Читать книгу: «Прага. Инструкция по соблазнению», страница 3
Глава 5. Хочу и нельзя
Гавличковы сады, в которые Лару привез Лукаш, её сразу очаровали. Она не видела их ни в одном из туристических буклетов, которые просматривала перед поездкой, и это было странно: парк оказался восхитителен! Огромный, роскошный, он был оформлен в виде многоуровневого английского сада. Пока они неторопливо шли на самую вершину холма, Лара восторженно ахала и принималась фотографировать всё, что видела: изящный мостик через ручей, каменный грот с водопадом, гигантские деревья, зеленые ровные лужайки, деревянную беседку… Лукаш улыбался, терпеливо ждал, пока она не налюбуется, и вел её дальше. С вершины холма, куда они наконец поднялись, открывался волшебный вид на виноградники и на вечернюю Прагу.
– Настоящие виноградники?! – не верила своим глазам Лара.
– Более чем, – заверил её Лукаш, – а сейчас мы спустимся в винный погреб Гребовка и попробуем вино, которое получается из этого винограда.
– Вау! – Лара рассмеялась. – Вот это сюрприз! Теперь понятно, почему ты сегодня без машины.
Винный погреб был крошечным полуподвальным помещением, где стоял всего один большой стол и барная стойка, зато за стеклянной перегородкой выстроились огромные бочки с вином. Молчаливый бармен налил им в бокалы белое урожая прошлого года, и они вышли на улицу. Кругом рос виноград, и можно было протянуть руку и сорвать ягодку, но Лара не решалась. Зато с удовольствием отпивала из бокала, ощущая на языке прохладный виноградный вкус. Они нашли чуть подальше скамейку и присели, причем рука Лукаша оказалась прямо за спиной Лары. Вряд ли случайно.
– Даже не верится, что осень! – тихо проговорила Лара. – Так тепло, и всё такое зеленое.
– А сейчас и не осень, – откликнулся Лукаш, расслабленно покручивая в руке бокал. – Она 22 сентября начнется.
– Почему? – чуть не подавилась вином Лара. – У вас в Чехии какой-то другой календарь?
– Нет, такой же. Просто принято считать, что осень начинается только 22 сентября. До этого дня обычно еще тепло, астрономически это еще лето.
Лара пила вино и размышляла. Странно, конечно. На первый взгляд между Россией и Чехией не так много культурных отличий, а копни глубже – и окажется, что у них даже осень начинается не 1 сентября.
Тут Лукаш решительно вздохнул и пододвинулся к ней ближе. «Целовать будет», – вдруг с неожиданной тоской подумала Лара. И не ошиблась.
Он предусмотрительно поставил свой бокал на землю и теперь одной рукой обнимал Лару за бедра, а второй мягко придерживал затылок, пока его губы довольно уверенно знакомились с Лариными. Она же так и сидела с бокалом в руке и переживала не столько за поцелуй, сколько за то, не прольет ли вино на любимый летний сарафан. Кстати, зря не взяла ничего накинуть на голые плечи – может, у них сентябрь и считается летом, но вечера-то уже прохладные. Сейчас солнце сядет – она вообще замерзнет.
Стоп! Её же целуют! А она, вместо того, чтобы наслаждаться процессом, думает про вино и теплую кофту. Ладно хоть не про учебные планы на следующую неделю. Лара чуть не застонала от досады. Не так! Всё не так!
Лукаш отстранился, почувствовав неладное.
– Ты… не хочешь?
– Думала, что хочу, – честно ответила Лара. – Прости…
Возбуждения не было совсем, как будто она в шахматы играла, а не целовалась с симпатичным парнем посреди прекрасного виноградника.
– Что ж… – ему явно было неловко, он попытался улыбнуться, но выглядело это немного жалко, – Ласку си нэвинутиш, как говорят в Чехии.
– Насильно мил не будешь, – грустно улыбнулась Лара. Может, со временами года у них и несовпадение, зато пословицы очень похожи.
– Можем еще погулять.
– Прости, но я бы лучше поехала домой.
Лукаш молча кивнул, а Ларе хотелось встряхнуть свое тело за плечи и заорать: «Какого рожна тебе еще надо?! Ну вот же отличный мужик перед тобой! Почему ты на него никак не реагируешь?»
