Читать книгу: «Полярные чувства», страница 12

Глава 27

Весников жил в соседнем доме с Петровым и в том, что это совпадение Александра сильно сомневалась. Здание непримечательное, снова никаких камер, консъержа – заходи, кто хочет, но поскольку домофон никто не отменял, пришлось проситься к соседям. Снова поверили в ложный вызов полиции. Снова открыли. Поднимаясь на восьмой этаж, Селиверстова гадала, когда же закончится ее везение? Двери лифта открылись, она ступила на лестничную площадку и уверенно двинулась к нужной квартире, но внезапно чья-то рука зажала рот и ее поволокли обратно к лифту.

«Кажется, везение закончилось», – проскочила тревожная мысль, но по-настоящему испугаться детектив не успела.

– Дура! – прошептали в самое ухо.

– Соколов, ты кретин! – Александра не больно, но ощутимо пихнула его локтем в живот, – с ума сошел?! Что ты здесь делаешь?

– Тише. Приехал к тебе.

– Ко мне?

– Я тебя просил не ездить одной, – с укором напомнил он, пытаясь взять ее за руку.

Александра дернулась назад:

– Я сама решаю, что делать.

– Не начинай. Ты не подумала, что здесь может быть опасно?

Она не ответила. Во время дороги не раз задумывалась, как себя вести, если столкнется с Весниковым – впопыхах даже баллончик не прихватила, но признаваться в необдуманных действиях Соколову не собиралась.

– Саша, почему ты меня не послушалась?

– Не послушалась?! Я тебе не ребенок.

В его глазах промелькнула не злость – бешенство. Александра отвернулась. Вела себя глупо и действительно по-детски – сама это прекрасно осознавала, но с появлением Димы в ее жизни с логикой начались заметные перебои, а эмоциями стало почти невозможно управлять. Она чуть не начала материться, как в юношеские годы. «Черт», «дьявольская муть» не появлялись в лексиконе с давних времен, а теперь стали привычным делом. Словно «крутой» детектив из управления открыл дверцу, за которой все эти годы успешно прятались и ее импульсивность, и легкомыслие, и несобранность, и порывистость, и чувственность – все, что Селиверстова так бережно пыталась искоренить из своего характера. Соколов будто взял и не просто распахнул настежь эту дверь, но и выбросил ключ, а то и взломал замок. За это она его ненавидела. Это было ужасно. С Димой она не могла контролировать себя. С ним, и в этом она не желала себе признаваться, становилась ранимой девчонкой, которая пропала где-то на стыке выпускного класса и первого курса. Той самой девчонкой, которую сама Александра так стыдилась.

–Ты не думаешь, что пока мы тут точим лясы, Весников смоется? – произнесла грубо, порывисто, не глядя ему в глаза.

– Его здесь и не было, – спокойно произнес Соколов.

Она застыла. Спина напряглась.

Мужская рука коснулась плеча:

– Саша, ты думала я позволю тебе рисковать и одной встречаться с преступником?

Молчание.

– Я знал, что ты не послушаешься и поедешь сюда. Ты же любишь все делать в одиночку, строить из себя крутую, – снова тот же острый взгляд.

– Крутого из себя строишь ты, а не я, – ухмыльнулась Александра, – ведь это ты работаешь на Управление, а я частник.

–Ты что завидуешь?

– Еще чего! – сказала и поняла, что выдала себя. Да, она завидовала – немного, но эта эмоция имела место быть. Соколову платили больше, уважали больше, слушали больше. У него была возможность летать в отпуск за границу и не отказывать себе в дорогих вещах. Она же могла позволить себе что-то этакое, только, если попадался богатый клиент, а случалось сие событие и это и правда для нее было событием не так часто. Основная масса клиентов относилась к среднестатистическим гражданам и соответственно их кошельки не многим отличались от ее собственного. Но сказать по правде и работала она скорее за идею. Непреодолимая тяга и страсть к разгадыванию преступных замыслов, а не финансовое благополучие побуждали не спать ночами, раздумывая над проблемой клиента. И все же зависть присутствовала.

– Саша?

– Не начинай.

