Читать книгу: «Полярные чувства», страница 5
Глава 12
Из блога Еu1h24
Еще одна. Осы довольны. Они молчат, голова не болит, и я почти счастлив. Мне даже удалось почитать любимую книгу. Я читал «Коллекционера» Фаулза. Помните момент, когда он решился на похищение? Все чаще раздумываю над этим вариантом, возможно, он будет идеальной концовкой, но осы говорят не время. Я им верю. Они всегда точно знают, что и как надо делать. Да, иначе и быть не может.
А Рыж… Испугалась ли она? Поняла ли насколько я близко? Специи, бык – все так очевидно. Ее страсть, ее страх. Осы сказали мне, что она должна страдать, и я согласен. Осы говорят, журналисты скоро разнесут вести, и тогда Рыж начнет волноваться. Да, иначе и быть не может. Интересно, не сожрет ли ее собственное чувство вины, когда она поймет, почему женщины умирают? Смешно, согласны?
Нравится: 8
Не нравится: 1
Бриз никогда еще не говорил с ней таким голосом. Едва он сообщил, что не сможет приехать из-за личных обстоятельств, Александра поняла – случилось что-то действительно серьезное. Почему он не хочет с ней поделиться? Неужели это настолько личное? Ей всегда казалось, они близкие друзья, но с другой стороны, она ему тоже многого не рассказывала, к примеру, о своей страсти к носкам. Боится, что он, как и родители, не поймет, будет смеяться. Бриз тоже молчит из-за страха быть непонятым? В конце концов, расстроенная Александра пришла к выводу, что они не муж с женой, чтобы говорить абсолютно обо всем: даже те часто имеют секреты, так стоит ли обижаться на друга?
Возвращаться к делу не было ни малейшего желания. Немного отдохнуть и не думать о безумстве, вот чего она хотела. Чтобы отвлечься, взяла первую попавшуюся книгу и принялась читать, обложившись подушками. В этот момент в дверь позвонили. На пороге стоял Соколов.
– Ничего не говори. Я соскучился, – он страстно прижался к ее губам.
Ошалевшая Александра не стала противиться. Большими глазами она смотрела в потолок, в то время как он обсыпал поцелуями ее лицо и шею, спускаясь все ниже. А потом, отпустив все мысли и переживания, отдалась собственным чувствам. Возможно это было именно то, в чем она сейчас так нуждалась.
– Хочешь, я сделаю яичницу? Яйца есть? – спросил он, улыбаясь, – или в холодильнике только мышь висит?
– Только она и кусок сыра, – Александра тоже улыбалась. С Соколовым было хорошо. Сердце билось как-то непривычно.
– Сыр для мыши? – хмыкнул он, притягивая ее к себе, – женщина, которая не умеет готовить. Поразительно! С такими я еще не встречался.
– Не сомневаюсь, что у тебя были домохозяйки. Я из другой истории.
– Обиделась? – он коснулся ладонью ее щеки, – ты права. Таких, как ты еще не было. Но голод никто не отменял. Я привык питаться едой, а не воздухом, уж извини.
– Никто не мешает сходить в магазин.
Вздохнул и поинтересовался:
– Ты всех мужчин посылаешь за едой?
– Есть проблемы? Испокон веков мужской род охотился и добывал пропитание. Что изменилось?
Он снова вздохнул:
– Почему ты такая колючая? Я просто предложил поесть.
– Почему мы не можем полежать молча?
– Если ты хочешь тишины, зачем тебе компания?
Настала ее очередь вздыхать:
– Ни в няньки, ни в жены я не нанималась. Хочешь есть – реши эту проблему сам. Не понимаю, почему взрослый мужчина делает из мухи слона?
– Я тебя в жены не звал, – Соколов поднялся с кровати и начал одеваться. Быстро, уверенно, не оборачиваясь.