Ответа не было. Свидание провалилось, а с ним и надежда на хорошие отношения с хорошим парнем. Прости, Лукаш, очень хотелось бы, но что-то не получается.
В понедельник на работу Лара шла с опаской. Она уже успела увидеть всех своих студентов, и со всеми получилось установить спокойные деловые отношения: начинающие изучать русский пыхтели, повторяя «Кто это? Это студент. Что это? Это стол», продолжающие отрабатывали падежные окончания и видовые пары глаголов, и только группа студентов-экономистов вызывала опасения. Потому что там был гребаный Мирек.
В выходные Лара перетряхнула весь свой скудный гардероб, наложила вето на обтягивающие белые рубашки (похоже, она немного поправилась, и грудь теперь из них выпирала и правда довольно вызывающе), одобрила скучнейшее сочетание синего свитера и черной юбки, ну а победителем в номинации «Антисекс», безусловно, стало купленное мамой серое платье. Длиной ниже колен, бесформенное, невыразительного мышиного цвета и с ужасным воротником-хомутом, способным изуродовать даже самую прекрасную фигуру. Решено! Вот в нем она и пойдет к экономистам!
Правда, каблуки все равно пришлось надеть: другой обуви, не считая старых кроссовок, у Лары просто не было.
Перед началом занятий в голове билась дурацкая мысль «Хоть бы не пришел! Хоть бы уехал, заболел или проспал…», но нет…Приперся. Лара старалась не смотреть на высокую мужскую фигуру, выросшую в дверном проеме, но кожей чувствовала, что он-то как раз на нее смотрит.
– Добры дэн, – раздался его низкий, чуть хрипловатый голос. Непонятно, на чешском сказал или на русском. И не прикопаешься.
– Здравствуйте, – холодно ответила Лара, не поворачивая головы и делая вид, что просматривает материалы.
– Здравствуйте, пани магистро! – с дичайшим чешским акцентом провозгласил Тонда, вошедший следом. В отличие от хмурого Мирка этот был просто само очарование, и Лара, не удержавшись от улыбки, коротко кивнула в ответ на его приветствие.
Парни сели на первую парту, и Мирек снова уставился на неё из-под козырька своей черной бейсболки. Взгляд был физически ощутим: от него горела кожа и предательски тянуло в груди.
– Добрый день, начинаем наше занятие. Мирослав, снимите, пожалуйста, кепку.
Он усмехнулся, но молча снял, пригладив рукой взъерошенные черные пряди. Ожидавшая очередной перепалки Лара обрадовалась, немного расслабилась и стала вести урок. На удивление, проблем больше не было: Мирек вел себя, как и все студенты на занятии, настораживал только его взгляд – как у кошки, которая играет с пойманной мышью, но об этом Лара старалась не думать.
Закончив урок и попрощавшись с ребятами, она не могла поверить своему счастью: неужели обошлось без выходок этого наглого парня? А все мамино платье! Прямо не платье, а оберег от мужчин! Надо ей позвонить и сказать «спасибо»!
Все студенты уже веселой щебечущей стайкой покинули аудиторию, и только Мирек еще возился, что-то бесконечно перекладывая в своем рюкзаке.
– Nečekej na mě, jdi (Не жди меня, иди), – бросил он наконец Тонде. – Mám se na něco zeptat (Мне надо кое-что спросить)
Глаза того зажглись дичайшим любопытством, он глянул на обманчиво спокойного Мирка, потом на напрягшуюся Лару, широко улыбнулся, попрощался на ломаном русском и, посвистывая, вышел из аудитории.
Когда они остались вдвоем, воздух в помещении как будто сгустился. Лара непроизвольно сглотнула, ощутив, как сильно пересохло в горле. Хорошо, что дверь открыта – если что, можно будет кого-то позвать на помощь. Хотя чего она боится? Можно подумать, он и правда ей может что-то сделать! Скорее всего просто решил что-то спросить по теме урока. Или извиниться за свое поведение на прошлом занятии.
Мирек молча подошел к её столу. Высокий, как большинство чешских парней, крепкий, но при этом не раскачанный – видно, что реально спортом занимается, а не просто глотает протеин и в тренажерку ходит. Сухие сильные руки, узкие бедра, крепкая шея… Он производил впечатление хищного зверя, каждая мышца на теле которого была создана не для красоты, а для дела – догонять, хватать, загрызать. И под его немигающим взглядом Лара ощущала себя наивной ланью, которая повстречала на прогулке тигра.
