался о словах Шентвежа. Действительно ли у Его Святейшества так мало сил. Слыша приветственные возгласы толпы, было сложно в это поверить. Видимо его мысли отразились на лице, потому что неожиданно раздался голос Бенедека:

– Думаешь, правду ли я тебе сказал? – Томаш ничего не ответил от неожиданности, только кивнул. – Выгляни в окно. – Томаш повиновался.

– Красиво, не правда ли?

– Да, Ваше Святейшество. – Он не увидел в толпе ничего особенного, но почёл за лучшее согласиться с Шентвежем.

– Чтобы поддерживать эту красоту приходиться немало тратить. А если отказаться от расходов, Каармант очень быстро превратится в большой смрадный угол. Уважения нам это не прибавит. Слышишь эти крики. Как все мне рады?

– Да, Ваше Святейшество, вы много делаете для простых горожан.

– Да, делаю, потому что они мне нужны. Поверь, моих предшественников так не встречали. И гвардия была нужна им не для солидности, а для защиты.

– Я читал об этом.

– Молодец, тогда тебе прекрасно известно, что такое Бежский договор.

Дальше он мог не продолжать. Бежский договор, заключённый пятьдесят три года назад, окончательно раздробил королевство, сделав его «Старым». А ещё он очень ограничивал те силы, какими могли воспользоваться Шентвежи. По нему размер зантийской гвардии не мог превышать ста человек. Так называемая «Святая сотня». А армия Каарманта могла насчитывать не более трёх тысяч. Оставалась лазейка. Димитар IV, тогдашний Шентвеж, заключавший договор начал массово набирать людей в городскую стражу. Закончилось это неудачей. Представители трёх магнатских родов: Галермы, Уйлаки и Сицихи, ещё недавно нещадно резавшие друг друга объединились в союз и осадили Святой Город. Горожане, опасаясь расправы, открыли ворота. Димитар IV был низложен, а количество стражников ограничили ста пятьюдесятью людьми. Хоть число жителей в Каарманте за пятьдесят лет значительно увеличилось и стражи едва хватало, эту цифру никто не пересматривал.

Вечером, когда Его Святейшество вновь сидел в библиотеке, обложившись книгами и свитками, а Томаш изучал подробности Бежского договора. Согласно ему, на малых сеймах, куда съезжались магнаты Старого королевства, для каждого рода отводилось своё количество голосов. Эрнизы, мирийские короли – получали четыре, магнаты – по два. Пешаны и Осшевские, в награду за открытые ворота Каарманта, по одному. Со временем, когда магнатов становилось больше, пришлось ввести новое разделение. Теперь, представители самых знатных родов: Торечи, Галермы, Карантичи, Славничи, Раминичи, Тенье Товалы и Вильстовы имели три голоса. Остальные, такие как Миляны, Мазарки, Уйлаки, Сицихи и другие получали по два. Бискупы и магистры орденов мечей и щитов имели по одному голосу. Вполне возможно, в будущем всё изменится. Те же Галермы утрачивали влияние, уступая место Уйлакам и Гредеям. А ещё могут появиться новые магнаты, с чьим мнением придётся считаться

В дверь постучали. Бенедек III как обычно не обратил внимания на звук. Встрепенулся хранитель, вырванный стуком из полудрёмы. Он недовольно замахал руками. Томаш был уверен, будь его воля, старик никого бы не пускал сюда и, выгнав помощников, проводил бы долгие часы, поглаживая корешки фолиантов. Когда дверь открылась, в проёме показалась голова одного из охранявших вход гвардейцев. Он доложил:

– Ваше Святейшество, прибыл ваш сын.

Шентвеж оторвал взгляд от книги и недовольно спросил:

– Какой, старший или младший?

– Младший. Вместе с ним пан Драгомир Вирил.

– Пусть войдёт один. Пан Вирил может быть свободен. – Затем скомандовал. – Все вон.

Хранитель попытался возмущаться, но быстро осознав тщетность споров повиновался. Тем временем в библиотеку вошёл красивый стройный, среднего роста молодой мужчина с чёрными волосами до плеч. На губах, обрамлённых усами и аккуратной бородой, играла надменная улыбка. Это был Стефан Катени, каносер Тарницы, младший сын Его Святейшества. Он приветственно кивнул Томашу, когда проходил мимо. Томаш кивнул в ответ. Дверь в библиотеку закрылась.