Александра испытывала смешанные эмоции: раздражение, сожаление, злость, непонимание, досаду. Превалировало первое, поэтому она так же резко поднялась, рывком завернулась в одеяло и вышла из комнаты. Хотела стукнуть дверью, но передумала – она в отличие от большинства женщин, умела держать эмоции под контролем. На кухне открыла холодильник, достала остатки сыра, взяла подсохший батон, соорудила бутерброды, разогрела в микроволновке и принесла в спальню, громко стукнув тарелкой по поверхности тумбочки. Удивились оба: она – тому, что он еще здесь, он – наличию еды.
– Ты не ушел?
– А ты бы хотела?
Не отвечая, села рядом на кровать, взяла бутерброд:
– Раз ты остался – ешь.
– Твое коронное блюдо? – осведомился он, нюхая сыр.
– Не устраивает?
– Если ты думала, что я ушел, почему принесла бутерброды?
– Что ты привязался к этим бутербродам?! Ты можешь есть молча?
Неожиданно Соколов повалил ее на подушки и принялся с жаром шептать:
– С тобой сложно, но интересно. Прячешься в своем коконе, но я доберусь до твоей сути. Мне хорошо с тобой, Саша…
Его дыхание обжигало. По-прежнему завернутая в одеяло, Селиверстова не понимала, как себя вести. Этот чертов мужчина вызывал в ней столько разных эмоций сразу. Он раздражал, нет, бесил! И ей это доставляло удовольствие. Нормально ли это или так зарождается душевная патология, которая потом перерастает в безумие? Это слово вмиг напомнило о деле, и вновь стало страшно. Александра и сама не поняла, когда успела крепко обнять Соколова и уткнуться ему в шею. Он, кажется, тоже был удивлен, иначе почему начал бормотать что-то наподобие «моя глупенькая». Разве эти слова она хотела услышать? Разве она хотела сейчас слышать хоть что-нибудь? Просто быть в тишине в мужских объятьях и чувствовать себя защищенной, неужели это нужно объяснять?! Чувствуя, как начинает закипать, вскочила, подняла упавший бутерброд, положила на тарелку, подняла глаза и увидела, что Соколов с аппетитом жует свой. Неужели ему все равно? Она ему безразлична? Окончательно запутавшись в собственных эмоциях, Селиверстова сухо произнесла:
– Приятного аппетита, а мне нужно работать.
– Спасибо за… угощение. Я могу помочь, если хочешь. Кто у тебя на этот раз? Маньяк? Псих?
– Последнее.
– Это любопытно. Так я останусь?
И снова непонятные чувства. С одной стороны, она хотела, чтобы он ушел и не раздражал ее своим… одним своим видом. С другой, ей нравилось работать в тандеме, но Бриз был занят, а разбираться с ненормальным Шифровальщиком в одиночестве не хотелось, и она кивнула.
Перебрались на кухню. Александра разложила на столе свои записи и фотографии, в то время как Соколов принялся шарить по шкафчикам.
– Что-то ищешь? – раздраженно поинтересовалась Селиверстова.
– Догадайся, ты же у нас гениальная Александра.
Как же хотелось убрать эту широкую улыбку с его лица. Безусловно, она понимала. Молча прошла к тому шкафчику, куда еще не добрались его руки и показала запасы сладкого.
– Еды нет. Понял. Иду в магазин. Твой кулинарный шедевр голод не утолил, извини, – и бодрым шагом направился в коридор.
Дверь захлопнулась, а Селиверстова едва сдержалась, чтобы не скинуть с окна что-нибудь потяжелее. Как же он ее выводил из себя! И похоже, понимал это и получал удовольствие! Бриз так никогда с ней не вел себя. Она взяла телефон, полная решимости все-таки узнать, что же у него стряслось, но набрав первые цифры, передумала. Она не имела права влезать в личную жизнь друга. Если он посчитает нужным – сам расскажет.