– To je tvoje (Это твоё), – коротко сказал он, вытащил что-то из кармана и положил ей на стол. И через секунду Лара так сильно и мучительно покраснела, что вспыхнули даже уши. Перед ней лежали её собственные желтые трусы со Спанч-Бобом. Значит, не потерялись…Значит, это все же он их тогда подобрал, когда она наскоро похватала раскиданное белье и сбежала.
– Ты… ты… – она хватала воздух ртом.
Мирек ловил кайф: вид строгой учительницы, которая, враз растеряв свою неприступность, бешено краснела и кусала свои пухлые губки, был так хорош, что хотелось перекинуть её через плечо, утащить к себе и не выпускать из кровати минимум неделю. Давно не видел таких сексуальных девчонок – даже серый балахон её не портил, к тому же, он знал, какая чудная фигурка под ним скрывается. И ведь он ей тоже нравится. Мирек же не дурак: видел, как эта русская красотка на него смотрит. И как дышит учащенно, и как залипает взглядом на его руках, и как непроизвольно облизывает губы.
Проверяя свои догадки, Мирек положил широкую ладонь на её бледные тонкие пальцы, которыми она отчаянно вцепилась в столешницу. И по мгновенно вздрогнувшему телу и расширившимся глазам понял, что не ошибся. Его самого от этого невинного прикосновения прострелило электричеством от затылка до самых пяток, и остатки мозгов тут же стекли к моментально вставшему члену. Такого стояка он даже в подростковом возрасте не помнил – хотелось так, что аж трясло.
– Ты такая красивая, – зашептал он на чешском, нежно поглаживая большим пальцем её руку, – ты мне пиздец как нравишься, я так хочу тебя целовать…везде…хочу трахнуть тебя прямо на этом столе…
Мирек знал, что она его не понимает, и поэтому не сдерживал себя в словах. И в этом тоже было какое-то извращенное удовольствие.
Он медленно потянулся к ней через стол, завороженно глядя на пышную грудь, тяжело вздымающуюся под серой тканью, потом, не удержавшись, коснулся… и вдруг отскочил, взвыв от боли. Что это, вашу мать, было? Мирек потер ноющую голову и, только увидев разъяренную Лару с огромной книжкой в руках, сообразил наконец, что произошло. Нежная, как фиалка, учительница только что огрела его чешско-русским словарем. От души так приложила.
– Добавить? – деловито спросила она. – Или и так понятно?
Мирек отрицательно замотал головой.
– Слушай сюда, мальчик, – её голос звенел от еле сдерживаемой холодной ярости, – еще раз распустишь свои поганые руки, я отправлюсь к руководству университета. И ничем хорошим для тебя это не кончится. Понял? Или на английском сказать?
– Понял, – эхом повторил он, уловив скорее общий посыл ее гневной речи, чем смысл отдельных слов.
– Вот и прекрасно! А теперь быстро свалил отсюда. Студенты меня не интересуют.
– А преподаватели? – нехорошо ухмыльнулся Мирек, сразу вспомнивший незнакомого самодовольного чувака в костюме, который сидел рядом с Ларой в столовке и ревниво на него поглядывал.
– Да, – отчеканила она, а серые глаза злобно полыхнули. – Я встречаюсь с Лукашем, преподавателем английского. Он взрослый интересный мужчина, и очень мне нравится. Доволен? Теперь ты оставишь меня в покое, я надеюсь?
Мирек молча схватил рюкзак и направился к выходу, а у дверей его догнал сладкий голосок училки:
– И спасибо за трусы! Очень мило с твоей стороны, что ты решил мне их вернуть!
Мирек шарахнул дверью так, что она чуть не сорвалась с петель, и вылетел из аудитории.