В коридоре стоял Драгомир. Томаш приветливо улыбнулся другу. Тот вместо приветствия сказал с поддёвкой:

– Так и знал, что тебя снова выставят за дверь.

– Его Святейшеству не требуется охрана, когда он общается с теми, кому доверяет, – меланхолично ответил Томаш. – А тебя, каким ветром сюда занесло?

– Я был в Смрадном углу. Там меня нашёл Стефан. Он потребовал, чтобы я шёл с ним и взял с собой двоих, потому что он без охраны.

– И кого ты выбрал?

– А выбора у меня не было. Он сам назвал имена. Бодрис и Кайдум. Они пошли пешком, а я в его карете отправился к дворцу. – В голосе Драгомира не было возмущения, скорее одобрение.

Томаш с трудом сдержал улыбку. Такая выходка была полностью в духе младшего сына Шентвежа. Пройти через Святой Город в сопровождении двух язычников. Да ещё каких. Бодриса, немного уступавшего размерами Томашу, можно было издалека спутать с обычным горожанином. Он одевался, как местные, говорил, как местные, хоть и редко. Вблизи всё равно становилось понятно, что он откуда-то издалека. Кайдум был его противоположностью – маленький, юркий, с постоянно бегающим раскосым глазом, у мансурца он был один. Одевался он в пёстрые одежды, что тоже выделяло его на фоне обывателей. Томаш задал резонный вопрос:

– И где же они?

– Не сомневаюсь, что Стефан зашёл бы вместе с ними в библиотеку. Однако нам не повезло по дороге встретить твоего деда. А сын Шентвежа с детства побаивается Карло. Пришлось отправить их на улицу.

Томаш усмехнулся. Его дедушку побаивался не только Стефан, но и все, кто воспитывался при дворе Его Святейшества. Ключнику дворца было абсолютно плевать, насколько знатного рода пойманный им за шалостью сорванец. Немало он оттягал их за уши на своём веку. А если кто-то из подопечных жаловался на Карло Бенедеку, Шентвеж всегда становился на сторону слуги. А в довесок требовал всыпать воспитаннику от своего имени.

Он не успел ничего ответить. Дверь библиотеки оглушительно хлопнула, и оттуда со скоростью арбалетного болта вылетел Стефан с криком:

– Не бывать этому!!!

Томаш с Драгомиром, не сговариваясь, посмотрели на хранителя. Тот, казалось, вот-вот грохнется в обморок. Не давали ему упасть все пятеро его помощников, крепко обхватив старика. Каносер Тарницы не обратил на это никакого внимания. Он был готов воспламениться от переполнявшего его гнева, но держал зубы крепко сжатыми, пока хранителя не втащили в библиотеку.

– Что стряслось? – первым спросил у Стефана Драгомир.

Перед тем как ответить сын Его Святейшества разразился потоком брани.

– Он хочет отослать меня к дикарям! Желает, чтобы я нёс им истину Инвирита! – Кричал он, нисколько не смущаясь стоящих у двери гвардейцев. Зантийцы стояли так, словно рядом с ними ничего не происходит. – Я ему сотню раз говорил, что не хочу иметь ничего общего с каносами и верой, а он собирается назначить меня бискупом в валькавские земли! К дикарям! В их лачуги среди лесов и болот! – Стефан задохнулся от гнева.

– Я видел сегодня одного из них, – примирительным тоном начал Томаш. – По имени Наримунт Вайден. Он не выглядел, как дикарь, скорее наоборот. Люди его рода давно приняли Инвирита в сердца. От него мы узнали о жестокостях ордена красных мечей…

– Иногда мне кажется, – перебил его Стефан, – что ты метишь на место моего отца, после его смерти. В ком угодно ты стремишься отыскать что-то хорошее, даже в… – он замолчал, заметив, как изменилось лицо Томаша, и как сжался его огромный кулак.

– А как же Бодрис? – вмешался Драгомир.

– Твой дикарь уже долго живёт среди нормальных людей. И всё равно хорошо видно, откуда он.

– Ты говорил о жестокостях ордена, Томаш? Да если Бенедек отправит Стефана бискупом к валькавцам, то их вождь очень быстро попросит забрать его обратно и вернуть Кенетеша с его сворой, – не остался в долгу Драгомир, рассмеявшись.

Томаш присоединился к нему. Стефан злобно зыркнул на них.

