Читать книгу: «Лето, когда ты была невестой», страница 2
– Такие ямы делались как раз с этой целью. Чтобы зверь не смог из неё выбраться.
– И что же теперь будет с медвежонком? Он погибнет там? А мать? Подожди, останови коня!
Брегир не обращал внимания на её вопросы, и Сольгерд попыталась отобрать у него поводья или хотя бы соскочить с седла. Не вышло ни того, ни другого.
– Брегир! – воскликнула она, в бессильном возмущении пихнув его кулачком в плечо.
– Что? Что ты от меня хочешь?
– Разве мы им не поможем?
– Кому – диким медведям?!
– Матери и малышу, попавшим в беду! Брегир, мы не можем их бросить!
Он закатил глаза и тяжко вздохнул.
– И как ты это себе представляешь? Мать задерёт нас раньше, чем я успею спуститься в яму.
– Не задерёт! Ей нужна помощь, и если она поймёт, что мы можем ей помочь…
– Это медведь, Сольгерд! Он, представь себе, не знает, что есть на завтрак глупых цесаревен неприлично!
Сольгерд обиженно надулась и замолкла, но ненадолго.
– У моего отца были волкодавы. Огромные свирепые псы. Мне запрещали даже близко подходить к псарне, но я сбегала от нянек и подолгу пряталась среди своих мохнатых друзей. Однажды один из них заболел. Он никого не подпускал к себе, огрызался, не брал еду, и никто из псарей не смог дать ему лекарство. А у меня получилось. Они же всё понимают и чувствуют! Нужно просто уметь с ними разговаривать.
– Это не собака, это медведь.
– И что? Он чем-то хуже? Не заслужил помощи? Поставь себя на его место – хорошо ли?
Брегир резко натянул поводья, остановил лошадь и развернул Сольгерд за плечи, заглянув в её глаза.
– Даже если ты – великая заклинательница медведей и способна уговорить любого из них на что угодно… – Он запнулся, сбился с мысли, тяжело вздохнул. – Пойми, медведь – опасный и непредсказуемый зверь. Я не смогу защитить тебя, когда полезу в яму, а ты останешься там, с ним. Я не буду так рисковать.
– И не надо! – воодушевилась Сольгерд, почувствовав, что Брегир дал слабину в их споре. – Ты спустишь меня в яму на верёвке, я привяжу к ней медвежонка, и ты вытащишь его наверх. А потом и меня. Что скажешь?
То, что сейчас хотелось сказать Брегиру, произносить при девушках не стоило. Поэтому он промолчал.
– Пожалуйста, позволь мне попробовать поговорить с ней! Ну пожалуйста! – не отставала Сольгерд. – Обещаю, мы бросим эту затею, если медведица будет угрожать нам. Но она просит о помощи, ты же её слышал! Неужели ты сможешь вот так просто уехать? И потом спокойно спать? Я – нет!
– Ладно, – сдался Брегир, мысленно проклиная себя, старую Келлехерд, упрямую цесаревну и этих, леший их дери, медведей. – Но медведица должна уйти с поляны, иначе мы не будем доставать медвежонка.
Вернувшись, они нашли медведицу на прежнем месте. Она поднялась на задние лапы по ту сторону поляны. Сольгерд сделала осторожный шаг из-под деревьев, Брегир, обнажив меч, держался чуть впереди. Медведица внимательно на них смотрела.
– Может, ты уберёшь меч, он её пугает! – прошептала Сольгерд, но Брегир ей даже не ответил.
Ещё шаг. И ещё. Медведица по-прежнему смотрит, стоя на задних лапах.
– Здравствуй! Меня зовут Сольгерд, – заговорила цесаревна тихим, баюкающим голосом, – а это – Брегир. Он хороший, ты не смотри, что такой грозный. – Ещё три медленных шага. – Мы хотим тебе помочь. Твой малыш попал в беду, да? Он упал в яму и не может выбраться. А у тебя не получается помочь ему.
Ещё несколько шагов.
– Сольгерд, слишком близко! – едва слышно прошептал Брегир.
– Ш-ш-ш, – отозвалась она, не отрывая взгляд от медведя. – У тебя не получается, потому что нет верёвки. А у нас она есть.