Лара обессиленно опустилась на стул. Твою мать…И что это сейчас было? Нет, то, что она послала мальчишку куда подальше – это все верно и замечательно. Еще и про Лукаша удалось так удачно ввернуть – чтобы уж наверняка. С книжкой, правда, немного перебор вышел. Ну перешла немного границы дозволенного – но ведь не убила же? Тем более он первый к ней полез. Еще и так полез…
А вот с этого момента, дорогая Лариса Дмитриевна, давайте поподробней: какого черта вы стояли и молчали, хлопая глазками, пока студент гладил вашу руку и горячо шептал какие-то явно пошлые вещи? Лара крупно вздрогнула, вспоминая этот низкий хриплый шепот и то, сколько неприкрытого обещания звучало в этих непонятных словах. Даже сейчас обжигает, а тогда это просто кошмар какой-то был – Мирек будто её загипнотизировал. А тяжесть мужской руки, прижавшей её ладонь, была такой приятной, что в голове тут же вспыхнула мысль о том, как было бы хорошо, если бы он накрыл её вот так всем своим сильным крепким телом…так, чтобы не могла вырваться…чтобы задыхалась под ним и стонала…чтобы ничего не видела, кроме этих прозрачных зеленых глаз с дьявольскими искрами…
Черт!
Лара тяжело дышала, с ненавистью ощущая все предательские реакции своего тела: и вставшие колом соски, и сладко тянущий низ живота, и даже мокрые трусы (от чего особенно стыдно!) Что ж. Она хочет своего студента. Наглого, беспардонного, отвратительного мальчишку. Пожалуй, из всех подстав, которые её тело когда-либо ей устраивало, это была сама крупная. И как ей из этого выбираться, Лара еще не придумала.
Глава 6. Война по правилам и без
На следующий день Лара неожиданно рано проснулась. Когда она ткнула в мобильник, чтобы посмотреть время, он показывал только 6:45. Спать больше не хотелось, так что, немного повалявшись, она встала и распахнула шторы – уже начинало светать. На сером, затянутом тучами небе понемногу брезжил рассвет. Лара зевнула и посмотрела на улицу: перед корпусом общежития кто-то катался на скейте. В такую рань. Вот делать людям нечего. Ладно бы было что полезное: бег там или занятия на тренажерах, а то скейт! В ее голове доска с колёсиками неразрывно была связана с нечесаными патлатыми подростками, которые просиживали вечерами перед их подъездом. Иногда кто-то из них, не вынимая сигарету изо рта, с шиком проезжался по разбитой асфальтовой дороге, потом скейт снова прислонялся к скамейке, и ребята продолжали пить пиво.
Лара хотела задернуть шторы обратно и пойти включить чайник, но почему-то зависла на катающемся, который, сделав несколько кругов на скейте по площади перед общежитием, слегка согнул ноги и, резко выпрямившись, вдруг ловко прокрутил доску под собой. Ого! Лара заинтересованно хмыкнула и продолжила наблюдать, напрочь позабыв про чай.
Скейтер остановился, плотнее зашнуровал обувь и продолжил кататься, на этот раз ловко заскочив на скамейку и проехав по ней только двумя колесиками из четырех. А потом, навернув еще круг, просто взял… и перепрыгнул на скейте через эту скамейку. Лара смотрела открыв рот. Казалось, что он это делает без малейших усилий – настолько легко скользила под ним доска, послушная каждому его движению, настолько расслабленным было его тело, собираясь лишь в момент трюка. Вдруг скейтер развернулся в сторону лестницы и поехал к ступенькам. Лара ахнула: он же не будет прыгать на скейте с лестницы? Это уже самоубийство какое-то! Но все оказалось еще хуже. Он подпрыгнул и…поехал на скейте по узким металлическим трубам перил. Невозможно! Невероятно!
Но вдруг на середине пути что-то пошло не так – доска выскользнула у него из-под ног, а сам он, жестко врезавшись грудью в перила, полетел вниз. Секунду полежав на асфальте, парень неловко встал, а Лара выдохнула. Оказывается, она как вдохнула в момент его падения, так и не дышала, пока он не поднялся на ноги. Скейтер потер бок, а потом неожиданно рассмеялся и стянул с головы капюшон толстовки. Ветер взъерошил знакомые черные пряди, рассветные лучи высветили прямой нос и скульптурно вылепленные скулы. Не может быть…Мирек?!
И тут он вдруг поднял голову и посмотрел наверх. Туда, где было её лицо. Лара тут же отскочила от окна, сердце её билось, как у пойманного зайца. Не мог же он её заметить – комната была аж на десятом этаже. Или все-таки мог?