– Ясно. Весников дал ложный адрес, и это только подтверждает, что инвалид может быть настоящим Шифровальщиком. А я лишь хотел проверить, сможешь ли ты сдержаться и, хотя бы раз поразмыслить мозгами, прежде, чем что-то делать в порыве эмоций, но ты как всегда. Все я, да я. Самая умная, гениальная, непобедимая. Люблю, но не скажу, буду делать все по-своему. Короче, поехали. Здесь делать нечего.

Селиверстова чувствовала себя оплеванной и раздавленной. Как муха, которую прихлопнули: не громко, но больно. Внутри поселилось лишь одно желание: выбросить чертова Соколова из жизни, из памяти. Нажать кнопку на клавиатуре сознания и удалить, как мусор – безвозвратно. Никогда она не чувствовала себя так паршиво. Подняла глаза на Диму и посмотрела в его невозмутимое лицо. Он и не понял, как обидел.

– Поехали домой, Саша. Я отвезу, а у меня дела.

Дела. У него дела, а место женщины на кухне. Он с самого начала их отношений намекал на это, но ее такое положение вещей не устраивало. Александра собралась послать его ко всем чертям, когда у него завибрировал телефон. Она ждала, что он ответит, но он взглянул на экран и проигнорировал вызов. Неужели хоть что-то понимает?

– Ты идешь? – спросил тихо, почти без раздражения.

Снова молчание. В глазах недовольство.

Он сжал кулаки, а затем совершенно ни к месту расплылся в улыбке. Смена эмоций была резкой – пугающей. Александра вновь подумала о том, как мало знает о Диме. Вспомнила его познания в психиатрии, и нехорошая догадка забилась в голове подобно случайно попавшей в плен бабочке. Многое становилось очевидным: скачки настроения, пугающие взгляды, знания о том, чего он не мог почерпнуть из литературы или фильмов, даже из курса обучения психологии, если таковой был в его жизни. Мигом всплыла его идиотская шутка-проверка, когда они занимались делом Собирателя. Еще тогда она решила, что это не совсем нормальный ход, но предположить, будто Соколов… Она закрыла глаза. Всего на секунду. Открыв, взглянула на Диму совсем иным взглядом. Вот и сейчас очередная проверка. Вздохнула. Сердце по-прежнему билось неровно, тревожно. Незнакомо. Она заметила столь очевидные вещи, что оставалось лишь удивляться, почему не видела их раньше. Словно пелена спала с глаз – Александра начинала понимать.

– Как давно ты наблюдаешься у доктора?

Соколов растерялся. Поднял руку, чтобы коснуться Александры и отпустил.

– Год, – он опустился на корточки и прислонился к стене. Казалось, грязный пол лестничной площадки интересует его в разы больше опустившейся рядом Александры. Она молчала. Он тоже. Оба путались в мыслях. Оба были напуганы.

Когда тишина превратилась в звенящую пытку, Дмитрий заговорил. Объяснение давалось ему с трудом, и она, отбросив страхи и сомнения сжала его руку.

– Год назад я попал в аварию. Машина всмятку, я получил перелом бедра, правой руки в трех местах и черепно-мозговую. Травма головы оказалась тяжелой. Я не помню ничего после того, как увидел несущийся на меня тягач. Очнулся на койке, перебинтованный и с трубками. Тогда я думал, внутреннее кровотечение – самая большая проблема. У меня плохая свертываемость крови – операция длилась долго и была тяжелой. Не спрашивай подробностей. Я хочу забыть все это к чертовой матери.

Вновь тишина. Соколов полез в карман, махнул рукой и продолжил:

– В моей правой руке железка, благодаря ей я могу что-либо делать и даже шевелю пальцами только благодаря ей, – грустно ухмыльнулся:

– Самое мерзкое, мать его, ждало впереди. Травма головы пришлась в основном на лобную долю. В моем случае это значило одно: потеря эмоционального контроля. К счастью, лишь это, но… Черт возьми, кого я обманываю? Какое на хрен счастье? Я полупсих, Саша! Полупсих, не способный адекватно реагировать на действительность! А еще я с детства до дрожи боюсь собак! В машине всегда есть отпугиватель.