Медведица медленно опустилась на все четыре лапы, цесаревна сделала ещё шаг и оказалась на краю охотничьей ямы, медведица на противоположной стороне тихонько заворчала, и со дна ловушки ей ответил медвежонок.
– Сольгерд, отойди от края!
– У нас есть верёвка, и мы можем вытащить твоего малыша. Позволь нам помочь, хорошо? Отойди, пожалуйста, подальше.
Медведица беспокойно заходила из стороны в сторону по краю ямы. Сольгерд продолжала убеждать её уйти к деревьям, но та лишь отошла на пару шагов.
– Всё, Сольгерд, ты попробовала. Не получилось. Мы уходим.
И тут земля под ногами цесаревны осыпалась, и та скатилась на дно ловушки. Медведица и Брегир одновременно бросились к яме, каждый со своей стороны.
– Сольгерд?
– Всё хорошо, – отозвалась та.
Её голос был слишком весёлым и довольным, чтобы поверить в случайность падения.
– Раз уж я всё равно здесь, кидай верёвку, я привяжу медвежонка!
Проклятая цесаревна! Брегир с облегчением перевёл дух, не понимая, злится он на неё или рад, что она не пострадала. Он осмотрелся в поисках медведицы. Из-за ближайшей к поляне ёлки робко торчал медвежий нос. Она ушла, как её и просили, и смиренно ждала, когда помогут её малышу.
***
Небо в просвете листьев тронули ранние сумерки.
Сольгерд пробиралась сквозь кусты в поиске наиболее уединённого места, оставив Брегира ждать её у лошади и, конечно, не придав значения его запрету уходить далеко. Да и вовсе не далеко это! Отодвинув очередную пышную ветку, она вдруг увидела маленький огонёк, похожий на светлячка, маячивший так близко от неё, что можно было поймать рукой, если изловчиться. Следом появился ещё один. И ещё.
– Лесные огни, – прозвучал в голове голос старой Келлехерд, – так лесной принц выбирает себе суженую. Находит девушку, особенную, самую лучшую, в которую влюбляется без памяти.
– Влюбляется… – едва слышно выдохнула Сольгерд.
– И посылает ей лесные огни. Если она пойдёт за ними, окажется в его царстве и станет королевой.
– А потом что?
– А потом будет самой счастливой на свете.
– Самой счастливой…
– Конечно, ведь она – жена лесного принца, который многим лучше человеческих мужчин!
– Многим лучше…
– Особенно Таерина, который тебя никогда не полюбит.
– Никогда…
– Ведь ты бледна и чересчур худа, а разве такие нравятся местным королевичам? Разве ты не хочешь быть особенной для своего избранника? Самой прекрасной, самой любимой?
– Любимой…
– Смотри, лесной принц уже полюбил тебя, он выбрал тебя, а не союз, выгодный его королевству.
– Меня…
– Так иди же к нему, иди скорее, и будь счастлива!
– Сольгерд! Стой, Сольгерд! – словно из-под толщи воды донёсся ещё один, смутно знакомый голос. – Проклятая цесаревна!
– Не слушай. Твой охранник – простой человек, он ничего не понимает, он не знает, как хорошо тебе будет в царстве лесного принца. Иди, дитятко, не оборачивайся!
– Сольгерд! Посмотри на меня, Сольгерд!
– Ещё шаг, ещё чуть-чуть осталось, дитятко, давай же!
– Сольгерд! Дрянная девка, не слушай их!
А дальше следовало такое выражение, что цесаревну будто кипятком ошпарило от возмущения, она попыталась резко обернуться на кричавшего ей в спину Брегира и поняла, что не может пошевелиться. Лесные огни, за которыми она шла, мигнули и погасли, и Сольгерд обнаружила себя по грудь в трясине, так обманчиво похожей на лесную поляну. Волна паники захлестнула её с головой, и Сольгерд не смогла даже закричать.
– Не двигайся, я тебя вытащу!
Голос Брегира был совсем близко. По плечу хлестнула верёвка, завязанная на конце петлёй.
– Просунь одну руку в петлю и держись обеими руками за верёвку очень крепко, поняла? Готова? Пошёл!
Сольгерд умудрилась зайти слишком далеко. Брегиру пришлось подползти поближе, чтобы добросить до неё конец верёвки. Другой верёвкой он был привязан к оставленному на безопасном расстоянии от трясины коню, который и вытащил их обоих из топи.