– Заткнитесь оба. – По-змеиному прошипел каносер Тарницы. – Не то….

Это вызвало только новый взрыв хохота. Они вместе росли, слишком давно и слишком хорошо друг друга знали, чтобы серьёзно отнестись к любой угрозе Стефана в их адрес. Сын Его Святейшества ждал несколько секунд, но его терпение быстро лопнуло:

– Хватит ржать! – скомандовал он, а в голосе его прозвучали нотки, заставившие смех умолкнуть. В наступившей тишине Стефан предложил. – Нужно расслабиться. Пойдём в бордель «У русалки».

Драгомир согласился, а Томаш развёл руками:

– Я остаюсь охранять твоего отца.

– Думаю, гвардейцы сумеют справиться со стариком и пятью невооружёнными юнцами без твоей помощи. – Ответил ему каносер Тарницы, уже взяв себя в руки.

– Служба, – покачал головой Томаш.

– Ладно, – легко согласился Стефан, – только потом не жалуйся, что тебя не приглашали.

Они обнялись на прощание.

Глава 5

Марта Тачак, хозяйка борделя «У русалки» встретила Драгомира и Стефана искренней улыбкой, быстро исчезнувшей, когда следом за ними вошли Бодрис и Кайдум. Сын Его Святейшества не обратил внимания на эту перемену в настроении. Он уверенным шагом прошёл внутрь, щедро раздавая работницам шлепки и взгляды.

– Чего хмуришься, Марта? Не рада нас видеть? Я вот скучал по тебе и твоим девочкам.

– Так что тебе мешало зайти? – холодно ответила хозяйка. – Сам знаешь – мои двери всегда открыты для дорогого гостя.

– Дела, дела. Некогда тратить время на развлечения, – глубокомысленно изрёк Стефан. А Драгомир задумался над вопросом, где тот пропадал? Каносер Тарницы исчез из Каарманта месяца полтора назад, после чего от него не было никаких известий. Ровно до того момента, пока сегодня он не свалился, словно снег на голову.

– Знаю я твои дела, Стефан. – Отмахнулась от него Марта, – Привет, Драгомир. Ты не мог выбрать сопровождение поприличнее?

Бодрис и Кайдум, даже если слышали её вопрос, притворились глухими. Драгомир развёл руками:

– Не я выбирал. – Марта злобно покосилась на Стефана, тот же с невинным видом рассматривал прелести подошедшей к нему девушки. – Брось ты это, они же не доставят никакого беспокойства.

– Да знаю я. Но ты ведь тоже знаешь, что они пугают девушек и некоторых посетителей. – Она сделала паузу. Продолжила, взглянув на валькавца с мансуром. – И меня тоже. Особенно кочевник. Этот его глаз… Убери от неё руки! Сначала плати, потом развлекайся, – последние слова она адресовала Стефану, уже запустившему ладони под лёгкое платье проститутки.

– Так, а долго мы будем в дверях стоять? – с насмешкой спросил сын Его Святейшества. – Драгомир, я передумал. Уходим отсюда. Проведём вечер где-нибудь, где более приветливы с посетителями.

Он развернулся, чтобы уйти. Драгомир, зная, что это всего лишь игра не пошевелился. Марта, приняв позу радушной хозяйки, произнесла с саркахмом:

– Чего желает благородный пан? Сначала поесть и выпить или сразу отправиться наверх?

Стефан сделал ещё несколько шагов к выходу, прежде че остановиться. Потом сказал, резко обернувшись:

– Так бы сразу. А то я вообще удивляюсь, как к тебе кто-то ещё ходит. Но у меня есть условие, моим друзьям не будет ни в чём отказано, – расплывшись в самой обаятельной из имевшихся у него улыбок, Стефан указал рукой на Кайдума и Бодриса, всё ещё топтавшихся около входной двери.

Лицо Марты помрачнело. Было видно, что ей непросто произнести эти слова. Наконец она поборола себя:

– Хорошо. Проходите.

– Веселей, хозяйка! – Стефан хотел прикоснуться к ней, но напоролся на ледяной взгляд её карих глаз. – Мы будем на нашем месте.

Драгомира всегда удивляло, как эта миниатюрная молодая девушка умудрялась ставить на место зарвавшихся мужчин. Он всегда поражался её храбрости. Она не видела разницы ни в статусе посетителя, ни в его размерах – если кто-то нарушал правила, установленные в её заведении, то всегда покидал его. Иногда навсегда. А бордель «У русалки», расположенный у самых вод Ленты, считался одним из лучших не только на «простой» стороне Каарманта. Конечно, всегда на помощь Марте были готовы прийти два вышибалы, следившие за порядком. Однако такие случаи были редки. Обычно хватало её острого языка и безудержного напора.