Теперь она не понимала, как сразу не узнала своего студента. Мирек ездил на скейте с той же расслабленной звериной грацией, что отличала все его движения. Ленивый тигр, который собирается лишь перед решающим рывком, но зато в этот момент он абсолютно смертоносен и безумно прекрасен.
Следовало признать, что катался Мирослав здорово. Даже она засмотрелась. Но лучше бы он учился с таким же упорством, с каким на скейте ездит – намного больше пользы было бы! Хотя что с него взять – юный раздолбай, как и большинство ребят его возраста.
В четверг по расписанию стояло занятие у группы экономистов, и Лара очень надеялась, что её прошлое внушение подействовало на Мирека. Мало ли какие у нее мысли и желания в голове бродят – это точно не повод, чтобы отвечать на ухаживания студента. Особенно если она хочет, чтобы ей предложили продлить рабочий контракт с университетом.
Урок начался достаточно спокойно, и Лара уже надеялась, что так все и будет дальше. Мирек сумрачно молчал, иногда машинально потирая ушибленный бок, Тонда шутил – иногда даже смешно, а девчонки хихикали – все было, как всегда.
– Пани магистро, а что значит «имущество»? – задала вдруг вопрос одна из студенток, наткнувшаяся на это слово в тексте.
– Property, – коротко ответила Лара. Перевод на английский был самым простым путем объяснить новое слово.
– А на чешском?
– Majetek, – выпалил Тонда, подрывая свою легенду о плохом знании русского языка, а Лара пожала плечами, показывая, что она понятия не имеет, правильный ли это ответ.
– А вы на чешском совсем не говорите? – с любопытством спросила другая студентка.
– Совсем.
Лара не кривила душой: чешский ей пока не давался. Ухо выхватывало из речи знакомые слова – «пиво», «стул», «лектор», «студент», но без контекста они не имели смысла. Кстати, потом оказалось, что «стул» – это на самом деле «стол», и Лара поняла, что русский язык ей в понимании чешского не помощник. Она попыталась было начать учить язык по учебнику, но это настолько отличалось от быстрой, живой, насыщенной сокращениями и жаргонизмами речи, которую она слышала вокруг, что быстро забросила это дело. Все-таки учить английский (как и говорить на нем) было намного проще, на нём в основном общаешься с такими же иностранцами. А на чешском сразу сталкиваешься с носителями языка, которые не делают тебе никаких скидок. Как будто из детского сада сразу в университет перешел.
– И не понимаете ничего по-чешски? – не унималась настырная студентка.
– Нет, – Лара ответила чуть резче, чем стоило бы, но просто этот расспрос ей уже начал надоедать.
И вдруг молчавший до этого Мирек развернулся к той девчонке, одарил её сногсшибательной улыбкой и заговорщицки подмигнул:
– Prubneme to (Давай проверим).
Студентка глупо заулыбалась, глядя на симпатичного однокурсника, вдруг проявившего к ней внимание, а Лара напряженно застыла, ожидая подвоха. И не ошиблась.
Мирек повернул голову к преподавательнице, усмехнулся, а затем, глядя ей в глаза, негромко и спокойно проговорил несколько фраз, от которых в аудитории установилась мертвенная тишина. Лара не поняла ни слова, но стало отчего-то гадко. А, судя по тому, как застыли девчонки, прижав ладошки к раскрытым от удивления ртам, ничего хорошего Мирек не сказал.
– Tak jo, ona nám fakt nerozumí (Она и правда нас не понимает), – хмыкнул он, и вдруг рядом с ним подскочил побледневший Тонда.
– Seš debil?! (Ты дебил?) – рявкнул он, схватил друга за грудки и начал ему что-то шипеть на чешском. Мирек же, судя по интонации, лениво отбрехивался, а с красивого лица не сползала издевательская усмешка. Девчонки возбужденно зашумели, обсуждая произошедшее. Про преподавательницу все будто забыли.
– Что он сказал? – громко спросила Лара, и все замолчали и посмотрели на неё.
– Ничего, – пролепетала одна из студенток.
– Ничего, – тут же подтвердили все остальные.
Вот мудак. Как грамотно рассчитано. Даже если он её сейчас оскорбил самыми грязными словами, она об этом никак не узнает. Сама она не поняла ни слова, а студенты никогда своего не сдадут, даже если и не очень одобряют такую злую шутку.