Вся грязная и насквозь промокшая, Сольгерд повалилась на твёрдую землю, захлёбываясь рыданиями. От холода и пережитого ужаса её била крупная дрожь. Брегир, мрачный, как ночная чаща, стоял рядом, опустив голову и уперев руки в бёдра.
– Прости меня, пожалуйста! – пролепетала цесаревна, подняв на него мокрые глаза со слипшимися стрелочками ресниц.
Пытаясь утереть слёзы, она лишь размазала по лицу болотную грязь. – Прости меня, пожалуйста, я так виновата! – и она заплакала ещё горше, даже не пытаясь оправдаться.
И что-то будто надломилось у Брегира в груди, и злость его на цесаревну сдуло, словно дым от курительной трубки. Он знал, как умеют заманивать в трясину болотные огни, и противостоять им способен далеко не каждый. Особенно, если не готов столкнуться с подобным. Сам виноват, нужно было пройти с ней, убедиться в безопасности и только потом оставить. Он протянул ей руку.
– Пойдём, нам нужно найти ручей. И развести костёр.
К тому времени, как они добрались до ручья, уже стемнело. Болотная грязь коркой засыхала на платье, волосах и коже и напоминала ощущения от бесстыдного и хищного взгляда Рейслава. Сольгерд так сильно хотела отмыться от этого мерзкого чувства, что её не смутила даже студёная ручейная вода.
Ручей оказался маленькой речкой шириной в несколько шагов и глубиной по пояс. Брегир проверил дно, оставил на траве свой плащ:
– Наденешь, когда искупаешься. И ни шагу в сторону, закончишь – сразу к костру!
Сольгерд кивнула и ступила в воду прямо в платье, сбросив лишь туфли.
– Ты в одежде собираешься мыться? – осведомился Брегир.
Сольгерд обернулась и посмотрела на него таким жалобным взглядом, что он даже не рискнул над ней подшучивать: всё ясно, по цесарскому этикету не положено. По цесарскому этикету, твёрдо вколоченному в её голову няньками и старыми девами, что занимались её воспитанием, она должна была умереть от стыда ещё вчера. Или хотя бы упасть в обморок.
– Я буду разводить костёр. За кругом костра – чернота, ничего не видно, – устало бросил он и отошёл в сторону.
Сольгерд поймала себя на том, что уверена: Брегир не сделает ничего предосудительного, но она была туго спелёнута строгостями и запретами, в которых её растили. Нянюшки осудили бы и её доверие, и, тем более, поведение.
Помявшись немного на мелководье, Сольгерд заключила договор с собственными страхами: она зашла в реку, присела по шею, и только тогда решилась снять платье. И сто раз об этом пожалела: выпутываться из ткани в воде оказалось гораздо сложнее и дольше, чем на суше, и девушка успела замёрзнуть, избавляясь от наряда.
Отмывшись от болотной грязи и неумело прополоскав платье, она на цыпочках просеменила к оставленному плащу и завернулась в тёплую ткань. Плащ пах Брегиром: лесом, костром, железными монетками и чем-то похожим на медвежью шкуру, которая лежала дома перед креслом отца.
До подбородка закутавшись в плащ, Сольгерд села к костру. Хотела протянуть ладони к огню, но испугалась, что ткань может соскользнуть с её голых плеч, а она не успеет её подхватить. Брегир протянул ей флягу с вином и порцию лепёшек, а потом высыпал что-то ей на колени. По яркому, солнечному запаху Сольгерд сразу узнала дикую малину.
– Где ты её взял? – восторженно выдохнула она.
Брегир лениво улыбнулся и неопределённо кивнул на кусты позади себя. Глаза Сольгерд светились искренним изумлением и благодарностью, и сердце Брегира, поросшее за эти годы репьём да лебедой так густо, что он сам уже начал сомневаться в его существовании, согрелось волной тепла и… нежности.
Сольгерд, пригревшись под плащом и разомлев от вина, свернулась калачиком, положила под щёку ещё хранящую малиновый запах ладонь и очень быстро уснула. Ей снились лесные поляны, полные ягод, и большие звери, чутко дремавшие у её ног. Их мохнатые белые головы доверчиво покоились на её коленях. А по ту сторону костра Брегир следил задумчивым взглядом за причудливым танцем огненных отблесков на изгибах её чёрных, как ночное небо, локонов.