Он вскочил и сильно ударил кулаком в стену. Кровь с костяшек потекла вдоль пальцев:

– Поехали, – и нажал кнопку лифта, – тебе пора домой.

Селиверстова зашла в лифт, про себя поблагодарив Диму за столь резкое окончание разговора. Откровенность никогда не являлась ее сильной стороной. Поддерживать, утешать она не умела, а сейчас и вовсе растерялась. Да, она замечала, как после секса он втихаря выдыхает несуществующий дым, когда стоит у открытого окна; как, не имея сигарет, каждый раз ищет их в кармане, а потом, спохватываясь, машет рукой, поясняя, будто вспомнил не смешной анекдот и решил не рассказывать; и уже давно догадывалась, что курение – это давняя привычка, от которой тот так и не сумел до конца избавиться. Реакцию на собак тоже замечала, но не придавала значения. Эмоциональность наивно списывала на тот же отказ от сигарет, а оказалось… Правда выбивала из колеи. Не пугала, но выбивала почву из-под ног. Александра понятия не имела, как себя вести и какие слова сейчас будут правильными, да и вряд ли подобные сумела бы отыскать и поэтому испытывала настоящее облегчение, когда Соколов легко заговорил совершенно о другом, будто и не было минуту назад этого пугающего признания.

– Ты будешь дома. В больницу отправят своего человека. Исаева не пострадает.

– Что с ней?

– Возможно, выкидыш.

– Шифровальщик в курсе, что она беременна?

– Вероятнее всего. Срок не маленький. А насчет гинеколога не уверен. Думаю… мы уже опоздали.

– Хочешь сказать, скоро сообщат о трупе?

– Позвони своему другу. Он может знать больше. Но исходя из того, что сообщил Рукавица, гинеколог, скорее всего уже мертва.

Рукавица? Она не ослышалась? Они с Соколовым были заодно, а она так, по боку?

Дмитрий в этот момент вспомнил о запачканной руке и принялся стирать кровь, не замечая выражения ее лица, а оно было красноречивее любых слов – ее унизили, не посвятив изначально в подробности расследования. Воспользовались помощью в разгадывании шифра, а затем выбросили за ненадобностью. Александра понимала, что утрирует, но обиду и возмущение сей факт не отменял.

Не удержалась и спросила:

– Когда ты собирался рассказать?

– Что? – он поднял невинный взгляд.

– Сам знаешь.

– Об Исаевой? Я сам узнал пару часов назад.

– Не идиотничай, Соколов! О вашем сотрудничестве с Рукавицей!

Он вздохнул:

– Мы оба считали это лишним, ведь…

– Что?!

– Саша, никто – ни одна живая душа не должна была знать о наших подозрениях насчет Шифровальщика. Один не осторожный шаг, единственное неправильное слово могли сорвать всю операцию. Молчи! И слушай. Ты слишком самонадеянна, рискованна и взбалмошна. Молчи! Узнав правду, ты бы начала самодеятельность, ведь ты не способна удержаться от подвигов. Помнишь, как ты гналась за Собирателем? За безумным маньяком, не имея при себе никакого оружия?

Молчание. Тот случай действительно поднял ее на смех, подарив массу нелицеприятных комментариев, до сих пор блуждающих и по отделению, и по сети ВКонтакте, где зарегистрирован даже Рукавица. И она, ясное дело. И хотя, появляется там изредка и только в связи с расследованиями, увидела, как ее песочат все, кому не лень, припоминая и то дело, и многие другие, в которых ее импульсивность не сыграла на руку родной полиции.

– Я прав, и ты это знаешь, – продолжил Соколов, – раньше мы с Рукавицей сказать не могли. Сейчас – можно. Весников почти пойман, точнее мы догадываемся, как это осуществить: мы вычислили сообщника. Не ясно, каким боком ему сдалась эта Василиса, но для поимки не суть важно. Кстати, хочешь помочь следствию?

– Ты издеваешься?! Какого черта ты вообще со мной так разговариваешь?

– Не обижайся, Саша. Позицию я объяснил. Лучшее, что ты можешь сейчас сделать – это понять, как Весников и Исаева связаны. Как оказалось, они не родственники, хотя я думал именно так, но, видимо, он обычный маньяк. В общем отвезу домой и займись этой загадкой. С преступником мы разберемся сами.