Они прошли внутрь. Зал был почти полон. Мужчины за столами ели, пили и разглядывали разносивших угощения девушек в лёгких полупрозрачных платьях с мешочками на шеях. Иногда кто-то вставал, подходил к работнице и, бросив в мешочек монеты, отправлялся с избранницей наверх. Их столик в дальнем углу рядом с окном, выходящим на реку, был свободен. Почти сразу же после того, как все четверо уселись, девушка, заинтересовавшая Стефана на входе, поставила перед ними пиво и тарелку с утопенцами. На этот раз сын Его Святейшества не обратил на неё внимания. Драгомир, проследив за его взглядом, увидел, что друг не отрывает глаз от Марты.

– Эй, – окликнул он Стефана. Когда тот не отреагировал – дёрнул его за плечо.

– Что такое? – каносер Тарницы от неожиданности начал озираться по сторонам.

– Пиво пить будем? – спросил у него Драгомир, поднимая кубок на уровень глаз. Когда остальные последовали его примеру, он произнёс тост, – За здравие Его Святейшества. Да даст Инвирит ему долгие лета!

Когда уже неполные кубки вернулись на стол, Стефан снова начал смотреть в сторону Марты. Мечтательно, будто находясь в полудрёме, сказал:

– Какая женщина… Повезло же здоровяку….

Для Драгомира не было секретом, что Стефан давно мечтает хотя бы об одной ночи с хозяйкой борделя. Но на пути к цели ему мешали ровно два препятствия. Первое – нежелание Марты дать ему шанс. А второе звали Томаш Такеди.

– Почему она выбрала именно его, Драгомир? – с отчаянием произнёс Стефан.

– Потому что он, в отличие от нас с тобой, скала. На него всегда можно опереться и за ним спрятаться от бед, а мы слишком ненадёжны…

Объект их беседы неожиданно оказался рядом, что Драгомир не договорил. Марта была чем-то недовольна.

– Вирил, я совсем забыла. Эльза сказала, что ты отказался от её услуг. Почему?

Драгомир уже и думать забыл о проститутке, но поспешил стать на её защиту:

– Она всё делала хорошо. Просто я понял, что сейчас мне это не нужно.

– Понятно, – глубокомысленно ответила Марта Тачак. – Подобрать другую?

– Нет. Спасибо. Мне сейчас не до этого.

Хозяйка ушла, не ответив на его слова. Стефан же удивлённо смотрел на Драгомира.

– Ты приходишь в бордель и говоришь, что тебе «не до этого?»

– А я здесь просто составить тебе компанию, – усмехнулся Драгомир.

– И ты ещё говоришь, что ненадёжен? Где ещё найти такого олуха, что много лет хранит верность давно вышедшей замуж женщине.

– Про верность громко сказано… – попытался возразить Драгомир, но Стефан его перебил.

– А как ещё сказать? Ты не видел её много лет. Она же уже разродилась целым выводком маленьких Карантичей, сколько их там, пятеро? Скорее всего она уже располнела, подурнела, а от её красоты осталось меньше, чем ничего. – Он рассмеялся, – Бодрис, Кайдум, скорее прячьте всё острое. Видел бы ты сейчас собственное лицо. – Стефан вернулся к началу разговора. – Ты меня не понял. Если бы она выбрала тебя, к примеру, лучше бы не стало.

– Я даже не участвовал в борьбе за сердце Марты, – хмуро напомнил Драгомир. Он подавил в себе желание съездить кулаком по красивому лицу сына Его Святейшества. Бодрис и Кайдум молча потягивали пиво. Казалось, к разговору они не прислушиваются. Всё их внимание было занято разглядыванием ходящих вокруг красоток в полупрозрачных платьях.

– Неважно. Почему из армии кавалеров, за ней ухлёстывавших, она выбрала именно моего друга? Будь это кто другой, я бы с ним боролся, а так – не могу.

– Так может, она выбрала Томаша из-за того, что он один за ней не ухлёстывал? Если послушать тебя, Стефан, можно подумать, что ты готов жениться на Марте.