***
– К ночи мы будем на границе королевств, – сказал Брегир около полудня. – Лес закончится, и полдня пути будут поля и деревни, их там слишком много, чтобы обойти, не встретив людей. Сегодня праздник Вершины лета, жители будут всю ночь веселиться, поэтому мы заночуем в лесу, а на рассвете, когда они разбредутся по домам, продолжим путь. Если до полудня достигнем Большого Бора, к утру будем в замке принца Таерина.
Сольгерд непроизвольно поёжилась: из-за всех приключений, свалившихся на её голову, она даже не думала о том, что станет, когда они наконец достигнут цели своего путешествия. Ей казалось, что путь окажется бесконечно долгим, и рядом всегда будет спокойный и сосредоточенный Брегир. Уставший и молчаливый, хмурый, словно ноябрьские сумерки, он сможет защитить её от любых опасностей.
А потом перед её внутренним взором предстал принц и неизбежное замужество. Цесаревна не знала, как он выглядит, но воображение рисовало образ малопривлекательный и удручающий. А ведь ей с ним жить всю оставшуюся жизнь! Ей придётся терпеть его прикосновения, делить с ним ложе! Сольгерд вздрогнула всем телом от омерзения. Остаток дневного перехода она молчала, угнетённая невесёлыми мыслями.
На ночной привал им пришлось остановиться раньше, чем обычно: из-за деревьев доносились громкие голоса и звонкий смех. Деревенские девки и парни складывали на лесной поляне большой костёр и готовились плясать вокруг него всю ночь. Они бы не пошли слишком глубоко в лес, значит, деревня была поблизости, и там, конечно же, тоже собирались праздновать, но уже люди постарше да малые дети. Путникам следовало переждать на безопасном расстоянии. Наверняка Рейслав позаботился, чтобы о похищении цесаревны знала каждая гусеница на капустном листе, и их могли узнать.
Ночь была ясная и тёплая, лёгкий ветерок доносил до Сольгерд музыку и обрывки весёлых выкриков с далёкой поляны. Сегодня ей не спалось.
– Можно я посмотрю? Ну одним глазком? Брегир? Можно?
Она никогда не видела деревенских праздников. То, что происходило во дворце, праздниками назвать было сложно. Во всяком случае – Брегиру. Он помнил тяжёлые и душные туалеты дам, мужчин, утянутых в узкие камзолы, церемонные реверансы, натянутые улыбки, строгие правила за столом. Вычурные танцы, па которых были столь сложны и витиеваты, что вряд ли могли доставить напыщенным танцорам удовольствие.
То ли дело – весёлые крестьянские застолья и пляски у костра под скрипку, где никто не буравит тебя взглядом в надежде уловить неправильный наклон головы или изгиб руки. А дальше – дальше для неё будет всё точно так же, только придирчивого внимания будет больше, чем в отчем доме, а любви – меньше. Брегир мрачно вздохнул: это была негодная мысль, но… За кругом костра темно и ничего не видно. Особенно если тебя скрывают деревья.
***
– Какие странные у них танцы! – с восторгом прошептала Сольгерд, выглядывая из-за молодой еловой поросли. – Во дворце танцоры только и могут коснуться кончиков пальцев друг друга на расстоянии двух вытянутых рук, а тут они стоят почти вплотную! А таких быстрых хороводов у нас совсем не бывает, – цесаревна хихикнула, – нянюшки бы сказали, что это непристойно!
Молодые парни и девки, взявшись за руки, водили хоровод вокруг костра под весёлую мелодию двух скрипачей. У некоторых на щиколотках или подолах были привязаны бубенчики, вызванивающие ритм танца. А когда скрипачи играли протяжную песню, танцующие разбивались на пары, девушки опускали руки на плечи парням, а парни поддерживали их за талию и кружили, кружили!..
– Зато шаги совсем простые, – заметила Сольгерд. – Раз-два-три, четыре! – Она с лёгкостью повторила движение танцующих и тихонько рассмеялась. – А ты умеешь танцевать?