Она понимала, что таким образом он скорее хочет от нее избавиться и вряд ли его сейчас волнует, каким образом преступник и жертва взаимосвязаны. Раз, они с Рукавицей знают, как того поймать, то вопрос о причинах сразу снижает приоритетность. Но сложившаяся ситуация и небрежность Соколова по отношению к ней изрядно бесили и поэтому она решила ответить ему тем же, язвительно поинтересовавшись:

– Крутому детективу не справиться? – смерила его насмешливым взглядом – нужен женский интеллект?

Он вздохнул, руки невольно сжались в кулаки. В эту секунду оба испытывали бурю эмоций, но один мог сорваться, и Селиверстова благоразумно закрыла рот, хотя сказать ей хотелось еще очень много.

Глава 28

Не сумев дозвониться до регистратуры, Алексей примчался в больницу: он всю ночь терзался снами, в которых его Василек сражалась с зомби-полицейскими. Она была вся в крови, а нежить ухмылялась, загоняя ее дрожащую и бледную в угол темной палаты. Зря он решил снять напряжение компьютерной игрой. Зря.

В женской консультации ему наконец-то сообщили о переводе жены на дородовое отделение – в общую палату. Знают ли об этом полицейские, которые должны защищать Василька от маньяка? Сейчас он это выяснит. Дождавшись, когда охранник отвлекся, пулей рванул за турникет. Вдогонку неслось:

– Не положено! Еще нет приема!

Но ждать еще два часа он был не в силах, и, слушая очередное «Телефон абонента выключен или находится вне зоны доступа сети», Алексей буквально «залетел» в лифт, оставив бурого от негодования охранника за закрытыми дверями.

Хол дородового отделения встретил его серо-белой, местами облупленной краской, одинокими деревянными скамейками вдоль стен и табличками многочисленных кабинетов: «Офтальмолог», «Психолог для беременных», «Лор», «УЗИ только для пациенток отделения», «Кардиолог». Его Василек слышала, как поговаривали, что из-за намечающегося ремонта в самой консультации многих специалистов временно переведут сюда, но он не думал, что так скоро. Таблички не кончались. Казалось, сюда переехали все специалисты. Приютилось даже несколько участковых.

Нужная палата располагалась в самом конце коридора, и к радости Алексея, на стуле возле двери сидел плотный мужчина. В нем он признал Николая Марыхина, представленного Рукавицей после того, как они вышли из кафе. Полицейский кивнул и уставился в телефон. Алексей открыл дверь и замер. В палате было четыре койки: все заняты, но жену он увидел сразу. Белое как простыня лицо, обрамленное огненными волосами, бросалось в глаза, подобно алому пятну на снегу. Он невольно вспомнил ночной образ и быстро подошел к Василисе. Рука была холодной – в последнее время жена часто мерзла. Дыхание ровное, и это успокаивало. Она спала. Его Василек просто спала. Алексей улыбнулся, потянувшись к телефону на тумбочке. Выключен. А он с ума сходит. Бедная Клавдия Евгеньевна сидит на таблетках, а мобильный просто выключен. Злости, раздражения не было, хотя со своей беременностью его Василек и стала забывчивой, сейчас этот факт лишь радовал. Страхи оказались напрасными. С ней все хорошо. Все хорошо.

– Лешка? – прозвучало тихо, тонко, – ты здесь?

– Да, Василек. Как ты себя чувствуешь? – коснулся щеки – холодная. Все тело было, словно ледышка, один лишь взгляд излучал слабое тепло.

– Нормально. С ребенком все в порядке, – и тут она заплакала.

– Ну-ну, Василек, тише. Все позади, – и сам тяжело выдохнул. Сердце билось как ненормальное: может сказывались три выпитые чашки крепкого кофе, а может волнение или тревожная ночь, но стучало оно неистово. На какой-то миг Алексею даже стало трудно дышать, но, глядя на заплаканную супругу, он сумел взять себя в руки и молниеносно перевел тему, не давая женским слезам перейти в истерику.

«Не говори о преступнике», – вспомнил он слова Рукавицы, упоминая о походе в полицию и соврал, будто шляпка оказалась подарком от одной из ее коллег.