Прошло два часа. Два часа, пятнадцать минут, а Соколов все не возвращался. Неожиданно для себя Александра заметила, что сменила уже пять пар носков. Волнение захлестнуло с головой, и, наконец, надев темно-синие, почти такого же цвета, как ночное небо, и отбросив остальные, она начала всматриваться в окно. Когда, знакомый силуэт вышел из машины, Селиверстова бросилась прятать носки. Ей даже представить было страшно, что он подумает, что скажет, узнав о ее маленькой слабости. Она была уверена – он не поймет. Никто не поймет.
Едва Соколов вошел в квартиру, как она, совершенно забыв о своей способности скрывать эмоции, налетела на него подобно фурии:
– Забыл как пользоваться телефоном? Не мог позвонить? Ты понимаешь, насколько сильно я волновалась?! Что ты вообще о себе возомнил? Вышел в магазин и пропал больше, чем на час! Ты что, закупался на месяц? Год?
– И на сколько сильно ты волновалась? – с легкой улыбкой спросил Соколов, прислоняясь к стене.
Александра растерялась, наверное, впервые в жизни. Его спокойствие и непринужденность подействовали, как ледяной душ. Не ответив на вопрос, она вернулась обратно в кухню.
– Ты волновалась, что позволяет мне сделать вывод, что я тебе не безразличен.
Молчание.
– Позвонить ты могла и сама. Я был в нескольких магазинах и закупился, примерно на неделю-другую. Разбери пакеты, а я принесу из машины остальные.
Она скрестила руки на груди, дождалась, когда он снова скроется на лестничной площадке и только потом улыбнулась. Нет, этот мужчина был ее кошмаром.
Затем они вместе разложили продукты, и Соколов сообщил:
– Завтра приготовлю нам полноценный обед и нормальный завтрак. Думаю, на правах человека, скупившего все деликатесы округа, я имею право на то, чтобы остаться у тебя с ночевкой, а сейчас приготовлю яичницу, – и не дожидаясь ее решения, раскрыл коробку с бисквитным тортом, – как я понял без сладкого ты не можешь.
– Поставлю чайник, – Александра тщательно скрывала необъяснимую радость, – остаешься, но только потому, что всю ночь мы будем разбираться с делом Шифровальщика, так будет быстрее.
Соколов, в отличие от нее не скрывал эмоций и сидел противно довольный.
– А как ты догадался, что я люблю бисквит?
– Никак, я сам его люблю.
Уютно устроившись на диване, они рассматривали фотографии. Соколов настаивал на том, чтобы перебраться с кухни, говорил, что работать там, где можно в любой момент запачкать свои записи едой – невозможно. Она не стала объяснять, что и в гостиной работала под аккомпанемент из собственного чавканья, и после его замечания почему-то не взяла с собой даже одной печенюшки, ограничившись чашкой чая. Тишина, только сердце стучит слишком громко. Селиверстова боялась, что он услышит и немного отодвинулась. Соколов копался в ее записях, а она мельком рассматривала его лицо: мужественное, красивое и ловила себя на мысли, что вот так сидеть могла бы всю ночь.
– Так ты думаешь, он шизофреник, – Соколов перехватил ее взгляд. Александре показалось, что она сейчас покраснеет, но либо этого не произошло, либо он не заметил, потому что продолжал, как ни в чем не бывало, – твое предположение вполне может быть верным. Общаться с осами… Интересный случай. Ты уже думала насчет специй? Что они могут обозначать?
– Нет, – она перевела взгляд на записи, – у меня специи ассоциируются с чем-то запретным.
– Глубоко, – хмыкнул Соколов, – но не слишком ли ты опять все усложняешь? Может специи означают, что таинственная женщина просто любит перченую еду? Кстати, что насчет шифра? Я был прав? Дело в клавиатуре?
Признавать его правоту, да еще так прямо не хотелось, и поэтому Александра ушла от ответа:
– Ты был прав в том, что Шифровальщик не гений, а обычный человек. Уточню, скорее всего нездоровый человек. Он убивает из-за таких мелочей…
И она представила женщину, идущую по парку. Та наслаждается зимней свежестью, возможно спешит домой к семье, ничего не подозревает, но Шифровальщик ее уже приметил. Он видит ее в ненавистном красном пуховике, заговаривает, узнает, что она любит зиму, а дальше… Раздевает, душит, наслаждается ее последним вздохом. Александре снова стало не по себе, она подтянула колени и сделала глоток обжигающего чая.