Брегир сидел, привалившись спиной к вековому дереву, положив локти на согнутые колени. Посасывая травинку, он подумал, что не стоило сегодня давать цесаревне вина на ужин – ночь-то тёплая, и так не замёрзла бы.
– Когда-то умел, – неохотно отозвался он.
– Вот так? – кивнула она на освещённую костром поляну.
– Вот так, – согласился он.
– Брегир, – позвала Сольгерд, подойдя чуть ближе, – потанцуй со мной. Пожалуйста!
Кто-нибудь из её воспитательниц сказал бы на это, что она совсем стыд потеряла. Но сейчас их мнение для Сольгерд стало вдруг смешным и неважным. За последние пару недель она лишилась всего: отца, дома, королевства, надежд на счастливое будущее… И сейчас ей хотелось танцевать. Вот так, как эти простые и счастливые люди, хотя бы один раз в жизни. Голова немножко кружилась от выпитого вина и пронзительных запахов летней ночи, Брегир смотрел на неё молча и как-то странно, но когда она умоляюще потянула его за рукав, и он будто бы нехотя поднялся с земли, она поняла: он не откажет.
Это было слишком глупо и неуместно даже для неё, а уж для него – и подавно. Но Сольгерд впервые казалась счастливой и одновременно ранимой, а Брегир не нашёл повода отказать ей так, чтобы не обидеть. Он поднялся на ноги и старался не думать, что уступает лишь потому, что хочет её порадовать. Он просто не нашёл подходящего предлога для отказа.
Скрипка заиграла красивую печальную мелодию, и Сольгерд на миг стушевалась, но потом шагнула ближе и положила руки Брегиру на плечи.
Они танцевали, и Сольгерд всё ближе льнула к нему, сама этого не замечая. На душе было нестерпимо грустно и сладко одновременно. Странно, что именно в каких-то страшных обстоятельствах случаются наиболее счастливые моменты. А может, именно такие обстоятельства и учат ценить даже самое маленькое счастье?
Сердце Сольгерд сжималось от боли потерь недавнего прошлого и ужаса перед грядущим, но сейчас, в эту самую секунду, она была счастлива. Так счастлива, как никогда раньше. Она прильнула к Брегиру и положила голову ему на плечо.
– Я не хочу быть его женой, – прошептала она.
Брегир вздохнул, ему нечем было её утешить.
– Я знаю, у меня нет выбора, но… может, он сам не захочет жениться на мне? Он принц, может выбрать любую. Зачем ему некрасивая жена?
Брегир не сразу понял, что она имеет в виду. Ну конечно! Опять нянюшки, причитавшие из-за непохожести черноволосой, белокожей, изящной девочки с изумрудными глазами на привычных голубоглазых светлокудрых красавиц с пышными формами. Глусун задери этих старых дурёх!
– У него будет самая красивая жена, и он поймёт это, как только тебя увидит, – сказал он, но цесаревна этого словно не услышала.
– Отец всегда говорил мне, что я смогу выбрать того, кого полюблю, – продолжила Сольгерд. – А теперь мне придётся полюбить того, кто выбрал меня. А если я не смогу?
– Сможешь, – чуть помолчав, мягко сказал Брегир. – О нём говорят много хорошего. И он вроде бы недурён собой…
Он хотел успокоить Сольгерд, сказать, что всё будет хорошо. Но не вымолвил больше ни слова. Потому что не смог убедить в этом даже себя. Он держал её в кольце своих рук, вдыхал русалочий аромат её волос, и в груди щемило желание прикоснуться к ним губами.
– Ты… такой хороший, – произнесла Сольгерд, – откидывая голову, чтобы поймать его взгляд.
Брегир отстранился и убрал её руки со своих плеч, непроизвольно задержав тонкие холодные пальцы в своих ладонях дольше, чем следовало.
– Ты меня не знаешь, – ответил он как можно жёстче, чтобы она не услышала сквозящую в его голосе горечь, и зашагал прочь, к месту их ночлега.
***
Перед самым рассветом его разбудил треск сухих сучьев. Брегир пошёл проверить, не забрёл ли кто к месту их ночлега, но никого не заметил. Зато нашёл несколько грибов. Он прошёл мимо, не обратив на них внимания, но вдруг подумал, что цесаревна уже несколько дней питается только чёрствыми лепёшками. И вернулся.