– Лешка, ты врешь. Зачем кому-то было оставлять ее в двери?

– Твоя Ася любит сюрпризы. Уверен, это она.

Василиса утерла слезы и задумалась:

– Ася? В принципе могла. Получается, я зря испугалась?

– Конечно, Василек. Маньяка же поймали, помнишь. Он на принудительном лечении, так что бояться некого. С Асей я сам поговорю. А ты лежи, восстанавливайся. Береги малышку, – Алексей протянул руку и погладил живот.

– Малышку… – немного грустно протянула Василиса, – а может малыша. Мы так и не знаем. Лешка, – резко приподнялась и тут же опустилась обратно, – поговори с врачом. Мне ничего не сказали. Возможно, они знают пол.

– Хорошо. А ты лежи и никаких резких движений, – он улыбнулся, а Василиса, немного успокоившись начала жаловаться на невкусный завтрак и канючить булку с вареньем.

Он пообещал принести «Кашу-Малашу» из кабачка, тыквы и апельсина, а заодно захватить и зарядку для телефона. Поговорили еще чуть-чуть на отстраненные темы, затем он проверил сохранность вещей в тумбочке, положил на салфетку помытое яблоко, и потом они попрощались. Василиса еще не набралась сил и выглядела измотанной: глаза слипались и ей все время было холодно. Алексей укутал ее в больничный плед, и как только она уснула вышел из палаты.

Снаружи ждали хмурый охранник и не менее хмурый Марыхин.

– Вы должны были сообщить Григорию куда и зачем направляетесь, – полицейский выглядел недовольным, – мое дело – охранять вашу жену, а не прикрывать вас перед охраной.

– Надо было по-человечески объяснить, – охранник Григорий тоже хмурился, – у меня у самого жена здесь лежит. Что, я не понял бы? Тем более, когда такая внештатная ситуация. – Повернулся к Марыхину:

– Я чай принесу. Будешь? Если сидишь тут с восьми, то наверняка жрать хочешь. Могу бутерброды захватить.

Тот кивнул.

– А если вы здесь, то кто на посту? – теперь хмурился Алексей.

– Сменщик, – отмахнулся охранник.

Алексей попрощался и пошел к выходу. Обернувшись, он увидел, как охранник садится на скамейку, а полицейский заходит в туалет, и уверенность в безопасности жены начала медленно таять. Рукавица вчера показался ему надежным. Марыхин же, напротив, вызывал скорее обратную реакцию. Подавив волнение, Алексей нажал первый этаж. Его Василек хотела варенье, и он намеревался выполнить ее маленькую прихоть как можно скорее. К тому же она должна была быть на связи, а сделать это с разряженным телефоном невозможно. Ухмыльнулся, подумав о том, что сам забыл аккумулятор в прихожей еще вчера, когда собирал сумку и вышел из лифта. Пост охранника пустовал.

Клавдия Евгеньевна захотела поехать вместе с Алексеем и пообещала прихватить любимые Василисочкины котлетки, поэтому второй раз – уже в часы приема, они пришли вдвоем. О полицейском у двери Клавдия Евгеньевна знала, но дочери не рассказала, здраво рассудив, что узнай дочь правду, начнет снова нервничать, а это было ни к чему. Поэтому для нее – это был дежурный, сообщающий на пост о состоянии пациенток. Василиса немного удивилась, но задумываться об этом не стала. К тому же этот мужчина никак не мешал, в палату не входил и вел себя тихо, мирно уткнувшись в экран мобильника.