– Саша, ты в порядке? Ты как-то побледнела.
– Нормально. Представила последние минуты жертвы. Ее убили, потому что она любила зиму. Ты способен такое понять?
– Не думал, что ты такая ранимая.
– Я ранима не больше, чем девяносто процентов населения.
– Девяносто? Почему не девяносто девять?
– Может вернемся к делу?
– Почему ты не можешь перестать умничать? Тебе так нравится быть всезнайкой?
– А тебя пугают умные женщины?
– Ты невозможна, – вздохнул, – вернемся к делу. Что ты думаешь по поводу маски?
– На мой взгляд, все элементарно: дьявола боятся все, а бык – это по некоторым данным, одно из его воплощений.
– Ты имеешь ввиду телевизионный образ?
Она сделала еще один глоток, – я имею ввиду мысль писателя-фантаста Алексеева.
– Читал. И я с ним не согласен. Уверен, дело в другом.
– А Шифровальщик может быть иного мнения, – Александра почувствовала волну нарастающего раздражения.
«И почему Соколов вечно корчит из себя самого умного?» – подумала она про себя и затем представила, какое у него будет лицо, когда окажется, что права она, а не он.
– Я сказал что-то смешное? Почему ты улыбаешься?
– Вернемся к маске. Шифровальщик явно хочет до нас донести какую-то мысль. Не удивлюсь, если окажется, что, подбрасывая эти подсказки, он играет в игру, забавляется. Саму же неизвестную выводит из зоны комфорта. Думаю, он высылает и ей те же самые подсказки.
– Хочешь сказать, пугает? Почему ты не можешь изъясняться просто?
– «Крутой» детектив чего-то не понимает?
Соколов побагровел:
– Не надоело называть меня «крутым» детективом? Когда это закончится? Каждый раз, когда мы начинаем обсуждать какое-нибудь дело, ты начинаешь издеваться. Саша, это пахнет детским садом.
– Не думала, что ты такой ранимый, – хмыкнула она, произнося эти слова точь-в-точь с такой же интонацией, как до этого произнес их он.
Как же она его бесила! Он едва сдерживался, чтобы не хлопнуть дверью, но она пытается сдерживать эмоции, он это тоже умеет делать и улыбнулся:
– Ради Шифровальщика предлагаю закопать топор войны и продолжить. Кстати, почему Шифровальщик? Не из-за того ли, что он придумал шифр? Я прав? Оригинально. Ладно, забыли. Позволь высказать свое предположение насчет маски.
Она пила чай, не глядя на Соколова.
– Бык, как воплощение дьявола – это конечно любопытно, но у меня есть иная версия. Рыжие волосы, зеленые глаза, красный цвет, специи, любовь к зиме – все это, назовем пока личными характеристиками некой женщины.
– Со специями не ясно.
– Саша, мы пока только предполагаем. Продолжу. Если все эти подсказки связаны с конкретным лицом, то почему бы и маске не быть среди их числа?
– Пугали в детстве? – Александра задумалась.
– Возможно не самой маской, а предположим… Предположим эта женщина боялась быков.
– Таурофобия, – она сделала пометку темно красным цветом, подумала и написала:
Дьявол и бык. Есть ли связь?
– И если моя версия верна, – Соколов взял первую попавшуюся ручку и добавил:
Если убийца знает о ее боязни быков, то возможно, он знает эту женщину с детства.
Это было неприятно осознавать, но Соколов мог оказаться прав. Большинство страхов родом из детства, а значит надо искать среди близкого окружения загадочной женщины.
– Допустим. И где детектив из Управления предлагает искать неизвестную?
– Не начинай. Этого я не знаю, но кое-что могу сделать.
– Не томи.
– У меня есть доступ в психиатрическую больницу и…
– И ты постоянный клиент?