Сольгерд проснулась от чудесного аппетитного запаха. Рассвет уже разливал свой мёд по небу и верхушкам деревьев, а Брегир, сидя перед костром, жарил нанизанные на прутики грибы.
Завтрак оказался гораздо вкуснее всех тех разносолов, которыми потчевали Сольгерд во дворце!
Брегир видел, как она радовалась, и нежность, с которой у него никак не получалось совладать, до боли сжимала его сердце.
Задумавшись, Брегир услышал их слишком поздно – пятерых деревенских парней, пробирающихся к их костру. Хвататься за лежащий неподалёку меч было бессмысленно – они явно не были искусны в бою и не представляли серьёзной угрозы, а Брегир не хотел никого убивать зря. Поэтому он даже не потрудился подняться на ноги и остался сидеть у костра.
Парни, румяные и плечистые, как пить дать – первые женихи на деревне, остановились на безопасном расстоянии. Может, и не думают ничего недоброго?
– Эй, ты! – окликнул один из них, самый нарядный, видимо, ещё не успевший переодеться в простое после праздничной ночи. – Мы знаем, кто ты!
Брегир окинул ребят скучающим взглядом: а нет, думают.
– Ты убивец, похитивший цесаревну от жениха!
Ребята медленно брали их в кольцо.
– За твою голову обещают золото! Много золота! Но мы тебя не тронем, если отпустишь цесаревну.
– Пусть идёт, я её не держу, – спокойно ответил Брегир.
Парни оторопело переглянулись, побледневшая Сольгерд уставилась на Брегира.
Он смотрел ей в глаза спокойно и уверенно, и в его взгляде красноречиво читалось: «Всё хорошо. Я с тобой. Не бойся».
– Эй, цесаревна, – робко позвал здоровый детина, вооружённый деревянной дубинкой, – пойдёмте с нами, цесаревна, мы вернём вас вашему любимому!
– Рейслав мне не любимый! – со всей твёрдостью, на какую была способна, ответила она, – он желал мне зла, а мой… телохранитель спас меня.
– Совсем запугал девушку, изверг, – шепнул третий, за поясом которого болтался кистень на кожаном ремне.
– Идите домой, – устало уронил Брегир, – не ввязывайтесь не в своё дело.
– Мы пойдём, – произнёс первый, – но цесаревна пойдёт с нами! – Двое парней направились к Сольгерд, а тот, что стоял позади Брегира, опустил на плечо воина ладонь. Он рассчитывал сдержать его, если тот решит перечить, но даже не успел сомкнуть пальцы. Брегир рывком дёрнул его за запястье вперёд, выбил дух ударом плеча в живот, и перебросил через плечо, уложив спиной в костёр. Парень пронзительно завопил, извиваясь в снопе искр и пепла.
Брегир вскочил на ноги, нырнул под замах дубинки и скрючил нападавшего на траве ударом в пах. Завизжала Сольгерд, которую схватил один из «защитников», а тот, что попал в костёр, наоборот, орать перестал, умудрившись снять с себя пылающую куртку.
Брегир пинком выбил нож из руки бросившегося на него заводилы, ударил его ребром ладони в горло, и парень сменил на траве очухавшегося от боли товарища, который подскочил на ноги. Он замахнулся дубинкой, но Брегир перехватил его руку и сокрушительным ударом вновь уложил его наземь, отобрав оружие.
Краем глаза воин увидел, что Сольгерд исхитрилась пнуть в колено того, который тащил её за руки, и вырвалась из захвата, но убежать не успела.
Брегир походя ударил подоспевшего обожжённого парня лбом в переносье, перешагнул через упавшее без чувств тело и с треском опустил дубинку на темечко одного из двоих, пытавшихся совладать с цесаревной. Оставшийся один на один с Брегиром парень выпустил Сольгерд, бросился на него, размахивая кистенём, но на полпути (видимо, оценив свои шансы) резко изменил направление, и, запустив в Брегира своим единственным оружием, дал дёру.
– Они живы? – спросила Сольгерд спустя некоторое время.
– Живы.
– Все?
– Все.
– Они думали, что спасают меня… Получается, они хотели помочь.
– Они хотели выставить себя героями перед родной деревней.