Пока мать и дочь обсуждали беременность, Алексей зашел к лечащему доктору и выяснил все о состоянии жены. Низкая пухлая женщина с короткой стрижкой сообщила, что сейчас с Василисой и с ее ребенком все в относительном порядке, но в связи со случившимся им придется остаться под наблюдением, и если ситуация не изменится к лучшему, то так будет до конца беременности. Она объясняла что-то про образование нескольких кист, давление и тяжелую степень анемии, но он не понял ничего, кроме одного – его Василек может поселиться в больнице. Как сообщить об этом ей самой не знал. Она так любила смотреть фильмы по вечерам, сидя вместе на диване и уминая разные булочки, пирожки, копчености и соленые помидоры. По утрам ей нравилось класть голову ему на грудь и планировать, чем они займутся. Как она без всего этого в палате, где только и говорят о том, как трудно проходит беременность? После ужаса с маньяком ей необходим был покой, минимум стресса. Ей полагался отдых и счастливое забвение в руках мужа. А в больнице можно сохранять спокойствие? Часы приема расписаны, есть, что хочешь запрещают, выходить на улицу и то на пять минут – не больше и на территории рядом с роддомом, телевизора нет, вай-фай лимитирован, отбой в девять вечера. Да его Василек с ума сойдет! Она привыкла ложиться после одиннадцати и обязательно посмаковать перед сном копченой колбаской. А здесь проверяют передачки и не разрешают никаких копченостей.

Возвращаясь в палату, Алексей так и не решил, как сообщить новость супруге, не сомневаясь, что даже всего пять дней в этом месте равносильны для нее каторге.

– Лешка, ты поговорил с врачом? Что она сказала? Мне можно домой или нужно остаться здесь? Мама считает, что нужно послушать врача. Так что? А про пол узнал?

– Про пол забыл. Василек, – выложил зарядку на стол и самолично включил в сеть, – здесь ты под присмотром специалистов, поэтому…

– Вот и славно, – перебила сообразительная Клавдия Евгеньевна, – у плиты стоять не нужно, дел никаких. Лежи и отдыхай.

Одна из соседок громко хмыкнула, другая – Лида, с которой Василиса успела подружиться, пробубнила про обход врачей ни свет ни заря. Василиса помахала новой подруге и все же заметно погрустнела.

– Василек, я буду тебя навещать каждый день, не волнуйся.

– Василисочка, и я буду приезжать. Хочешь я завтра пирог испеку?

– Яблочный?

– Да, Василисочка, у меня еще много яблочек осталось. Лешенька, достань из пакета, помой.

Мужчина выполнил просьбу и протянул жене ароматный фрукт.

Василиса вгрызлась в зеленый бок и улыбнулась:

– Мама, а сахарную корочку как в детстве сделаешь?

Пожилая женщина кивнула, а после прижалась губами к щеке дочери.

– Ну ладно. С пирогом я здесь может и выживу.

– Я скучать не дам, – пообещала Лида, – но от пирога тоже не откажусь.

– Угощу, – пообещала Василиса, а затем обратилась к мужу:

– Лешка, а колбаска дома осталась?

Тот кивнул.

– Тогда и ее прихватите. И кетчуп.

– Устроим пир, – подхватила Лида, – мой обещал картошки пожарить. А пока есть семечки. Хочешь?

– Фу! – донеслось от соседки, лежавшей у стенки, – лучше бы о здоровье позаботились, да, Маш?

Та, которую назвали Машей мирно спала и ничего не ответила. А Василиса показала недовольной соседке язык, и они вместе с Лидой рассмеялись.

Клавдия Евгеньевна и Алексей переглянулись, подумав об одном и том же. О том, какая Василиса еще ребенок и в унисон вздохнули, смутно представляя, как этот ребенок будет воспитывать настоящего младенца.

Тем временем, полицейскому Марыхину, увлеченно рассматривающему девушек топлес пришло уже не первое сообщение:

– Как она себя чувствует?

– Нормально: улыбается, ходит по коридорам.

– С новой подругой?

– Да. Только курить та ходит одна.

– Курить… Хорошо. Это интересно. Следи за ней, а я займусь подругой. Новое действующее лицо – это любопытно. Да, иначе и быть не может.

А примерно через полчаса в блоге Еu1h24 появилась свежая запись.

Произошла замена – подруга-дизайнер остается жить. Но Рыж должна страдать. Надеюсь, когда все закончится мне станет спокойнее. Умиротворение. Не к этому ли мы все стремимся? Кстати, в юности я писал стихи. Они как раз и приносили то самое умиротворение. Как думаете, прислать ей стишок? Думаю, это хорошая мысль, надо будет обдумать на досуге. Да, иначе и быть не может.

Понравилось: 21

Не понравилось: 1