– Пошутила так пошутила. Видимо с чувством юмора у тебя так же, как с готовкой.
Она не удержалась и показала ему язык. Нет, в его присутствии с ней происходило что-то невообразимое! Показать язык взрослому мужчине! Ведет себя как ребенок. Она почувствовала злость и раздражение, не зная, как избавиться от этих эмоций, опустила голову, скрывшись за каскадом волос и стала что-то писать на чистом листе.
Соколов поднялся:
– Я могу попытаться выяснить, много ли больных общаются с осами и не сбегал ли кто за последние полгода. Все, ухожу.
Она резко вскинула голову:
– Уходишь?
– Мыть посуду. А ты думала так легко от меня отделаешься?
Соколов включил воду, она слушала, как он гремит посудой и даже что-то напевает. У него оказался неплохой голос. Он исполнял что-то из шансона. Александра осторожно выглянула из-за угла, наблюдая за его ловкими движениями, любуясь его телом и улыбалась, не понимая, что с ней происходит. А потом, рассерженная вернулась на диван, вновь схватила ручку и стала быстро-быстро писать. Вскоре лист был испещрен вдоль и поперек одними и теми же словами:
Черт! Черт! Дьявольская муть!
Глава 13
– Клавдия Евгеньевна, вы же понимаете, что в ее положении нельзя нервничать!
– Лешенька, я все понимаю, не надо было ничего говорить. Ох, Василисочка моя, только бы все обошлось.
– Мама, Лешка, я… я жива, – Василиса медленно распахнула глаза. Знакомые желтые обои в мелкий белый цветочек, люстра, похожая на гномий колпак. Она не в больнице, она у мамы. И ее рыцарь рядом.
– Мама, а что случилось? Я помню, как ты говорила по телефону, а потом… – ее глаза округлились, в них застыл ужас, руки задрожали, она прикрыла ладонью рот, чтобы не закричать.
– Василек, не волнуйся. Хочешь, я тебе чай принесу?
Она отрицательно помотала головой, все так же прикрывая рот.
– Василисочка, у меня где-то валерьянка лежала. Я сейчас найду.
– А ей можно? – засомневался Алексей.
– Две капельки, Василисочка, я сейчас принесу, – повернулась к зятю: – От двух капелек ничего не будет.
– Как такое возможно?… – Василиса отняла руку ото рта и медленно приподнялась. Супруг заботливо придерживал ее за талию, в то время, как Клавдия Евгеньевна искала лекарство.
– Мама, я не буду пить эту гадость. Мне… мне уже лучше. Мама, можешь не искать.
Клавдия Евгеньевна села рядом с дочерью, и какое-то время все молчали. Каждый думал о несчастной Ксюше. Алексей с ней не был знаком, но упоминание о том, что погибшая была рыжей навело на неприятные мысли. В душе он уже объявил смертный приговор сектанту, нисколько не сомневаясь, что тот убил девушку, потому что она была похожа на его жену. Клавдия Евгеньевна, стараясь не расплакаться, с болью думала о том, какой изверг мог убить хорошую девочку. Кому она могла помешать? Какое надо иметь извращенное понятие о жизни, чтобы так легко взять и отнять ее у бедной Ксюшеньки? А Василиса, прекрасно помня веселую красавицу, мечтавшую о жизни телезвезды, с ужасом осознавала, что ей уже не кажется такой уж романтичной вся эта история с психом. А вдруг этот псих, такой же ненормальный, как и тот, что убил бедную Ксюшу? Она представила, что было бы с ее близкими, если бы ее – молодую, еще не познавшую всю полноту жизни, вдруг взяли и убили. Бедная мама, бедный Лешка! Какого же сейчас несчастным родителям Ксюши! Василиса почувствовала головокружение и опустила голову на плечо супруга.
– Василек, ты как?
– Жива, – тихо повторила она и бесцветным голосом добавила: – Надо помочь ее семье.