Лес закончился, и впереди, насколько хватало глаз, простирались зелёные поля, поросшие высокой травой. Справа тёмными нагромождениями виднелась деревня. Чтобы её объехать, они заложили заметный крюк.
Брегиру не давал покоя сбежавший парень. Остальным, чтобы добраться до деревни, понадобится немало времени, но тот уже мог донести гвардейцам. Деревня большая, в ней есть постоялый двор, который наверняка под присмотром людей Рейслава на случай появления там сбежавшей цесаревны. Пятеро гвардейцев – не пятеро деревенских хвастунов, их придётся перебить всех. А Брегир знал, чем это для него обернётся. Не надо было отпускать парня. Он погонял коня и то и дело оглядывался, ожидая увидеть погоню.
И он её увидел. Когда деревня осталась далеко позади, на горизонте появилась чёрная точка. Она росла слишком быстро, чтобы они успели уйти от преследователей на уставшем коне, который нёс двоих уже не первый день.
Брегир остановил лошадь у одиноко стоящего раскидистого дуба, спешился и снял цесаревну.
– Сольгерд, позади нас – гвардейцы Рейслава, – сказал он как можно спокойней и мягче, но она всё равно испугалась. – Ты должна уехать так далеко, как только сможешь.
– А ты? Я не смогу без тебя! – Сольгерд вцепилась в его рукав.
Он накрыл её холодные дрожащие пальцы своими ладонями, поднёс к губам, словно хотел согреть. Поймал её полный ужаса взгляд.
– Я не смогу тебя защитить только если буду мёртв, помнишь? А умирать я пока не собираюсь. Когда они поймают тебя (а они поймают), не сопротивляйся им. Я встречу вас на обратном пути, всё будет хорошо. Просто сейчас мне нужно немного времени.
Сольгерд сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться, и кивнула. Брегир подсадил её в седло и хлопнул коня по крупу.
Всадники летели стремительно, и неразборчивая точка очень быстро превратилась в шестерых гвардейцев. Брегир ждал их, укрывшись за деревом. Когда они поравнялись с дубом, воин метнул нож. Один из всадников вылетел из седла, захлёбываясь кровью из пронзённого горла, и лошадь ещё какое-то время тащила его за собой за застрявшую в стремени ногу. Остальные затормозили, но двое сразу же продолжили преследование, а трое, обнажив мечи, направили коней на Брегира.
Он подпустил их достаточно близко, а потом резко ушёл в сторону, рубанув мечом по ногам ближайшей лошади. Она рухнула, как подкошенная, подмяв под себя всадника и переломав ему кости. Остальные двое пролетели мимо. Развернув коней, они двинулись на воина уже осторожнее. Брегир сорвал с шеи плащ и бросил его в лицо ближайшему всаднику, тот инстинктивно отмахнулся мечом, на мгновение открывшись для удара, и завалился назад со вспоротым брюхом.
Второй всадник привстал в стременах и обрушил на Брегира меч. Брегир поймал удар на свой клинок и увёл по касательной, уйдя в сторону. Удар за ударом их мечи встречались друг с другом, но ни один не мог достать противника. Гвардеец уверенно теснил Брегира и, подняв коня на дыбы, сбил Брегира с ног ударом копыт. Треснувшее ребро обожгла боль, но он моментально откатился в сторону и точным ударом перерезал подпругу. Всадник слетел вместе с седлом; поцарапанная клинком лошадь метнулась прочь, поддав упавшему седоку задними копытами, а Брегир, вскочив на ноги, пригвоздил его мечом к земле.
Спустя несколько тяжёлых вдохов, отдававшихся тупой болью в рёбрах, Брегир вытащил меч из тела гвардейца, остриём рассёк горло другого, который всё ещё стонал, придавленный конём. Подобрав свой плащ, он подошёл к замершей неподалёку лошади, скинул с её спины труп седока и сел в седло.
Он увидел двух всадников, когда те уже возвращались с покорно висевшей поперёк седла одного из них Сольгерд. Отпустил поводья, давая коню отдохнуть, и медленно вытащил меч из ножен. Гвардейцы в ответ дружно потянулись к рукоятям своих мечей.