– Тонда? – Лара перевела взгляд на него. Не строгий, скорее просящий. Блин, встань хоть ты на мою сторону! Ты же понимаешь, как мне непросто!
– Лариса Дмитриевна, простите, – от волнения Тонда забыл, что должен изображать акцент. – Мирек так больше не будет.
– Что. Он. Сказал, – повторила Лара свой вопрос.
– Ничего особенного, – Тонда прятал глаза. – Так, глупости всякие. Он просто идиот и не лечится. Простите, мы выйдем…
И выволок ухмыляющегося Мирека в коридор. Может, он, конечно, ему и наваляет сейчас, но сдавать приятеля явно не будет.
Студентки, абсолютно не стесняясь Лары, громко переговаривались между собой на чешском, обсуждая произошедшее. Раньше им, видимо, и в голову не приходило так делать, а тут ощутили безнаказанность.
– На моем занятии мы говорим ТОЛЬКО на русском языке, – стальным голосом отчеканила Лара, ощущая, как смолкает девичий шепоток, – в крайнем случае используем английский. И раз мы говорим про деловой этикет, то общаться во время бизнес-встреч на непонятном собеседнику языке – дурной тон. Я понятно объяснила?
– Да…
– Вот и хорошо. Жаль, что ваш одногруппник так плохо воспитан, но постараемся забыть об этом неприятном моменте и вернемся к нашему тексту…
Лара умела вещать спокойным строгим голосом в любом физическом и эмоциональном состоянии, но сейчас это было особенно тяжело. Внутри билась самая настоящая злоба, и очень хотелось сделать больно в ответ.
Повод представился на следующем занятии.
– Нет, этот диалог я вам не могу зачесть, Мирослав, – с притворным огорчением покачала Лара головой. – Вы допустили шесть грамматических и восемь лексических ошибок. Надо лучше заниматься!
Она ожидала, что он начнет возмущаться, и тогда Лара с удовольствием ткнет его носом в критерии оценки знаний для этого курса и этого уровня. Как это часто бывало в университетах, на бумаге от студентов ожидали гораздо большего, чем они могли на самом деле. Особенно это касалось иностранных языков. Прекрасно это понимая, Лара не требовала от ребят невозможного и оценивала больше старания и реальный прогресс, чем фактические умения, но для Мирослава теперь таких поблажек не будет!
Да, это по-детски – мстить вот так, через оценки, а что ей еще остается? И потом, для него такие придирки даже полезны. Русский лучше выучит.
Мирек стоял и молча на неё смотрел.
– Незачет! – повысила голос Лара. – Вы меня слышите, Мирослав?
Он ухмыльнулся и медленно кивнул, а потом что-то тихо проговорил себе под нос. По-чешски. Опять. Вот гаденыш! Этот студент скоро доведет её до того, что она начнет его по-болгарски матом крыть. Она бы, конечно, с большим удовольствием сделала это на русском, но русский он, к сожалению, худо-бедно понимает.
– Что вы говорите, Мирослав? – переспросила Лара. – Просите дополнительных заданий, чтобы лучше разобраться с темой? Да, конечно! – и почти швырнула в него стопкой ксерокопий. Она, конечно, замучается потом проверять домашку, но это того стоило. Каким удовольствием было видеть эти наглые зеленые глаза, вспыхнувшие от едва сдерживаемого бешенства.
В аудитории раздались сдержанные смешки. Открыто смеяться над Миреком никто бы не стал, тем более он явно нравился всем без исключения студенткам, но видно было, что ситуация девчонок забавляла.
– Mrcha (стерва), – проговорил Мирек одними губами, так, что услышала только Лара. Слово было для нее незнакомое, но, судя по интонации, относилось к ругательным.
– Тъпак (идиот – болг.), – не выдержала Лара и чуть не захохотала, увидев, как недоуменно поднялись темные брови. Вот пусть теперь этот придурок гадает, что она ему сказала.
– Чем больше я услышу от тебя чешских слов, тем больше ты получишь дополнительных заданий, – сообщила ему Лара и, широко улыбаясь, пододвинула к нему еще одну страницу. – Вопросы?
Мирек зло сощурился, сгреб бумаги и пошел на свое место.
А после занятий подошел к ней. В аудитории, кроме него, оставался только Тонда – девчонки убежали почти сразу.