– Конечно, Василек, никого в беде не бросим. Ты все еще бледная, может приляжешь?
– Василисочка, я могу одеяло принести. Ты вся дрожишь.
Дочка подняла голову и с отчаяньем посмотрела на Клавдию Евгеньевну:
– Это не от холода, мама, это от страха.
Они с мужем переглянулись, не зная, стоит ли рассказывать о настоящей причине своего приезда – оба чувствовали, что смерть Ксюши не случайна, от этого становилось жутко, и тут Василиса разрыдалась.
Арсений жалобно мяукнул и запрыгнул на колени к плачущей Василисе. Та машинально начала его гладить. Вскоре кот стал выглядеть так, будто принял душ. От возмущения фыркнул, но с коленей не слез.
– Лешенька, вы мне чего-то недоговариваете?
Мужчина молчал.
– Сейчас ромашковый чай заварю. Ох, что же такое происходит…
– Лучше что-нибудь солененькое дай, – жалобно попросила дочь, понемногу успокаиваясь, – и колбаски.
Услышав знакомое слово, Арсений, словно по волшебству спрыгнул с коленей и побежал на кухню.
– Василек, тебе лучше?
Она кивнула, высморкалась и виновато ответила:
– По-моему, это гормоны.
– Все хорошо, Василек, – Алексей улыбнулся и легонько коснулся еще влажной щеки.
Остаток дня договорились не упоминать о трагедии. Клавдия Евгеньевна открыла банку с консервированным болгарским перцем, Василиса опустошила ее наполовину, остальное доела, когда сели к телевизору. Чтобы не испытывать лишних волнений, решили посмотреть музыкальную программу, где новая поп-звезда в платье, напоминающем рваную половую тряпку, рассказывала, как к славе ее привели отнюдь не деньги отца – владельца одного из крупных агрохолдингов, а исключительно талант.
Вечером долго прощались, и Клавдия Евгеньевна не отходила от окна, пока не увидела отъезжающую машину. Только после этого взяла журнал кроссвордов и начала заполнять пробелы, одновременно поглаживая Арсения, но мысли старой женщины были в эту минуту далеки от настоящего.
Она вспоминала молодые годы и свое замужество. Как бы ей хотелось, чтобы у ее Василисочки жизнь сложилась удачнее. Клавдия Евгеньевна боялась за дочь. Боялась, что не сможет ее защитить. Они с мужем явно что-то скрывали, но что? И почему им вдруг понадобился Егор? Она долго думала и в итоге решила, что сама с ним поговорит. Может он как-то мешает личной жизни ее Василисочки?
Клавдия Евгеньевна прошла на кухню, достала из шкафа припасенную бутылку ликера, понимая, что разговор всегда проходит легче в дружеской обстановке, а ей что-то подсказывало, что разговор может быть не простым, да и Егора этого она не плохо знала – тяжелый характер, странное поведение, подумала и приклеила для себя заметку на холодильник: «Захватить котлетки». Затем в компании Арсения вернулась в комнату к своему любимому хобби.
В это же самое время супруги лежали на кровати, активно делая вид, что спят, но на самом деле каждый был погружен в собственные мысли. Алексей был убежден, что должен с утра отменить все дела и поехать к сектанту, чтобы для начала побеседовать, а там уж как пойдет. В школе он отлично дрался, и если понадобится, то готов был вспомнить свои навыки. Только жене он решил об этом не рассказывать. Она впечатлительная, ранимая и категорически против насилия. Его Василек, пусть и была напугана, но всю дорогу до дома говорила, что нужно обратиться в полицию, а не заниматься этим вопросом самим. Полиция… Одно упоминание о том, как к нему отнеслись, вызывало агрессию. Нет, он сам разберется, а супруге скажет, что поехал за сюрпризом. Он решил, что на обратном пути действительно что-нибудь ей купит. Новая шляпка, к примеру, может отлично поднять настроение и снять стресс. Погружаясь в настоящий сон, он представлял, как выглядит сектант, а еще как тот будет выглядеть после их встречи.