Пустив коня в галоп, Брегир вклинился между всадниками, отбивая мечом удар первого клинка, а от второго защищаясь плащом, намотанным на левую руку. Попеременно отражая сыпавшиеся с двух сторон удары гвардейцев, Брегир выжидал удобного момента, когда кто-нибудь из противников допустит ошибку и даст ему возможность нанести смертельный удар. Но силы были не на его стороне. Клинок гвардейца, что вёз цесаревну, соскользнул с препятствующего ему меча и полоснул по груди Брегира, длинной линией рассёк тонкую ткань рубахи и плоть под ней. Сольгерд закричала и рванулась к Брегиру, едва не упав с лошади, и всадник отвлёкся, пытаясь её удержать, а через мгновение его голова полетела под копыта коня.
Оставшийся гвардеец напирал, обрушивая на раненого Брегира шквал ударов, и тому пришлось сосредоточиться на защите, чтобы удержаться в седле.
Продолжая сдерживать удары противника мечом, он выхватил левой рукой из-за пояса короткий кинжал и пришпорил коня. Тот ринулся вперед, грудь в грудь столкнувшись с конем противника. Мечи с лязгом и искрами скрестились между оказавшимися лицом к лицу мужчинами. Нож Брегира ударил под ребра врага, а мгновением позже по самую рукоять вошёл в сердце. Гвардеец выронил оружие и мешком бухнулся наземь. Брегир спешился и, переводя дух, вытер меч о спину одного из убитых, а потом освободил Сольгерд.
Та дёрнулась навстречу, будто хотела обнять его, но длинный порез поперёк его груди остановил её.
– Ты ранен…
Её голос дрожал, а в глазах плескалась беспомощность и страх, и Брегир понял: впервые она боится не за себя. Она едва сдерживала слёзы, чтобы не начать оплакивать его прямо сейчас. Собственное бессилие, невозможность помочь и осознание того, что она – главная виновница всего произошедшего, обрушивались на неё волнами горького отчаяния.
– Всё нормально, Сольгерд, это царапина, – устало сказал Брегир, – но нам нужно спешить.
Пришлось взять одну из гвардейских лошадей – их коня преследователи бросили где-то дальше, когда поймали Сольгерд, и искать его не было времени.
– Нам придётся сделать крюк, – произнёс Брегир, погоняя лошадь, – мне нужна помощь. – Его рубаха насквозь пропиталась кровью, но рана была пустяковой. Сейчас его беспокоило не это. Он убил шестерых. И если до темноты они не успеют добраться до постоялого двора, всё может закончится очень плохо.
***
– Кого там Хульдра принесла на ночь глядя? – Раздался из-за тяжёлых ворот недовольный женский голос.
– Свои, Вирса́вия, – подал голос Брегир.
– Свои так меня не называют.
– Открывай, Ви́ски.
– Брегир?
В воротах сразу открылась маленькая дверь, и наружу выглянула белокурая хозяйка постоялого двора.
– Да что это… – Она перехватила едва держащегося на ногах Брегира, перекинула его руку себе через плечо. – Ты ранен!
– Пустяки, – прохрипел Брегир, – сейчас важно не это.
Без сомнения, он испытывал дикую боль, но причиной боли была не рана. В глазах хозяйки промелькнуло понимание, сменившееся испугом.
– Брегир, – позвала она, свободной рукой повернув его опущенную голову к себе и заглядывая в затуманенные глаза, превратившиеся в один сплошной зрачок. – Скольких ты сегодня убил?
– Какая разница, – с трудом выдохнул он, – позаботься… о ней. – Он попытался кивнуть на бледную, словно простыня, Сольгерд.
– О боги, Брегир! – простонала Виски. – Помоги, детка, проведём его через чёрный вход. И нет, за воротами я тебя не оставлю! – отрезала она на попытку Брегира возразить. – Бреннан! Займись конём и запри ворота! Сегодня больше никого не принимаем, – кинула по пути пареньку, возившемуся у сарая.
Они втащили Брегира в потайную комнатку за хозяйской спальней и опустили на лавку.
– Так, я сейчас провожу тебя в комнату и пришлю Хельгу с ужином и горячей водой для ванны. Запрись изнутри. Никого, корме неё, не пускай. Я разберусь с нашим другом и поднимусь к тебе, – распорядилась Виски. – Вот, – она сунула в руки цесаревны плащ, – накинь так, чтобы скрыть лицо, пока не останешься одна.
