Каждый из них сидит за своей запертой дверью. Они не вместе. Но будут вместе, позднее. Так бывало всегда.
Если не думать временем и не считать его.
Если сейчас – это тогда, а тогда – это сейчас.
— Лео?
— Да?
Младший брат осёкся, прижимая трубку к губам, пытаясь сказать то, что столько раз говорили ему.
— Лео... Ты... Мы пройдём прямо сквозь них.
На расстоянии пятисот километров.
— Верно, Лео?
И в той же комнате.
— Да. Прямо сквозь них, Винсент.
— Я должен был быть там.
— Нет, братишка... Не должен.
Лео видит, как папа проходит через кухню на балкон, перегибается через перила. Мама трёт руками глаза, идёт в ванную, закрывает дверь и включает воду. Феликс идёт за ней, старается догнать, стучит в дверь, хочет войти. А Винсент бежит к себе в комнату, к мячикам-бомбам, и громко рыдает, бросая их.
Всё в движении, ничто не стоит на месте.
Кроме Лео.
Только он один стоит, не поднимает руки, не кричит, не плачет.
Теперь он знает.
Что папа дрожит в квартире, которая стала меньше. Но на сей раз и изнутри, и снаружи.
Фарфоровый ангел с облезлыми крыльями и чёртова уйма пластмассовых гномов, думал Лео. Ведь это всего-навсего дата. Такая же, как 25 ноября или 25 октября. Может, ей просто нужна какая-то опора, чтобы держаться за неё в потоке времени: канун Нового года, Пасха, Праздник середины лета и прочие даты. Кто-то принял такое решение, использовал календарь как инструмент, контролирующий человеческие жизни. На самом деле значение имеет только то, что ты решал сам.
Голос старшего брата в голове у младшего, он всегда там был. Теперь Лео поднёс руку к воротнику, прикрыл микрофон, потом наклонился, другой рукой отодвинул наушник Винсента.
— Винсент?
И прошептал:
— Ты же знаешь, я тебя люблю.
И снова повернулся к банку.
Лео открыл стеклянную дверь банка, Винсент вошёл следом. Я тебя люблю. Так только мама говорила. Они прошли через узкий тамбур, сверху задувал горячий воздух, а он гадал, что Лео имел в виду на самом деле. Старался успокоить младшего брата, чтобы тот шагал, как взрослый. Или, может, они вправду умрут, Лео знал, только не знал, как об этом сказать.
<...>
— Лео?
— Что?
Винсенту тоже хотелось ему сказать. Но ощущение было такое странное. Он никогда такого не говорил.
— Просто чтоб ты знал...
— Что?
Произнести было так трудно, слова могли прозвучать фальшиво или искусственно, хотя и были искренними.
— Я тоже тебя люблю.
— Я думаю о тебе каждый день.
— Я о тебе не думаю никогда.Я думаю о тебе каждый день.
Он попросил её уйти. Решил, что она подобралась к нему чересчур близко, и в тот миг сила была целиком на его стороне. Но он не догадывался, что десять лет спустя, в алюминиевой лодке, лишится этой силы, Санна унесёт её с собой, а в нём останется только пустота.
Я о тебе не думаю никогда.