Василиса лежала, закусив губу. Перед глазами всплывало веселое круглое личико Ксюши. Ее глаза светили как два солнышка. Василиса не так часто общалась с Ксюшей, но, когда они виделись, то обязательно посещали вместе кафе и покупали шоколадные маффины. Иногда ходили по магазинам, а пару раз даже покупали одинаковые вещи. Глаза Василисы начали слипаться, и, хватаясь за последнее воспоминание о том, как долго они вместе выбирали среди шарфов тот самый – терракотовый, она провалилась в тяжелый сон.
Это снова был осенний лес, она шла по той же самой дорожке, но теперь ее привлекал не силуэт мамы где-то вдали, а мертвое лицо, мелькавшее среди стволов деревьев – лицо Ксюши. Она услышала сзади шаги, обернулась и увидела жуткого монстра. Он раскрыл огромный рот, и, казалось, готов был ее проглотить целиком, когда кто-то схватил за руку и дернул в сторону. Василиса повернула голову и увидела, что ее пальцы сжимает белая рука Ксюши, а через мгновение образ девушки начал расплываться, пока Василиса не обнаружила, что смотрит в зеркало на свое собственное лицо. На мертвое лицо. И она закричала.
– Василек, тише. Снова кошмар?
– Лешка, – губы дрожали, глаза слезились, – а если ее действительно у-у-убили из-за меня? Что тогда, Лешка?
Мужчина нахмурился, ведь он думал о том же, но обнимая жену, спокойно ответил:
– Василек, все будет хорошо, не думай об этом. Забудь. Завтра я поеду и кое-что тебе куплю. Потом, если захочешь, вместе заедем к семье этой Ксюши, а сейчас ты должна поспать. Ради нее, – он наклонился и поцеловал жену.
– Боюсь, я не смогу уснуть. Мне страшно, Лешка.
– Ты можешь рассказать мне свой кошмар, и тогда мы разделим твой страх пополам.
– Лешка… ты такой хороший. Может мне и стоит рассказать, тем более, что похожий сон мне уже снился. А ты мне расскажешь, что завтра хочешь купить?
– Это сюрприз.
– А вдруг я узнаю и перестану бояться?
– Какой же ты у меня все-таки ребенок, – он с нежностью провел по ее волосам, – по-моему тебе уже не так страшно, правда?
– Ты рядом, Лешка, и мне спокойнее, но… я все же расскажу. А вдруг это не просто сон.
– Ты имеешь ввиду предчувствие?
– Да.
– Я не думаю, что сон что-то значит. Ты сегодня такое перенесла, вот и приснился кошмар. В этом нет ничего удивительного, но все равно рассказывай.
И она поделилась всеми своими страхами, не забыв упомянуть о самом страшном воспоминании из детства – о человеке, что пришел от папы – о людоеде. О том, как однажды в деревне испугалась быка, упала и разбила коленку. Как плакала, глядя на струйку крови, и как тряслась, когда поняла, что бык смотрит на нее со злостью и желает убить. Она отчетливо помнила свой крик и примчавшуюся маму. Ей казалось, что она до сих пор чувствует, как нежные взрослые руки смывают кровь с коленки, как губы дуют, в перерыве между словами: «Больно, понимаю, но нужно потерпеть». А когда Василиса закончила рассказ, снова разрыдалась.
– Снова гормоны? – улыбаясь, спросил муж.
– Они. Они во всем виноваты. Лешка, ты же не думаешь, что я плакса?
– Не думаю, Василек. Ты просто очень впечатлительная, совсем, как ребенок. Все твои волнения собрались в кучу и получилась такая… – он задумался в поисках подходящего слова, – бурда, а страхи твои я сейчас развею.
Василиса шмыгнула носом:
– Было бы хорошо. А может, пока ты развеиваешь мои страхи, принесешь чего-нибудь покушать?
– Соленый огурец?
– Нет, Лешка, я хочу банан. Два. И включи свет.
– Все еще страшно?
– Немножко.