– А может быть и готов, – с вызовом ответил друг. – Может я так же как ты: бегаю за юбками из-за разбитого сердца.

– Не смеши меня. В конце концов, твой отец не позволил бы этому произойти.

– Тебе напомнить, кем была моя матушка? – мгновенно парировал Стефан, – Простолюдинка из простолюдинок. И это совсем не мешало батюшке жить с ней до самой её смерти.

– Может быть разница в том, – Драгомир подождал, пока подошедшая девушка дольёт пиво в опустевшие кубки. – Что ты – сын Его Святейшества. А он был сыном бедного секравского шляхтича?

Стефан махнул рукой, показывая, что дальнейший спор не имеет смысла. Драгомир решил сменить тему.

– Ты так и не рассказал, как прошёл по городу в сопровождении моих людей?

– О, это было великолепно, да ребята? – Бодрис и Кайдум кивнули, – На нас оборачивались, как на чудо. Когда весть дойдёт до отца, он будет в ярости. Я прямо сейчас вижу его раскрасневшееся от гнева лицо и слышу вопли: «Ты позор семьи!!!» Хотя, чего я тебе рассказываю. Ты помнишь, как он отреагировал на твою просьбу. И, кстати, готовься. Отец точно узнает, что это были за язычники, так что порция его ярости перепадёт и тебе.

Драгомир хорошо помнил, как отреагировал Бенедек III, когда он попросил освободить из темницы Каарманта Бодриса и Кайдума. Им тогда обоим грозила виселица. Бодрису за браконьерство в лесах, принадлежащих Его Святейшеству. Кайдум был захвачен во время налёта мансурцев витязями ордена Чёрных щитов. Его, вместе с несколькими другими пленниками отправили в Каармант, чтобы развлечь местных жителей казнями. Драгомир, собиравший тогда «убогую свиту» попросил помиловать одного из налётчиков. Шентвеж, в ответ на просьбу, рвал и метал. В какой-то момент ему показалось, что он скорее взойдёт к петле вместе с кочевниками, чем дарует одному из них свободу. Так был велик гнев Его Святейшества. Спасло Драгомира от этой участи только заступничество Давида Катени, старшего брата Стефана.

– И ты удивляешься, почему Шентвеж пытается отослать тебя подальше от Каарманта?

– Я не удивляюсь. Но не в Валькавские земли же. Кто-то по своей воле и в здравом уме согласен туда ехать, вообще? Эй, Бодрис, ты хочешь вернуться в Валькавские земли?

– Нет. – Ответил тот, а потом добавил. – Куда Драгомир, туда я. – Говорил он медленно, так что Стефан успел несколько раз перевести непонимающий взгляд с Бодриса на Драгомира и обратно.

– Что ты не договариваешь, Вирил?

– Через несколько дней пройдёт малый сейм.

– Я слышал.

– Твой отец сообщил, что мне вскоре предстоит куда-то уехать из Каарманта. А так как в этот момент вокруг него лежала гора книг и свитков о язычниках, то я сделал очевидный вывод. Так, что не переживай. В валькавских лесах и болотах тебя ждёт хорошая компания. И да, – пан Вирил обратился к валькавцу, поразмыслил и решил, что тебе лучше остаться в Каарманте. – Бодрис благодарно кивнул.

Теперь Стефан переждал, пока им доливали пиво. Тон его впервые за вечер стал серьёзным.

– Да не в этом дело, Драгомир. Не хочу я тратить жизнь на то, чтобы нести людям истину Инвирита. Не желаю быть ни каносером, ни обычным, ни верховным, ни Шентвежем. Ты ведь знаешь, я сразу засыпаю, стоит мне начать читать какой-нибудь духовный труд.

– Та ещё тягомотина, – согласился Драгомир. А сын Его Святейшества продолжал:

– Я уже несколько лет старательно избегаю обязанностей каносера Тарницы. Благо, у меня там есть хороший помощник. Он делает всю работу, я за это позволяю ему брать из казны на собственные нужды.

Драгомир слышал такие речи уже не впервые. Вот только по решению Бенедека III войска Шентвежа возглавлял старший сын – Давид.

– Вы кого-нибудь выбрали? – вместо ответа обратился он к своим людям, чтобы отделаться от набившей оскомину темы.

– Да, – сказал Кайдум. Бодрис просто кивнул.

– А деньги у вас есть?

– Нет, – сообщил мансурец. Валькавец покачал головой.