– Ты ошиблась, – как и все чехи, он специфично выговаривал букву «л», в остальном же говорил довольно сносно.
– Вы! – зло одернула Лара зарвавшегося студента. Короткая усмешка, скользнувшая по его губам, доказывала, что это не было случайной оговоркой.
– Это мы еще не проходили, – Мирек с торжествующим видом вернул ей половину стопки с заданиями. Лара глянула на них и заскрипела зубами. Формально он был прав.
– А тут пятно, – он, ухмыльнувшись, положил еще несколько листочков, где задания были плохо видны из-за растекшегося черного маркера. Лара готова была поклясться, что пятно появилось уже после того, как ксерокопии оказались у Мирка, но доказать это было нереально.
– Хорошо, – процедила она, смяла испорченные листки и кинула их в мусорку. – Это всё? Или вы еще что-то придумали, Мирослав, чтобы не делать мои задания?
– Нет, но обязательно придумываю, – отозвался он, ничуть не смущаясь.
– Придумаю, – машинально поправила его Лара. – Если бы вы, Мирослав, больше времени уделяли учебе, вместе того чтобы на скейте кататься, у вас бы не было с русским языком таких проблем.
– А ты видела меня на скейту? – сверкнул самоуверенной улыбкой Мирек. – Понравилось?
– Очень понравилось, – кивнула Лара, сохраняя безмятежное выражение лица, – особенно когда ты об перила приложился. А дальше я смотреть не стала.
Тонда явно с трудом сдерживался, чтобы не заржать в голос.
– Лариса Дмитриевна, я заберу этого идиота, – встрял он в разговор, бесцеремонно хватая друга за рукав, – а то он сейчас наговорит вам на еще одну стопку заданий, и мне не с кем будет вечером пива попить.
– Тондо! – рыкнул на него Мирек, но тот уже потащил его к выходу.
– До свидания, Лариса Дмитриевна! – вежливо попрощался он.
– До свидания, Антон, – отозвалась Лара и вдруг осеклась. – Ой, прости. Сама не знаю, почему так тебя назвала. Тонда. Конечно же, Тонда.
Но тот вдруг смущенно улыбнулся и проговорил:
– Да можно и Антон. Меня так мама называет. Но только не при других студентах, ладно?
И, слегка покраснев, выскользнул за дверь даже раньше своего друга.
– Слышь, и че это было? – зло осведомился Мирек. – Когда это ты с ней собрался общаться «не при других студентах»?
– Остынь, – хмыкнул Тонда, – я просто так сказал.
– Много блин говоришь!
– Только сейчас заметил? Раньше тебя это не напрягало.
– А теперь напрягает, – рявкнул он.
– Мирку, – его друг остановился и вздохнул, – а тебе не кажется, что ты херню творишь? Она, конечно, молодая и симпатичная, но она ведь преподаватель. Ей достаточно пару слов сказать, и ты вылетишь из универа со свистом. Тебе это надо? Она ведь тебе все равно не даст. Особенно если ты продолжишь вести себя как дебил.
– Заткнись!
– Хотя, – призадумался Тонда, – даже если станешь белым и пушистым, все равно не даст, – и ловко увернулся от взбешенного друга, который едва не пнул его.
– Мирку, ну правда, чего ты к ней прицепился? На экономе всех девок уже перетрахал? Так иди на другой факультет, поверь, тебе там тоже будут рады!
– А че ты меня отговариваешь, я не понял? Сам решил подкатить?
– Я в отличие от тебя не дурак, мне лишние проблемы не нужны. Да и не тянет меня на женщин постарше, это у тебя какие-то психологические отклонения проснулись.
– Сам ты отклонение! – взъярился Мирек.
Он никак не мог соединить у себя в голове образ хорошенькой, как картинка, преподавательницы и то, что она «женщина постарше». Какая она женщина? Девчонка. Которая одновременно и бесила, и вызывала желание зацеловать эти презрительно поджатые губы до несвязных хриплых стонов. Язык не поворачивался называть эту малышку на «вы» и ужасно хотелось дразнить её, чтобы не смотрела на него равнодушно, чтобы в спокойных серых глазах вспыхивал огонь. И пусть хоть завалит его дополнительными заданиями, отказываться от этого удовольствия Мирек не собирался.
